Читать книгу Как стать оруженосцем - Сергей Тимофеев - Страница 6

Погода осталась прежней, разве что серое небо поднялось несколько выше, и не так донимал влажный ветер, почти не ощущавшийся. Пейзаж, после того как они покинули деревню, так же ничем не отличался от давешнего, – обычный лесной проселок. А вот само поселение вызвало у Владимира некоторый интерес: оно совершенно не походило на обычные деревеньки русской средней полосы. Дома, с соломенными крышами, по всей видимости деревянные, обмазанные глиной, были прямоугольными, без каких-либо террас, – у некоторых не было заметно даже окон, – разной величины и разбросаны совершенно хаотично по отношению друг к другу. Никаких тебе садов-огородов, никаких заборов. Пара колодцев, круглых, выложенных камнем, несколько брехливых собак, традиционные куры и гуси, свиньи. И – на удивление – Владимир не заметил обитателей, хотя, надо признаться, деревенька была крошечной и чтобы оставить ее позади понадобилось не более десяти-пятнадцати минут.

А еще приблизительно через час они достигли хлипенького моста через небольшую речку, по причине прошедших дождей превратившуюся в мутный поток. Переправа особого доверия не вызывала – зияла дырами и дерево, из которого она была изготовлена, выглядело изрядно подточенным термитами, но другой не наблюдалось, и наши путешественники, собравшись с духом, почти ступили на первые бревна, как вдруг приметили возле деревьев шалашик с торчащими из него босыми ступнями, и небольшой, почти потухший костерок возле него.

Совершенно справедливо рассудив, что это расположился на отдых рыцарь, поставленный охранять мост и не имеющий права пропускать через него других рыцарей прежде не испытав их в поединке, сэр Ланселот принялся оглядываться в поисках соответствующего размера камня, чтобы вразумить забывшего о своих обязанностях. Не обращая внимания на возражения Владимира о том, что это, может быть, вовсе никакой не рыцарь – ведь ни коня, ни доспехов, ни оружия вблизи шалаша не наблюдалось, – сэр Ланселот, обретя искомое, заявил, что тем хуже для его обитателя, поскольку он своим присутствием только вводит в заблуждение, метнул здоровенный булыжник так успешно, что снес с одного метания все сооружение, сложившееся как карточный домик.

Из-под рухнувших ветвей выскочил совершенно ошалевший парень, в одних портках, непонимающе помотал головой, осмотрелся и, неожиданно, плюхнулся в реку, оказавшуюся ему чуть выше колена. Подняв тучу брызг, он принялся барахтаться и завывать на все лады: "Тону!"

Сэр Ланселот и Владимир ждали.

Обнаружив через некоторое время, что спасать его явно никто не собирается, детина выбрался на берег и как ни в чем не бывало поскакал на одной ноге к кострищу, попутно вытряхивая воду из уха. Когда сэр Ланселот и Владимир подошли, он уже накидал хвороста, придавил сверху парой поленьев и, приникнув к земле, изо всей силы дул на слабый огонек.

Разговорились. Детина, как и предсказывал Владимир, оказался вовсе даже никаким не рыцарем, а сыном обыкновенного мельника. Но вот история, рассказанная им в ответ на высказанное недоумение по поводу его странного места обитания и поступка, оказалась весьма любопытной.

После отца, ему с братьями (он был, естественно, младший), досталось почти стандартное наследство: мельница, осел, котенок и закрытый ящик, обитый некогда черной, но со временем значительно выцветшей, тканью. Старший брат получил мельницу, средний – осла, младший – котенка (тот был очень ценной породы, по словам Жана, – так звали детину, – мой кум и умел говорить по-человечески), а вот насчет ящика вышла загвоздка. В нем могло содержаться нечто, делящееся на троих поровну, а могло и нечто неделимое, но очень ценное. Не станет же отец столько времени хранить пустяковину? И вот, вместо того, чтобы попросту бросить жребий и предоставить судьбе самой решить, как распорядиться ящиком, братья не надумали ничего лучшего, чем обратиться к стряпчему. Тот явился весь из себя важный, в сопровождении королевских стражников, и в его присутствии ящик был вскрыт, не смотря на протестующие вопли котенка: «Предлагаю не открывать!!!», который нашел-таки щель и, по всей видимости, рассмотрел его содержимое. Внутри ящика оказались поношенные сапоги с тусклого металла пряжками, линялые шляпа с фазаньим пером и камзол, и то и другое некогда зеленого цвета, и ремень. Причем наряд этот, судя по размеру, принадлежал ребенку. И тогда братья вспомнили, что отец неоднократно рассказывал им, как в детстве он часто играл в охотника, и как он жалеет по тем давно канувшим в Лету временам. Стало понятно, что за реликвию мельник хранил в ящике, но было поздно. Поскольку дела на мельнице шли неважно, – требовался ее капитальный ремонт, денег на который не было (как, впрочем, и не только на ремонт), – а потому она и осел были конфискованы в пользу стряпчего в качестве оплаты за тяжкий судейский труд. Возможно, был бы конфискован и мой кум, но он вовремя успел удрать.

Оставшись без средств к существованию, братья решили каждый искать свое счастье в одиночку. Старший и средний не захотели взять себе ничего из отцовского наряда, – эта вещь напоминала бы им об утраченном наследстве, – и подались куда глаза глядят, оставив детский костюм младшему.

Шло время, и Жан окольными путями разузнал, что старший брат, не мудрствуя лукаво, пошел отыскивать клад, нашел и заделался ростовщиком. Средний, пошатавшись без толку по дорогам, стал атаманом разбойничьей шайки и время от времени наведывался к старшему. В общем, оба как-то нашли свое место в жизни. В отличие от младшего.

Поскольку доставшийся ему мой кум оказался треплом, фантазером и прожектером. Вымахав так, что, встав на задние лапы, он мог спокойно возложить передние Жану на плечи, он распорядился одеждой отца в свою пользу и, немного потренировавшись, теперь расхаживал в ней, будто она принадлежала ему изначально. Диковинный кот поначалу вызывал удивление, и у них не было недостатка в желающих послушать его (надо признать) занятные байки, а заодно и накормить. Правда, будучи по сути бездельниками, они быстро надоедали и были вынуждены скитаться из деревни в деревню, пока худая слава об «этих обжорах» не стала обгонять их за добрый десяток миль.

Результатом стало то, что кот изобрел некий план, долженствовавший в случае успешной реализации пристроить Жана к какому-нибудь королю в качестве супруга его, короля, дочери, ну и, соответственно, пристроиться самому. Изобретенный план находился в состоянии реализации, почему, собственно, Жан и находился сейчас в шалаше при речке, в каковую ему следовало погрузиться и произвести предписанные котом действия как только появится королевская карета. Кот исчез три дня назад, обещанная карета все еще не показывается, а он, Жан, исправным образом ныряет в реку каждый раз при возникновении тревоги, оказывающейся ложной.

Повесть эта, как нетрудно догадаться, оказалась весьма длинной. В процессе повествования Жан разогрел и угостил наших путешественников ухой, а они поделились с ним хлебом. После чего, немного отдохнув и пожелав ему удачи, узнав, что неподалеку расположен какой-то город, они отправились в дальнейший путь.

Отойдя с пару миль, они увидели слева от дороги большое стадо прекраснейших коров – солнечно-рыжих, упитанных, одна к одной. Некоторые лежали, некоторые стояли, некоторые лениво бродили под присмотром двух пастухов, один из которых, не смотря на погоду, растянулся на земле, а другой, опершись на длинное кнутовище, похожее на удочку, взирал на стоявшую перед ним корову, пережевывавшую торчащую у нее по обеим сторонам рта траву, и, в свою очередь, взиравшую на него.

– Какие красивые животные, – восхитился сэр Ланселот. – Как только разбогатею, непременно заведу таких в хозяйстве. Спроси-ка у него, чьи они? Мне не к лицу заниматься расспросами неблагородных…

Владимир вздохнул.

– Послушайте, э-э-э… – обратился он к пастуху, застывшему статуей в нескольких шагах от дороги. – Любезнейший… не подскажете ли, кому принадлежит это стадо?..

Поначалу показалось, что тот его не расслышал, настолько долго пришлось ожидать его реакции. Затем, едва повернув голову в сторону напарника, он пробормотал отчетливо пьяным голосом:

– Это самое… Поль… стадо… оно чье?..

Лежавший дисциплинированно согнулся пополам, в результате чего принял неустойчиво сидячее положение, взглянул на корову, протянул: «му-у-у-у…», засмеялся и снова опрокинулся навзничь.

– Правильно, – поддержал его стоявший. – И как это я мог позабыть?.. Этого… как его… графа де Контрабаса…

После чего рухнул плашмя, как подрубленное дерево, по-видимому, израсходовав на ответ остаток сил, произнеся что-то вроде: «я не враг своему здоровью…» и, кажется, упомянув о культуре. Жевавшая корова посмотрела на него и укоризненно покачала головой.

Наши путешественники отправились дальше. Сэр Ланселот бубнил себе под нос, припоминая родословные, и никак не мог припомнить таинственного графа, обладавшего, тем не менее, судя по стаду, значительным достатком.

– Должно быть, кто-то из вновь титулованных, – сообщил он Владимиру, отчаявшись вспомнить.

Они прошли еще с пару миль, когда, теперь уже справа от дороги, обнаружили косарей. Назвать каковых такими можно было исходя из наличия кос, но уж никак не из совершаемых ими действий. Часть из них занималась тем же, чем и пастухи, часть, организовав хоровод, пыталась изобразить нечто в роде народного танца, оставшиеся же, рассредоточившись, размахивали косами кто во что горазд. Причем, по скошенным валкам травы, было видно, что первый ряд они прошли в соответствии с канонами, после чего ряды начали заметно изгибаться, пока, наконец, не превратились в полную сумятицу.

Ближайший косарь махал своим орудием так, словно играл в крокет. При каждом взмахе он повторял: «Ух!», пока, наконец, размахнувшись слишком широко, не выпустил косу из рук, и она улетела куда-то в траву.

– Не иначе как заколдована, – задумчиво сказал он самому себе, но глядя при этом на наших путешественников. – Как с утра не задалось, так и не клеится. Но вы, ваше величество, не подумайте чего, мы все как один… допьем… добьем… скосим. Так что господин наш… этот… как его… барон де Барбос, останется доволен.

Сомневаться в том, что косари находятся в том же состоянии, что и пастухи, не приходилось. А потому сэр Ланселот и Владимир отправились дальше, размышляя каждый о своем. Рыцарь, как нетрудно догадаться, опять принялся перебирать родословные, на этот раз в тщетных поисках неизвестного ему барона, а Владимир – пытаясь представить себе, что ожидает их за ближайшим поворотом, до которого оставалось приблизительно три-четыре мили.

Ожидало же их следующее. На пне, возле дороги, расположился толстенький благообразный старичок, почему-то в одних портах, вертевший в руках простенькую корону. По обеим сторонам пня застыли двое слуг, в опрятных придворных одеяниях, с секирами в руках. Вокруг были разбросано некоторое количество фруктов и овощей, – словно кто-то рассыпал корзинку, – и возвышалась солидная тыква. Перед старичком, заложив передние лапы за спину, расхаживал взад-вперед мой кум. Временами он останавливался, ехидно глядел в его сторону, после чего продолжал движение. Когда наши путешественники приблизились на расстояние нескольких шагов, вновь остановившийся кот всплеснул лапами и произнес:

– Решительно не понимаю! Как можно держать у себя фею, совершенно не способную на настоящее колдовство? Третий день не можем добраться до места. Третий день карета превращается в составные части на одном и том же месте!.. Ну куда это годится, а? Да и портные эти, ваше величество, что-то как-то намудрили с королевским нарядом…

– На себя посмотри! – неожиданно взорвался старичок, обладавший довольно тонким голосом. От неожиданности все вздрогнули. – Этот твой… сеньор Водолаз… Сам говоришь, третий день его разбойники на одном и том же месте ловят, раздевают и – с моста в речку… Может, он у тебя того? – Старичок покрутил короной возле виска. – Тогда на кой мне такой зять нужен?.. За себя постоять не способный, а только плавать гораздый…

– Зато богатый, – возразил на это кот.

– Вот то-то и оно, что если б не эта его заслуга, ни за что не поехал бы самолично убедиться. Твое счастье, что казна сильно пообнищала…

– Казна у него, видите ли, пообнищала, – пробормотал кот, махнув лапой, и возобновил хождение. – А мне каково? Последний раз вино в долг дали… Может, оно и к лучшему, иначе все сельское хозяйство враз прахом пойдет, но коли мы так и будем на одном месте топтаться… Так погибают замыслы с размахом, вначале обещавшие успех… Какая фраза!.. Надо будет загнать ее придворному поэту за пару золотых…

Наконец, на наших путешественников было обращено внимание, кот остановился, старичок нацепил корону.

– А вы, молодые люди, кем, собственно, будете?

Сэр Ланселот и Владимир представились. Причем рыцарь, перечисляя титулы, склонял голову то так, то эдак, пытаясь понять, почему это на его величестве нет никакого иного одеяния, кроме портов.

Старичок заметил.

– Что, нравится? – благодушно заметил он. – Из самой Голландии мастера шили…

Сэр Ланселот застыл с открытым ртом, не зная, что ответить.

– Там, сэр рыцарь, такую замечательную ткань придумали, что лучше и помыслить нельзя. Всем взяла: и узором, и расцветкой, но еще больше свойствами чудесными. Одежда, коли ее надеть, невидима для всякого, кто либо не на своем месте находится, либо глуп как пробка.

Сэр Ланселот, продолжая держать рот открытым, на всякий случай сделал шаг в сторону.

– …И не всякому там забродившему рыцарю удастся чудо такое себе раздобыть, – продолжал между тем король. – Вот тебе, сэр рыцарь, как, нравится мое платье?..

– Ага, – как-то глупо промямлил сэр Ланселот и закрыл рот.

– Значит, на своем месте, и не глуп. Пойдешь ко мне в услужение?

Сэр Ланселот неуверенно мотнул головой, что можно было расценить как угодно.

– Вот и хорошо. Тогда садись и жди, пока карета из замка прибудет, все вместе и отправимся.

– А со старой что? – по-прежнему неуверенно, спросил сэр Ланселот.

– Я, видишь ты, не из простых королей, а из передовых. В том смысле, очень все новое люблю, необычное. Иду, можно сказать, на пару веков впереди текущего. («Интересно было бы взглянуть на тех мастеров, что платье сшили», – подумалось Владимиру, поскольку очень уж слова короля не соответствовали его облику, а потому, скорее всего, были заученными.) Потому у меня во дворе множество всяких изобретателей ошивается, изобретения изобретают. И есть среди них фея одна. Она из фруктов и овощей кареты делать умеет. Только вот что-то у нее там не вполне получается, поскольку разваливаются они очень быстро. Она утверждает – по причине дорог, а мне так думается – колдовство у нее какое-то неправильное.

– Очень даже правильное, – вмешался кот. – Казну, вон, дочиста извели, изобретатели эти… Ну ничего, – пробормотал он в сторону, – стану первым министром, всех в шею…

– Надо будет сказать портным, чтоб на все сезоны платье пошили, а то зябко как-то, – король поежился. – А ты, сэр рыцарь, далеко ли путь держишь? За какой надобностью?

– Я это… Грааль ищу, – неуверенно промямлил сэр Ланселот.

Кот вытаращил глаза, а затем совершенно неприлично фыркнул.

– Ну, как найдешь, сразу ко мне, – заявил король. – И коли повстречаешь кого, кто чем необычным славен, тоже присылай.

– А то нам своих мало, – добавил кот, уже, видно, ощущавший себя первым министром.

В это время из-за недальнего поворота повалил дым, и раздалось грозное уханье. Рука сэра Ланселота метнулась было к мечу, но на дорогу выползла странная телега, никем, по всей видимости, не приводившаяся в движение.

– Это самодвижущаяся телега, – пояснил кот, – а не дракон. Разрушению не подлежит. Потому как не доделана.

Владимир с интересом следил за приближающимся агрегатом, гадая, что именно приводит его в движение: волшебство или механика. Оказалось – ни то, ни другое. Когда телега подкатила и остановилась на дороге рядом с королем, то выяснилось, что ее просто-напросто толкали два дюжих мужика, не видимые за стоявшей на ней портативной печкой. Этой печкой, да еще колесами в человеческий рост, вот и все, чем эта телега отличалась от прочих, ей подобных. Король тут же покинул пень и прислонился к печке. Кот уселся на задок, свесив ноги.

– Ну что, служивый, – сказал он ближайшему слуге с секирой, – бери этого на плечо, и покатили. Денег нет, приходится экономить, – вполголоса сообщил он нашим путешественникам.

Второй слуга с секирой оказался восковым…