Читать книгу Пощёчина генерал-полковнику Готу - Сергей Трифонов - Страница 9

В конце марта после военно-врачебной комиссии Гордеева выписали из госпиталя. Нога побаливала, но ходить он уже мог свободно и подумывал о начале тренировок в спортзале. Накануне выписки в канцелярии госпиталя он получил приказ о присвоении ему звания старшего лейтенанта и предписание явиться в автобронетанковое управление Ленинградского военного округа.

Алексей был удивлён и, чего говорить, просто обрадован, когда вместо старого обмундирования госпитальный каптёрщик выдал ему с иголочки новое, в том числе отличного покроя командирскую шинель. На петлицах алело уже по три кубика. А вот с хромовыми сапогами вышла загвоздка. Никак не удавалось натянуть узкое голенище на левую, туго беребинтованную ногу. Как ни старался, до боли, до слёз, никак не выходило. Алексей в отчаянии попросил каптёрщика позвать Олю. Увидев измученного красавца командира, она звонко расхохоталась. Оля смеялась так откровенно и искренно, что до слёз рассмешила каптёрщика с Алексеем.

– Ну, вот что, товарищ старший лейтенант, – приняла она строгий тон, – сейчас мы сделаем вам новую повязку.

Она открыла принесённую с собой санитарную сумку, достала ножницы, разрезала бинты на его ноге, удалила ватный тампон, компресс, быстро наложила новый и вместо бинта всё заклеила большим пластырем. Полюбовавшись содеянным, она достала из той же сумки пару грубовязаных шерстяных носков и натянула их на ноги Алексея.

– Вот так! – строго сказала она. – И не смей их снимать.

Прижимаясь к красавцу-командиру, она проводила Гордеева до ворот госпиталя, лукавой улыбкой отвечая на завистливые взгляды снующих по двору медсестёр и санитарок.

– Лёшенька, как только узнаешь о своём назначении, немедленно позвони.

– Слушаюсь, товарищ командир! – Алексей театрально вскинул руку к козырьку, потом схватил Олю за талию, поднял и поцеловал.

В штабе автобронетанкового управления округа немолодой подполковник с двумя орденами Красной Звезды вручил Гордееву медаль «За отвагу».

– Поздравляю, товарищ старший лейтенант. Идите в отдел кадров, там решат, куда вас направить.

Майор-кадровик, оторвался от документов, взглянул на Гордеева усталыми глазами, пригласил присесть. Полистав личное дело танкиста, сказал:

– Вы признаны ВВК условно-годным к строевой службе на период до полугода. Потом новое освидетельствование, и после него – окончательное решение. Могу направить вас временно в школу младших командиров автобронетанковых войск на преподавательскую работу.

Майор заметил, как скривились губы Гордеева, усмехнулся и продолжил с лукавинкой:

– Есть другой вариант.

Гордеев напрягся, весь подобрался, вытянулся в сторону кадровика.

– Приказом наркома обороны воссоздаются мехкорпуса, структурно состоящих из двух моторизованных и танковой дивизий. Главным образом в Особом Киевском и создаваемом Особом Западном округах. Дивизии начнут формироваться в июле – августе. Киевское направление нам неподвластно. А вот в Минск, в штаб окружного управления автобронетанковых войск, можем вас порекомендовать. Думаю, боевого офицера они с руками и с ногами сцапают. Тем более, сейчас вы отправитесь в двухмесячный отпуск по ранению. Как раз время и подойдёт. Ну, Гордеев, что выберем?

Гордеев встал, одёрнул китель, вытер платком вспотевший лоб.

– Спасибо, товарищ майор. Конечно, Минск.

Кадровик улыбнулся.

– Садись, сынок. В ногах, особенно раненых, правды нет. Ты вот что, сходи пока в столовую, на тебе талоны, а я тем временем подготовлю документы и сопроводительное письмо. Зайдешь через час. Давай, дуй в столовую.

Алексей спускался по широкой лестнице в столовую, непрестанно отдавая честь старшим командирам. На его лице играла улыбка, и, глядя на него, проходившие мимо и отдававшие ему честь командиры, тоже невольно улыбались.

Столовая была полупуста. Он отдал на кассе талоны, поставил на поднос тарелки с хлебом, борщом, макаронами с котлетой, налил из большого алюминиевого чайника остывший чай. Столик выбрал по старой курсантской привычке в дальнем углу большого зала столовой так, чтобы на виду были все, а он от всех вдалеке. Ел не спеша, но вкуса пищи не чувствовал, отвлекали бурей нахлынувшие мысли. «Спасибо майору. Классный мужик. Было бы здорово, если в новую дивизию начнут поступать новые тяжёлые КВ и средние Т-34. Силища! Не чета нашим старушкам Т-26, БТ-5 и БТ-7. Интересно, куда пошлют служить? Здорово, если на границу. Интересно, дадут роту или опять взводным буду?»

Алексей маленькими глотками пил чай и думал: «А как быть с Олей? Непременно в отпуске сделаю ей предложение. Потом уеду, обустроюсь, вызову её и поженимся. А как же быть с её учёбой? Ей ведь ещё три курса. Но ведь в Минске, или ещё каком областном центре Белоруссии, наверняка есть мединституты. Вот туда и переведётся. Но жить обязательно будем вместе. Это решено». Почесав затылок, он засомневался. «Кем решено-то? Только мною. А если Оля не захочет переводиться из родного института? Вот, Гордеев, то-то и оно. Не всё так просто».

Он остро почувствовал на себе чей-то взгляд. Неподалёку в одиночестве обедал высокий молодой человек в форме НКВД, внимательно поглядывавший в сторону Гордеева. Человек встал, убрал со стола поднос с грязной посудой и, подойдя, скрипучим низким голосом спросил:

– Гордеев? Алексей Гордеев?

Алексей сразу узнал его. Конечно, это был тот самый чекист, с которым три года назад Надя пришла к Дворцу культуры имени Кирова. Тот же прокуренный голос, те же холодные, стеклянные глаза и огромные кулачища. Только лицо постарело: кожа стала какой-то задубелой, под глазами образовались синеватые мешки, а на лбу и у висков – морщины. Только количество алых кубарей на краповых петлицах не прибавилось. Так и осталось по три.

Настроение сразу испортилось. Алексей встал, одёрнул новенький китель. С трудом сдерживая неприязнь, спросил:

– По какому поводу имею честь общаться с товарищем младшим лейтенантом госбезопасности?

– Да не по какому, – криво усмехнулся чекист, – так, думаю, узнаю, Гордеев ли это. Служу я здесь, в особом отделе управления. А ты, я гляжу, уже старший лейтенант. И вся грудь в наградах.

Он с трудом скрываемой завистью рассматривал гордеевские медали.

– За финскую?

– За неё. Ранен был. После госпиталя пришёл за назначением. – Алексей направился к выходу.

– Понятно. А Надьку-то арестовали в тридцать восьмом. Вместе с отцом и целой кучей её дружков.

Тон Ламзина был мерзкий. Будто речь шла о какой-то гопнице с Лиговки, а не о девушке, которой когда-то нравился этот ублюдок. Алексей отвернулся и, не прощаясь, стал подниматься по лестнице. Чекист бросил ему в спину:

– А Надька на допросах не выдала, что валандалась с тобой. И что твою мать знала. Берегла, видать, вас.

Алексей не обернулся, злой, со сжатыми кулаками, быстро поднимался по лестнице. «Сволочь, поддонок, – думал он. – Ведь сам, наверное, и пытал её, гад».

Получив в отделе кадров документы, а в кассе около четырёх тысяч рублей денежного содержания за четыре месяца (по тем временам огромные деньги), Алексей заехал на Садовую заказать столик в «Метрополе» на вечер. Увидев огромную очередь от центрального входа и завернувшую за угол, в переулок Крылова, он растерялся, но очередь занял. Дело было в том, что все заведения общепита кроме столовых, открывались в полдень. Если заранее не побеспокоиться, вечером на входной двери тебя ждала табличка «Мест нет». Тогда, кому было невтерпёж поужинать и потанцевать, приходилось приложить к ладони купюру – рубль, трёшку, а то и пятерку – и припечатать на стекло, показывая швейцару доказательство твоей потенциальной благодарности. Поэтому место «стража дверей» считалось «тёплым», «хлебным» и занимали её люди проверенные, в основном отставные милиционеры и чекисты.

Алексею повезло. Из центральных дверей вышел один из таких стражей, немолодой, высокий, крепкий, прошёлся вдоль очереди, решив, видимо, оценить свой возможный вечерний куш. Заметив командира с государственными наградами под расстегнутой шинелью, он подошёл и за руку вывел его из очереди.

– Пойдёмте, товарищ старший лейтенант, нечего вам тут делать, – пробасил швейцар.

Он провёл Гордеева в фойе ресторана, мягко подтолкнул к администратору, бросив, словно приказал:

– Героев обслуживаем без очереди.

Это был прекрасный вечер. Возможно, самый лучший вечер в пока ещё короткой жизни Гордеева. И не потому, что расторопный и весёлый официант резво метал на стол разнообразные закуски, мастерски наливал в бокалы шампанское, торжественно раскладывал по тарелкам горячее, отчего глаза Анастасии Петровны и Ольги выражали удивление, растерянность и даже некоторый испуг. И не от общего антуража огромного зала самого престижного в Ленинграде ресторана с позолоченной лепниной, дорогими велюровыми шторами, с белоснежными, накрахмаленными до хруста скатертями и салфетками, с блестящими тяжёлыми приборами хромо-никелевой стали… Конечно, всё это, а также хорошая живая музыка, тот особый, приглушённый, нераздражающий гул множества голосов, лёгкий звон посуды, создавали атмосферу праздника, причастности к иной, неповседневной жизни простых советских граждан.

Но для Алексея главное было в другом: он находился в компании двух очаровательных женщин – матери и Ольги. Он видел и чувствовал их радостное настроение, любовался их разрумянившимися лицами. Он был счастлив.

В тот вечер много танцевали. Анастасия Петровна, выглядевшая на десять лет моложе, была нарасхват. Мужчины то и дело подходили к их столику и просили у Алексея разрешения на танец с нею. С Ольгой танцевал только он. И во время одного из танцев сказал то, что стеснялся вымолвить за столом, при матери:

– Оленька, я люблю тебя. Выходи за меня замуж.

Ольга снизу вверх поглядела на него испытывающе, серьёзно и также серьёзно ответила:

– Обсудим это, товарищ старший лейтенант.

Вернувшись за стол, Оля объявила:

– Анастасия Петровна, товарищ старший лейтенант только что сделал мне предложение.

Гордеева улыбнулась, окинула лукавым взглядом молодых.

– И что же ты ответила товарищу старшему лейтенанту? – спросила она.

Оля положила свою руку на руку Алексея.

– Я согласна.

Мать положила на их руки свою.

– Я вас благословляю. Будьте счастливы.