Читать книгу Планка абсолюта - Сергей Супремов - Страница 3

Ночь – самое оживленное время для всех областей необъятных джунглей. Повсюду материализуется мысль, рожденная жизненной силой зеленой стихии. Боковым зрением я видел тени животных, хищников и других несуразных существ, больше диковинных, чем страшных. Фауна джунглей в этой зоне не отличалась большим разнообразием.

– Порой поставить свою истину под вопрос – достойный поступок. Зачем считать незыблемым свое прошлое убеждение? – спрашивал динамик у всех обитателей. Но кто его понимал, и кто, кроме меня, мог ответить?

Вместо слов я послал бравурный марш монтировкой по призрачному дулу машины сомнений, текущих, как мне казалось, по этой трубе. Звери насторожились, и я, повысив голос, спросил, когда еще в эти края захаживал отважный барабанщик? Трепещите, презрите себя…

И в этот самый момент на меня накинулся прозрачный зверь сомнения, единственный, кто не убоялся моей канонады.

Его бросок я ощутил, когда внезапно стал брюзжать про себя, какую бессмыслицу я творю этой ночью и что нет кретина, равного мне по глупости и непоследовательности. Если бы мне довелось увидеть, как это безумие творит кто-то другой, я бы его запрезирал и даже оскорбил бы. Но тут я имел дело со своей головой, своими руками и с собственным рассудком – всеми теми, кто одобрял и исполнял эти несуразные удары. Поэтому ненавидеть я стал сам себя и не вспомню, чтобы прежде так неистово себя проклинал. Тут еще этот громкоговоритель:

«Когда птица в сердце начинает петь свои песни, мысли и сомнения не позволяют сердцу слушать. Берегись, этот вор хочет украсть подлинное золото сознания!»

В ночных джунглях, в зоне «D», мне стало понятным, что сомнения в конце концов порождают ненависть к себе, а если ненавидишь себя, все остальные тоже кажутся противными.

Через час зверь сомнения внушил, что уже поздняя ночь и я страшно устал, пора прекратить бестолковое занятие и прилечь прямо здесь, возле труб. Но, коварный, он бы первым набросился и сожрал меня.

«А ну, не унывать! Буду стучать и бить», – заговорил я вслух. Слипались глаза, и отнимались предплечья, от ударов звенело в ушах, к тому же отдача от каждого удара неприятно отзывалась во всем теле. Мне нужны были новые силы, и дать их мог только сон. И тут случилось неожиданное.

Будто лунный свет, с небес нисходило свечение. Мертвые железные трубки, причудливые животные, сама атмосфера – все, казалось, ждало необычного свечения и радовалось ему. Это явление удивляло своей приветливостью, – так запросто мерцающая кашица проникала через непролазные сплетения верхних ярусов джунглей, ласкала листья и траву, касалась моей кожи. Я, как умел, попытался раскрепоститься и впустить этот мягкий свет.

– Ты не похож ни на что в этой чаще! Говорить ты случайно не умеешь? – спросил я. – Ну, раз не можешь, так и скажи!

Мираж не обманул моего доверия. Минут пятнадцать-двадцать свет по-настоящему кормил клетки тела. Как мать кормит маленького: сунет ложечку в ротик и ждет, когда дитя проглотит. Потом еще ложечку. Но стоило напрячься или допустить хоть одно сомнение, как свет тотчас начинал обтекать тело, не проникая внутрь.

В голове всплыли слова Мая: «В тех краях (он рассказывал о Семизонье) человек может наблюдать одно из редких явлений – дождь светлячков. Необыкновенное явление нам, трусам, недоступно, поскольку происходит ночью. В вертепе кошмара светлячки – редкие посланники добра». Я стал догадываться, что это та энергия, которую дает космос, чтобы накормить людей во время их сна. Здесь, в «D», я смог ее увидеть, если слово «увидеть» подходит для описания.

Тем временем прозрачный зверь сомнения мешкал недолго:

«Может, я увидел свечение только из-за стука? Сумасшедшие всегда хвастаются необычными видениями в моменты припадков безумия. Прекрати я стучать, и никакого света не будет! Эти блики и галлюцинации вызваны моим сумасшедшим барабаном, вот и все… Наверное, это так! – стал подчиняться я, – сейчас остановлюсь, и наваждение уйдет. Дай-ка проверю это свечение!»

Мысль обрела силу и замедлила удары. Очень скоро я почувствовал, как крепнет хватка призрачного зверя. Боковым зрением я заметил, что остальные обитатели зоны «D» стали настороженно поворачивать ко мне морды.

Наверное, это бывает со всеми – некое безотчетное состояние, дрогнувшая бдительность, когда искушаешь себя: посмотрю, что будет, интересно, хоть и немного опасно. Ну, так вот поглядим!

В детстве я много лет поднимался и спускался на лифте и всегда видел кнопку аварийной остановки. Мать прожужжала мне все уши, говоря, что нажимать ее нельзя. Но где там – все время ездить и так ни разу не испробовать? Нажал-таки! Всю ночь провел в застрявшем лифте, боясь звать на помощь и получить нагоняй. Сейчас могло случиться кое-что похуже; зверь сомнения грубо напирал:

«Разве не большее сумасшествие – стучать в ночном лесу по железке, лишать покоя себя, невинных зверей, а потом еще и весь следующий день бороться со сном?!»

И, о Боже, как трудно стало ударить в следующий раз! Навалилась адская усталость. В моем размеренном бое если и не было смысла, то хоть присутствовала направленность, витальное упорство. Теперь же пришли безысходность и усталость, бороться с которыми невозможно.

– А как замерзают во вьюгу, о-о-о, – разбудил меня динамик, – тускнеет надежда, и ты баюкаешь себя мыслью, что все равно уже замерз до костей, – так не лучше ли перестать двигаться, все тщетно? Выхода нет, на сотни миль сплошная ледяная пурга…

Баритон стих, будто чувствуя себя виноватым в том, что разбудил.

Вокруг меня непролазные джунгли, довольно тепло, около 90–100 по Фаренгейту. Но если разобраться, то чем мой тупик отличается от леденеющего странника, оставившего надежду?

«Бряк!» – меня вывела из ступора вздрогнувшая кисть. Уже не контролируя движения, я уронил занесенную назад руку. Эта случайность невероятно помогла. Что было сил я поднял кулак с зажатой монтировкой и принялся колотить, будто пытаясь убить незримого зверя сомнения. Окружающее стало принимать привычные черты. Обитатели этого странного места занялись своими нехитрыми делами, будто не замечая моего грохота. Я же вслух выругался на себя и зарекся останавливаться, покуда во мне есть жизнь.