Читать книгу Возвращено на доработку - Сергей Овчинников - Страница 14

Время: ноль.

Теперь я неуклюже скрючился за лежащей поперек просеки старой елкой. Лечь не получалось – ствол висел довольно высоко на своих же ветках, упираясь ими в землю. И тут до меня дошло, что дерево – никакое не укрытие! С виду густые и непроницаемые ветви под стволом не представляли ощутимой преграды. Подобная иллюзия могла ввести в заблуждение лишь такого же далекого от военных действий человека. Оппонент же мой явно из иной категории. Я нырнул под ствол. Через ветви неплохо просматривалась дорога. Я не нашёл ничего более тупого, как плюхнуться здесь же – отполз только чуть в сторону авто и теперь выглядывал из-за ската колеса, просунув дуло автомата меж ветвей.

Он шёл, не таясь. Винтовку уже держал двумя руками. Я отодвинулся глубже за автомобиль и сейчас видел приближающуюся фигуру ровно между колес Туарега. Я проверил переводчик и понял вдруг, что совсем не хочу стрелять. Наверное, нечто подобное чувствовал тогда и Музыка, хотя ему ведь ничто не угрожало. Это я так считаю. Он, возможно, имел другое мнение. Да и бог с ним с Музыкой! Убивать сейчас будут меня! Давай, соберись! Не о том сейчас! Он уже совсем близко! Был бы уверен на сто – уже дал бы очередь!

И тут грянул взрыв! Нет, не взрыв, похоже, выстрел. В следующую секунду Гарика швырнуло вперед. Он успел проворно развернуться, припав на колено и пальнул, не глядя, на звук. Но встать уже не смог. Между тем позади него шагах в двадцати раздался хруст и что-то грузно, ломая ветки, ухнуло под дерево чуть в стороне от просеки. Гарик так и остался стоять на одном колене, неуклюже уперев винтовку дулом в землю. Мы оба смотрели в одну точку. Сомнений никаких – человек!

Ужас заключался в том, что я его уже узнал, но поверить не мог, не хотел. Сперва мне это вообще показалось огромной, хоккейного размера, сумкой, которую я несколько раз видел у него в багажнике. Костя! Я, выходит, его ждал, осознавая или нет, всё это время с момента неудачного появления Виталика. Это давало крохотную надежду на спасение, позволяло сознанию пасовать и вываливаться в созерцание вместо того, чтобы нервно давить на спуск и палить без разбора во всё живое.

И так хотелось до боли, до рези в глазах, чтобы свалившееся оказалось сумкой. Но увы. Я даже разглядел стекла его очков – они смотрели неподвижно в сторону клонившегося к закату солнца. Теперь по положению очков стало понятно, что Костя лежит в очень неестественной позе. Спина сильно выгнута, голова запрокинута, нога подвернута под туловище. Меня замутило, отвернулся. В голове болезненно пульсировало будто сигнальной лампой: «остывает».

Само это слово казалось чудовищным и неуместным – жара стояла около тридцати. Наверное, холод ощущал я сам. Весь в поту, с горящим от возбуждения лицом, дрожью в ногах от неудобного положения, то ли от парализующего страха. А озноб, может уже вот оно – чувствую свой незавидный финиш?

Я встал в полный рост, перевалился через бревно и пошёл на Гарика, не выпуская его из прицела. В голове стало неожиданно пусто. Видения и мысли ушли. Я чувствовал пульс, фиксировал движения противника, боковым зрением щупал лес. Левая рука, перетянутая наплечным ремнём, впилась в цевьё. Приклад вдавлен в правую ключицу. Правая рука нежно обхватывает рукоять. Указательный подрагивает на спуске. Всё остальное перестало существовать. Я готов ощутить толчок в грудь, да куда угодно, готов почувствовать нестерпимую боль в любой момент – умереть. И для меня вдруг становится абсолютно ясно, что смерть – это полный конец, по крайней мере для меня, в моём персональном случае. Нет никаких иных форм жизни – там, за чертой. Просто меня не будет, я никогда не увижу Лешку, Светку – никого. И это даже не мысли, а спокойное противное знание. Да меня уже практически нет! Оболочка, экзоскелет с несколькими несовершенными сервоприводами да слабеньким командным компьютером. Неспособен на сложные мысли, чувства, эмоции. Имеющий единственную цель – отдать максимально дорого жизнь этой оболочки.

Гарик тоже отвернулся от Кости, поняв, что опасности тот уже не представляет. Он не двигался, не пытался поднять винтовку, смотревшую в землю. Вся правая сторона его светлой холщовой рубашки стала бурой. Он устало смотрел на меня и улыбался. Я медленно приближался. Указательный палец поглаживал влажный металл спускового крючка и чувствовал ветерок моего дыхания. В какой-то момент Гарик дёрнулся – это было ложное движение, видимо проверить, как я отреагирую. Но это я понял позже, а в ту секунду мне будто вогнали кол в шейные позвонки, в глазах зарябило, и я дал очередь. Короткую – бабаха на три, не больше. Оглохнуть успел и сообразил, что попал! Вздрогнуло и заалело левое плечо. Он бросил винтовку и поднял правую ладонь. Левая висела неподвижно.

– Погоди! – Голос ровный, не хрипел, не кряхтел – ничего такого. Будто и не истекал кровью, а просто присел отдохнуть, а я его тороплю.

Я чувствовал, как что-то темное поднимается во мне и уже накрывает чуть не с головой. Страх? «Чего годить? Выбить дерьмо из этой мрази, пока не очухался и не выкинул ещё чего!» Но палец не слушался.

– Всё! Давай просто разойдёмся! – Он продолжал уверенно, не сводя с меня взгляда. – Я тебя недооценил. Друг твой просил за тебя, я не послушал – зря, наверное.