Читать книгу Соки жизни - Сергей Решетников - Страница 2

Жужжат. Я ещё ни разу в жизни не видел столько много юристов. Я даже не понимаю, сколько их. Пятеро? Шестеро? Они жужжали как мухи. Кружили круг меня. Я рукой касался своей липкой потной шеи и крепко думал. Думал, что они сейчас налетят на меня и, блин, начнут пить мою кровь. Осенние мухи-жигалки. Ещё я думал о деньгах. Я часто думаю о деньгах. В Москве нельзя не думать о деньгах. Особенно если ты не умеешь их считать. Тратишь направо-налево. Ужас. Невыносимо душно. Пекло. А они жужжат с едва заметным акцентом.

– Николай Сергеевич, мы непременно должны подать в суд…

– Это необходимо, Николай Сергеевич.

– Чем скорей, тем лучше, Николай Сергеевич.

– Мы готовим договор, Николай Сергеевич.

– Николай Сергеевич, вы должны внести сто шестьдесят пять тысяч.

– С собой у вас есть какая-нибудь сумма?

– Какая? – впервые зазвучал я.

Я не люблю отдавать деньги. А кто любит? Спросите вы меня. Никто. Я коснулся указательным пальцем краешка стола и потрогал уголок. Я сосредоточился на уголке стола. Мухи обратили на это внимания. И в ожидании замерли. А я, услышав тишину, убрал руку вниз и вопросительно взглянул на юристов.

– Ну-у… хотя бы сорок тысяч… тысяч тридцать.

– Так сорок или тридцать?

– Можно и двадцать пять.

– Ну лучше, конечно, тридцать. Или тридцать пять.

Не слабо. Вот поэтому я и думаю о деньгах. Похоже, они разводят меня как лоха. У них работа такая – разводить лохов. В современности роли распределяются следующим образом: одни играют «лохов», вторые «разводил». Иногда я – лох, иногда – разводила. Вот в юридических вопросах я полный лошара. А кое-где я разводила. Да ещё какой. Настоящий напёрсточник. Кручу, верчу, запутать хочу! За хорошее зрение три рубля премия! «Ещё минус сто с лихуем тысяч», – думал я. «Куда уходят деньги?» – думал я ещё и ещё раз. Стоит отметить, что некоторые мысли из головы не выходят. Мысли как паразиты живут в твоей голове, питаются мозгом, пьют твою кровь, гадят в твоей бестолковке. У меня уже давным-давно возникло ощущение, что мысли – живые существа. Они как паразиты. Они как глисты поселяются в тебе, питаются тобой и гадят тебе в душу.

– Хотя бы тридцать тысяч…

– Хорошо, – ответил я.

Хотя чего хорошего? Хорошего мало. Что ты делаешь, Степанков? Что ты, блин, делаешь? Ну спроси же что-нибудь. Спроси о гарантиях. О перспективах.

– А вы даете какую-то гарантию, что мы выиграем суд? – спросил я, глядя юристу в глаза.

– Всё будет хорошо, Николай Сергеевич, – улыбнулся Азамат. Да, кстати, он представился в самом начале сцены, которую отрезал, смонтировал. – Всё будет хорошо, Николай Сергеевич, – с расстановкой навязчиво повторил Азамат.

Всё не бывает хорошо. Я это знаю точно.

Азамат повернулся к такому же смуглому, только мелкому юристу:

– Договор готов?

– Щас узнаю, – сорвался тот с места и ужужжал из душного кабинета.

– Кондиционер не работает, – сказал Азамат, заметив, что я касаюсь своей потной шеи.

А я нервничал. Конечно, это я от нервов. Ещё минус сто с лихуем тысяч рублей. Деньги в Москве утекают сквозь пальцы.

Азамат облетел вокруг меня, снова упёрся своими острыми карими глазами и отчетливо, почти театрально произнёс:

– С этого дня, Николай Сергеевич, я ваш адвокат. С этого дня вы будете спать спокойно.

– Правда? – с сомнением спросил я.

Он театрально взмахнул руками и с улыбкой воскликнул:

– Николай Сергеевич, вы мне не доверяете?

Я коснулся своей ямочки на подбородке и ответил:

– Хочется доверять.

Он вновь встал в позу и произнес:

– Теперь ваши проблемы – это мои проблемы!

Я развёл руками и постарался улыбнуться. Стоит сказать, что театр жизни преследует меня всюду, куда бы ни пришёл. Театр везде. На каждом шагу. Везде есть экспозиция, завязка, основное действие, кульминация, развязка. Мы ежедневно становимся участниками подобных спектаклей. Кто-то попадает в комедию, кто-то в драму, кто-то в трагедию. Даже в бытовом порно работает 5-актная система. Люди играют роли. Роли формируют людей. Иногда приходится играть плохого, иногда хорошего. Временами я предпочитаю играть гондонов. Это безопаснее для собственного кошелька. А подчас даже выгоднее. Но сегодня я, похоже, лох. Так шепчут червяки-мысли внутри меня.

С этого дня количество моих бессонных ночей, слёз и нервных припадков увеличилось кратно. Московский юрист как муха… не сядет туда, где не пахнет, туда, где нет денег.

– Говно, – произнёс я вслух.

– Что? – удивился Азамат.

– Погода, говорю, дрянь.

– Да, это да. Жарко. А вы, Николай Сергеевич, давно в Москве?

– Давно.

Знойный июнь накалил кирпично-бетонную асфальтовую Москву до кипения. Пот лился ручьём. Закипали мозги, кровь, душа. Плавились кости, зубы, волосы. Сердце стучалось в грудную клетку, намереваясь выпрыгнуть наружу. Экстремальная жара. «Что я тут делаю?» – подумал я. «Ты пытаешься разобраться со своим дурацким офисом», – ответил я сам себе. «А! Да. Конечно. Не называй его „дурацким“. Как говорит моя жена…» «А ещё ты месяц назад развёлся. Помнишь?» «Да, да, помню». «Ты хоть любил её?» «Да, да». «До сих пор любишь?» «Почему ты задаёшь такие вопросы?» «Потому что ты каждый день плачешь». «Но я хотя бы не пью». «Это пока». Расставшись со своей женой, я через месяц стал разговаривать сам с собой. Мы пока не ругаемся. Нормальный такой собеседник. Это не даёт мне сойти с ума…

Смуглый мелкий юрист принёс бумаги, положил передо мной на стол и присел рядом с Азаматом. Их четыре глаза блестели. Они теперь как чёрные кошки сидели передо мной. А я чувствовал себя большой беззащитной серой мышкой. Глазами я искал норку. Но видел только открытое окно. Это не выход, Николай Сергеевич. Слишком высоко для такой упитанной мышки, как ты. Ты, наверняка, уже перевалил за сто килограммов. Ну да, как бы не сто десять кг. Кручу, верчу, запутать хочу! За хорошее зрение три рубля премия!

– Договор, – хором сказали адвокат Азамат и мелкий юрист, которого мне так и не представили.

Потом Азамат соединил пальцы правой руки вместе и изобразил в воздухе будто подписывает что-то. И с улыбкой кивнул мне. Мол, сделай это. Я внимательно смотрел то на юристов, то на их пальцы. Они наконец успокоились и перестали жужжать. А я, лох, внимательно их рассматривал. Я видел их чёрные глаза, тёмные волосы, чёрные пиджаки, галстуки… Сидеть в такой духоте в галстуке, наверное, самоубийство. Мелкий юрист заерзал, но Азамат схватил его за руку, удержал, а второй рукой указал мне на договор, мол, давай-давай, подписывай. И ещё раз изобразил в воздухе подпись.

– Мне казалось, что вас больше, – нарушил я тишину.

– В смысле? Кого? – не понял меня Азамат.

– Вас, – показал я пальцем на него и на мелкого юриста, а потом два раза показал все пять пальцев. – Я думал, вас пятеро. Странно, не правда ли? – потом я зачем-то добавил: – Поймал себя на мысли… Но вряд ли это поможет.

– Поможет-поможет, – сказал Азамат, – мы поможем. Мы очень хорошо поможем.

Мелкий сначала улыбнулся, несколько раз кивнул головой и, громко выдохнув, как бы пропел:

– Договор. Договор.

– Я вижу, – произнёс я и опять вспомнил о своей бывшей жене, об Алисе. Почему её нет рядом со мной? Потому что ты развёлся. А, да, конечно. Помню. Помню. Забываю.

Уже прошёл месяц, как я съехал с квартиры, уехал в Москву. Алиса не выходила у меня из головы. Каждый час я вспоминал о ней. Ночью она мне снилась. Когда мы жили вместе, она никогда мне не снилась. А сейчас снится. Что это? Любовь? Привязанность? Привычка? Кошки смотрели на меня блестящими глазами. Мышка смирилась со своей судьбой. В своей следующей жизни я буду кошкой, я буду ловить мышей и, делая большие глаза, вонюче срать в лоточек. Или буду есть сухой кошачий корм, получу диабет, мочекаменную болезнь и тихо сдохну под диваном.

Я посмотрел в окно и увидел старую стену из красного кирпича. Часть кирпичей выступала вперед и на них сидели две чёрные птицы, то ли галки, то ли грачи. Не знаю. Я ничего не понимаю в птицах. И в юриспруденции я ничего не смыслю. Я лох, ёлки-палки.

Старую Москву нужно изучать по глухим дворам. Там веками не делают ремонтов. И стены домов выглядят так, как выглядели, например, в девятнадцатом веке или в начале двадцатого, во времена Гиляровского. Это была Тверская. Здесь проходила дорога на Тверь. За моей спиной в паре сотен метров когда-то стояли Тверские ворота прекрасного Белого города. Потом здесь был Страстной монастырь. Рядом дом Фамусова. Господи, подскажи, что мне делать? Научи меня, Господи! Теперь я смотрел в договор и думал: «Азамат, по-моему, не русский. Кто он? Интересно». Он сверлил меня своими карими глазами и совсем не думал о Грибоедове, о Пушкине, о женском монастыре. А зря. Я вот пытаюсь вчитаться в договор, а думаю про женский монастырь и чудотворную икону. Господи, помоги мне разобраться с этим грёбаным офисом. Он меня уже достал! Он меня мучает который год. Он меня убивает. То арендаторы уроды, то говно из канализации бежит, то соседи сходят с ума… Теперь вот грёбаный Госреестр и Жилищная инспекция. Я даже не могу подарить его. Я хотел подарить его дочке моей жены… Нам отказали в регистрации и полгода не отдают документы.

– А вы считаете, что нужно сейчас же подавать в суд? – спросил я Азамата.

– Конечно, – уверенно ответил тот.

– А может, отдадут? – как будто самому себе задал вопрос я. – Ведь я же полгода уже пишу туда не переставая. В возбуждении уголовного дела против меня отказано. Следователь… юный полковник… такой хороший, человечный попался. Может – отдадут? А?

Азамат покачал головой:

– Не отдадут. – он вскочил на ноги, скрестил руки на груди и продолжил: – Итак. Завтра я увезу жалобу в прокуратуру, заявление в полицию, письмо в Госреестр.

– Вы думаете? – засомневался я, подсчитывая в уме, из каких резервов взять деньги на адвоката. Неделю назад я снял квартиру в центре Москвы, квартиру за сто с лишним тысяч. Дурак! «Ты дурак, Степанков! И позёр!» «Замолчи! Просто я люблю центр». Сто с лишним тысяч… Заплатил за месяц вперед и оставил залог. Бывшей жене отдал сто тысяч. Своей дочке отправил. Ещё кое-какие расходы. Туфли белые купил. Зачем я купил себе белые туфли? Идиот!

– Я уверен, – сказал Азамат.

– В чём? – спросил я.

– В том, что документы вам не отдадут. Подписывайте договор, – показал он рукой на бумаги.

– Подписывайте-подписывайте, – вдруг вылез из-под моей левой руки мелкий смуглый юрист.

Я бегло дочитал договор до конца, ещё раз посмотрел в окно на старую кирпичную стену. Чёрные птицы уже улетели. Я не видел, когда… Мне в руку всучили авторучку, и я подмахнул свою быструю нелепую подпись. Юристы улыбались. Видимо, я опять надел себе на шею очередной хомут. Я мастер загонять себя в патовые ситуации. Я всегда ищу себе на жопу приключений. Я – дитя, рождённый и воспитанный в хроническом стрессе. Стресс – это моя стихия. Мой отец алкоголик. Я алкоголик. Я родился грёбаной мышкой. У меня нет норки. И нет сил на то, чтобы повеситься.

Я отдал им подписанный договор. Достал из кармана брюк портмоне, вынул оттуда тридцать тысяч, протянул Азамату. Тот ухватился за деньги, но я их не отпускал. Пару секунд мы вдвоём молча держались за деньги. Вдруг дверь раскрылась. В кабинет ворвалась толстая взлохмаченная женщина. И тогда я отпустил деньги. Адвокат Азамат быстро спрятал их в карман. Женщина открыла рот, крякнула. Пот лился с неё ручьём. Лицо у неё было красное. Она ещё шире открыла рот (так широко, что я увидел белый язык, редкие жёлтые зубы, гланды)… Я подумал, что она сейчас запоёт. Но она закричала:

– Вы обещали… что мы… выиграем процесс!

– Стоп-стоп, – спокойно сказал Азамат, взял её под руку и направился с ней к выходу. С другой стороны к женщине подскочил мелкий юрист, хмыкнул, хихикнул, и они её вытолкали за двери.

Уже в коридоре женщина закричала ещё раз:

– Это обман! Это обман! Обман…

Потом её голос растворился в тишине. Я подумал, что меня это не касается. Но какой-то паразит засел в мозгу и ещё более увеличил мою тревожность.

За окном была лишь стена.

«Куда я влез? В какую задницу?» «Но, может, помогут?»

И с Алисой мы расстались из-за этого офиса. Так считаю я. Алиса считает, что я много пью. Вернее, пил. Она мне не может простить моих загулов со шлюхами… Как я дошел до жизни такой? Я просто теряю голову. Я настоящий алкоголический гонщик. Я хоть и честный человек, но гонщик по жизни… Я Шумахер. И, видимо, рано или поздно я сверну себе голову.

Потом я заказал в Латвии у приятеля по имени Гога килограмм метокса, чтобы заработать на юристов. А ещё я купил два автомата Калашникова и СВД. Я решил, что на сломе эпох лучше быть вооружённым. Жаль, у меня нету денег на хороший просторный бункер. Но тушёнки я уже закупил впрок. Не вовремя я развёлся с женой. Или она не вовремя развелась со мной. Апокалипсис будет завтра. Но об этом позже.

В кабинет вернулся Азамат с мелким юристом. Азамат сказал:

– Николай Сергеевич, несите остальные деньги. Начинаем работать.

Я сбегал домой за деньгами, пришёл обратно в офис и отдал ещё сто тридцать пять тысяч.

Горячий пот стекал по Никитскому в туннель под Арбатские ворота. Я шёл домой, в квартиру, которую я снял больше чем за сто тысяч рублей. Недалеко жил и умер Гоголь. В глубине души я надеялся, что меня посетит муза, давно блуждающая в этих местах. Но меня посещали в основном проститутки. Муза за деньги не дает. Хотя… кто его знает. Сегодня за деньги можно купить всё: славу, почитание, свободу. Только для этого нужны очень большие деньги. Моих сто с лихуем тысяч на это не хватит.