Читать книгу Обречённые души: Книга II. Паутина Интриг - Сергей Сергеевич Шипов - Страница 3

Ночь. Неугомонный дождь неистово барабанил по крышам, лишая сна и без того терзаемую горем королеву-вдову. Внезапно окно с грохотом распахнулось, и в утопшую во мраке комнату ворвался свирепый ветер, резвясь с алыми занавесями. Фаретра неохотно поднялась с постели и направилась к развевавшимся в дыхании непогоды шторам. И тут её взгляд приковали к себе чёрные, как уголь, застилающие ночное небо грозовые тучи. Влажными туманными руками они тянулись к горам, протянув через пустынные тёмные улицы Форлианда полосатую занавесь дождя, колышимую порывами ветра. Холодные капли коснулись лица вдовы, её волос, шеи, груди. Затворив окно, Фаретра ладонями стряхнула со щёк дождевую воду и, сопровождаемая раскатом грома, вновь отправилась в кровать. Но только женщина хотела опуститься на мягкие перины, как в дверь внезапно постучали. Сначала вдова подумала, что ей это грезиться, но вскоре шум повторился. С недовольством королева подошла к двери.

– Кхе, кхе… Ваше Величество, прошу простить меня за визит в столь позднее время, но, полагаю, вам кое-что необходимо знать, – раздался знакомый противно-лукавый голос.

– Ах, советник – это вы, – безрадостно произнесла королева, неохотно отворив дверь. За ней в тёмном камзоле с серебряными пуговицами стоял советник Бромар, сопровождаемый двумя стражниками с подсвечниками в руках.

– У меня для вас не самые лучшие новости, – начал суетливо мужчина, нырнув в комнату.

– Что случилось? говорите быстрее, я хочу спать, – с наигранной апатией потребовала Фаретра.

– Вы знали, что вашего мужа отравили?

– Что… этого не может быть!? – ошеломлённо произнесла вдова, – Как это отравили?

– Лекарь нашёл в чаше для питья очень редкий яд. Доза даже для взрослого крепкого мужчины смертельна, – пояснил Бромар.

– Кто это сделал? Вы нашли его? Ну же, отвечайте! – разволновалась королева, с трудом подбирая слова.

– Ну, как вам сказать, – потирая затылок, замялся советник.

– Не тяните же! – приказала сердито женщина.

– К несчастью, вы были последней, с кем его покойное Величество провёл последние часы жизни, – с притворным сочувствием ответил Бромар. Он прятал взгляд, ибо ехидство улыбалось в глазах.

– Что это значит?! Вы пытаетесь обвинить меня в убийстве собственного мужа?! – возмутилась Фаретра.

– К чаше кроме вас никто более не притрагивался. Утром будет суд, а пока я… мы вынуждены вас взять под арест и доставить в западное крыло замка, – пояснил Бромар.

Но Фаретра не услышала последних слов собеседника. В её голове начали хаотично сталкиваться мысли. Женщина пошатнулась, в надежде найти опору схватила воздух, и потеряла сознание. Советник успел подхватить падающее тело королевы. Так он сберёг её голову от, возможно, смертельного удара о спинку кровати.

Придя в чувство, вдова приподнялась с постели. Гром всё ещё бушевал, а молнии озаряли мертвецки-спокойное лицо Бромара. Фаретра с ужасом посмотрела на незваных гостей, которые терпеливо ждали её в двёрном проёме.

– Я этого не делала и никуда с вами не пойду! – категорично заявила Фаретра.

– Ваше Величество, не нужно упрямства, я верю вам, но порядку обязаны следовать все без исключений, – учтиво сообщил Бромар, протягивая королеве руку.

– Ваша вежливость так же фальшива, как и ваши обвинения, убирайтесь, пока я не приказала страже вышвырнуть вас! – пригрозила королева.

– Хорошо, приказывайте, – вызывающе ответил Бромар, скрестив руки у груди.

– Стража! – позвала королева, но в ответ ей откликнулась лишь тишина.

Тогда советник наклонился к вдове и с желчной усмешкой прошептал:

– Стража подчиняется только тем, кто ей платит. К несчастью для вас, я плачу ей куда больше.

В ответ Фаретра отвесила звонкую пощёчину дерзкому советнику. Взгляд женщины тут же наполнился съедающей ненавистью. Бромар более не посмел кичиться, он холодно посмотрел на вдову и коротко отдал приказ:

– В западную башню её!

– Пустите меня, пустите немедленно! – кричала рассержено королева, пытаясь вырваться из рук стражников. Но тёмная ночь и пустые коридоры не в силах были ей помочь.

– Эх, какая сильная настойчивая женщина, – с ноткой ложного восхищения усмехнулся Бромар, подходя к трельяжу. – Даже жалко её немного, – коварно заулыбался советник, взяв в руки изумрудный кулон на золотой цепочке. Надёжно спрятав украшение во внутреннем кармане камзола, мужчина спешно вышел из комнаты и закрыл её на ключ.

Для Фаретры утро пришло неожиданно. Всё ещё тёплый свет солнца, грустно напоминавший об уходящем лете, лился через небольшое решётчатое окошечко, расположенное почти под потолком, где раскинулись заросли паутины. Женщина неохотно открыла заплаканные глаза и перевернулась на другой бок. В комнате с голыми каменными стенами было мало уюта. Дряхлая кровать грозилась вот-вот развалиться, а по дощатому полу, дыры которого тщетно прикрывал изорванный грязный серый коврик, безбоязненно шныряли докучливые мыши. Вдова, одетая в льняную ночную рубаху, подергивалась от холода, не решившись укрываться старым потрепанным одеялом, уже давно ставшим домом для вшей.

Обласканная прикосновениями солнца, Фаретра долго лежала с открытыми глазами в умиротворяющей тишине, руками обняв себя за плечи. Ей не хватало объятий любимого больше, чем свободы. Женщине всё больше казалось, что с кончиной Томада её душу заключили в клетку, из которой выбраться ей уже не суждено. А эти серые бездушные стены, наполненные спокойствием, больше охраняли от тех печалей и невзгод, что поселились внутри Фаретры, нежели давили на неё. Вдруг гармонию нарушило предательское цоканье каблуков в конце коридора. Женщина знала – это идут за ней. Вскоре зазвенели ключи, загрохотала старая замочная скважина, и тяжёлая металлическая дверь медленно отворилась. В комнату, поскрипывая сапогами, важной походкой влетел Бромар, а следом за ним две служанки. У одной в руках были аккуратно сложены красное платье, расчёска, гребень для волос, туфли. У другой – небольшой поднос с парой варёных куриных яиц, тарелкой манной каши и кружкой молока.

– Позавтракайте, переоденьтесь, а потом вас проводят в главный зал, – скоро сообщил Бромар. – Ах да, и ещё, не тяните, суд не любит, когда его заставляют ждать, даже если вы королева, – не упустил момента для желчной улыбочки советник. Вдова с режущей, точно нож, безучастностью взглянула на мужчину. После того, как их глаза встретились, Бромар не стал задерживаться и в спешке покинул комнату.

Фаретра медленно поднялась с постели и опустошённо посмотрела на служанок.

– Ты свободна, – сказала королева служанке с подносом.

– Ваше Величество, но…

– Не заставляй повторять дважды! – сердито процедила вдова. Служанка выбежала из комнаты.

– А ты помоги мне одеться, жду не дождусь, когда всё это кончится, – проворчала Фаретра, расстёгивая пуговицы на вороте рубашки. Служанка, стараясь не испытывать терпение королевы, как можно скорее помогла ей сменить наряд, затем расчесала её волосы и гребнем аккуратно скрепила их на затылке. Когда Фаретра приготовилась выходить, к ней в комнату зашёл капитан стражи – кудрявый блондин среднего роста с озорными серыми глазами и шрамом на левой щеке. Стальные латы с золотой окантовкой изливали ослепительный блеск в солнечных лучах, на наплечниках и наручах отливал чернотой рисунок в виде облиственных лоз. На плаще красовался восстающий коронованный золотой грифон.

– Итак, вы готовы? – равнодушно спросил Рóвук, точно эта фраза звучала как утверждение, нежели вопрос.

– Не будем тянуть время, – с нетерпением бросила Фаретра и направилась к выходу, но звонкий голос капитана остановил её.

– Не забывайте, порядок есть порядок, – сказал глумливо стражник и покачал кандалами.

– Что? – возмутилась королева, – да куда мне бежать отсюда?

– Будьте так добры, руки, Ваше Величество, – настоял Ровук.

Женщине ничего не оставалось, как повиноваться и терпеть выпавшее на её долю унижение.

И вот, позвякивая оскорбительными цепями кандалов, в душный зал, переполненный суетливым недовольным людом, вслед за горделиво поднявшим голову капитаном стражи Ровуком вошла Фаретра. Лицо королевы выглядело каменным от усердно сдерживаемого возмущения, выдававшего себя только в сдвинутых бровях и напряжённых желваках. Глаза по-прежнему горели бесстрашием и уверенностью, а высоко поднятый волевой подбородок даже в обременяющем позоре цепей, придавал этой женщине величественный вид. В сторону Фаретры тут же начали оглядываться, кто-то с удивлением, кто-то с укором, некоторые с огорчением и сочувствием. На женщину указывали пальцем, кричали, а то и вовсе смело бросались проклятьями и осуждениями.

Ровук подвёл обвиняемую к трибуне и снял сдавливавшие запястья кандалы. Вдова оглянулась. У дверей в охране стоял её сын Торальд, на чьём лице читалось смирение, смешанное с безразличием ко всему. Напротив – изогнутый, как вопросительный знак, седобородый лекарь. Над ним возвышался, задрав нос, напыщенный капитан стражи. По левую руку от него, с осторожностью хищника, беззаботно улыбался Кромат. За его спиной скрывалась скованная изводящими тревогами и сомнениями Флёр, а советник Бромар, потирая бородку, стоял подле неё и угрюмым предупреждающим взглядом руководил бурей чувств девушки.

То ли от шума и гама, то ли от голода у Фаретры кружилась голова, мысли, словно сосульки, застывали в холодных чертогах сознания. А может, виной этому – растягиваемые в раздражительной ухмылке губы Кромата. Он будто нарочно улыбался в сторону королевы; надсмехался над её ущемлённой свободой и гордостью.

Гомон и суета улеглась в тот момент, когда в залу вошёл статный темнобородый мужчина. Чёрные пружинки его волос бились о плечи в такт спешному шагу. Риза цвета вороного крыла чуть ли не стелилась по полу. Взгляд был полон беспристрастия. Отец Малиос – важный представитель правящей верхушки совета Святого Нэраэля, сын одного из основоположников Нэрафизма. Все присутствующие резко замолчали и поторопились подняться со своих мест. Едва Отец Малиос подступил к трону, раздался грохот падающего засова – служители Нэраэля, облачённые в синие и чёрные плащи, на время судебного разбирательства сменили стражу. Они обеспечивали не только неприкосновенность Отцу Малиосу, но и контролировали абсолютный порядок и представляли собой надёжную защиту от магов, что жили в беззаконии. Нэрафизм – новоиспечённая строгая религия, накрывшая Форлианд, точно огромная грозовая туча, хоть и прижилась, но встречена был весьма враждебно, а потому продолжала разжигать в сердцах недоброжелателей жгучую ненависть и неповиновение, порой перераставшее в открытые восстания и нападения исподтишка. Опустившись на трон (со временем власть служителей Нэраэля стала под стать королевской, в некоторых случаях даже много больше), Отец Малиос заботливо погладил бороду, будто это его любимый питомец, и пристально осмотрел присутствующих господ в первых рядах.

– Гм, гм, итак, начнём разбирательство, – с серьёзным лицом начал судья, ударив дубовым молоточком по столу. Присутствующие в зале медленно опустились на свои места, стараясь не издать ни звука. Воцарилась мёртвая тишина. Грозный голос судьи звучал как гром, отлетая гулким эхом от стен замка.

– Мы собрались здесь, чтобы разобраться в смерти его Величества – Томада Тронэра. Все мы до сегодняшнего момента были уверены в том, что ужасная неизвестная болезнь повинна в этом, но, как оказалось, сердце нашего короля остановилось отнюдь не по вине недуга. Кому-то была выгодна его смерть, ибо в деле не обошлось без яда. – Зал содрогнулся; подобно ветру, качающего верхушки деревьев, пронеслась волна тревожного удивления. Люди начали перешёптываться между собой и с осуждающим презрением оглядываться на Фаретру. Малиос постучал молоточком несколько раз и, дождавшись тишины, продолжил:

– Обвиняемая в убийстве Томада Тронэра – его супруга Фаретра. Имеется свидетель, который видел её в момент смерти нашего короля. Советник Бромар, расскажите, что вы видели в тот роковой день? – попросил судья.

– Спасибо, Ваша Честь, – подойдя к трибуне, сказал свидетель. – В день смерти моего короля я проходил мимо его комнаты и услышал женский плач. Сначала я не решался войти, но потом, вопреки правилам, всё же осмелился.

– И что же вы там узрели? – поинтересовался Малиос.

– Обвиняемая обнимала тело Его Величества и рыдала. По одному только выражению её лица можно было понять, что произошла ужасная трагедия.

– А видели ли вы чашу, из которой пил покойный? – потребовал ответа судья.

– Да, конечно же. Золотая, с гравировкой, она стояла на столе, – уверенно ответил Бромар. В следующий момент Малиос из глубин своей ризы вытянул злополучный золотой кубок и поставил его на стол.

– Узнаёте? – спросил судья.

– Без сомнений, это тот самый кубок, – внимательно осмотрев предмет, заверил советник.

– А как вы считаете, у обвиняемой был мотив для убийства мужа?

– Был ли мотив? – задумался свидетель, – знаете, кажется, нет. Зачем убивать того, кто сам скоро умрёт. Это глупо. Но было одно «но», которое для Фаретры очень многое значило.

– И какое же «но»? – взгляд судьи воспылал нетерпением.

– Вопрос о престолонаследии. Сын короля, как известно, отрёкся от власти, а от женщины без мужчины ничего не зависит. А роднить себя с тем, кого ненавидишь – разве это возможно? Обвиняемая лучше предпочтёт смерть, чем возляжет на одно ложе с ним!

– Подождите-ка, а о ком вы сейчас ведёте речь? – заинтересовался судья.

– О племяннике покойного короля – Кромате, – развеял неясность Бромар.

– Значит, судя по вашим словам, чаша с ядом предназначалась не для короля, а для его племянника, и как мы слышали из ваших уст, обвиняемая питает неискоренимую ненависть к нему, – сделал умозаключение Малиос.

– Так и есть. Ведь после смерти его Величества, Кромат имел все права на престол не меньше, чем Фаретра. Им пришлось бы править вместе, как того требует закон, – подытожил Бромар.

– Благодарю, свидетель, присаживайтесь. А теперь, я желал бы услышать подтверждение или протест последних слов. Лорд Кромат, вы можете на них что-нибудь ответить? – спросил Малиос, жаля взглядом.

– Эти слова абсолютная правда, Ваша Честь, – подтвердил утверждения Бромара Кромат. Оживленный походкой он подошёл к трибуне и начал свой небольшой рассказ:

– Понимаете, у нас всегда были натянутые отношения с обвиняемой. Я всегда хотел быть ближе к ней, но она постоянно отталкивала меня. Вскоре её неприязнь переросла в ненависть. Мы часто ссорились, бывало даже, обвиняемая бросалась не только оскорблениями, но и угрозами. А она слов на ветер не бросает, уж поверьте, – ядовито посмотрев в сторону Фаретры и отпустив едва уловимую колкую улыбочку, сказал Кромат.

– А есть из присутствующих в зале тот, кто может подтвердить горячность и злопамятность обвиняемой? – обратился к залу судья.

– Ваша Честь, я могу это подтвердить, – вступил в разговор капитан стражи Ровук.

– Замечательно, – улыбнулся Малиос, – продолжайте.

– Как-то раз у меня с обвиняемой произошёл конфликт. Так дело дошло до того, что она пригрозила мне моим социальным положением. Как ясный день, помню её слова: «попробуешь мне хамить и со всеми своими причиндалами отправишься на рудники!» – с тех пор, мне приходилось, чуть ли не прятаться при видё её, – пояснил капитан, заботливо прочесав на висках густые пряди волос.

– А расскажите, что это был у вас за конфликт с обвиняемой? – поинтересовался судья.

– Кто-то разбил дорогую для неё вазу, а я попался под горячую руку. А ведь я просто сказал, что ничем помочь не могу, ведь в мои обязанности не входят подобные дела, на что обвиняемая от злости ударила меня перстнем по голове, – бусины пота часто срывались со лба капитана и падали на редкие брови. Он тотчас вытирал чело, поглаживал волосы, нервно потирал ладони.

– А давно ли случился этот конфликт? – не отступал судья.

– Где-то пару лет назад, – задумчиво протянул Ровук, вновь притронувшись к своим локонам.

– Благодарю вас за показания, присаживайтесь, а к вам, Лорд Кромат, у меня будет ещё один немаловажный вопрос, – сообщил судья.

– Безусловно, Ваша Честь, – патетично ответил свидетель, положив взгляд на свой золотой перстень с чёрным жемчугом.

– Был ли у обвиняемой мотив, чтобы отравить вас?

– Конечно же! – выпалил Кромат. – Обвиняемая желала заполучить власть, не деля её со мной. Понятное дело, ей было выгодно расправиться со мной, ведь я единственный, кому достаётся трон по праву в первую очередь, в виду того, что сын обвиняемой отрёкся и поклялся посвятить свою жизнь служению ордену Нэраэля. Однажды, обвиняемая прямым текстом сказала мне, что трон я ни за что не получу.

– Ага,… значит, угроза всё-таки была? – переспросил отец Малиос.

– Да, – коротко ответил Кромат.

– Хорошо, присаживайтесь, – протянул безразлично судья, устремив прищуренный взор в мозаичное окно, через которое лился ослепительный солнечный свет. После полуминутного молчания отец Малиос глубоко вздохнул и чёрным платком вытер с лица пот.

– В этой чаше, – продолжил судья, указывая на блиставший золотом кубок, который стоял на столе, – придворным лекарем была обнаружена смертельная доза яда, – договорил судья, бросив вопросительный взор на седого старика. Фáсиус медленно поднялся со скамьи и, апатично посмотрев на присутствующих, прихрамывая, направился к трибуне.

– Свидетель, внимательно посмотрите на эту чашу, вы где-нибудь видели её? – требовательным тоном спросил отец Малиос, подвигая кубок к краю стола. Лекарь неспешно надел очки в золотой оправе и начал пристально рассматривать предмет, безустанно теребя его в руках.

– Да, это та самая чаша, в которой был яд… – прохрипел Фасиус, постукивая указательным пальцем по краю кубка – осторожнее с ним, Ваша Честь, здесь ещё остались его следы.

– Обвиняемая хотя бы раз интересовалась ядами? – задал вопрос судья.

– Эмм… – задумался лекарь, – припоминаю… было как-то раз, – посмотрев бессовестными ехидными глазами на Фаретру, погружённую в неясное смятение, ответил Фасиус. – Где-то пару месяцев назад, у обвиняемой были проблемы… с женским здоровьем, она вызвала меня к себе и приказала ей помочь. Когда же я принёс ей средство от недуга, она, к моему удивлению, стала расспрашивать о лекарственных и ядовитых травах.

– Ага, интересовалась, значит, – промямлил про себя отец Малиос, после чего сделал паузу, потупив взор и приложив перстень к губам. После минутного молчания судья посмотрел на свидетеля, а потом на обвиняемую.

– А кто-то из слуг мог бы позволить себе приобрести подобный яд? – прозвучал вопрос.

– Это очень редкий яд, его чрезвычайно сложно получить! – уверенно заявил лекарь, – Такой яд сильно ударил бы по кошельку простолюдина, что уж говорить про слуг.

– Замечательно, – улыбнулся отец Малиос. – Больше вопросов у меня к вам не имеется, а обвиняемую прошу высказать свою точку зрения. Прежде всего, вы признаёте себя виновной, согласны ли с мнением свидетелей?

– Я? Себя виновной? – возмущённо начала Фаретра. – В чём, скажите мне, в чём виновной, когда я понятия не имею, ни о каком яде! Мой муж умер у меня на руках и совсем не от яда, Ваша Честь, а эти люди наглым образом наговаривают на меня, потому что никогда меня не любили и не признавали, как королеву, я им чужда была всё это время, понимаете? А Лорд Кромат, который так умело и бесцеремонно врёт вам, не раз домогался до меня, но, к счастью, у него ничего не вышло! – пояснила обвиняемая. Взгляд толпы медленно пал на Кромата. Тот даже не засмущался, напротив, он невозмутимо принял слова Фаретры, будто бы гордился собой, даже во взгляде его не было ни капли сожаления. Королева продолжила:

– А капитан стражи, который предстал пред вами таким гордым и самоуверенным, на самом деле обиженный тщеславный невежа, мечтающий всеми потакать. Я часто замечала его наглую подвыпившую физиономию, когда он стоял на посту, из-за этого он часто лишался жалования и, заметьте, по моей инициативе. Он всегда желал отомстить мне, не так ли? – посмотрев с язвенным укором на Ровука, спросила Фаретра.

– Ваша Честь, это полнейшая чушь! – неустанно гладя свою шевелюру, ответил оскорблено капитан стражи, сторонясь корящего взгляда обвиняемой.

– Хорошо, а что вы скажите на слова лекаря? Он тоже, по-вашему, лжёт? – потребовал ответа судья.

– Да у меня и проблем-то никогда не было с женским здоровьем! Томад просто не желал детей, объясняя это соперничеством между сыновьями и не всегда счастливой судьбой дочерей. Томад планировал передать узды правления Торальду, но, к несчастью, он не оправдал надежд. А этот жадный старик преподносит безобразные выдумки! – заявила Фаретра.

– Ничего я вовсе и не выдумываю! Было же такое, было! – настоял на своём лекарь, взбудоражено вскочив со скамью и размахивая руками.

– Свидетель, сохраняйте спокойствие! – предупредил отец Малиос, взглянув на Фасиуса исподлобья.

– Прощу прощения, Ваша Честь, но мне клеветать незачем! – сердито высказался старик и, дыша недовольством, уселся на место.

– Пусть будет так, – хладнокровно заявил судья и вытянул из внутреннего кармана ризы изумрудный кулон на золотой цепочке. Повертев его в руке, а затем, подняв над головой, он задал вопрос:

– Эта вещица кому-нибудь знакома?

Фаретра начала нервозно ощупывать шею и грудь.

– Так знакома или нет? – настойчиво повторил отец Малиос, удерживая кулон так, чтобы все его видели.

– Это подарок моего мужа, – сухо ответила обвиняемая, потупив взор.

– А можете ли вы объяснить, как этот кулон оказался в комнате Лорда Кромата?

– Теперь ты не отвертишься, – подумал про себя коварный племянник, бросив надменную ядовитую ухмылку в сторону обвиняемой.

– Я… я не знаю! – ошеломлённо ответила Фаретра, – я только сегодня ночью его клала на комод, не может быть такого, никак не может!

– Кто-нибудь к вам сегодня ночью заходил? – спросил судья.

– Советник Бромар… – не задумываясь, бросила в ответ обвиняемая, затем её удивление стремительно переросло в гнев: – Ах, ты… да как ты вообще посмел притронуться к нему!

– Ваша Честь, уверяю вас, сегодня всю ночь я провёл в гостях у капитана Ровука, он может это подтвердить, – соврал в оправдание Бромар, сохраняя непроницаемое хладнокровие.

– Лжец! Наглый лжец! Это ты его взял! Больше некому было! – настаивала на своём Фаретра, разрывая взглядом советника.

– Ваша Честь, советник Бромар говорит правду, – поддержал обманщика капитан стражи.

– Обвиняемая, успокойтесь! – приказал судья, ударив молоточком по столу. – Надеюсь, вы понимаете, что это очень весомая улика? – произнёс отец Малиос, строгим взором впиваясь в Фаретру.

– Понимаю… – растворив свой гнев в смирении, ответила обвиняемая.

– Найдётся ли из присутствующих тот, кто сможет подтвердить, что до сегодняшней ночи, кулон был на её обладательнице? – обратился к залу судья. Возникло напряжение, разбавляемое перешёптыванием горожан.

– Твой выход, девочка, – угрожающим желчным шёпотом повелел Бромар, одёрнув за руку Флёр, застывшую от тревог.

– Ваша Честь, – раздался дрожащий голос молодой девушки. Флёр подошла к трибуне, виновато склонив голову и сцепив пальцы рук, опущенных к бёдрам. Распущенные тёмные волосы девушки струились, точно чёрный водопад, скрывая её отравленное беспокойством лицо.

– Слушаю вас, – отозвался отец Малиос, не упуская из рук золотой цепочки злополучного украшения.

– Этот кулон, на самом деле мой, я потеряла его неделю назад. Вернее, я думала, что его потеряла, а оказалось, его взяла мая мачеха, – с набегающими слезами промямлила Флёр.

– Говорите громче! – потребовал судья.

– Это мой кулон… Неделю назад моя мачеха незаметно забрала его у меня, – сказала девушка, не поднимая глаз.

– Что же ты такое говоришь?! – вскричала одновременно удивлённо и возмущённо Фаретра, – как твой язык вообще поворачивается такое говорить?!

– Обвиняемая, прекратите себя так вести! – призвал к благоразумию королеву отец Малиос. – А вы, девушка, вспомните, ваша мачеха не грозилась убить лорда Кромата?

Едва сдерживая слёзы, Флёр уверенно ответила:

– Этого я, к сожалению, не помню, но точно знаю то, что этого человека она ненавидела.

– А насколько ваша мачеха страшный человек? – спросил судья.

– Не меньше, чем про неё говорят, – чёрство бросила в ответ девушка, испуганно посмотрев на сердитое лицо Бромара.

– Ага, из всего этого может вытекать только одно, – задумчиво поглаживая бороду, пробурчал себе под нос Малиос.

– Я не могу в это поверить, – покачала головой Фаретра, с трудом выталкивая слова из онемевшего от изумления рта. Злость и обида запылали в глазах мачехи. – Я же любила тебя как родную, старалась для твоего счастья, до последнего защищала тебя от всех невзгод, а как ты поступаешь со мной? За что ты так поступаешь со мной, Флёр? За что?! – бриллианты слёз сверкнули на ресницах Фаретры, потрясение когтями разочарования полосонуло сердце, боль сдавила дыхание. Толпа оживилась, вызывая волны шёпота, но стук молоточка судьи – вестник не только его воли, но рвущейся нити его терпения, заставил присутствующих присмиреть. И только королева не подчинилась – она продолжала что-то неистово бормотать себе под нос, закрыв лицо ладонями. Показать свои слёзы, означало сломаться, Фаретра не могла себе подобного позволить, а простить тем более. Малиос насупился, раздражёно взглянул на обвиняемую, но поборов в себе возмущение тяжелым вздохом, он безоговорочно огласил:

– От имени отца нашего небесного – Нэраэля, по законам предков наших и всего Форлианда, Фаретра Тронэр обвиняется в покушении на убийство знатного лица по королевской линии из корыстных побуждений, и приговор за это – пожизненное заключение! Стража, в темницу её! – распорядился судья, ударив молоточком по столу.

Мужчины в латах надели на руки осуждённой кандалы, и повели её к выходу. Алмазные ручейки слёз струились по щекам Фаретры, что-то горестно и неразборчиво твердившей про себя дрожащими губами, тогда как Флёр безропотно и опустошённо стояла у трибуны, походя на безжизненную чугунную статую. Дикий гомон восторженной толпы наполнил залу, но девушка, казалась, не слышала его. Люди неспешно расходились, следуя за стражей, сопровождавшей Фаретру в темницу, и брюзжали. Но осуждённая не замечала этой надоедливой бессмысленной суеты. В эти минуты её мир был утоплен в беспросветной ледяной пучине отчаяния. Погружённая в молчание, она пустым взглядом смотрела в пол, роняя тут же разбивающиеся прозрачные перлы слёз. Бромар с довольной улыбкой медленно подошёл к Флёр и нежно обнял её за плечо:

– Это жизнь, девочка, желаешь красиво жить – приноси жертвы, – сказал мужчина. Его голос жалил, как жало скорпиона. Каждое слово, казалось, облито ядом.

Девушка вырвалась из объятий коварного советника и побежала к двери. «От себя она всё равно не убежит», – ехидно улыбнулся Бромар и надменной походкой направился следом.

Как только Флёр выбежала за дверь, какой-то светло-русый коротко-стриженный широкоплечий мужчина в буром камзоле крепко прижал её к стене и, приложив руку к горлу, ожесточено посмотрел ей в испуганные глаза.

– Отпусти меня, – каким-то измученным негромким голосом произнесла Флёр, даже не пытаясь вырваться.

– Как же ты могла так поступить? – точно через сито изливал свой гнев и презрение мужчина сердитым басом. Девушка молчала.

– Ты же сгубила жизнь невиновному человеку и ради чего, ответь ради чего?! – гневался придворный рыцарь, сильнее сдавливая рукой горло.

– Убери от неё руки, Люксимур, и иди в таверну заливать своё горе элем, – приказным тоном сказал Бромар, кривя губы в глумливой усмешке.

– Твои похороны были бы отличным поводом для этого, – яростно парировал мужчина. – А тебе это вернётся, можешь не сомневаться, – хладнокровно пообещал Люксимур, освобождая горло Флёр.

– Мы потом договорим с тобой, – предупредил Люксимура Бромар, не поскупившись на скрытую угрозу.

– Я так не думаю, советник, – с омерзением выпалил в ответ придворный рыцарь и, оттолкнув плечом преграждавшего путь Бромара, убрался прочь.

– Бесцеремонный наглец, – возмутился Бромар. – Ничего, он поплатится за свою дерзость! – выругался советник, медленно поднимаясь по лестнице. Когда его шаги поглотила тишина, Флёр сползла спиной по стене, обхватила руками колени и, обессилено уронив на них голову, заплакала так, как никогда раньше себе не позволяла.