Читать книгу Как стать оруженосцем - Сергей Тимофеев - Страница 7

Наступило время сделать небольшой перерыв и, по нашему обычаю, познакомиться с очередной книгой. Эта книга называется «История рыцарства», сочинение Руа, а издана она в С.-Петербурге в 1858 г. (есть и современное издание – ЭКСМО, 2007). Если коротко, эту книгу без преувеличения можно назвать энциклопедией рыцарства, поскольку она содержит достаточно подробные описания всего, что имело отношение к жизни рыцаря – от его воспитания и посвящения, до погребения. Нами выбран маленький фрагмент из главы, посвященной странствующим рыцарям.

«В мирное время рыцари не оставались праздными: верные клятве вспомоществовать утесненным и уничтожать вредные обычаи, они странствовали по долам и горам, отыскивая приключения и везде справляясь, соблюдаются ли добрые обычаи. Таким образом, первые годы их рыцарского звания посвящены были путешествиям в дальние страны, к чужеземным дворам, чтоб сделаться совершенными рыцарями. Зеленый цвет платья – символ надежды – свидетельствовал о их молодости и храбрости. У разных народов и у отличнейших рыцарей перенимали они разные способы переламывания копья. Чтобы испытать себя и поучиться, они домогались чести померяться с этими мастерами своего дела.

Но полезнейшие для них уроки были на войне, где служили они добровольно, стараясь стать на сторону правого. Они изучали также церемониальные обычаи и этикеты каждого двора. Желание отличиться храбростью, талантами и знанием приличий побуждало их знакомиться с знаменитейшими принцами и принцессами, рыцарями и дамами; они старались узнать их историю и заучивали их лучшие деяния, чтоб по возвращении на родину передать все в поучительных, занимательных и приятных рассказах.

Кроме беспрестанных случаев участвовать на турнирах и в войне, странствующим рыцарям приходилось иногда, в местах уединенных, наказывать злодеяния, обуздывать насилие и быть полезными; таким образом осуществляли они те чувства справедливости и великодушия, которые им были внушены. Всегда готовые на помощь несчастному, на покровительство и защиту слабого, они слетались со всех сторон, когда дело касалось исполнения их обета. Часто несколько рыцарей, собравшихся при каком-нибудь дворе, при котором их пожаловали рыцарским званием или при котором они просто присутствовали на торжественных празднествах, соединялись и целым обществом задумывали странствия, называвшиеся поисками (quetes), или для отыскания какого-нибудь исчезнувшего рыцаря или дамы, попавшей в руки врагов, или для другого более высокого предприятия. Герои, переходя из страны в страну, проезжая леса, не имели при себе ничего, кроме необходимого для собственной защиты оружия; они кормились единственно охотой. Вбитые в землю плиты, специально приготовленные для них, служили им кухней; на плиты эти клали они убитых ими козлят, которых прикрывали другими камнями, и таким образом выдавливали кровь; соль и некоторые пряности, единственные их запасы в дороге, составляли всю приправу.

Чтобы вернее захватить врага – цель их поисков, они разделялись на небольшие отряды из трех-четырех человек, меняли или прикрывали свои гербы чехлами для того, чтобы их не узнали. Год и один день – обыкновенный их срок для окончания предприятия. По данной ими клятве они обязаны были, возвратясь домой или в сборное место, откровенно рассказать о своих похождениях, промахах и бедствиях.

У странствующих рыцарей трубадуры и романисты заимствовали свои чудесные рассказы, в которых старинные предания, иногда в основе своей истинные, перемешиваются с вымыслом пылкого и поэтического воображения…

Во время таких благодетельных странствий рыцарь отдыхал сладко в замках, где удерживал его радушный прием. На воротах и башенных шпилях подобных замков ставились золотые шлемы – условные знаки гостеприимства и пристанища, готового для странствующих рыцарей. Таков был обычай, и пока существовало рыцарство, все дворяне и благородные дамы выставляли шлемы на высоких местах своих замков, чтобы странствующий рыцарь мог войти в чужой замок также смело, как в собственный…

Приближается рыцарь – трубит рог, опускается мост. Дамы спешат на крыльцо – встретить странника и поддержать ему стремя; потом они ведут его в зал, брусья которого испещрены гербами и цветами. Пажи подают ему мыться, распускают ремни его доспехов и мягкими тканями отирают пыль с мокрого чела. «Добрый рыцарь, – говорят ему, – будь здесь, как дома, и если что тебе не по нраву – распорядись по-своему, ибо с этой минуты ты здесь хозяин»…

На другой день, в минуту отъезда, рыцарь удивлен: паж подносит ему шелковую ткань, драгоценности и золото и говорит: «Добрый рыцарь, вот дары моего господина, он просит тебя принять их из любви к нему; кроме этого, под аркой колокольни готовы два парадных коня и два мощных жеребца для тебя и твоих людей. Господин мой вручает их тебе за то, что ты посетил его в его замке».

Такие подарки принимались охотно, потому что они льстили рыцарской гордости, а давались они для того, чтобы хоть чем-нибудь быть участником в подвигах и похождениях рыцаря. Это был тайный договор, с общего согласия подписанный вежливостью и радушием того времени. Благородная мысль, рыцарская мечтательность внушали щедрому владельцу, что частица сокровищ, выходя из его рук, может обратиться, через этого рыцаря, в семя доблести и славы. Он предчувствовал, что его золото, облагороженное прикосновением рыцаря, утешит вдову и неимущего, выкупит пленника, обует странника, построит корабли, на которых паладин поведет дружину к блестящим победам. Он надеялся сказать себе когда-нибудь: «Может быть, рыцарь был на моем коне, когда рассеивал неприятелей; может быть, моим мечом он опрокинул великана или вождя сарацин; может быть, в моем доме соткан плащ, в котором рыцарь был на турнире!»

Но если во времена феодальной анархии, во времена беспорядков, несогласий, насилия странствующее рыцарство оказывало важные услуги, то понятно, что оно могло быть только преходящим и должно было существовать только до той поры, пока существовала причина, его породившая. Поэтому, лишь только общество, к концу средних веков, стало обращаться к порядку, а в новых государствах основалась и устроилась полиция, – независимый, отважный и причудливый характер странствующих рыцарей мог лишь затруднять правительства, а не служить им. С тех пор государи стали заботиться, как бы истребить в рыцарстве – карателе обид – все то, что было отмечено неожиданностью и причудливостью; они старались подчинить это учреждение духу порядка и дисциплины, что более согласовывалось с современными требованиями общества. Так мало-помалу исчезло романтическое рыцарство; оно слилось с рыцарством историческим. Его пережили на долгое время военные игры, турниры и поединки, которые пользовались покровительством государей для развития ловкости, мужества и рыцарской отваги».

* * *

…Королевская телега скрылась за поворотом, но наши путешественники, понимающе переглянувшись, не последовали за ней, а свернули в сторону, на другую дорогу, не столь пробитую, но и не заброшенную. Некоторое время они шли молча, потом сэр Ланселот не выдержал и как-то запинаясь спросил:

– А ты обратил внимание, какое платье было на короле?..

И выжидающе замолчал.

Владимир хотел было объяснить рыцарю, что к чему, но потом, то ли из озорства, то ли еще по какой причине (например, слегка щелкнуть сэра Ланселота по носу, уж больно иногда тот заносился), ответил:

– Ничего необычного, мантия вот только, как мне показалось, пообтерлась. Или нет?

– Мне тоже так показалось, – поспешно сказал сэр Ланселот. – Я еще даже удивился: говорит – платье новое, а ежели приглядеться, так какое-то вроде как ношенное…

После чего, не возобновляя разговора, продолжал шагать с недоуменным видом, время от времени неощутимо для самого себя пожимая плечами. Владимир начал было уже сожалеть о розыгрыше и подыскивать подходящий способ развеять его сомнения, когда впереди показалась группа рыцарей. Сэр Ланселот тут же остановился и принял воинственный вид.

Рыцарей было человек двадцать. Однако, если судить по их внешнему, весьма плачевному, виду ратной опасности они не представляли. Кони их пошатывались, да и сами они, – по мере приближения это становилось все более очевидным, – еле-еле держались в седлах. Никто из них не держал в руках копья или другого оружия, щиты были перекинуты за спину; лишь у первого, – по всей видимости, предводителя отряда, – имелось нечто вроде пики со штандартом, на котором была изображена корова.

– Провалиться мне на этом самом месте, – воскликнул сэр Ланселот, когда они приблизись настолько, что помимо изображения на штандарте стало возможным разглядеть худые до полной изможденности лица, – если это не мой старинный знакомый, доблестный рыцарь, испанский кабальеро дон Педро Гомец, по прозванью Лев Кастильи… Эге-гей! – приветственно рявкнул он, так что отряд дружно пошатнулся и едва не упал полным составом. – Рад видеть тебя, дружище!..

– Судя по голосу, это, должно быть, славный рыцарь сэр Ланселот? – слабо донеслось в ответ, хотя от всадников наших путешественников отделяло каких-нибудь два десятка шагов.

– Ты не ошибся, Лев Кастильи! Сколько же мы не виделись?.. Однако, что с тобой приключилось? Я гляжу на тебя, и не узнаю. Куда подевалась твоя благородная осанка, где пышущий здоровьем и силой вид? Какой злой колдун тебя околдовал?

– Увы, мой друг!.. И сила, и здоровье, и осанка – все это осталось у стен замка Памбы, будь он неоднократно взят приступом и стерт с лица земли…

Дон Педро, приблизившись совсем вплотную, поднял руку, подавая отряду сигнал приостановить движение. Все остановились и странным образом сбились в кучку. "Чтобы ветром не унесло", – почему-то подумалось Владимиру.

– Замка Памбы?.. – несколько удивленно осведомился сэр Ланселот. – Так ты что же… опять?..

– А что делать? Традиция – она на то и существует, чтобы ей следовать. Что отцами да дедами завещано…

Дон Педро тяжело вздохнул.

– Да будет тебе известно, – начал он, – что десять лет и полгода тому назад я, следуя традиции, собрал верных мне рыцарей и осадил замок Памбу, которым все еще владеют злокозненные мавры. Девять тысяч рыцарей привлек я под свои знамена, и все же, нас оказалось слишком мало, чтобы окружить замок целиком. Местность там, понимаешь, неподходящая для осады, – пояснил он. – Поэтому мы стали лагерем и взяли в кольцо только половину…

– Так это что же, у осажденных осталась возможность подвозить провиант? – удивился сэр Ланселот.

– По-твоему я совершенно не смыслю в военном деле? – возмущенно встопорщил пышные усы, до того свисавшие мочалом, дон Педро. – Месяц мы стояли с одной стороны замка, а затем, пользуясь темнотой ночи, сворачивали лагерь, скрытно перемещались и окружали другую половину. Таким образом, замок оказывался окруженным со всех сторон.

– Это другое дело, – одобрительно заметил сэр Ланселот. – А по завершении окружения, как я понимаю, вы сразу пустили в ход штурмовые машины и пошли на приступ?

– Это еще зачем? – настал черед удивиться Льву Кастильи. – Разве так сейчас воюют? Как только мы обустроились, – то сразу же принесли обет: во все время осады питаться только хлебом, запивая его молоком.

– Так вот почему у тебя на знамени изображена корова, – догадался сэр Ланселот.

– Ну да, – просто ответил дон Педро. – Видишь ли, когда Памбу осаждал мой отец, он дал обет не стричь волос, усов и бороды, пока осада не увенчается успехом. Рыцари, естественно, последовали его примеру. Десять лет, как того требовала традиция, стояли они под стенами, обросли до безобразия, но замка так и не взяли. Злые мавры тогда торжествовали. Еще бы! Попробовал бы кто-нибудь надеть доспехи в том состоянии, до которого довела отца и его войска их неуступчивость… Поэтому я избрал иной обет, не менее суровый, но такой, чтобы он не мешал облачаться в латы.

"Зато создал другую проблему, как бы из них не выпасть или не проскочить насквозь", – отметил про себя Владимир.

– Так вот. Произнеся обет, мы выслали парламентеров в замок и предложили им вывесить белый флаг и сдать замок на наших условиях, – продолжал тем временем дон Педро. – При этом самым решительным образом было заявлено, что, в случае отказа, осада будет продолжаться, причем никаких поблажек себе в отношении принятого обета мы не дадим ни при каких условиях. Так что пусть решают, причем, желательно, поскорее, пока стоит хорошая погода и есть возможность заняться другими насущными делами.

– Вы поступили как подобает порядочным рыцарям, нисколько не умалив собственной чести, – голосом, в котором слышались нотки зависти, произнес сэр Ланселот. – И что же мавры?

– А ты разве когда-нибудь слышал о том, чтобы мавры обладали хотя бы благоразумием? Не взирая на предложенные им почетные условия безоговорочной капитуляции, они заявили, что, просто так взять и сдаться они не могут – поскольку в этом случае мы получаем замок и его разграбление, а они что?..

– Да, мавры всегда были корыстолюбивы, – заметил сэр Ланселот.

– … во-вторых, у них имеется достаточно продовольствия, чтобы выдержать длительную осаду, и, пока они его не съедят подчистую, разговоры о сдаче как-то не совсем приличны, – над ними просто будут смеяться, а в-третьих, заявили, что латы у нас, как на подбор, времен Карла Великого, что в таких уже давно никто не осаждает, и что в следующий раз, когда мы пришлем парламентеров, было бы неплохо нам их поменять. Мы предложили поменять латы на замок, но они не согласились. На чем и разошлись.

– Латы на замок? – нахмурился сэр Ланселот.

– Поскольку покинуть свою цитадель они должны были без оружия, то доспехи все равно остались бы у нас. На их коварство мы собирались ответить военной хитростью, что вполне допустимо и даже приветствуется. Слушай дальше. На военном совете было заслушано мнение обороняющейся стороны, и некоторые из нас, признаться, дали слабину: предложили обойтись без разграбления, только чтобы побыстрее. Но большинство, надо отдать ему справедливость, быстро поставило их на место, доказав как два плюс два пять, что война, собственно, и заключается в разграблении, что иначе, собственно, нечего было и затевать осаду, а кроме того, потребовали привести хотя бы один пример из славной истории рыцарства, когда б без этого обходились. А чтобы окончательно поставить на место, напомнили о старых латах, поставленных в претензию. Единодушие было достигнуто, и мы приступили к правильной осаде. Самым сложным оказалось снабжение армии организовать. Сам посуди, сколько голов скота нужно, чтобы всех молоком в достаточной мере оделить…

Дон Педро тяжело вздохнул. Рыцари покачнулись.

– Самые стойкие остались, – махнул в сторону едва державшихся в седлах рыцарей Лев Кастильи.

– А что… – начал было сэр Ланселот и осекся. Но дон Педро понял его недоговоренность.

– Увы, – печально произнес он, опустив голову. – Нашлись те, кто не смог вынести тягот произнесенной клятвы. В особенности это стало заметно, когда срок осады стал затягиваться. Мавры принялись по ночам подкидывать из-за крепостной стены различные продукты питания… И это помимо того, – внезапно воскликнул он, – что когда ветер дул в сторону нашего лагеря, они начинали готовить себе пищу, изобильно приправляя ее разными пряностями!.. – Вспышка, по-видимому, лишила его на некоторое время сил, но он все же отыскал где-то внутри себя запас и продолжал. – Особенно запомнился мне один случай, происшедший с доблестным рыцарем донной Розой…

– Постой-постой, – сэр Ланселот в недоумении развел руки. – Донна Роза… Это ведь женское имя?

– Ну да, – подтвердил дон Педро. – Видишь ли, он был восемнадцатым мальчиком в семье, а родители его так хотели девочку… Вот они и назвали… Но ты не подумай, – снова возвысил голос Лев Кастильи, – он всегда был славным рыцарем, без страха и упрека, до тех пор, пока… пока… – По его небритым щекам обильно покатились скупые мужские слезы. – В общем, он был пойман с головкой сыра в руках. Поскольку от нее был отъеден солидный кусок, факт преступления оказался налицо. Видел бы ты, с каким вожделением смотрели на него прочие рыцари, когда, понурый, он изгонялся из лагеря…

– На кого – с вожделением? – не понял сэр Ланселот.

– На сыр… А на донну Розу – с осуждением.

– А изгонялся кто?

– Оба… И таких, как я уже сказал, было немало. В общем, к десятому году осады нас осталось всего ничего. Горстка храбрецов, верная данному обету. И тогда… Тогда кто-то вспомнил о Троянской войне и о хитрости греков, позволившей им завладеть крепкостенной Троей. Терять нам было уже нечего, сдаваться мавры не желали – даже удивительно, где они держали столько запасов? – и мы решились последовать примеру славных эллинов. Сколотив кое-как из подручных средств деревянную корову, мы забрались внутрь и принялись ждать. Рано поутру, обнаружив исчезновение нашего лагеря и корову, мавры, обрадовавшись чудесному избавлению, решили затащить ее внутрь замка, – кажется, они собирались там ее разобрать на дрова, – но едва потянули за канаты, как наше сооружение заскрипело и развалилось. И то сказать, сил у нас оставалось не в достатке, и скрепить доски как следует не удалось. Пока мы выбирались из обломков, очищались от сена, которым устлали все внутри, дабы не бряцать латами и оружием, враги наши снова затворились в замке. Поэтому, когда мы собрались было страшно отомстить за постигший нас позор, мстить оказалось, собственно, некому.

Военный совет был краток. Развив знамена, протрубив в рога, мы с достоинством отступили от стен, так ни разу и не нарушив данного слова…