Читать книгу Кто-то здесь, а кто-то там… Из истории Нижегородского края - Сергей Павлович Степанов-Прошельцев - Страница 17

Павел Николаевич Орленёв (настоящая фамилия Орлов) на рубеже XIX-го и XX-го веков пользовался большой популярностью. Ему одному из первых было присвоено звание народного артиста молодой Советской республики. Несколько сезонов он выступал в Нижнем Новгороде.

Покоритель женских сердец

За год до смерти, в 1931 году, Павел Николаевич издал свои воспоминания под длинным названием – «Жизнь и творчество русского актера П.Н.Орленёва, написанные им самим». Книга эта стала библиографической редкостью, но она является наиболее полным и объективным рассказом о театральной жизни в России на протяжении полувека.

Павел Николаевич родился в марте 1869 года в купеческой семье, очень быстро обедневшей. Его отец, Николай Тихонович, был владельцем магазина, торговал верхней женской одеждой. Мать приехала в Россию из Италии, она музицировала и пела.

Любовь к театру привил сыну Николай Тихонович. Он не пропускал ни одного спектакля с участием ведущих артистов. Видел на сцене Михаила Щепкина, Марию Ермолову, Прова Садовского, Александра Ленского, Любовь Никулину-Косицкую. И Павел с раннего детства мечтал о сцене. В 17 лет впервые выступил в Малом театре в роли Капитоши в пьесе «Наш друг Неклюжев» забытого сегодня драматурга Александра Пальма. Потом играл в провинциальном театре Вологды.

Он был красив, и все артистки в Вологде в него влюбились. Некоторые из них уже были помолвлены, но это не мешало им заводить романы с Орленёвым. И другие артисты, постарше, однажды решили ему отомстить. Хотели устроить тёмную, но не получилось, тогда его просто столкнули с лестницы. «Вот этот-то случай и доставил мне много радости и счастья и повлиял на всю мою жизнь, — вспоминал потом Орленёв. – Когда я летел спущенный с лестницы, я упал в объятия человека, бывшего моим соседом внизу. Он, успокоив меня, привёл к себе в комнату. Это был актер Корсаков (псевдоним Шимановский) Андрей Алексеевич».

Этот человек стал духовным наставником Орленёва, поспособствовал, чтобы ему чаще доверяли большие роли. А когда ставки актеров в Вологде снизили едва ли не вдвое, и они были вынуждены, чтобы хоть как-то прокормиться, выкапывать молодой картофель на чужих огородах, посоветовал перебраться в Нижний Новгород.

Но сразу Орленёв туда не попал. Вернулся в Москву, выступал в Риге. Но и там платили плохо. Вычитали за еду и осеннее пальто, купленное в кредит, поэтому питаться приходилось в забегаловке, где за десять копеек подавали четыре сосиски, четыре картошины и кусок хлеба. «В гостинице, — вспоминал актер, — можно было вскипятить воду, и, за неимением чая, мы пили его без сахара, размачивая оставшийся после сосисок пеклеванник. Так продолжалось очень долго».

Но уже тогда авантюрный характер Орленева дал о себе знать. Однажды он заказал шикарный обед. Официант его принёс, а друзья-артисты просто остолбенели: весь стол был уставлен холодными и горячими кушаньями и графинами с водкой и вином.

– Как же мы за это расплатимся? — недоумевали коллеги Орлененёва.

– Что-нибудь придумаем, – сказал Орленёв, хотя никакого плана не было.

И всё же он придумал. В качестве компенсации за съеденное и выпитое предложил управляющему рестораном со всем семейством посещать бесплатно спектакли театра.

В Нижнем Новгороде

Заканчивался 1887 год. Контракт на следующую зиму Орленёв заключил с Вильненским театром. Но тут неожиданно последовало приглашение из Нижнего Новгорода от директора ярмарочного театра Дмитрия Афанасьевича Бельского. Там вот-вот должны были начаться гастроли Марии Гавриловны Савиной и Гликерии Николаевны Федотовой, а их выступления должны были «разбавлять» местные актёры.

В первом же спектакле по пьесе Александра Сумбатова-Южина «Арказановы», в котором играла Гликерия Федотова, одна из ролей досталась Орленёву. Но Федотова, с которой Орленёв был знаком по Малому театру, после репетиции выговорила ему всё, что думала о его игре:

— Удивляюсь, что с вами сделал провинция. Откуда этот фальшивый тон? Заговорите своим голосом.

«И я понял, — писал Орленев, — что она спасла и возродила меня как актера. После очередной репетиции она поманила меня к себе рукой и, потрепав тихонько по щеке, сказала: „Ну что, дурачок, теперь ты понял?“. И, обняв меня, поцеловала. Всю жизнь я помню этот случай».

Гликерия Николаевна Федотова была законодательницей мод на театральной сцене с 1860 года. Она начинала как балерина, с 16 лет играла драматические роли. Она, как и Савина, считалась одной из лучших актрис. Роль Катерины в пьесе Островского «Гроза» она исполняла на протяжении 36 лет! Федотова воспитала многих актеров, Павел Орленёв тоже считал себя её учеником.

Бельский платил Орленеву 50 рублей в месяц. Это было больше, чем в прежние годы. И в Нижнем Новгороде подобралась хорошая труппа, здесь было у кого поучиться. С блеском выступали известный в то время артист Петр Кузьмич Красовский, Николай Аркадьевич Мичурин-Самойлов, Журавлев, Малиновская, Бауэр, Коралли-Торцов и другие.

Актеры жили тогда в гостинице Степана Семёновича Бубнова на углу Алексеевской и Осыпной улиц, известной потом как Дом колхозника. Это здание было построено в 1867 году архитектором Н. И. Ужмудским-Грицевичем, но с самого начала не отличался комфортом.

Орленёв снимал номер вместе с суфлером И. Н. Плотниковым. «Играл я мало, — писал он, – но, на мое счастье, поставили водевиль Мансфельда „С места в карьер“ и назначили на роль простака Коралли-Торцова. Он отказался от неё, сказав, что эта роль ему не по достоинству – слишком мала. Бельский передал её мне. Это была роль мальчика- сапожника, почти без слов… Но я вспомнил, что рядом с гостиницей я очень часто встречал мальчишку, который служил у сапожника в учениках. С этого момента я ежедневно выходил на охоту в соседний переулок и подкарауливал добычу. Однажды я увидал его, когда он шёл по переулку, неся в руках починенные галоши, но, увидя на тумбе воробья, он, желая его подшибить, надел на свои ноги галоши, поднял с земли камень и размахнулся, а я схватил его за шею сзади. Обернувшись в страшном испуге, он дал мне этим моментом грим и мимику для моей новой роли. Мальчика я тут же привёл в свой номер и дал ему в обмен за его штаны, рваную рубаху и грязный фартук свой пиджачный костюм, а его костюм отдал прачке выварить в котле и с ним не расстаюсь до сих пор, храню его как дорогую память… Весь этот фарс идёт теперь под беспрерывный хохот публики, почти доходящий до истерики, но у многих я вызывал слезы своим толкованием внутреннего мирка моего мальчика… Эта роль произвела переворот в моей жизни».

Но контракт с Бельским кончился. Когда Орленев уезжал из Нижнего Новгорода, суфлер Плотников его, как говорят сегодня, развёл. У них был общий счет за проживание в гостинице, нужно было каждому заплатить по 7 рублей. Но Плотников незаметно вывез свои вещи, сказав, что оставит их внизу у швейцара и вернется расплатиться, а между тем исчез. Орленёв ждал два часа, но так и не дождался пропавшего. Актёр Самойлов-Мичурин заметил по этому поводу:

— Здесь, в Нижнем Новгороде, такие шутки в моде.

И посоветовал:

– Сходи к Бубнову, скажи, что если ты должен ему 14 рублей, пусть прибавит ещё 16 для ровного счёта.

— Так он же меня выгонит! — сказал Орленёв. — У меня нет таких денег.

— Правильно, выгонит. И ты уезжай со спокойной совестью. Тебя обманули, и ты тоже обмани. Клин клином вышибают.

Так Орленёв и поступил.

Но актер ещё несколько раз возвращался в Нижний Новгород. Осенью 1890 года в Москве он снова встретился с Бельским, и снова получил от него приглашение. На ярмарке познакомился с Павлом Васильевичем Самойловым, который стал его верным другом. Участвовал в гастролях Марии Савиной, сыграл с ней в пьесе «Ольга Ранцева» молодого князька Шастунова и в пьесе «Майорша» – чиновника Тишу.

Марья Гавриловна Савина (Славич) дебютировала на сцене, когда Орленёв ещё был в пелёнках. Начиная с комедии «Правда – хорошо, а счастье лучше», первая постановка которой состоялась в 1876 году, Александр Островский доверял ей исполнение главных ролей почти во всех своих пьесах. Играть вместе с ней молодому актеру было весьма престижно.

Как-то на репетиции Мария Гавриловна обратилась к Орленёву с вопросом:

— Слушайте, дорогой, сколько вам лет?

— Двадцать, — ответил он.

И она воскликнула:

— Господи, как же вы сохранились!

В 1894 году Орленев ещё раз выступал на сцене ярмарочного театра. Перед этим умер российский император Александр III, и все спектакли были на три недели запрещены. Пришлось переносить бенефисы, репертуары театров подверглись корректировке. И на бенефисе Владимира Александровича Сашина, который поставил пьесу «Тетка Чарлея», Орленеву пришлось играть роль знатного англичанина, переодевавшегося старухой. Все реплики этого англичанина вызывали смех у публики, но Орленев сумел превратить фарс в трагедию. Зрители не смеялись. Кто-то даже всплакнул.

В Нижнем Новгороде в тот год выступали и Сашин, и Кондратий Яковлев, и другие известные актёры. Они играли семь спектаклей подряд. Это была очень большая нагрузка, после чего разрядка вылилась в банальную пьянку. «Пили до того, — вспоминал Орленёв, — что в день предпоследнего спектакля из актерской комнаты по коридору толпа несла какую-то тяжелую фигуру. Когда князь Оболенский их спросил, в чем дело, – они ответили: „Несём играть Василия Шуйского“. Это был актер Павел Муромцев» (здесь Орленёву изменяет память. Нижегородского актёра на самом деле звали Пётром, — С.С.-П.)

Муромцева никак не могли привести в чувство. Аристов, друг Муромцева, дал ему понюхать, а потом и выпить нашатыря Тот протрезвел и вышел на сцену. Но монологи Василия Шуйского всё равно озвучивал суфлёр. Аристов сказал по этому поводу:

— Удивительно живуч русский актер. Кто-то другой после приёма такой дозы нашатыря наверняка попал бы в больницу, а у Муромцева голос даже стал чище.

Встречи с мэтрами

Орленёв рассказал эту историю Антону Павловичу Чехову. Тот долго смеялся. Писатель любил Орленёва. Увидев его в роли Алеши Карамазова, пришел за кулисы театра Фёдора Корша поблагодарить актера.

— Знаете, – сказал он, мягко улыбаясь, – глядя на вашу игру, мне хочется написать водевиль, который кончается самоубийством.

Довольно часто общался Орленев с Фёдором Шаляпиным и Максимом Горьким. Первая его встреча с Шаляпиным состоялась у известного тогда артиста Мамонта Дальского (настоящая фамилия Неелов). Он был чуть старше Орленева, но успех пришёл к нему раньше. Публика по достоинству оценила его игру в пьесах «Дон Карлос» Фридриха Шиллера и «Скупой рыцарь» Александра Пушкина. Позже играл он и Чацкого в «Горе от ума», и Гамлета, и Отелло.

Дальский в то время покровительствовал Шаляпину, который был хористом в Мариинском театре, и часто посылал его в лавку за едой. Фёдор Иванович ворчал — это ему не нравилось. А однажды сказал вслух:

— Погодите, я ещё покажу, кто я.

Забегая вперед, следует сказать, что в дальнейшем дружба Шаляпина и Дальского продолжалась до нелепой смерти последнего — он сорвался с подножки трамвая в июне 1918 года, направляясь к Шаляпину.

Как-то на гастролях в Рязани Орленёв и Шаляпин встретились. Шаляпин уже получил известность. Они выпили весь коньяк в театральном буфете, и певец наказал буфетчику купить еще пару бутылок. Слова его, обращенные к Дальскому, оказались пророческими. Теперь он правил бал.

В Ялте Орленёв часто бывал у Чехова. С ним он чувствовал себя легко и непринужденно — не так, как с другими знаменитостями. Антон Павлович очень любил анекдотические истории из жизни актёров, которые потом служили ему материалом для его рассказов и повестей. «Бывало, — вспоминал Орленёв, – если я дня два к нему не являлся, Чехов звонил в аптеку Левентона, у которого я занимал комнату, и спрашивал: «Где Орленёв? Скажите, чтоб приходил ко мне… Красное вино его подогревается».

Дружбе Орленева с Чеховым завидовали многие. В конце 90-х годов позапрошлого века редактор газеты «Правительственный вестник» Сергей Семенович Трубачёв попросил актёра познакомить его с писателем. Тот рассказал об этом Антону Павловичу и представил Трубачёва как хорошего человека. Чехов задумался. А потом сказал: