Читать книгу Брехня - Сергей Малицкий - Страница 8

Оплошность
Глава седьмая. Стечкин

Оглавление

У каждого должен быть друг на крайний случай. У Илюхи таким другом был его бывший одноклассник – Борис Анатольевич Стечкин. Ростом Борька был примерно с Илюху, но за прошедшие с окончания школы почти сорок лет не скукожился, не обрюзг, не стоптался, а как бы ни прибавил роста и ни раздался в плечах. Чем он там занимался первые тридцать лет после получения аттестата зрелости, Илюха так и не выяснил, потому как выпивать ему со Стечкиным в серьезных объемах еще не приходилось, но в последние лет десять, как тот вернулся в родной город, Борька обзавелся слесарной мастерской и даже небольшой кузней, а дружбу начал водить одновременно и с полицией, и с местными бандитами, причем нередко и те, и другие выпивали у него в хозяйстве одновременно, благо постоянной хозяйки Стечкин так и не заимел, а временных спроваживал без церемоний. К этому всему можно было бы добавить, что и мастерская, и кузня его примыкали к двухэтажному особняку, а руки и частично другие части тела, что высовывались из той же летней майки Борьки, были обильно покрыты синими татуировками.

Собственно, и в этот раз Илюха бежал к Стечкину не за какой-то крайней помощью или неотложным содействием. Скорее, он шагал к нему, чтобы подивиться вместе со старым приятелем, с которым и особых причин для встреч как-то не случалось, обнаруженной диковиной. По всему выходило, что если уж сам художник Андрюха – очень авторитетный мужик – заинтересовался его бутылкой, то Стечкин точно без внимания ее не оставит.

И уж самой тайной мыслью, которая зудела где-то под ложечкой, было хотя бы на пять минут встать вровень с серьезным и даже, как говорил тот же мерзавец и бывший друг Леха, опасным человеком.

Борька пропустил Разливахина через чугунные диковинные врата своей усадьбы не сразу. Сначала из черной коробки, установленной над звонком прозвучал недовольный голос:

– Какого хрена?

Илюха слегка опешил от такого вопроса и пока придумывал ответ, прозвучал другой вопрос:

– Илюха, в пень через колоду, ты что ли?

Разливахин поворочал головой, наконец догадался посмотреть вверх, увидел камеру и с облегчением помахал рукой:

– Я, Борь! Есть срочное дело!

– Заходи, – прозвучало в ответ. – Только во дворе Чук и Гек, не бойся. Иди прямо в мастерскую. У меня вчера клинеры были, генеральную уборку творили, так что я пока не суюсь в хоромы, пусть подольше чистота будет, а то жил как в говне. У тебя, кстати, выпить есть что? А то мне в бар топать по чистому неохота…

– А то! – робко протиснулся в приоткрывшуюся калитку Илья, потому как представлял себе, что это такое – Чук и Гек.

Обе собаки – напоминающие уменьшенных до минимальных размеров монстров – были стаффордами пепельно-серого с белым окраса. Илюху они уже ждали прямо за калиткой. Который из них Чук, а который Гек Илюха отказался запоминать еще при первом знакомстве. Все, что он знал, так это то, что надо дать себя обнюхать, а потом уже отправляться туда, куда тебя позвали. Так он и сделал. Пока два пса, состоявших словно из одних мышц, обнюхивали гостя, судорожно пытавшегося закрыть за собой калитку, чтобы не пострадал никто за пределами усадьбы Стечкина, Илюха изо всех сил старался их не бояться. А когда обнюхивание закончилось, и охранники побежали по своим делам, продираясь между зеленых столбов туи, Илюха с облегчением выдохнул и зашагал по гранитным плиткам на зады.

Стечкин был небрит и хмур. Судя по стоявшему между станков разобранному дивану, накрытому пледом, он действительно спал в мастерской. Приобняв Илюху, Борька похлопал его по спине и протянул руку, в которую Разливахин тут же вложил четвертинку и пакет с колбасой и хлебом. Пакет Стечкин бросил на стол, на котором и этого хлеба, и слегка подвядших на блюдах кусков колбасы и сыра было предостаточно, а пробку с четвертинки сорвал и тут же опрокинул ее в украшенный золотыми зубами рот.

– Все, – с облегчением выдохнул он, бросая пустой бутылек в мусорный бак. – Я снова жив и готов… к обороне. У нас с тобой, друг мой Илюха, говорящие фамилии. Я – Стечкин, – тут Борька изобразил стреляющего из пистолета ковбоя, – а ты Разливахин. Только разливаешь ты что-то в мелкую посуду.

– А вот! – с хитрой улыбкой протянул Стечкину бутылку «Божьей росы» Илюха.

– Так это же совсем другое дело! – обрадовался Борька. – Мать моя женщина, светлая тебе память, это ж та самая! Родная! Патриотическая, можно сказать! Где взял?

– Было, – неопределенно ухмыльнулся Илюха. – Последняя.

– Крайняя, – поправил его Стечкин, любовно поглаживая бутылку. – А дело-то у тебя какое?

– Так вот же, – подмигнул школьному приятелю Илюха. – У тебя в руках.

– Ну? – не понял Борька и строго посмотрел на Разливахина. – И чо?

– А ты открой, – посоветовал Илюха. – Сразу и поймешь!

– Это что? – напрягся Стечкин. – Не то, что в самолеты запрещают проносить? Ты что притащил-то?

– Боря, – замотал головой Илюха. – Я ж работал водилой на этом заводике. Пять лет назад, да. Это я сейчас на швейке. Это Шмалёвская водка, только она какая-то… премиальная, что ли. Я только что был у художника Андрюхи, ну, ты знаешь. Он открыть не смог! Силы не хватило! Захрясло или что, но внутри-то настоящая водка!

– Андрюха не смог открыть? – усомнился Стечкин. – У него же лапища, как у медведя, только без когтей.

– Зато у тебя когти, – хихикнул Илюха. – Станки в смысле. Может, зажать в тисках, да… спилить горлышко. У тебя болгарка есть?

– Болгаркой? – ошалел Борька. – Бутылку водки? Ты охерел, что ли? А ну-ка…

Он снова схватил бутылку, крутанул ее один раз, другой, согнулся над диваном, напрягся, даже сунул в рот, попытался прикусить пробку и с ошалевшим выражением лица снова посмотрел на Илюху:

– А я думал, что ты гонишь!

– Диковина! – подтвердил Разливахин.

– А если по-гусарски? – прищурился Стечкин. – Знаешь, как гусары шампанское открывают?

Борька выдвинул ящик, встроенный в стол, погремел вилками и ложками, вытащил широкий нож, отставил в одной руке бутылку «Божьей росы», примерился другой и звезданул по горлышку широким лезвием.

Ничего не произошло. Не только не отлетело ни осколка, даже искры не посыпались. Борька ударил раз, второй, третий, а потом растерянно посмотрел на Илюху:

– Это херня какая-то, братан. Может, она не стеклянная?

– А какая? – спросил Илюха. – Ты посмотри, внутри-ка плещется же. И как это достать?

– Дед бил-бил, не разбил, – пробормотал Стечкин. – Бабка била-била, не… Знаешь, что? У меня в баре в доме несколько пузырей абсолюта, я ради такого случая чистые носки надену и пройду. А пока что…

Он вдруг перехватил бутылку за горло, как гранату, размахнулся и запулил ее в дальний угол мастерской, где стоял небольшой горн, наковальня и даже не слишком большой кузнечный ковочный пневматический молот. Илюха зажмурился, но уже в следующее мгновение открыл глаза и с удивлением стал наблюдать, как бутылка отлетает от наковальни к стене, затем летит в боковину молота, бьется о стену, как-то странно гудит, но не разбивается!

Стечкин и Разливахин переглянулись. Оставшаяся невредимой бутылка, покатилась к молоту и замерла.

– Это, – Борька прокашлялся. – Я что-то забыл. А что с этим… Шмалём стало-то?

– Пропал он, – пожал плечами Илюха. – Пять лет уже как. Сначала там налоговая ему счет выкатила, а уж что дальше, я не знаю. Я тогда пил.

– А то ты сейчас не пьешь, – ухмыльнулся Стечкин, сходил за бутылкой и удивленно воскликнул. – Ни царапины!

– Ага, – согласился Илюха, хотя еще пять минут назад не был уверен, что это возможно. – Потому и не пью. Как это пить?

– Знаешь, – Борька задумался. – Я пару раз ходил к этому Сан Санычу, пацаны мол хотят плечо подставить. Он отказался. Уж не знаю, кто у него был крышей, но кто-то очень серьезный. Я было психанул, но большие люди мне сказали – не трогай, себе дороже станет. Очень авторитетным был человек. До сих пор не знаю, кто же его сковырнул. Любопытно. Он же был… как этот бутылек!

– Что делать-то? – поинтересовался Илюха.

– Попробуем его победитом! – прищурился Стечкин.

В следующие полчаса Борька испробовал едва ли ни все способы расправиться с таинственной емкостью. Он зажимал «Божью росу» в патроне токарного станка, стучал по ней и ручным молотом и паровым, зажимал в тисках и подступал к ней с болгаркой, ничего не помогало. Победитовый резец перегрелся и поплыл, молоты звенели без толку, а самый твердый диск болгарки разлохматился и стерся.

Илюха подошел к тискам, в которых бутылка была зажата с прокладкой из старой камеры, чтобы не выскользнула, и осторожно потрогал горлышко. Бутылка даже не нагрелась!

– Знаешь, что? – обернулся Разливахин к Борьке, который хмуро жрал черный хлеб с колбасой, заедая все это крупно порезанным помидором. – Это не настоящая бутылка, потому что это нарушение законов физики. Этого не может быть! На ней нет даже царапины! Делаем вывод, внутри – ненастоящая водка.

– А мне плевать, – зло сплюнул Стечкин. – И на законы физики, и на водку. Тут ведь как. Или я ее, или она меня. Так что, присядь-ка, Илюша, на диван. Так риску меньше. Прикройся станком. А я парень бедовый, мне насрать.

– Ты чего удумал-то? – забеспокоился Илюха, присаживаясь на диван.

– Видел? – покопался за диванной подушкой и выудил оттуда здоровенный пистолет Борька. – Это тебе не Макаров какой-нибудь. Это Стечкин. Настоящий. Тезка, можно сказать. Никогда меня не подводил. А знаешь ли ты, что я бью без промаха?

– Нет, – пролепетал Илюха.

– За то и ценят, – хмыкнул Борька, стискивая пистолет сразу двумя руками. – За то, что никто не знает, и за то, что без промаха.

Выстрел ударил по ушам. Илюха вздрогнул, но мастерская уже наполнилась гудением вновь не поврежденной бутылки, и только через пару секунд Разливахин понял, что услышанные им еще и странные щелчки были ударами пули по бетонным стенам. Она отскочила от бутылки и, срикошетив несколько раз, вонзилась в дощатый потолок.

– Вечер обещает быть томным, – оскалился Борька и снова прицелился.

Илюха зажал уши и зажмурился, а когда открыл глаза, удивился какой-то странной тишине. Он посмотрел на Борьку, не увидел его, а когда привстал – обмер. Стечкин, так и не выпустив пистолет из руки, лежал на бетонном полу. Во лбу у него образовалась дыра, из которой медленно сползала полоса крови. Глаза у Борьки были удивленными и как будто счастливыми, на лице застыла улыбка.

С минуту или с две Илюха испуганно таращился на тело своего одноклассника, раздумывая словно откуда-то издалека, что вот, секунды назад это был серьезный авторитет, и вдруг стал не пойми что, потом поднялся на трясущихся ногах, проковылял к тискам, с трудом отжал их и спрятал бутылку в карман. Медленно прокрался мимо мертвого Стечкина, вышел из мастерской, позволил Чуку и Геку себя обнюхать еще раз, проковылял по газону к задней границе усадьбы Стечкина, отыскал калитку, выбрался в крапиву и бурьян, и засеменил куда глаза глядят, лишь бы подальше от Борькиной улыбки.

Брехня

Подняться наверх