Читать книгу Призрак Ленни - Сергей Николаевич Тихорадов - Страница 2

Любил ли я Ленни? Конечно, нет. Изменял ли я ей? Конечно, да. Она была старше меня на десять лет, я женился на ней по глупости, поверив в то, что она залетела. Каждый день думал о том, чтобы разбежаться, да по мягкотелости своей все тупил и тупил.

Сейчас, когда я вытряс из «Трех драконов» душу и врубил свет, почему бы не потрещать о жизни? Скоро рассвет, Ленни вчера утром свинтила, замки на дверях хорошие. Особенно хороши они тем, что ключи Ленни остались в прихожей. Моей прихожей.

Черт, до чего же все-таки жутко… Просидел полночи на кухне, обманывая себя, мол, жду откровений. Жду всплытия из глубин подсознания некой сокрытой правды, требующей ночи и тишины. А на самом деле продрожал все время, как обоссавшийся на холоде первоклашка, и продолжаю дрожать. Даже хочется пойти проверить, действительно ли ключи на месте, или мне показалось.

Тревожность убирается или действием, или сменой идентичности. Лучше, конечно, второе, но на это нет времени. Я встал, и пошел в прихожую, по пути зажигая свет. В спине все равно холодело, даже со светом. Холодело не от ножа, а от морды. Неужели я и запомню ее такой? Право, не хотелось бы. Она не может просто так уйти, здесь ее шмотки, кое-какая денежка, паспорт – я проверил. Куда в наши дни человеку без паспорта, даже если он сатана? Вон, даже дроны уже регистрируют, метлу тем более потребуют оснастить госномерами.

Её ключи были на месте. Я сам прикрутил эту полочку с гравировкой «keys», там были три крючка – мой, Ленни, и один запасной, пустой. Негласно считалось, что там будет вешать ключики наш ребенок… слава Богу, уже не будет. Даже если она придет за паспортом и трусами, выдам в форточку, несмотря на четвертый этаж. До четвертого метла долетает. Могу и просто выбросить, на асфальт.

Я представил, как трусы Ленни парят в воздухе, а потом из них выпадает паспорт, и прямиком в открытый канализационный люк. Ну и лезь сама за ними, психическая.

Тут мелькнуло, что она могла сделать копию ключей, чтобы усыпить мою бдительность. И когда я расслаблюсь, она прорвется в блиндаж и отпилит-таки мою голову. Тихо порадовавшись подступавшей паранойе, я проверил дверь, успокаивающе сказал себе «окей», и отступил вглубь оборонительного района. На улицу рано, в постель страшно, в холодильник не хочется. Ну, иногда лучше делать то, что не хочется, чем то, что страшно или не вовремя.

Вздохнув, я сунул нос в холодильник. Весьма кстати, что в холодильнике не оказалось замороженной головы Ленни. Но будь она там, я бы не удивился. Просто обделался бы, и упал без сознания.

И вот тут-то из-за шторы показалась бы Ленни, без головы. Достала бы, ухмыляясь, тот длинный нож… Чем ухмыляясь? Голова ухмылялась бы отдельно, в холодильнике. Кстати, а где нож?

Я вообще не помню у нас такого ножа. Прошлой ночью он показался мне ятаганом. Это слово не так надо писать. Надо писать я-то-ган, имея в виду, что «ган» по-английски оружие. Тогда получается, что нож говорит «я-то оружие, а вот ты кто?»

Я-то кто… Я никто, я вообще сейчас в отпуске. Работаю в офисе, стрелять не умею – но не трус. А сейчас я просто человек, сунувший нос в холодильник. Я совсем не «ган». Я «ботаник». Не машина для убийств, не служил в спецназе ГРУ и даже, если честно, не до коста мозгей патриот. Э-э, не до моста костей, я хотел сказать. Кстати, насчет костей… Мост костей – это из ужастика. Старый деревянный мост, трещащий то ли ветхими досками, то ли костями, разбросанными там и сям. А вдоль дороги мертвые с косами стоят – и тишина. Разумеется, среди мертвых и Ленни, как без нее.

Сейчас чертовщина начнет мерещиться, не иначе. И впрямь хорошо, что холодильник нынче без мяса, без мороженой трупятинки. Очередное наше поветрие с правильным питанием сыграло в плюс… черт, снова «наше». Да не «наше» оно уже никакое, разве не ясно!

О! Оказывается, если начать слегка психовать, но становится не так жутко. Теперь у меня целый арсенал приемчиков, чтобы не навалить в штаны: включенный свет, шуточки юмора, жратва и легкий псих. Могу выбирать. Надо позвонить на городское телевидение, дать совет дикторше, чтобы говорила после каждого выпуска новостей:

– Ну вот, дорогие телезрители, вы посмотрели новости, а теперь можете выбирать: или врубите все лампочки, и не дрожите; или поставьте концерт Задорнова на «ютубе»… впрочем, можете просто друг над другом поржать; еще можете тупо сгонять в холодильник, набить рот вчерашним харчем и задавить послевкусие от новостей. А кому совсем в лом, то психаните на здоровье, поорите, подеритесь. Кстати, выпуск новостей представляли Городские курсы русского мата. Ругайтесь – и облегчайтесь! С вами была Даша Иванова.

Или как там её.

Аккуратно затворив холодильник, я подумал, что можно было бы и неаккуратно – долбануть дверцей, чтобы хрустнула. Но это тоже вариант «психануть», ничего оригинального. Так что, пока лишь четыре.

Откуда в ее крохотном тельце взялось столько силы? Я ведь на самом деле испугался, когда это все начало происходить. Снова всплыла та картинка, но я решил ей не сопротивляться – пусть всплывает, ей еще сто раз всплывать. Я такой: все кручу и кручу в башке: замыливаю, пока не замылю. Наверное, мне надо замылить и эту ночную борьбу.

Даже не вспомню, какой частью тела напрячься пришлось, чтобы скинуть ее с себя на пол. Руки-то были под одеялом.

Похихикал, вспомнив, где она сидела, на какой конкретно части меня. А что, я мужичок ничего, оказывается.

Вновь и вновь лезли в голову похожие мысли: то воспоминания, то фантазии. Что было бы, не сбрось я ее, или не открой глаза вовремя? Неужели эта дура зарезала бы меня, как свинью?

И вообще, почему я еще не позвонил в дурку?

Потому что «не-бы-ло-э-то-го». Я ничего не докажу, сие понятно и ежу. Только окончательно сожгу все мосты к возможному примирению… какое еще примирение! Ты что, парень, с дуба рухнул? Тебя прикончить пытались, а ты мириться собрался.

Наверное, где-то в глубине души еще была крохотная мыслишка – а не привиделось ли тебе всё это, парень? Может, и не было ничего? «Не-бы-ло».

А может – это нормально, когда вот так? У кого бы спросить… Набрать сейчас дурку, или полицию, а они скажут: «да у всех так, причем каждую ночь».

Короче, устал я от этих мыслей. Каша в башке, сырая. Как для свиньи, в самом деле – отбросов полно, а варить неохота. Несварение мыслей получается. А с глубинной эмоцией все понятно – это страх. Его сразу и не забыть, и не зажрать.

Но тут вмешался Бог, приоткрыл солнышко на горизонте. Я подошел ближе к окну – светало. Четвертый этаж не особенно близок в небу, но даже с его высоты рассвет кажется ближе. Скоро он разгорится, растопит страх, и я что-нибудь смогу сделать. А то весь прошлый день прошел в какой-то одури. Словно что-то умерло, и никак не привыкнуть, что его больше не будет. Не умерло – сдохло.

Ну, раз солнышко само просится в душу, придется впустить.

Я оделся, обулся, кинул взгляд на прихожую – дом, это все-таки мой дом. Кроме меня, никто не разрулит произошедшего. Пойду, глотну солнышка, и начну разруливать.

На свежем воздухе голова успокоилась. Вместо каши в голове зажурчало, иначе не скажешь. Зажурчало газировкой с пузырьками. Ах, как же ты прекрасен, дорогой друг отходняк! Я шел, наслаждаясь новыми переживаниями – воздухом, солнцем, молодой росой на траве. К счастью, Сиреченск – город зеленый. За эти годы у нас ничего не срубили, потому что центр города совсем исторический, там новострой воткнуть некуда, а вокруг города строить нет смысла, потому что город толком не растет. У нас не было и нет «градообразующих предприятий», мы не моногород, мы вообще непонятно что. Население не растет, новое жилье почти не нужно, а молодежь предпочитает скорее свинтить в столицу, нежели брать ипотеку здесь, впрягаясь на тридцать лет. Вообще непонятно, на чем банки у нас зарабатывают.

Мимо солидно прошлепала поливалка. Старый киношный «ЗИЛ», с бочкой на горбу и протекающей трубой под передним бампером, покатил туда, откуда я шел, оставляя за собой след от сочащейся из-под морды струи. Ясное дело, едет ко мне домой, смыть накопившееся. А я-то понапридумывал – и полицию, и дурку, и чертей. Родной город, в лице коммунальных служб, позаботился лучше – вызвал поливалку. Пусть омоет, так сказать, прошлое.

Впервые мне стало понятно, куда уходят налоги, и я даже порадовался. Спасибо, мэр, в следующий раз снова опущу твое светлое имя в урну.

А сейчас мне приятно идти чистой улицей, и думать о том, чем я нынче займусь.