Читать книгу Легко (сборник) - Сергей Малицкий - Страница 8

– Вадик, сколько можно спать? Подъем! Подъем! Вставай, а то убьем!

Конечно, это была Верка. Только сестра могла явиться ко мне в субботу в семь часов утра и приняться будить, укоряя за расслабленность и напрасное прожигание жизни.

– Привет, – хмуро сказал я, сбрасывая одеяло и направляясь в ванную.

– А поцеловать сестричку? – попыталась она преградить путь.

– После ванной, – пообещал я ей. – Когда я целую женщину, я целую женщину. Даже если это моя сестра. Надо почистить зубы.

– Я жду, – вздохнула Верка и сказала еще что-то, но я включил воду и не услышал. Стараясь не смотреть на безобразие, мелькающее в зеркале, я постарался привести себя в порядок. Это заняло несколько минут, в течение которых я убедился, что сон не пошел мне на пользу. В неважном расположении духа я вернулся в комнату. Верка, которая копошилась на кухне, распаковывая принесенные пакеты, крикнула, что ее поражает способность одинокого и ничего не делающего мужчины наполнять за два-три дня битком мусорное ведро. Я натянул старые джинсы, футболку и, поцеловав сестру в щеку, отправился с ведром на улицу.

Наш пыльный московский дворик уже проснулся, но не открыл глаза и сквозь сон отливал свежестью в виде нескольких аккуратных луж, оставшихся после ночного дождя. На скамейке у подъезда, стараясь поймать худыми плечами пробивающую его дрожь, боролся с застарелым алкоголизмом Степаныч. Меня  Степаныч из-за очевидной трезвости и безденежья за серьезного человека не считал и относился как к пробегающему мимо коту или иной бесполезной твари. Зная это, а также то, что, родившись уже после войны, он частенько рассказывает о своих военных приключениях, почерпнутых из книжек серии «Подвиг», я как обычно поприветствовал его: «Хайль Гитлер, Степаныч». Степаныч как обычно ничего мне не ответил, только постарался глубже опуститься в засаленный пиджак, глядя в одну точку и посасывая потухший «бычок».

Баки после утреннего вывоза мусора были девственно чисты, я опрокинул в ближний из них бумажный хлам и осмотрелся. В ряду машин, скрывающихся под ветвями нескольких полумертвых лип, замерли «ауди» и «пассат». Я поставил  на землю ведро и подошел к автомобилям. Помигивали огоньки включенных сигнализаций. Колыхались прилипшие к капотам липовые листы. Ничего особенного. «Ауди» чуть новее и аккуратнее, чем «пассат». Никаких вещей или предметов на сиденьях. Ничего болтающегося под ветровыми стеклами. Повинуясь необъяснимому порыву, я огляделся, присел у заднего колеса, отвернул колпачок ниппеля и выковырнул золотник. Сигнализация крякнула на мгновение и затихла. Шина зашипела и мягко и плавно выпустила из себя натруженный воздух. Машина качнулась и слегка присела на одну сторону. Я оглянулся. Никого не было во дворе. Никто не шевельнулся за тремя окнами квартиры Алексея на третьем этаже. Я вернулся к бакам, подобрал ведро и опять протопал мимо по-прежнему уставившегося в одну точку Степаныча, не преминув заметить ему: «Но пасаран».  Дома уже что-то скворчало на сковородке, издавая аппетитный запах, безрезультатно пытающийся  пропитать холостяцкую квартиру. Я поставил ведро, сполоснул руки и снова поцеловал Верку. Дурак Вовка, ее муж. Ни разу не поцеловал ее при мне. Эта кожа просто не имеет права оставаться нецелованной.

– Как дела?

Кажется, сегодня Верка в хорошем расположении духа.

– Замечательно. Особенно в связи с твоим приходом. Не забываешь старшего брата.

– Тебя забудешь, – она улыбалась. – Или грязью зарастешь, или окончательно испортишь себе желудок концентратами.

– Концентраты бывают разные, – я стоял у окна и наблюдал, как двор в сторону нашего подъезда пересекает танцующей походкой нисколько не уставший «франт». – Несколько лет назад, после войны в Персидском заливе, в магазинах попадались очень недурные коробки сухого пайка морских пехотинцев США. Шоколад там был замечательный. Горький, как моя жизнь.

– Чего же в ней горького? – удивилась Верка. – Каждому бы хотелось такой  жизни. Сидишь себе, стучишь по клавишам. Главное, чтобы без ошибок и интересно.

– Действительно, – усмехнулся я, садясь за стол, – главное, чтоб без ошибок и интересно.

– Ну и как твоя «нетленка»? – спросила Верка.

Она спрашивала меня об этом каждую субботу.

– Она по-прежнему нетленна, – отвечал я.

– А книжка?

И это она знала заранее. Несколько моих рассказов, опубликованных в толстых журналах, прокормить меня, конечно, не могли. Именно поэтому периодически я подвизался на любую, предпочтительно физическую, работу, что вызывало у Верки еще большее раздражение, чем мое, с ее точки зрения, «ничегонеделанье».

– Верочка, ты же знаешь. Для того чтобы издать книгу, надо или написать умопомрачительный кич, или устроить скандал,…

– … или поработать президентом, или украсть миллиард, или… – остановилась Верка.

– Или? – переспросил я.

– Или быть  гением.

Она грустно и серьезно смотрела мне в глаза.

– Не преувеличивай, – ответил я. – Посмотри на книжные развалы. Это что? Продукция неисчислимого количества гениев? Во мне живет смутная надежда, что последним гением на этой планете был Иисус Христос. Все остальные великие – таланты. С учетом, что далеко не все они литераторы, меня устроит место в первой сотне… даже тысяче.

– Это решать читателям, которых у тебя практически нет.

Она подняла крышку со сковородки и положила на тарелку жареной картошки и настоящую котлету.

– Домашние? – переспросил я.

– Домашние, – вздохнула Верка.

– Передай Вовке, что у него замечательная жена.

– Он знает.

– А Сереге, что у него замечательная мать.

– Он тоже знает.

– А что касается читателя, – я усердно дул на котлету, – то он у меня уже есть. Я тиснул свои произведения в интернете и теперь получаю отзывы на электронный почтовый адрес.

– Положительные?

– Отрицательные! Абсолютно отрицательные, но зато стабильно. В среднем раз в полгода.

– Посмотрим, как ты сможешь намазать эти отзывы на кусок хлеба и как ты купишь на них новые штаны, – снова вздохнула Верка.

В дверь позвонили.

– Сиди, ешь, – сказала Верка и пошла открывать.

– Если это соседка, то меня нет дома, – крикнул я, откусывая котлету.

– Это не соседка, – отозвалась Верка из коридора. – Иди, это к тебе.

Я встал и, перебрасывая горячий кусок котлеты из одного угла рта в другой, вышел в коридор. В дверях стоял «бык».

– Вадим? – спросил он.

– Угу, – мотнул я головой.

– Держи, Вадим, – сказал «бык» и, не размахиваясь, ударил меня в лицо.