Читать книгу Ускорник (сказка). Часть 1 - Сергей Смирнов - Страница 13

В понедельник утром в учебном центре ВКИМО начала работу мандатная комиссия. Ей предстояло определить дальнейшую судьбу абитуриентов, успешно сдавших вступительные экзамены, распределить их по факультетам, группам и языкам. Тем, кто не выдержал вступительных испытаний, но не получил двоек, предстояло также предстать перед комиссией для получения официального уведомления об отказе в приёме на курс обучения. Мандатная комиссия расположилась в здании лагерной столовой. Возглавлял её, как и полагалось, начальник военного института генерал-полковник Танкиев Михаил Тимофеевич. Курсанты – старшины рот привели свои подразделения к столовой в назначенное время. В помещение абитуриенты заходили по одному и представали пред ясны очи судьбоносных мужей – членов мандатной комиссии. После того как комиссия определяла, будет ли данный индивид учиться во ВКИМО и какой язык ему достанется, индивид покидал здание столовой и самостоятельно возвращался в палаточный городок. Там новоиспечённых курсантов уже ожидали начальники курсов. Тем, кто не смог пройти вступительные испытания, предлагалось пройти в штаб лагеря для получения документов.

Полковник Лесков пребывал в отличном настроении. На целых две недели ему удалось вырваться из пыльной и душной летней Москвы. Он сидел за деревянным столом на свежем воздухе возле бывшей каптёрки бывшей «западной» роты гражданской молодёжи и вместе с прапорщиком Макаровым ожидал прибытия только что набранных курсантов – слушателей ускоренного курса.

В отличие от западного и восточного факультетов, курсантам-ускорникам после поступления отводилось лишь две недели на лагеря, после чего их в спешном порядке отправляли на Волочаевскую, 3/4 для интенсивных занятий языком. Всего за один год из бывших школьников, кадетов и солдат строчной службы предстояло сделать полевых переводчиков, готовых к выполнению служебных обязанностей за рубежами нашей Родины на фронтах холодной войны.

За те две недели, отведённые на лагерный сбор ускоренного курса, необходимо было обучить гражданскую молодёжь строевым приёмам для принятия присяги. Кроме того, всем ускорникам надо было пройти краткий курс тактики, БТВ, инженерной и огневой подготовки. Работы предстояло много, но Лесков любил свою работу и всегда был рад знакомству с новым личным составом. Он сидел за столом, рассматривая уже готовый список своего курса. Последние изменения в этом списке были сделаны начальником западного факультета сегодня утром. В кхмерскую группу одиннадцатым слушателем был дописан курсант Маркин. На справедливый вопрос начальника курса: «А зачем мне ещё Маркин?» – начальник факультета ответил:

– Не забывайтесь, товарищ полковник. Маркин – такой же курсант из числа гражданской молодёжи, как и все остальные на вашем курсе. Вам всё ясно?

– Так точно, товарищ генерал-майор.

Юрий Владимирович прекрасно знал, кто такой Маркин. Он лишь хотел уточнить, что это именно тот самый внук великого Сёмина. Генерал подтвердил его опасения.

– Товарищ старший прапорщик, как у нас дела с обмундированием и всем остальным довольствием?

– Всё в порядке, товарищ полковник, сейчас с первыми курсантами пойдём на склад и всё получим.

– Саш, а ты уверен, что мы успеем получить всё по размерам и так далее?

– Юрий Владимирович, я, конечно, уверен, но аттестатов по размерам у меня нет, так что сами понимаете, что единственная гарантия – это моё личное знакомство с начальником склада.

– Понял, давай так: ты сейчас дуй на склад к своему знакомому и раскладывай там всё что нужно по размерам. Всех вновь прибывших буду записывать, распределять по палаткам и отправлять к тебе. А ты уж там рули, всё получай как положено. Хотя нет, я себе одного писаря оставлю и сержанта какого-нибудь, а то не дело целому полковнику молодёжью рулить. Да, сразу приглядывай себе каптёра.

– Есть приглядывать каптёра! А можно двух каптёров, чтобы они, если что, потом в увольнение в разные дни ходили?

Александр Иванович Макаров был и мудрым прапором, и службу свою он знал от и до. Никто толком не помнил, как, когда и откуда он попал служить в военный институт и сколько ему лет. Но он был единственным старшим прапорщиком оного заведения, который носил десантные парашютики в петлицах и фуражку с голубым околышем. Всем остальным прапорщикам и офицерам предписывалось носить общевойсковую форму, вне зависимости от того, из каких родов войск и видов вооружённых сил они попали в Лефортово. Александр Иванович любил и был не дурак выпить, но всегда знал меру и никогда не залетал. Его курсы были всегда одеты по размеру, и несмотря на тотальный дефицит эпохи развитого социализма, портянки курсанты получали каждую неделю не стиранные, а новые. Курсанты тоже платили своему старшине взаимностью и всегда везли ему из заграничных командировок сувениры и подарки. В общем, Макарыч был строгим, но справедливым, на хорошем счету у командования и отцом родным для курсантов. Он был обычным профессиональным военным, если только такой термин был применим в отношении советского прапорщика начала восьмидесятых.

– Макарыч, всё, давай, я тебя понял.

Александр Иванович хитро улыбнулся и направился к складу. Сильно поредевший после вступительных экзаменов строй военнослужащих стоял перед столовой. Очкастый сержант – учащийся третьего курса восточного факультета – монотонно зачитывал очерёдность прохождения мандатной комиссии. Строй внимал каждому слову, а точнее, каждой названной фамилии. После Чакина и Черепанова Виктор Петрович услышал свою фамилию. Это означало, что его допустили до мандатной комиссии, тревоги и волнения начали отступать. А может, тот полковник специально сделал так, чтобы Витьку целый генерал-полковник, начальник мандатной комиссии объявил о том, что младший сержант Чернов не принят во ВКИМО? Может, рано радоваться?

Первые кандидаты в курсанты уже зашли в здание столовой, строй разбрёлся сам по себе. Витёк присоединился к группе солдат и сержантов, окруживших сержанта, который зачитывал список.

– Товарищ сержант, а вы, случайно, не знаете, на какие языки нас тут расписали? – прозвучал вопрос от какого-то танкиста из толпы, окружившей сержанта.

– Во-первых, у нас в институте по званию к сержантам только абитуриенты и первокурсники обращаются. Меня, кстати, Костей зовут. Во-вторых, ты сначала сигареткой, что ли, угости, а уж потом вопросы задавай.

Из толпы к сержанту потянулись руки с пачками «Явы» и «Космоса». Кто-то даже раскупорил пачку «Мальборо» специально по этому случаю.

– Благодарю за угощение, – взяв сигарету, промолвил очкастый сержант и продолжил: – В-третьих, как я могу знать все ваши языки? Списки я не составлял, но вчера в штабе довелось просмотреть документы, подготовленные для мандатной комиссии. Как твоя фамилия, танкист?

– Явон.

– Точно не помню, но вроде тебя к нам на «восток» определили.

– А моя фамилия не попадалась? Зацепин я.

– Сказал же, всех не помню, но Зацепин не на «востоке», это точно. Может, на ускоре.

С этого момента спокойные посиделки закончились. К сержанту подвалили почти все из «восточной» роты с одним и тем же вопросом.

– Кость, а есть кто вообще ни в какие списки не попал? – дождался своей очереди и задал вопрос Чёрный.

– В нашей роте вроде нет, на «западе» видел кого-то. Но им, по идее, должны юридический или спецуру58 предложить.

Витька ещё более успокоил столь неподготовленный, но уверенный ответ сержанта Костика. На самом деле, это была практически правда. Несмотря на большой начальный конкурс, после окончания вступительных испытаний конкурс на одно место был минимальный. Выжили только сильнейшие. В СССР кадры решали всё, и потому сильнейшими ребятами с хорошими, пусть и не идеальными результатами нельзя было пренебречь.

– А куда Чернова записали, не помнишь? – задал последний вопрос Витёк.

– Чёрный, не волнуйся, тебя промазали дальше некуда, завтра уже в командировку за границу отправляют, – прикололся погранец, друг Витька по палатке.

Все засмеялись. Костик пожал плечами и ответил:

– Не помню, но лысый майор с кафедры первого английского про тебя у нас, у курсантов, интересовался. Спрашивал, типа вдумчивый ли ты, серьёзный.

– Чёрный у нас точно вдумчивый. Как задумается ночью в палатке – так такие трели его задница издаёт, что кто хочешь проснётся, – завистливо пробурчал моряк, который тоже жил с Виктором Петровичем в одной палатке.

– У меня хоть трели, а твои торпедные газовые атаки всех достали. Их хоть и не слышно, зато от вони хоть на улице спи, – легко парировал Витёк укол моремана.

– Точно, Вась. Не дай бог нам с тобой и дальше в одной палатке спать придётся. Серьёзно, будешь спать на улице, или в ОЗК59 завернём, чтобы наружу ничего не выходило, – навалился на Ваську-моряка погранец.

Тему про ночные газовые атаки стали развивать далее. Все ржали, и уже никто не помнил, с чего начался разговор про непристойности. Виктор Петрович хоть и смеялся вместе со всеми, но уже не участвовал в разговоре. Чувство неуверенности и обречённости не позволяло чувствовать себя спокойно. А между тем из столовой вышел первый отстрелявшийся.

– Следующий! – на выдохе, с чувством облегчения сказал действительный курсант первого курса.

– Ну как? – спросил кто-то из толпы.

– Порядок. Буду на «востоке» учиться. Китайский! – с гордостью и детской улыбкой на лице заявил первый отстрелявшийся.

– «Восток» у нас идёт к полковнику Орлюку. Всё, вперёд в расположение, – без эмоций, посмотрев на свои записи, сказал очкастый сержант и повернулся к собравшимися.

– Повезло чуваку, в Китай поедет, – в очередной раз раздался чей-то голос из толпы.

– Это уж точно, повезло как утопленнику, – саркастически заметил сержант Костик.

– А что, разве плохо в Китай поехать?

– В Китай поехать совсем не плохо, просто замечательно. Только кто его туда пустит? У нас на сегодняшний день никаких экономических, а уж тем более военных связей с Пекином нет. С политическими отношениями тоже не всё гладко, хоть они себя коммунистами считают. Между нашими странами вообще всё не так просто. Туда только посольские ездят60.

– Ну вот он в посольство работать и поедет.

– Ага, точно, там ведь своих переводчиков китайского не хватает. Зачем тогда МГИМО61 и ИСАА62 каждый год китайские группы выпускают? Им-то где работать, если военные переводяги все места займут? Не, мужики, не завидуйте тому парню. Китайский вообще безмазовый. В этом году с нашего факультета выпустилось почти сорок человек. Ни один в Китай не уехал.

Костик посмотрел на внимавшую толпу с чувством всезнающего лефортовского профи, который был в состоянии рассуждать о зарубежных военных, государственных и экономических связях Советского Союза, как ведущий программы «Международная панорама». Хотя очки и мешковатая форма ведущего «Международной панорамы» несколько смазывали впечатление от его презентации, толпа слушала внимательно.

– А куда же их распределили, если в Китай никто не поехал? – задал вопрос Васька-моряк.

– Куда-куда… Всё как обычно. Сержантов, отличников и стукачей КГБ и ГРУ поделили. Многие на бортперевод63 со вторым английским попали. Ну а всех остальных, а их большинство – в ОСНАЗ, на границу, в укрепрайоны, в Монголию, ЗабВО64 и ДальВО65. Так что сами судите, насколько повезло парню.

– Ну в органы и в разведку кто попал – наверняка не в накладе, – продолжал дискуссию мореман Василий.

– В общем, да, но там без мазы тоже не очень. Можно сесть в каком-нибудь закрытом бюро переводов и просидеть до пенсии, переводя всякую периодику. Впрочем, по сравнению с укрепрайонами на китайской границе бюро переводов или аналитический отдел – это просто сказочные места. Но большинство людей к нам учиться идут не для того, чтобы потом книжными червями в закрытых учреждениях гнить. Хотя на вкус и цвет товарищей нет.

– А на бортпереводе как вообще? – задал вопрос веснушчатый старшина-дембель в мазутной форме66.

– Бортперевод – тема новая. В прошлом году четвёртый курс «востока» со вторым английским отправили. Ребята говорят, что дело интересное и вроде как даже денежное, только не всё так просто.

– А в чём, собственно, проблемы?

– Ну основная проблема в том, что в тех странах, куда они летают, наши самолёты и вертолёты не все любят, а потому, бывает, и стреляют по ним, и сбивают. Один наш курсант недавно из Эфиопии в цинке приехал. Да и работа не такая уж лёгкая – папуасы не все нормальный английский понимают, и наши не очень в папуасский английский врубаются. Так что кто-нибудь кого-нибудь не поймёт – вот борт и разобьётся. Некоторые в дальнюю авиацию попадают. А там вообще люди без посадок по несколько суток в воздухе на боевом дежурстве – ни поспать, ни поесть. Платят там рублями. Правда, не обижают. Ракетоносцы за границей не садятся, потому валюту экипажу на руки не дают. Ладно, мужики, не заморачивайтесь, вы сейчас на мандатку идёте, а не на выпуск. Вам вообще должно быть без разницы, какой язык дадут, сегодня главное – поступить. Язык карьере не помеха – запомните это золотое правило военного переводчика.

Витёк вместе со всеми внимательно слушал рассказ Костика. Впрочем, таких рассказов, правдивых и не очень, он наслушался достаточно за время нахождения в учебном центре. В принципе, очкастому сержанту можно было верить. Он здесь учился и жил. Что-то незримое, практически незаметное, отделяло Костика от миллионов ребят его возраста, никогда не бывавших в стенах этого заведения. Витёк слушал курсантские байки от Костика, и им вновь овладела тревога. А зачем ему всё это нужно? Изначально хотелось лишь закосить от армии на год. Но теперь – вот он, финиш. Победа, возможно, ждёт его за дверью столовой. Виктора Петровича уже не страшила перспектива с позором вернуться в часть и быть переведённым в черпаки ещё раз двенадцатью ударами пряжкой ремня по заднице. Витёк боялся, что эта мандатная комиссия назначит его человеком второго сорта, не заслуживающим шанса встать на одну ступень с Маркиным и другими такими же, как он.

А между тем очередь продвигалась достаточно быстро. Вот уже Лёха Черепанов направился поближе к двери столовой. Витёк обречённо последовал за ним. Он плохо понимал, что происходит вокруг – оцепенение сковало его разум и замедлило реакцию, руки немного тряслись. Что делать, если откажут? Просить, угрожать или просто молча уйти с видом «не очень-то и хотелось»? В мозгах у младшего сержанта была полная каша. Случись ему заговорить – речь была бы крайне несвязная, голос наверняка выдал бы его волнение.

Говорят, что разведчики прекрасно умеют владеть собой в различных ситуациях. На самом деле это не так. Просто по роду занятий и в силу особенностей службы им часто приходится волноваться. А от этого увеличивается количество различных ферментов в крови, поднимается давление, учащается пульс и так далее. Всё это выступает наружу и создаёт внешние признаки нервозности, такие как дрожь в конечностях, сбивчивая речь, потливость. Как скрыть от заокеанского врага-капиталиста, а чаще всего – от своего начальника, все эти внешние признаки волнения?

Организм любого человека, и разведчика в том числе – это саморегулирующаяся система, и помимо безусловных рефлексов, в стрессовых ситуациях он создаёт систему защиты посредством приобретённых условных рефлексов, купирующих не только внешние проявления, но и внутренние причины стрессового состояния.

У среднестатистического человека эти механизмы не развиты, так как он относительно редко имеет шанс переживать и преодолевать стресс и сильное волнение. Чем больше стрессовых ситуаций человек испытал в жизни, тем совершеннее его механизм защиты и самоконтроля и тем ярче выражен условный рефлекс блокировки. Принцип простой: чтобы бегать – надо бегать, чтобы чувствовать себя спокойно при стрессе – нужно пережить как можно больше стрессовых ситуаций. Но такие эксперименты над организмом небезопасны. Никто на сегодняшний день не ведёт статистику, сколько профессиональных разведчиков умерло от инфарктов, сколько – от инсультов, сколько попало на принудительное лечение в неврологические диспансеры, а сколько просто спилось.

Когда Лёха Черепанов зашёл в столовую, Витьку вспомнилось, как он стоял перед дедами в каптёрке в трусах и сапогах. Тогда у него внутри всё дрожало. Он не знал, в каком состоянии выйдет из той каптёрки. А что здесь? Несколько старых военных будут задавать ему умные вопросы? Но они даже фанеру ему не пробьют, если что не понравится. Им его ударить устав и звёзды на погонах не позволят. Максимальное зло, на которое они способны – это отправить Витька обратно в часть. Ну и что? Ведь Виктор Петрович замечательно провёл почти три месяца вне части. Он побывал дома, в Москве, вкусно ел, сладко спал и даже купался в пруду с девушкой. Ни один из этих стариков не сможет отобрать у него, как сержант Теракопов, три рубля, зашитые в трусы. Да и вообще чушь всё это. Тоже мне придумали – мандатная комиссия в столовой… Интересно, а как тогда называется полуночное сборище дедов в каптёрке, решающих судьбу духа? Последняя мысль развеселила младшего сержанта. На лице засияла улыбка. Сам того не подозревая, Витёк впервые искусственно активировал условный рефлекс защиты от стресса. Волнение ушло, настроение улучшилось, мышцы расслабились.

– Следующий! – с нескрываемой радостью на лице крикнул Череп, выходя из двери столовой.

Витёк спокойно открыл дверь, строевым шагом подошёл к столам, накрытым зелёным сукном, остановился от них за два шага, приложил правую руку к виску на уровне фуражки и чётким уставным голосом доложил начальнику комиссии: