Читать книгу Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника - Сергей Синякин - Страница 22

– Не люблю, когда в наши дела наука лезет, – сказал Примус, когда они вернулись в отдел. – Нет чтобы просто, без затей особых – топориком по голове или нож в спину, и все понятно, все просто – повздорили два дурака, только один порасторопнее оказался. И раскрывать такие «мокрухи» просто, как писал гений российского сыска Путилин: «Так было совершено зверское и незатейливое убийство». А тут сплошные непонятки начались.

– Они еще не кончались, – вздохнул Нечаев. – И потом, хрен с ней, с наукой. Меня больше беспокоит, что в наши дела религия вторглась. Вот это уже хуже всего. Религия как политика, если полезет, мало не покажется.

– Мужики, – предложил Калгин. – Давайте попробуем систематизировать факты.

– Давайте, – обреченно отозвался Нечаев. – Давайте систематизировать.

– Что мы имеем? – оживился Калгин. – Мы имеем Первую больницу, которую оборудовали не хуже института, и спонсором этого выступил всем известный Николай Гонтарь, бывший врач, а ныне олигарх и по совместительству пророк Единого Бога, которому поклоняются члены Земного братства. Факт?

– Так, Рома, так, – кивнул Нечаев. – Рули дальше.

– В эту больницу перешел работать доктор биологических наук Илья Николаевич Медник. Со скандалом бросил работу в институте и пошел в больницу. Так?

– Ну, это не удивительно, – подал голос Примус. – Как сейчас докторам наук платят, выгоднее в абортарии работать или осеменением заниматься. Куда больше платят, и уважения больше. Если бы я умел, тоже бы в гинекологи подался.

– Погоди, погоди, – погрозил пальцем Калгин и снова заходил по кабинету. – Занимается он лечением бесплодия, вопросами репродуктивности, никого не обижает, однако в один прекрасный день его находят в родимом доме с ножом в спине и сильнодействующим препаратом в крови. Из чего следует, что перед смертью от него чего-то хотели добиться. Обязательно людям надо было у него что-то важное узнать. Факт?

– Дальше, – сказал Нечаев.

– Дальше так дальше, – Калгин успокоился и встал у окна. – В ту же ночь неизвестные проникают в больницу, вскрывают кабинет покойного доктора, похищают его записи и шесть анамнезов.

– Чего? – не понял Нечаев.

– Историй болезней, – пояснил Калгин. – Хотя беременность можно назвать болезнью только с огромной натяжкой и при этом надо обязательно ненавидеть детей любого возраста. Похищено шесть анамнезов, и мы с абсолютной точностью установили, чьи именно анамнезы были похищены. И выходим мы на шесть женщин, которые и в черновой тетради Медника как-то странно объединены пометочкой «СГ», которую мы считали за зашифрованное обозначение донора. Пока все правильно?

– Пока правильно, – с ноткой ревности согласился Примус. – Только прошу вас отметить, что весь объем работ…

– Это потом, – остановил его Калгин. – Оперативным путем мы выходим на двух ростовских жуликов, которые специально приезжали в Царицын для того, чтобы встретиться с Медником. Жулики должны были любым путем изъять у него нечто важное. Этот предмет они между собой именовали «святым королем». Мирным путем этого сделать не удалось, поэтому ростовские бандиты прибегли к последнему вескому аргументу и нашего потерпевшего прирезали. Что позволяет сделать вывод: искомое они раздобыли, и Медник стал им не нужен. Более того, по жадности своей они увезли в Ростов некоторые вещи Медника, которые позволили нам идентифицировать их как убийц.

Казалось бы, дело сделано, но тут выясняется, что наши ростовские пострелята рванули в Израиль, куда выехала одна из пациенток убитого доктора – Елена Гриц, правильно? Там они хотели не то расправиться с ребенком, не то похитить его, но в результате непонятной и темной истории перерезали друг другу горла. И тут выяснилось, что согласно татуировкам на левом предплечье они, несмотря на свое бурное прошлое, являются верующими в Единого Бога людьми и являются послушниками Земного братства, которым руководит в качестве одного из пророков уже известный нам Николай Гонтарь. Пока правильно?

– Верной дорогой идете, товарищ, – кивнул Нечаев. – Только вот куда она нас приведет?

– Дальше – больше, – сказал от окна москвич. – Тут уже у нас совершенно странное покушение на гражданку Редигер, которая опять же является пациенткой доктора Медника. Покушение тем более странное, что у покушавшегося был при себе мощный огнемет, которым он не воспользовался, а вместо этого благополучно помер сам, не успев причинить вреда окружающим. Он оказался бывшим дагестанским террористом и гражданином ближнего зарубежья, что, впрочем, значения не имеет. А имеет значение татуировка на его предплечье, которая наглядно свидетельствует о том, что покойник опять же входил в Земное братство и входил в число послушников. Кстати, установили причину его смерти?

– Сердце остановилось, – сказал Примус. – Пламенный мотор подвел. И ведь совершенно здоровенькое, не то что у нашего всенародно шунтированного. С таким сердцем два столетия прожить можно.

– И наконец, наш сегодняшний гранатометчик, – кивнул Калгин. – Судя по его цветущему виду, особыми заболеваниями он не страдал, разве что алкоголизм его в иные дни донимал. Но вот что странно – его плечо вновь отмечено печатью братства. Отсюда можно сделать вывод: ко всей этой истории имеет непосредственное отношение второй пророк Земного братства Николай Гонтарь, который мог бы все объяснить, если бы мы имели возможность с ним побеседовать.

– Можно добавить, – азартно сказал Примус. – Если вы внимательно посмотрите на татуировку, то увидите, что черенок листа несколько утолщен. Приглядевшись еще внимательнее, вы обязательно заметите, что он выполнен в виде римской цифры два, что заставляет нас согласиться с выводами уважаемого коллеги. Послушники первого пророка имеют черенок в виде римской цифры один, а послушники второго – в виде цифры два. Следовательно, все установленные нами лица принадлежат к послушникам второго пророка – господина Гонтаря.

– Убедительно, – сказал Нечаев. – Но в этой теории есть небольшой изъян: она верна, если мы действительно имеем дело с послушниками, а не с лицами, которые стараются под них «закосить».

– Замечание интересное, – отозвался Калгин, – но пока будем придерживаться нашей версии, отклонения нас далеко заведут.

– А куда нас заведет версия, если мы станем ее придерживаться?

– Откуда я знаю, – сердито сказал столичный опер. – Пока выходит одно, второй пророк Земного братства был заинтересован в опыте доктора биологических наук Медника, а потом вдруг решил убить всех детей, которые родились в результате усилий доктора у практически бесплодных женщин.

– Клоны? – безнадежно поинтересовался Примус, грустно глядя на начальство. – Кажется, мы это уже обсуждали.

– А у тебя есть другие идеи? – повернулся к нему Калгин.

– Начальники, – сказал Примус. – Я соглашусь, я податливый – предположим, все эти женщины и в самом деле выносили клонов господина Гонтаря. Тогда объясните, зачем ему это нужно и почему он решил от них избавиться? И еще… Кто-нибудь объяснит, что происходит с теми, кто хочет убить этих прелестных детишек?

Калгин мрачно молчал. Нечаев, барабаня пальцами по столу, смотрел на него.

Телефонный звонок, резко прозвучавший в кабинете, они восприняли с каким-то странным облегчением, словно он освобождал всех троих от дальнейших размышлений.

Нечаев долго слушал невидимого собеседника, потом положил трубку на рычаги.

– Хотите еще одну загадку? – уныло спросил он. – Сегодня в двенадцать часов гражданка Бекталова Анна Гавриловна посетила ЗАГС Центрального района, где заключила брак с гражданином США Майклом Уэстом. После чего она вместе с мужем проследовала в агентство компании «Волгоаэро», где они заказали билеты до Москвы на сегодняшнюю пятницу.

Некоторое время все трое молчали.

– Какая же это загадка? – удивился Примус. – Обычное дело, приехал мужик, встретил избранницу, можно и домой отправляться с молодой супругой.

– Так это и неплохо, – неуверенно нарушил молчание Калгин. – Не зря же говорят, баба с возу…

– Будем надеяться, товарищи жеребцы, – нервно и фальшиво хохотнул Нечаев.

– Может, нам как-то слить это дело в ФСБ? – не глядя на товарищей, сказал Калгин.

– Там тоже дураков нет, – тихонько возразил Примус. – Ну нет там Скалли и Малдеров, помешанных на инопланетянах и всемирных заговорах. И вообще, кому нужна истина, которая где-то рядом?

* * *

Андрей Георгиевич Гнатюк на ученого совершенно не походил.

Скорее его можно было принять за «торпеду» – рядового члена организованной преступной группировки: широкие плечи, бычья шея и хорошо развитая мускулатура, которая заметно бугрилась под футболкой. Для пущего сходства не хватало лишь золотой цепочки на шее, да и то сказать, многие бандиты давно уже отказались от ношения цепочек, глядя на то, как эти цепочки становились причиной смерти более неудачливых собратьев.

Да и лицо у Андрея Георгиевича не слишком соответствовало облику ученого, сложившемуся в воображении Примуса. Вот только цепкие внимательные глаза, смотревшие с грустной иронией на происходящее, не слишком соответствовали общему облику.

– Даже не представляю, чем могу быть вам полезным, – сказал Гнатюк, удобно устраиваясь на скрипучем стуле рядом со столом оперуполномоченного.

– Как же, как же, Андрей Георгиевич, – в тон ему сказал Примус. – Вы ведь с Ильей Николаевичем Медником работали.

– Работал, – подтвердил Гнатюк. – Но это не значит, что я располагаю какими-то сведениями, которые могут помочь вам в раскрытии этого убийства. Мне очень жаль Илью Николаевича, но решительно не представляю, что могло бы помочь вам в работе. О его друзьях или знакомых я сведениями не располагаю, Илья Николаевич меня в домашние дела не посвящал, домами мы не дружили, а то, чем мы с ним занимались в институте, вряд ли вам поможет в расследовании.

– И все-таки, – улыбнулся Примус.

Гнатюк посидел немного, внимательно разглядывая оперуполномоченного.

– Извольте, – неожиданно легко согласился он. – Мы занимались исследованиями ДНК. Интересно и заманчиво узнать, каким образом в ДНК записана наследственная информация, каким образом запускается механизм формообразования, почему ДНК, скажем, стрекозы формирует именно стрекозу, а не что-то иное. Собственно, мы начали с того, что повторили опыты, которые проводились в Институте физико-технических проблем, а с началом перестройки были прекращены за отсутствием финансирования работ. В ходе экспериментов мы подтвердили опыты Гаряева – при работе с препаратами, полученными из эритроцитов цыплят, на экране спектрометра появлялись графики, совершенно отличные от классических. Они были более сложными, с бесконечными бурными всплесками, причем фрагменты этих графиков повторялись, хотя и в слегка видоизмененном виде. Предположения Гаряева, выдвинутые еще в восьмидесятые годы, полностью оправдались: мы установили, что колебания графиков отображают звуковые, или акустические, процессы, происходящие в молекулах ДНК! Молекулы подавали голос! Я не знаю, что вам это скажет, поймете ли вы, но акустические колебания ДНК обладают частотой до ста герц, что сравнимо с частотой человеческого голоса. Чуть позже мы попытались узнать, что происходит с физическими полями клеточных ядер во время их разрушения. Для этого мы нагревали ДНК до сорока трех градусов по Цельсию. И что же? На осциллографе появились высокие всплески кривых графика, словно это были сигналы «SОS». Молекулам ДНК было больно, и они жаловались» на свою «боль». Но самое страшное началось при дальнейшем повышении температуры. Плавились жидкие кристаллы, на которых записывается наследственная информация в ДНК, стирались высокие генетические программы развития организма и «слышался» такой хаос «звуков»! Осциллограф чуть ли не зашкаливало. Жидкие кристаллы молекул ДНК умирали… И эту смерть подтверждали странные акустические колебания, которые походили на крики боли. Потом мы убедились: акустические колебания, которые излучает ДНК, зависят от ее происхождения. ДНК различных живых существ будет излучать разные акустические колебания. Грубо говоря, на всех ДНК записана первичная информация в виде слов. Организм информацию считывает и в соответствии с ней развивается. Понимаете? Спрашивается: кто «включил» эти программы развития? Почему идет формообразовательный процесс? Из одной группы клеток вырастают мышцы, из другой – кожа, из третьей – желудок, и так далее. Если программа нарушена – на свет появляются уроды. Постепенно мы пришли к мысли, что набор всех хромосом есть не что иное, как динамичная совокупность голограмм. В процессе развития плода в утробе матери в его крохотном тельце образуется множество волновых объемных «картинок». Они и обеспечивают волновые схемы «строительства» организма. Таким образом задаются маленькие послойные планы построения организма.

Говорим мы о человеке, животном или растении, то есть о многоклеточной структуре, в которой информация хранится в пространственном и временном измерении. Для одноклеточных организмов такой тип генетической памяти несвойствен.

А дальше у нас с Ильей Николаевичем начались разногласия. Меня интересовала возможность расшифровки кодов, а Илью Николаевича больше интересовало практическое применение найденных эффектов. Но было еще руководство института. Оно предложило третье направление: разработку волновых методов лечения вирусных заболеваний и отработку методов диагностики заболеваний путем идентификации болезней по анализу крови с помощью лазерной установки, путем анализа радиоизлучений исследуемых генетических структур. Разные спектральные составы должны рассказывать о болезнях, которые живут в теле пациента и со временем могут проявиться. Еще одно направление, которое наметил институт: диагностика заболеваний с помощью снятия спектра электромагнитных излучений с человеческого голоса. Записываем голос человека, оцифровываем эту запись, а потом обрабатываем по нашему фоновому принципу и выделяем определенные частоты, которые характерны, скажем, для предгриппа или предрака. В голосе все это есть, надо только провести дифференцирование… Боюсь, вам это неинтересно. Вот и Илье Николаевичу это стало неинтересно, он вспылил, разругался с руководством, хлопнул дверью…

– А вы? – осторожно поинтересовался Примус.

– А я не Александр Матросов, – сказал Гнатюк. – Не мое это дело – на амбразуры кидаться. Мне семью кормить надо. Я принял институтскую программу исследования. Тут уж Медник и со мной разругался. И сколько я ни пытался его убедить, что это перспективные направления и первые же успехи в этом направлении помогут нам добиться увеличения финансирования и тем самым мы сможем вернуться к самому широкому спектру проблем, которые были поставлены в ходе исследований, убедить его мне не удалось.

Нечаев стоял у окна и в разговор не вступал. Он даже не оборачивался, составив определенное мнение о Гнатюке. Сейчас он стоял, слушая, как ведет разговор со свидетелем Евграфов, и одновременно наблюдал, как в хозяйственном дворе управления милиционеры толкают на стоянку под навесом сломавшийся «уазик».

– И с покойным Медником после ухода из института вы не встречались и какие-либо совместные работы уже не вели? – спросил оперуполномоченный.

– Нет, – твердо сказал Гнатюк. – Я же говорю – обижен он на меня был.

Гнатюк врал, но поправлять его Нечаеву не хотелось. Возможно, он подспудно боялся услышать что-то очень неприятное, окончательно запутывающее происходящее. Он чувствовал, что своим расследованием все они вторгаются в странную и запретную область, в которой вопросов возникает больше, чем существует ответов на них. Но Примус думал иначе.

В противном случае он не задал бы следующий вопрос.

– Когда вы с Постниковым виделись в последний раз?

Лицо Гнатюка побагровело, но он промолчал.

– И некоторые исследования вы для Медника вели, – безжалостно добил его Примус. – Ну? Что мне вам все рассказывать? Святой… – и оперуполномоченный выжидающе замолчал.

Нечаев искоса взглянул на Гнатюка и поразился его виду: вместо цветущего и уверенного в себе мачо на стуле сидел до смерти перепуганный интеллигент.

– Нет, – сипло сказал Гнатюк. – Не может быть. Этого вы никак не можете знать!