Читать книгу Соки жизни - Сергей Решетников - Страница 3

Солнце жарило в окно. Опять жужжали мухи, только теперь не юристы, а самые настоящие «домашние», одомашненные, так сказать, в рамках таксона. А Лёха брызгал передо мной слюной и как по заученному лепил свою правду-матку:

– Сегодня Россия всё больше напоминает разлагающийся труп, над которым тщетно продолжаются некие стенания и камлания с бубнами и знаменами! Они пытаются реанимировать эту уж-жасную систему. Хотя многим… многим сейчас уже становится понятно, что взаимопонимания, мира, гармонии… гармонии, да-да, гармонии и единства в такой стране уже не будет никогда. Ни-ко-гда. И никакого будущего уже не будет. Такая имперская Россия не способна к реформированию.

Последнее время я стал аполитичным. Хотя я принимал непосредственное участие в протестном движении начала второго путинского десятилетия. Был и на Триумфальной площади, был и на Болотной, был и у кинотеатра «Ударник». Много где бывал, всё снимал на камеру, часть видео лежит в архиве, часть на серверах, часть выложена в Интернет. Почти на всех значимых митингах я был, видел и правду, и ложь, и кровь. А щас мне как-то, извините, по барабану, стрёмно, а может быть, и страшно. Я делал вид, что внимательно слушаю Лёху, а потом спросил:

– Чё с тобой, Алексей?

– Я хочу выжить.

– Ты не хочешь выжить, ты просто болтаешь, болтаешь, бесконечно болтаешь. А надо чё-то делать. Болтать не надо. Вот мухи, предполагаю, трудятся ежедневно, не переставая… ищут, извиняюсь за выражение, говно… Смотрят на нас, как на говно. Хотят нас укусить. Напиться нашей крови. Моей еврейско-русской, твоей татарско-русской… Мы ведь тоже с тобой, так сказать, в рамках одного таксона. Ты же помнишь легенду: татарин родился, еврей заплакал…

Лёха в негодовании отвернулся от меня. Он не любит, когда я его называю «татарином». И всякий раз уверяет меня, что он татарин всего на двадцать пять процентов. Так и этого хватит.

Он ненадолго замолчал, потом заметно напрягся, повернулся ко мне, набрал полную грудь воздуха и вполне трагично произнёс:

– Захоронить её нужно… вместе с прахом вождя, за-хо-ро-нить, – и вдруг изменился в лице и возмущённо спросил: – А при чём, извини, тут вообще эти мухи?

– Какие мухи? А-а-а, мухи. Вон жужжит одна… Вон – вторая. Я считаю их. Считаю. Понимаешь? По три пары ножек, жёлтые брюшки, красные глазки… Занятно. Предполагаю… что они хотят пивасика… спасаются от жары. Все в этой жизни рано и поздно ищут спасения. И даже я, – полным драматизма голосом, как мне показалось, закончил я.

Он замахал руками:

– Да подожди ты, Коля! О чём ты! Страну-у-у… вместе с прахом вождя требуется захоронить… Понимаешь? На могилах начинать строить новое… новое наше государство! Иначе всё. Всё. Всё!

Еще раз сказать ему, что он болтун… Сказать, что лично я сегодня ко многому готов… Что у меня в лесной сторожке два АК-47, одна единица СВД… И достаточно тушенки… Все теоретики, блин, умрут. И Лёха умрёт. Выживут только волевые люди. Люди с железной волей, с духом солдата, с культом вождя, с трезвой головой и с животной чуйкой. Хорошо, что я уже опять бросил пить. Я пьяный – дебил. Хотя я и трезвый часто с мухами дружу. Главное, через неделю не начать тестировать метокс. Этот грёбаный диссоциатив во сто крат мощнее водки… И манипуль, манипуль, манипуль…

Что с Лёхой происходит, блин?

– Лёха, у тебя нету денег? – прямо спросил я.

– Конечно, нету, – с готовностью ответил тот и развёл большими волосатыми руками.

– Ты же знаешь, что я друзьям не занимаю? Знаешь?

– Знаю.

Время колокольчиков давно минуло. Грустный стоит Лёха, смотрит в окно на кремлёвскую башню (хрен её знает, как она называется). Он мой друг, но адвокаты и суды отнимают у меня столько денег, что просто кошмар. К тому же я выбрал не самое дешёвое жилье в Москве. А точнее – очень дорогое. Я опять какого-то чёрта забрался в центр, в самое пекло – с мухами. Я из породы самоубийц.

Лёха – один из моих немногих друзей. Но он сдвинут на политике и фейсбуке. И это его убивает. И ещё Лёха – здоровый, высоченный и рыжий. И не хочет работать. И ещё он ругает меня, когда я нецензурно выражаюсь в своих литературных произведениях.

– Вот если бы без мата… тебя можно было бы публиковать.

Я тоже стоял с Лёхой и смотрел в окно на кремлёвскую башню. Красивая. А вот вторая мысль, которая пришла мне в голову: «Из чего с моего балкона можно стрельнуть, чтобы… Чтобы – что? Ничего. Шучу».

А вслух я транслировал следующее:

– Я знаком с одной девушкой… Так вот. Она в своё время за седьмой с половиной айфон дала в зад. Представляешь? И ей понравилось. В смысле – в зад. Ага. Однако, и айфон тоже штука хорошая… седьмой-то с половиной. Он ей тоже сгодился.

Я замолчал и улыбнулся. Его явно заинтересовала история.

– И что? – спросил он.

Я ответил вопросом на вопрос:

– А чё тебя в этой истории заинтересовало больше всего? Айфон или анал?

Он расплылся в улыбке, пригрозил мне пальцем и сказал:

– Ты, Николай Сергеевич, провоцируешь меня. Нееее…

Он иногда называл меня по имени-отчеству, хотя я был старше его всего года на два года. Николай Сергеевич – это, типа, такой знак уважения.

После покупки новых туфель у меня под ногтями больших пальцев ног образовались огромные гематомы. Ногти были наполовину синие. Зачем я купил эти неудобные туфли? Лёха глянул на мои босые ноги и с недоумением сказал:

– Что у тебя с ногтями? Грибок?

– Это от новых туфлей.

Тот в ответ с какой-то даже дворянской брезгливостью хмыкнул:

– Ты как бомж.

– Быть может, и так. Чаю будешь? – задал я вопрос и пошёл на кухню.

– А с чем? – спросил вдогонку Лёха.

– Просто чай.

– Ну-у ладно. Буду.

Я вошёл на кухню, налил воды в чайник, поставил на подставку, нажал на кнопку с необходимой температурой 85 градусов. Заглянул в навесные шкафы, в холодильник. Едьбы, как назло, не было. Только две бутылки белой. Лёха вошел следом за мной и сел на табурет.

Я закрыл холодильник и сказал:

– У меня ничего нет. Я питаюсь в кафешках. Бизнес-ланчи и прочая вредная еда…

Лёха возмутился:

– Как!? Ты тратишь деньги на кафе!?

– Почему нет? Да. Я же зарабатываю… По крайней мере, пока.

Через минуту я сказал:

– У меня скоро суд…

Лёха даже не услышал меня, продолжил наезжать:

– Снимаешь двухкомнатную квартиру… в центре Москвы?

– Да, в одной комнате я работаю, в другой сплю.

– Это кошмар, – тихо сказал Лёха.

– Может быть, это мой последний год жизни? Почему бы мне его не прожить красиво?

Лёха не отреагировал, а увлёкся картинами, висящими на стенах.

Я заварил чай, сел напротив Лёхи и спросил:

– Лёха, у тебя как дела?

– У меня всё так же. Денег, как прежде, нет.

Пора было менять тему.

Мы пили чай, говорили про женщин, про секс. Лёха всё это время мешал ложечкой чай и в итоге сказал:

– Я решил завязать с женщинами, – разоткровенничался он.

– Чё так?

– Женщину содержать дорого, – вздохнул тот.

– Но женщина – самая дорогая штука на земле… и самая нужная, и очень полезная во всех отношениях, если, конечно, она хорошая женщина, – и в конце я добавил: – Иначе никак.

– А у тебя сахар хотя бы есть? – спросил Лёха, помешивая ложечкой чай в фарфоровой чашке: – Что-то не лезет в меня чай без сахара…

– Нету.

– Ну ты даёшь!

– А чё у тебя с женщинами-то?

– Ничего общего, – без удовольствия хлебнул чаю Лёха и, почмокивая губами, продолжил: – Я тут на сайте знакомств знакомлюсь…

– Поздравляю, – отметил я, – дожил.

– С девушкой одной встретился. Поужинали. Я, как полагается, рассчитался, дал чаевые. В первую ночь она мне дала.

– Ух ты! – показательно порадовался я за друга.

– Через неделю я её снова пригласил поужинать… в кафешку подешевле… Проверил цены предварительно, чтобы невысокие. Она приехала. Заказала ещё больше… еды… И потом она мне не дала. Опять…

– Почему опять? – заинтересовался я.

– Ну, до этого я устраивал пару прозаичных встреч… Я хотел, чтобы экономно. Хотел сразу… Не дала. Уехала. Ну, думаю, может месячные… неожиданно настали… Или ещё что-нибудь… напасть… Там.

– Например? – Перебил я.

– Ну, не знаю. Что-нибудь.

– И дальше чё?

– Всё же с зарплаты я пригласил её в очередной раз в кафе. Примерно через месяц. И тогда… Представляешь? Она как с цепи сорвалась… креветок королевских с сухим вином заказала! Пирожных дорогих! Рыбу – самую дорогую. В общем, она решила накушаться на всю войну…

– Какую войну?

– Да никакую. Это просто к слову. Невоспитанная! Я в уме стал денежку свою подсчитывать… считать… Расстроился… Ужас как.

– Ну и?

– Она опять не пошла ко мне. Представляешь? Креветки поела, зараза, рыбу, пироженку, вино всё выпила и не пошла, тварь!

– Ну ты не ругайся, как я. Тебе это не идёт, Лёха.

Он молчит. Задумался. Видимо, вспоминает. Я допил чай, вздохнул и сказал:

– Чё-то здесь не то, Лёха. Чё-то не так, Алексей, Алёша, Алёшенька.

– Вот и я говорю… Все бабы… не такие, какими должны быть на самом деле. Кормишь их, поишь… А секса нет. Я полгода уже как прекратил общение с женщинами. Представляешь?

– Ты меня пугаешь, Алексей, – спокойно сказал я.

– Нет, ничего такого. Я дрочу. Раз в месяц. И мне хватает.

Я посмотрел на его руки и заявил:

– Чё-то больно редко. Раз-то в месяц…

Он пожал плечами.

Я продолжил:

– Дрочить раз в месяц – это очень и очень мало. Так и до простатита недалеко. Если бабы нет, шкурку нужно гонять чаще… если есть шкурка. Ты же чуть-чуть татарин… И даже если баба есть… шершавого надо гонять. Без вопросов. Подумай об этом, Лёха.

Лёха зарделся как маков цвет… от стыда или хрен знает от чего. Видимо, опять его зацепил «татарин».

– Ничего стыдного, конечно, в этом нет, – добавил я. – Только на ладони изредка поглядывай, а то волосы вырастут. Брить придётся.

И я постановочно громко засмеялся, показывая, мол, тем самым ему, что можно и поржать над своей бедой, которая и не беда вовсе. Лёха не оценил юмора.

Я показательно нахмурился и стал разглядывать своих домашних мух, которых в августе я убью, потому что они начнут больно кусаться. Убью, так и не дав им имён.

Лёха поднялся, как будто бы даже слегонца поклонился и сказал:

– Мне пора. И мухи у тебя вредные…

Но я его остановил:

– Лёха, погодь. А почему ты рекомендуешь мне обходиться без матов в моих текстах, а сам рассказываешь, как трахаешь Дуньку Кулакову?

Ему явно не понравился мой прямой вопрос. Он заскрипел зубами и злобно сказал:

– Сахар для гостей купи, Николай… Не все, как ты, пустой чай пьют. Хоть бы печенье какое… Шоколадку…

– Водка есть, – перебил его я, заглядывая в лицо.

– Я не хочу водки, – сказал он.

«И на том спасибо», – подумал я, готовый проводить его до двери.

Он обулся. Я кивнул головой. И он ушел.

– Зачем мне сахар? – спросил я сам себя вслух. Кстати, с тех самых пор Лёху я больше и не видел. Видимо, моё поведение было последней каплей в его стакане гордости. А как нужно? Чтобы люди, считающие мух, искренне слушали, верили, понимали людей со своими тараканами в голове? Так, что ли? Или вообще всё перевернуть и мне с него снять последнюю рубаху? Так в современной России бывает чаще. Принцип «снимать последнюю рубаху с себя» сегодня не работает. Ибо очень часто, сняв с себя последнюю рубаху, тебя следом ещё попросят отдать исподнее. А если ты не отдашь нательное белье, то просящий посмотрит на тебя искоса, да ещё и проклянёт за жадность, надевая подаренную тобой последнюю белую рубаху. В итоге виноватым окажешься ты. Живи как зверь. Живи как муха.

Через месяц у меня первый суд. Начал я рассказывать про суд сам себе, ведь Лёхе было пофигу, Лёха дрочит, болеет за Россию, и бабы его в ресторанах объедают… Суд по иску к Госреестру об обязании выдать подлинники документов, переданных им для государственной регистрации перехода права собственности на объект недвижимого имущества. Гребаный, сплошь пропитанный коррупцией Госреестр уже почти год не возвращает мне документы на офис после отказа в госрегистрации. Они, гады, вдруг посчитали, что документы поддельные. Обратились в полицию, где в возбуждении уголовного дела против меня отказали. Я в ответ написал заявление в прокуратуру. И ещё одно письмо направил в Госреестр с копией «Постановления об отказе в возбуждении уголовного дела». Ответа от них я пока не получил. Потом был развод с Алисой. Я решил устроить пир во время чумы и находился в поисках нормальной квартиры с возможностью парковать машину. В центре Москвы сейчас с парковкой крайне худо. За всё плати. С трудом я нашел подходящую хату на последнем этаже – как я люблю. Заселился. В первый же день сходил в любимый Дом-музей Гоголя, расположенный неподалёку. Закрыв глаза, несколько минут постоял в комнате, где умирал классик. Поклонился. Несколько дней я вновь наслаждался любимым центром Москвы. Мы с Алисой прожили на Арбате несколько счастливых лет до того, как уехали в эту проклятую область, где случился развод. На Арбате у нас остались друзья. Но друзья сейчас меня не радовали. Я уже тогда стал превращаться в асоциальную личность.

Смонтируем сцену. Через неделю я поюзал Рунет и нашел ближайшую юридическую компанию, которая теоретически могла помочь в обязании выдать мне мои документы и зарегистрировать положенную согласно кадастровому паспорту площадь. Замечу сразу – я поторопился, когда меня обступили кошки-юристы, реально облизали и навязались мне. Ну а что дальше? Ну а дальше будет и экшн, и триллер будет, и драма некая, и порно, и жопа тоже… будет. Я давно обратил внимание, когда наступает полная жопа, я начинаю усиленно творить. И чую… жопой, что мне хорошо, пока плохо. И это «хорошо» с мучительной невыносимой болью. Думаю, что боги питаются нашими страданиями. Особенно страданиями хороших людей. Думаю, моими точно…

Стояла жуткая жара. Бизнес SEO был на грани. Поисковики закручивали гайки. Я материл Яндекс, ругался с круглосуточным «Платоном Щукиным» – вымыленным персонажем. Получше дела были с Гуглом. Но и первые, и вторые начали убивать органический поиск и стали качать денежки к себе в карманы. Реклама заменила органический поиск. Всё можно просто купить. Ну, чёрт уже с ними, о них ещё речь спереди. Хватит.

Гога приедет через неделю. Мы с ним поиграем в «Антрацит». Я снова буду крутиться по игре. Потом получу филки. Вызову блатных кошек. И… манипуль, манипуль, манипуль! Всё-таки я ужасный человек. И думаю, что мои страдания для Бога как острые приправы. А он, видать, неравнодушен к остренькому.

В сосновом лесу у меня есть маленький бункер, где я храню оружие и тушёнку. В прошлом году я окончательно убедился, что новой мировой войне и мировому хаосу однозначно быть. Здесь-то мне и пригодится умение хорошо стрелять. Меня в армии даже награждали за прицельную стрельбу. Вот Лёха, балбес, не умеет стрелять, работает, блин, на дядю, гоняет Дуньку и чай с сахаром пьёт. На что надеется? Непонятно. Иногда, правда, мне кажется, что я схожу с ума, мне кажется, что у меня паранойя… Если это паранойя, то она очень крепко засела в моем мозгу. Притом что мой мозг усидчиво трудится и не тупит. Не тупит. Не тупит. Как говорит Виктор Эдуардович, когда звонит с Кубани: «Когда ты всё успеваешь?»

Скорее бы суд… А мухи всё кружили и жужжали. Кстати, меня это не раздражает. До августа.

Чего предвещают эти мухи? И кто смотрит на меня их красными глазами? Одному Богу известно. Зачем я купил эти дурацкие белые туфли, блин? Лёха меня назвал бомжом… И как в этой жизни обходиться без мата? Вот скажите мне, граждане-товарищи… Как, блин!?