Читать книгу Дворяне 2 - Сергей Николаевич Сержпинский - Страница 11

Антонина выходит замуж

За день до свадьбы Семён Александрович впервые после болезни сам пришёл завтракать в столовую. Он ещё чувствовал большую слабость, слегка кружилась голова, и ноги были как ватные. Однако он понимал, что чем больше он будет валяться в постели, тем дольше не поправится. Петя же давно чувствовал себя здоровым и спокойно ходил по дому, только на улицу врач ещё не разрешал ему выходить.

Не успели Верещагины сесть в столовой завтракать, как к ним пришёл сосед Михаил Чернов. Его пригласили к столу, но он вежливо отказался.

– Меня направили к вам все соседи, – стал объяснять Михаил, – в деревне соскучились по праздникам, а у вас намечается свадьба. Мы предлагаем провести свадьбу сообща, всей деревней, по нашим обычаям, как раньше. У нас ещё Даша Лукьянова выходит замуж за парня из села Торопово.

Семён Александрович укоризненно посмотрел на своего бывшего управляющего и сказал:

– Это получится пир во время чумы. Нельзя устраивать праздник, когда кругом разруха и голод. Идёт страшная война, мы сидим в своей скорлупе и ничего не знаем. Слухи о нашем празднике дойдут до большевиков в Данилове, и нас обдерут, как липку, и помрём все потом с голоду.

Михаил, когда пришёл, был в приподнятом настроении, но после отказа Верещагина, весь сник, и покорно произнёс:

– Как знаете, может вы и правы…

После его ухода, сыновья Саша и Петя стали уговаривать отца:

– Папа, почему ты боишься? Можно скромно устроить хоровод на улице вокруг костра, как в масленицу, люди сами напекут себе пирогов. Они и так каждое воскресение их пекут. Вина они тоже своего напьются, брага у всех есть; просто надоело всем крутиться в своём хозяйстве, хочется себя показать и на людей посмотреть.

– Ладно, вот приедет Пётр Егорович, мы с ним посоветуемся, – сказал Семён Александрович и стал, не спеша, есть кашу.

Днём все обитатели дома Верещагиных занимались делами по хозяйству, а перед обедом неожиданно появились гости из Петрограда, это: Павля, Катя, Соня, и Лариса. Они имели усталый вид, потому что шли пешком от Данилова. Семён Александрович так обрадовался появлению дочерей, что забыл о своей болезни и готов был плясать. Он радостно обнимал и целовал дочерей. Снова накрыли стол в гостиной, и тут же, по случайному совпадению, приехал из Сумарокова Пётр Егорович.

– Вы как раз к столу, – встретил хозяин гостя в прихожей.

Семён Александрович весь светился от радостного возбуждения, его аккуратная бородка и белая накрахмаленная рубашка, под костюмом, придавали ему праздничный и интеллигентный вид.

– Я вижу, вы, голубчик, почти здоровы, – с удивлением посмотрел на больного доктор.

– Дочери приехали на свадьбу, – сообщил Верещагин, – они получили мою телеграмму и сразу собрались. В Петрограде голод, пусть хоть здесь досыта покушают.

– И где они сейчас? – спросил доктор, снимая пальто.

– Они на верху, в гостиной.

Когда все собрались за столом в гостиной, то во время обеда, начали обсуждать порядок проведения свадьбы. Даже Павля не стала требовать соблюдения этикета, она не терпела разговоров за обедом. Сваты обдумывали: на чём ехать до церкви, на санях или на колясках. Снегу нанесло ещё мало, поэтому решили запрягать лошадей в летние коляски, так будет выглядеть более торжественно. Девушки тоже подключились к обсуждению и предложили запрягать тройку для жениха и невесты. Вот только досада – лошадей у Смирновых и Верещагиных на тройку для молодожёнов как раз хватит, а остальным родственникам придётся идти до церкви пешком. Тут Семён Александрович вспомнил о предложении соседей провести свадьбу сообща, и у них можно позаимствовать лошадей. Так и решили: сразу же после обеда Саша сходил к соседям и обо всём с ними договорился.

–

В воскресный день, рано утром, начались свадебные мероприятия. В комнате невесты собрался девичник: это сёстры Антонины, вторая невеста Даша Лукьянова и её деревенские подружки. По обычаю невесты должны плакать, прощаться с родительским домом, и от девичника доносились вопли, плач, с оттенком притворства и сдержанный девичий смех. Семён Александрович тоже рано встал, сходил на кухню, проверил студень (хорошо ли застыл), и с улыбкой прислушивался к плачу, доносившемуся с верхнего этажа. Маленькие девчушки Калачёвы, бегавшие по коридору, испуганно спросили:

– Дядя Семён, кто там плачет?

– Не бойтесь, это невесты притворяются, будто им замуж идти не хочется, – успокоил их хозяин дома.

Затем он пошёл в барак, где была школа. Там в большой комнате решили накрыть два длинных стола для свадебного пиршества. По обычаю свадьбу полагалось проводить в доме жениха, но в Сумарокове жителей было в два раза больше, чем в Гари, всех не угостишь. Столы для свадьбы сделали накануне из старых досок, которые собирали по всей деревне, так как доски были дефицитом. Столы выглядели неприглядно и казались грязными, хотя деревенские женщины их тщательно вымыли. Верещагин попросил женщин найти какие-нибудь холсты или простыни и закрыть столы. Руководила приготовлениями в бараке Мария Верещагина.

Время в хлопотах летело быстро, и Семён Александрович едва успел немного перекусить, как послышался звон колокольчиков, от подъезжавшей к дому тройки. Верещагин, не доев кашу, поспешил на улицу, накинув в раздевалке на плечи полушубок.

Снег в этот день подтаивал, стояла тихая пасмурная погода. Народ толпился возле дома, слышались радостные возгласы, у людей чувствовалось праздничное настроение. Мужики требовали с жениха, Смирнова Петра выкуп. Вместе с ним в коляске сидел Пётр Егорович и два родственника. Они откупились от мужиков большой бутылью с брагой, и мужики тут же на улице стали угощаться; наливали брагу в большую глиняную кружку и поочереди выпивали.

Вскоре подъехала тройка из села Торопово со вторым женихом, с него тоже мужики получили выкуп, но не брагу, а самогон.

Обе тройки были украшены цветными бантами, заплетёнными в волосах лошадей, и разными колокольчиками, висевшими на дугах. Каждый ремешок, каждый элемент троечной сбруи украшался наборами разных бубенцов. Люди разглядывали упряжки и сравнивали, какая тройка красивее, при этом их мнения разделялись.

С разных сторон к дому Верещагиных подъезжали на лошадях гости и просто зрители, чтобы всем обозом поехать в церковь смотреть на венчание. Среди приехавших людей, были даже крестьяне из соседних деревень. Семён Александрович зашёл в дом и переоделся в праздничный костюм, шубу сверху он надевать не стал, а надел лёгкое пальто, так как было на улице не холодно.

И вот из дверей дома женихи вынесли на руках своих невест, нарядных и красивых, посадили их в коляски и дали команду кучерам ехать. Роль кучеров выполняли «дружки». Следом за тройками двинулись на телегах родственники и гости, растянувшись цепочкой по дороге. В одной из телег гармонист начал играть весёлую мелодию русской плясовой, и Семёну Александровичу стало радостно на душе. Ехал он в четырёхместной коляске вместе с женихом и невестой, сидящими на передних сиденьях. Рядом с ним сидел Пётр Егорович.

Возле Троицкой церкви, свадебную колонну встретили гости из Данилова, которых пригласил Александр Семёнович, согласовав список приглашённых с отцом. Это были: Серёжа Сержпинский, Серёжа Воденков, их матери и Григорий Воденков.

На облачном сером небосводе облака раздвинулись, и выглянуло солнце. Создавалось весеннее настроение: так же, как и весной на талом снегу, на дороге валялись кучки сена и конского навоза, а над деревьями вокруг церкви, словно грачи, летали вороны, которых спугнул людской шум и колокольный перезвон.

Священник, отец Владимир, поджидал молодых возле каменных, побелённых, ворот, в своей позолоченной рясе. С ним заранее согласовали время венчания и способ оплаты. На одной из телег ему привезли мешок овса для скотины. Он, живя в деревне, тоже держал всякую живность. С отцом Владимиром Верещагины раньше дружили; ездили, друг к другу в гости, тем более рядом жил Тихменев Николай Александрович, тоже давний друг семьи Верещагиных, которого недавно расстреляли. Семён Александрович невольно вспомнил о нём, и настроение заметно испортилось. Перед глазами всплыла та ужасная обстановка, которая была в тесной и вонючей тюремной камере.

– Слава богу, приехали! – радостно воскликнул священник. – Я и ночь почти не спал, всё молился за вас.

Он обнимал Верещагиных, а жениха и невесту поцеловал и перекрестил, как своих детей, затем велел всем заходить в церковь, а сам задержался с Семёном Александровичем:

– До меня дошли слухи, будто вас и Тихменева чуть не расстреляли, – сказал он.

– Меня спасли, а Тихменева расстреляли, – с горечью в голосе сообщил Верещагин. – Я вам всё расскажу. Ещё раз приглашаю вас с матушкой к нам сегодня на свадьбу. Там и поговорим.

Священник что-то пробормотал себе в бороду, и потом громче спросил:

– А можно и сына с дочкой взять с собой?

– Да ради бога, приходите всей семьёй! – с улыбкой сказал Верещагин, и они стали пробираться сквозь толпу ближе к женихам и невестам.

Внутри церковь святой троицы была богато оформлена, даже лучше, чем некоторые Даниловские церкви. Сказалось то, что помещики Тихменевы и Верещагины потратили на её строительство и оформление, большие деньги. Снаружи она тоже отличалась своей архитектурой, выглядела, как церковь в Петербурге на Васильевском острове. Не смотря на то, что внутри было просторно, весь народ, пришедший сегодня, не мог вместиться и около сотни человек толпились на улице, в основном это ребятишки и старики.

Сначала в церкви проходила обычная служба, над толпой поднимался сизый дымок ладана, хор певчих мягко вторил громкому голосу отца Владимира.

Соня и Лариса Верещагины пробрались поближе к алтарю, чтобы не прозевать венчание. Девочки искренне завидовали невестам, стоящим в свадебных белых платьях, рядом с женихами, одетыми тоже в парадные костюмы.

– Тебе какой жених больше нравится? – спросила Лариса Соню.

– Конечно Тонин. Он старше и симпатичнее.

– Мне тоже, – согласилась Лариса, – но и у Даши жених красивый. Он высокий и крепкий, наверное, очень сильный. Главное, чтобы муж мог защищать жену.

На девочек люди недовольно оборачивались и сердито шипели: «Не разговаривайте, ведите себя тихо…» Пришлось замолчать, хотя очень хотелось поделиться впечатлениями. Примерно через метр от них стоял Серёжа Сержпинский. Соня узнала его и стала за ним наблюдать, как он крестился и почти не кланялся, а лишь слегка наклонял вперёд голову. В отличие от него люди, стоящие вокруг, кланялись по пояс. Соня тоже низко кланялась, но реже других молящихся людей, иначе могла не разглядеть что-нибудь интересное.

Венчание началось сразу после службы, первыми венчались Верещагины.

– Подойдите сюда поближе, – пригласил их священник, и они подошли к аналою. Свидетели «дружки» держали венцы над головами жениха и невесты, а батюшка монотонно читал им заученный годами текст. Соня не вслушивалась в слова, которые произносил священник, запомнила лишь фразу: «Да убоится жена мужа своего». Она представляла себя на месте невесты. Как и большинство девочек, Соня мечтала, не смотря на её юный возраст, о счастливом браке, ей хотелось побыстрее подрасти и выйти замуж.

После окончания венчания молодые вышли из церкви, к ним бросились родственники с поздравлениями. Тоня и Пётр смущённо принимали поздравления и поцелуи, а когда подошла очередь Сони и Ларисы их поздравлять, то Пётр Петрович подставил им свою щёку: «Меня тоже целуйте», – сказал он, полушутя.

– Тоня, можно его поцеловать? – тоже шутя, спросила Соня.

Получив разрешение, она слегка прикоснулась к его щеке и добавила:

– Не забывайте Пётр Петрович, что муж боится жены своей.

Стоящим рядом родственникам понравилась такая шутка, и все начали развивать эту мысль, что муж в семье голова, а жена шея – куда захочет, туда голову и повернёт.

Как было спланировано, чтобы не нарушать обычаи, женихи повезли невест по своим домам; Дашу Лукьянову жених повёз к себе в Торопово, а Пётр Петрович повёз Тоню в деревню Сумароково. Гости и родственники тоже последовали за своими молодожёнами. Соня и Лариса сидели в коляске, которая мчалась за гостями из Данилова. С Даниловцами ехал Серёжа Сержпинский, и Соня опять наблюдала за ним. Он выглядел совершенно взрослым молодым человеком, в приличной одежде, но в военной фуражке, которая совсем не подходила к его чёрному пальто. Его двоюродный брат, тонкий и высокий, тоже был в военной фуражке, но в тёмно-коричневой кожаной курточке. Соня слышала разговоры в семье, что Серёжа Сержпинский помог спасти отца от расстрела, и с того момента она мечтала познакомиться с ним поближе.

В деревне Сумароково большая толпа крестьян встречала новобрачных. Тройка лихо мчалась, звеня колокольчиками и бубенцами, их слышно было за версту. Кучер натянул вожжи, пытаясь резко остановить лошадей. Коренной жеребец, сдерживая боковых, пристяжных лошадей, игриво заржал, пытаясь встать на дыбы, коляска накренилась на бок и чуть не упала, но лошади затормозили, и коляска встала на место. Люди, в толпе испуганно роптали, и долго обсуждали этот случай.

В Сумарокове мужики тоже потребовали с жениха выкуп, который в виде браги уже был приготовлен. Дом Смирновых выглядел обычной крестьянской избой, с большой русской печкой посередине. Но он отличался от соседних домов крытых соломой, своей крышей, крытой дранкой. У родного дома, жениха с невестой встречала мать, одетая в вывернутый тулуп; она посыпала сына с невесткой овсом, пшеном, – всё это должно было оберегать молодую пару и сулило богатство. Не нарушая обычай, жених на руках внёс невесту в родительский дом. Переход девушки из рода отца в род мужа влёк за собой, по представлениям предков, переход под покровительство духов рода мужа. Это делалось с целью обмануть домового, заставить его принять девушку как новорожденного члена семьи, которая в дом не входила, – а в доме оказалась. Так объясняли этот обычай старики.

Как было задумано, пировать поехали в Гарь к Верещагиным. Из Торопова тоже пировать приехали к Верещагиным, в помещение школы, где столы уже были накрыты и уставлены закусками. Соня и Лариса с интересом наблюдали, как женихи выкупали себе место возле невест. Пётр заплатил «дружке» деньгами, а жених Даши Лукьяновой заплатил медовыми пряниками. Молодые сели во главе двух длинных столов, поставленных параллельно. Гости разместились на деревянных лавках, плотно прижавшись, друг к другу. Места всем не хватало, и в дверях толпились те, кому места не досталось. Много народу с улицы заглядывали в окна. Однако всё происходило в полном спокойствии, ни каких скандалов и обид не было.

Когда основная церемония застолья закончилась; все сытно поели, покричали жениху и невесте «горько», выпили браги и самогону, то после этого пошли на улицу плясать под гармонь. Сразу же освободившиеся места заняли люди с улицы, и им принесли новые порции студня, тушёной картошки и винегрета. Соня всё это время не спускала глаз с Серёжи Сержпинского, и, забыв про Ларису, вышла на улицу вслед за ним. Парни организовали борьбу между роднёй жениха и невесты. Как и полагалось, побеждали представители невесты. Представители жениха даже если оказывались сильнее, то должны были поддаваться. Таков был обычай в здешних местах. Затем девушки по двое, по трое, с весёлым визгом и смехом нападали на красивых парней и валяли их в снегу. Соня подговорила своих двух подружек, сестёр Черновых, чтобы напасть на Сержпинского и побороть его.

– Вон стоит парень в военной фуражке, – показала она на Сергея подружкам, – мне он нравится, симпатичный.

– Да, мне тоже он нравится, – согласилась старшая Чернова, а младшая её сестра возразила:

– А мне больше нравится вон тот парень, – указала она на парня, приехавшего из села Торопова, – Давайте потом нападём на него.

– Ладно, – согласились девушки. И после этого подошли к Сержпинскому. Соня первая повисла у него на шее.

– Что такое? – воскликнул он от неожиданности.

– Так надо, – крикнула другая девушка, обхватив его с боку. Третья подставила ему подножку, и Сергей упал в снег. Его военная фуражка свалилась с головы и покатилась под горку. В этом месте, за бараком, был небольшой, пологий спуск к полю. Здесь, обычно, деревенские ребятишки катались на санках с горки. К вечеру стало подмораживать, ноги скользили. Сергей вырвался от девчонок, встал на ноги, но поскользнулся и снова упал.

– Попался, не убежишь, – радовалась Соня, вновь навалившись на него. Её ещё детское личико оказалось сверху над его лицом. Он почувствовал её приятный запах каких-то духов, вперемешку с запахом мёда, машинально прижал её к себе и поцеловал в губки. Она сразу отпрянула, с возгласом:

– Это не прилично так делать.

Соня отошла от Сергея, огляделась по сторонам, но кроме подружек на них никто не обращал внимания. Дело шло к вечеру, сгущались сумерки, но, не смотря на это, народ веселился, играла гармонь, и под её звуки бабы водили хоровод. Из-за толпы выбежала Лариса.

– Соня, папа велел всем идти в гостиную, – сказала она, и, увидев Сергея, добавила:

– Вас тоже туда приглашают.

В гостиной стоял длинный стол, длиннее, чем обычно, накрытый красивой шёлковой скатертью, на столе были расставлены фарфоровые тарелки и серебряные столовые приборы. Матрёна и старшие дочери Верещагины носили в кастрюлях и больших фарфоровых супницах тушёную картошку, салаты из яиц под горчичным соусом, и другие блюда. В гостиной вкусно пахло солёными огурцами и жареным мясом. Посреди стола в широкой тарелке стоял жареный гусь, с яблоками. Торжественный и праздничный вид в гостиной, придавали шёлковые шторы на окнах, которые вешали только по особым случаям.

Жених и невеста вошли в гостиную, когда там было ещё не много народу, все стояли по сторонам комнаты и не садились. Семён Александрович уставший, но с радостью в глазах, поприветствовал Серёжу Сержпинского, вошедшего в гостиную вслед за девочками. Он пожал ему руку и спросил:

– Чем теперь, Серёжа, занимаетесь? Где служите? Я слышал, вы работаете охранником?

– Да, я работал охранником, но теперь работаю в школе учителем рисования и черчения, – с гордостью ответил Сергей.

– Учитель – это благородная профессия, – похвалил Семён Александрович.– Проходите к столу, присаживайтесь.

Когда все гости собрались в своём кругу, без крестьян, то вновь поздравили новобрачных, крикнули им «горько». На улице совсем стемнело, оттуда слышались пьяные голоса и свадебные песни.

Сначала за столом было относительно тихо, гости мирно жевали, не спеша ели, потому что до этого уже наелись, а затем начались разговоры о ситуации в стране, кто-то что-то слышали или читали в газетах. Сергей Воденков встал из-за стола, видимо уже был, изрядно выпивши, и громко произнёс:

– Тихо, господа, товарищи! Я сейчас прочитаю вам лекцию о положении в нашем государстве. Я служу в чрезвычайной комиссии и хорошо осведомлён.

Он указал на кобуру с пистолетом, висевшую у него на ремне, и продолжал:

– У большевиков ситуация складывается очень плохая. Их власть висит на волоске. Мы в чека, в большинстве, стоим за Россию, чтобы всем жилось свободно и вольготно. Но наш начальник пока ещё на стороне большевиков. Как только в Москве их власть рухнет, так и мы сразу выступим на стороне народа. В любой момент власть может перемениться.

Сергей сделал паузу, и оглядел присутствующих. Петя Верещагин удивлённо смотрел на него и бросил реплику:

– Значит, с крестьян зерно брать не будут?

– Пока будут, но ограниченно, только в добровольном порядке. Наш Даниловский военный гарнизон отказывается участвовать в продразвёрстке, потому что там служат, в основном, парни из крестьянских семей.

Семён Александрович не ожидал, что разговор повернётся на такую болезненную тему, о продразвёрстке. Он с места дополнил оратора:

– А вы знаете, господа, что продразвёрстку придумали не большевики, это изобретено ещё в 1916 году при царе. Но только тогда платили деньгами. А сейчас деньги обесценились, и их никто не берёт из-за низких расценок.

Не дожидаясь, когда Семён Александрович закончит свою мысль, Григорий, до этого молча сидевший за столом, начал сам говорить:

– Я езжу по разным деревням, закупаю мясо для своего магазина. И должен вам сказать, что деньги за мясо мало берут, я, в основном, меняю его на одежду, которую мне приносят в магазин в обмен на продукты.

– Да-а, вот так дела-а… – рассуждали все сидящие за столом, – когда же деньги опять наберут силу…

Этот злободневный вопрос всех беспокоил, люди измучались выменивать одни продукты на другие, у многих зажиточных граждан даже одежды оставалось мало, чтобы её выменивать на продукты. Многие торговцы и купцы начали в городе разводить свиней, чтобы себя как-то прокормить. О простых Даниловцах, ремесленниках, говорить не приходилось, они еле сводили концы с концами. Большинство горожан имели огороды, держали скотину, но им этого на весь год не хватало.

Сергей Воденков продолжил свою мысль:

– Так вот, господа, товарищи, я хочу сказать, что наша чека занимается контролем над магазинами, чтобы там принимали деньги. Но все в Данилове между собой связаны, каждый торговец имеет знакомства с властями и прикрывается ими. Решить эту проблему в Данилове не возможно. Да, наверное, и во всей нашей стране. Положение у нас тяжёлое: Советское правительство объявило об аннулировании Брестского мирного договора с Германией и война продолжается. На побережье Чёрного моря началась англо-французская интервенция, на севере тоже проходит фронт, Сибирь вплоть до Урала под контролем адмирала Колчака, на юге возникли разные отдельные государства. Так, что у нас осталась только центральная часть России.

После этого он сказал: «У меня всё», и сел на своё место.

Люди, сидящие за столом, не все внимательно слушали лекцию и разговоры о политике. Многие разговаривали между собой, жених и невеста кокетничали, угощали друг друга мороженым, которое приготовили в своей мороженице. Соня принесла ещё несколько порций мороженого, с веранды, и стала угощать им других гостей, в том числе Серёжу Сержпинского и его маму Евпраксию Павловну.

Евпраксия Павловна отказалась от мороженого и сказала, что на улице стало темно и пора ехать домой, Серёже завтра надо идти в школу на работу. Она напомнила об этом остальным Даниловцам, и они начали собираться уходить, благодарили хозяев за угощения. Все вышли их проводить, и вскоре, коляска с гостями медленно стала удаляться, и вот, совсем скрылась в темноте.

На улице гулянье продолжалось. Неподалёку горел большой костёр, освещая всё вокруг, в разных концах деревни бабы пели песни, где-то за углом хихикали девчонки, вдалеке играла гармонь.

У Пети Верещагина настроение было хмельное, ему хотелось измерить свои силы, и он предложил побороться родственнику Смирновых. Ему на вид было около тридцати лет, и он был выше Пети на полголовы, крепкого телосложения и, как его представил Пётр Егорович – бывший подпоручик. Но родственник бороться отказался, ссылаясь на своё ранение после фронта. Звали его Борисом.

Снова оставшиеся гости сели за стол, Смирновы согласились остаться переночевать, и спешить им было некуда. Пете понравился Борис, своей военной выправкой, и умением сохранять спокойствие, не смотря ни на что. Услышав о положении в государстве Российском, он оставался невозмутимым и часто приветливо всем улыбался, как это делали англичане. Петя подсел к нему, так как места за столом освободились, и стало свободнее. Девушки Верещагины принесли из музыкальной комнаты мандолины, балалайки и гитары, начали тихонько играть. Невеста тоже присоединилась к ним.

– Боря, вы, чем сейчас занимаетесь? – спросил Петя.

– Кормлю поросят, топлю печку, и, пожалуй, больше ни чем, – ответил он.

– А где живёте?

– В Данилове. Ещё вопросы есть?

Петя смутился, и некоторое время сидел молча, слушая звуки гитары и мандолины. Он думал, стоит ли предложить этому зрелому мужчине вступить к нему в партизанский отряд. У него, видимо, есть семья и дети, много всяких забот. Поразмыслив немного, он решил продолжить разговор.

– А жена и дети у вас есть?

– Да, есть.

– Я хотел предложить вам вступить в мой партизанский отряд, мы против большевиков, но думаю, вы не согласитесь.

Борис перестал улыбаться, его глаза стали серьёзными, и он спросил:

– И сколько у вас в отряде людей?

– Пока семь человек, а вместе со мной восемь. Оружие у всех есть.

– Это интересно, на ловца и зверь бежит, – задумчиво сказал Борис. – У меня есть задание от командования Добровольческой армии, собрать в тылу большевиков организацию сопротивления. Я был серьёзно ранен под Екатеринодаром , едва жив остался. Раненый, с помощью друзей, добирался до Ярославля, а потом до Данилова. Здесь я лечился у Петра Егоровича. У меня есть связь с центром в Москве. Но я пока ещё не совсем окреп и туда не ездил. Я, Петя, подумаю над вашим предложением.

– Вы можете принять наш отряд в ряды сопротивления, – обрадовался Петя. – Мы ещё установили связь с двумя отрядами из Пошехонья.

Соня сидела рядом с Петей и невольно слышала весь этот разговор. Она хотела потом рассказать всё отцу, но он плохо себя чувствовал, и она не захотела его расстраивать. Свадебные мероприятия и хмельное веселье продолжалось до поздней ночи. Девочки Верещагины ходили к костру, в поле, где деревенская молодёжь водила хоровод. Всем было весело, и потом люди долго обменивались впечатлениями об этой свадьбе.