Читать книгу Болты в томате. Правдивые рассказы - Сергей В. Бойко - Страница 13

18 янв. 2013 г., пятница

Яндекс-новости.

1. Вулкан Кизимен на Камчатке выбрасывает пепел на высоту свыше 4 км.

2. Выпавший из поезда сибиряк 7 км бежал до станции в сланцах и футболке.

Вот такие у нас бывают неординарные сибиряки и события!

А случались и другие подарки и праздники, кроме «разграбления портов» и «лепки пельменей»…

Кстати, о праздниках. Они делились на очередные и сюрпризы.

Однажды нам устроил сюрприз-праздник замполит Иван Иванович. Про это написали в письмах даже самые ленивые. Иван Иванович сводил нас на экскурсию в Жупаново посмотреть на гейзеры. Замполит взял с собой столько народу, сколько поместилось на двух скрепленных понтонах, – и вельбот потащил нас, куда следует. Мы все были при автоматах – на случай приключений с бурыми медведями. Гейзеры, конечно, впечатлили. Но еще большее впечатление произвела на меня коллекция, которую собирали у себя в сарае вахтовые вулканологи: они собирали ее с кустов и деревьев, окружающих долину гейзеров. Коллекция по-своему была уникальна! Это было женское нижнее белье – в основном, трусы и лифчики всевозможных фасонов и размеров. Как эти чудеса оказались на деревьях, нам объяснил дежурный вулканолог: их выстреливали неожиданные гейзеры, выплевывая опрометчиво замоченное еще накануне туристическое бельишко. При виде озер кипятка после нелегкого пешего перехода из Петропавловска в долину гейзеров и во имя Мойдодыра и личной гигиены некоторые женщины не могли устоять против соблазна постирушек, не зная, что вода из таких озер время от времени уходит под землю, чтобы несколько часов спустя шумным фонтаном возвратиться обратно. Когда подземная стиральная машина возвращала трусы и лифчики «на гора», развешивая их по кустам и деревьям, чистюли-туристки уже стаптывали свои каблуки в походном строю на обратной дороге…

Разговоров и рассуждений на эту тему матросам хватило надолго…

Еще мы ходили с другими кораблями бригады в район вулкана Плоский Толбачик эвакуировать спасающихся от потоков лавы людей. Тоже праздник – для тех, кто понимает, что такое рутина.

Или такой праздник: нас попросили отбить у касаток стадо моржей, которые не могли добраться до берега. Матрос Чубуков, наш комендор, так лупил из своего спаренного пулемета по хищным касаткам, что мне показалось, он, в конце концов, нарушит экологическое равновесие в этом районе. О ком заботились люди, попросившие нас спасти моржей? Хороший вопрос. Ведь касаткам тоже чего-то жрать надо…

А вот другой раз Чубуков открыл огонь по хищницам самовольно, без спросу, но тут уж я был целиком на его стороне…

Это было на Чукотке, в районе Певека. Поймали мы там в одном совхозе евражку. Это зверь такой. Как сказал старшина первой статьи Александр Нехорошев, евражка – помесь кошки и бульдога. Строгий такой и серьезный местный грызун – то ли суслик, то ли сурок. Про него в Интернете есть такие пословицы: «Евражка приходит во время еды», «Кони пашут, бабы пляшут, а евражки хвостами машут», «Заяц скачет и задом, и передом, а евражка идет своим чередом», «Чем дальше в тундру, тем больше евражек», «Чукча богатый – что евражка рогатый». Не знаю, как остальные, а последняя пословица – в точку! (Теперь-то мы знаем, что бывают богатые чукчи. Некоторые даже английские футбольные клубы покупают. «Челси», например…)

Мы поймали евражку, накидав гальки в старую ржавую бочку из-под горючего, которых по побережью «малых земель» всего северного и восточного побережья нашей необъятной Родины было больше чем достаточно. Евражка спрятался от нас в такой бочке и ни за что на свете не хотел вылезать. Пришлось заполнить бочку камешками и взять, что называется, зверя голыми руками.

А в совхоз мы пришли на вельботе с боцманом, мичманом Самойловым, за эмалевой краской для нашего корабля – должны были забрать несколько бидонов, нам надо было. Боцман пошел поить спиртом директора совхоза для краски, а мы стали ловить в бушлат евражку. Их там полным-полно было! Захотели на корабль привезти – показать ребятам, они ж не видали никогда этого чуда!

Красить надо было поправленный нос корабля. Его в доке Певека местные умельцы поправили, но покрасить не покрасили, сказали только, где краску достать и сколько это будет стоить в литрах спирта. Командир корабля Веня Барков отправил мичмана Самойлова с матросами на вельботе в тот совхоз.

А разбили мы нос корабля о певекский причал крепко! Это был первый поход «единички» под началом капитана второго ранга Баркова. Он только-только прежнего командира сменил, – знакомился, значит, с кораблем и экипажем в первом своем северном походе, несложном, – там же везде порты и причалы…

– Баковые – на бак, ютовые – на ют!

Веня стоял на мостике, на своем ящике, чтобы его было боцману видно из-за щита. Он же ростом был невелик, и матрос таскал за ним по мостику ящик. А боцман, мичман Самойлов, стоял на баке и держал с Веней радиосвязь. Он должен был отдать якорь, когда Веня скомандует; якорь зацепится, корабль развернется нужным бортом и встанет к причалу. Так мы всегда швартовались.

– Когда я сделаю вот так, левую яшку – на хуй! – говорил Веня и взмахивал руками, и Самойлов повторял за ним:

– Левую яшку!

– Все понял, боцман?

– Так точно, товарищ командир!

– Товсь!

Веня поднял руки.

Корабль шел к берегу.

Боцман докладывал по громкой связи:

– До пирса пятнадцать метров…

– …до пирса десять метров…

– …до пирса пять метров… до пирса три метра!

Боцман и все остальные сорвались со своих мест и отскочили подальше от борта.

Нос нашего корабля сходу врезался в пирс!

Радист Нехорошев успел подхватить огромный и тяжелый катушечный магнитофон «Днiпро», – всё остальное в радиорубке полетело на пол…

Веня, капитан второго ранга Вениамин Сергеевич Барков, стоял на пирсе и смотрел, как из дыры в носу нашего корабля вытекают последние остатки питьевой воды, – тут как раз располагалась одна из цистерн. Была еще на корме – так называемый, ахтерпик. Так вот, ахтерпик не пострадал. А Веня смотрел на нос, смотрел, смотрел – да и сказал впервые для нас это свое веское:

– Да, блядь!

Мы тогда еще не знали, что оно означает…

Мне теперь кажется, Веня проверял офицеров и команду на вшивость, а заодно и знакомился – таким неординарным способом: врезался в пирс! Подумаешь, нос кораблю разбил! Зато многое понял про всех, и все – про него. Ведь он не стал искать виноватого, как на его месте поступил бы любой начальник – нет! – он никого не обвинил в случившемся.

Веня убедился, что без него никто поперед батьки не полезет, что его слова ждут, что ему готовы подчиняться. Что люди готовы на всё и не будут своевольничать в критической обстановке. Что на них можно положиться. Это было очень важно знать командиру – для всей оставшейся службы. Ведь это был его первый поход на нашем «транспортнике». За что его сослали к нам, я не в курсе, но это было явное наказание и ссылка для капитана второго ранга Вениамина Сергеевича Баркова. Для молодого командира «двойки» Попова, тоже капитана второго ранга, назначение на его «транспортник» было повышением, а для Баркова – наоборот. Такая арифметика! Я так думаю. Может быть, я не прав…

Но случай в сухом доке со стармехом, старшим лейтенантом Титовым заставляет меня поверить, что Веня не ошибся в своей команде.

* * *

В сухом доке наша «погранцовая» посудина стояла на стапелях рядом с тихофлотским боевым кораблем. Мы своей плюгавой мачтой едва доставали до его мостика. Там народу служило в десять раз больше, чем на нашем «парахете». Это ж – гигант! Кто будет спорить? Но как выяснилось очень скоро, всю эту громаду держала в руках небольшая диаспора грузинских матросов. Держала настолько крепко, что ее побаивались даже их дежурные офицеры. И когда на наших глазах эти спесивые грузины обидели своего молодого сослуживца, сорвав с него бескозырку и запулив ее к нам на борт, их дежурный офицер предусмотрительно ретировался в недра этого тихоокеанского монстра и до самого конца конфликта не показывался. Молодой краснофлотец прибежал к нам за своим головным убором и заявил, что обратно на свой корабль не пойдет – боится. У нас дежурным тогда стоял стармех, старший лейтенант Титов, приятель Сани Нехорошева – разочаровавшийся в службе интеллигент. Да и то сказать – питерский, из академии, женатый на дочке адмирала, которая каждую навигацию улетала в свой Ленингард к папочке на полгода. Что он и как – на нашем корабле? Но он терпел. Только перед Саней Нехорошевым открывался в дружеской беседе. Так вот, этот интеллигент, когда нависла угроза конфликта и на нас поперли дружной толпой все эти тихоокеанские абреки, – «А ну давай нашего обратно! Мы еще с ним не договорили!» – Титов позвонил Вене, и тот сказал действовать по обстановке. И Титов стал действовать. Он открыл ружкомнату, вооружил нас всех «Калашами», приказал взять по магазину и построиться. Мы – вышли и стали шеренгой. Перед нами собрался «цвет» грузинской молодежи тихоокеанского флота: кто в трениках и кедах, кто в тапочках и трусах, в цветастых гавайских рубахах и заморских футболках – и все с бакенбардами! «С бакенбардами брюнет…»

Так началось противостояние Комитета госбезопасности в нашем лице и Министерства обороны и Тихоокеанского флота в лице разгулявшихся хулиганов. В нашем вооруженном ряду стоял кок, матрос Караваев – естественно, без оружия, в рабочей робе, но как всегда готовый душить всех подряд. Может быть, именно его решительная готовность смутила смутьянов, и они отступили перед его мало кому понятной радостной улыбкой, – ведь наши автоматы на них не производили особого впечатления, и они продолжали кричать. Но постепенно улыбка Караваева стала давить на психику врага, и на него обратились взоры каждого из них:

– Это кто такой? Тебе чего надо? Эй! Ты кто? Дебил?

Но Володя Караваев не реагировал, – он уже радостно ловил ноздрями предстоящую забаву – побоище! И «тихоокеанские» грузины не сразу, но все-таки почувствовали в его улыбке недоброе предзнаменование, и пыл их заметно поубавился:

– Ладно… Ладно… Все нормально, друг… Мы только за своим матросом… Отдайте и мы уйдем… Да уберите вы его! Что вы смотрите? Это же псих!

Но Караваев психом не был, и мы не собирались его убирать. И тогда вся эта разношерстая голытьба ворчливо по-грузински отступила. Володя Караваев дернулся последовать к ним на борт, но стармех, старший лейтенант Титов остановил порыв нашего кока:

– Это лишнее, Володя…

Таким образом, Госбезопасность СССР одержала свою очередную сокрушительную победу. Их матроса мы в обиду не дали. А тут и Веня подоспел вместе с флотским командиром, капитаном первого ранга, и сходу побежал на их корабль – порядок наводить. В общем, сообща они урезонили абреков…

А из-за чего весь сыр-бор вышел? А вот из-за чего: их матросик только что из «учебки» прибыл, с Черного моря, и на бескозырке у него значилось «Черноморский флот», а это дико не понравилось «абрекам». Только-то и всего! Но мы-то понимали, что дело не в этом, и это лишь предлог. Но… в чужой монастырь со своим уставом… Короче, дальше они там разбирались сами. Вот так!

* * *

Притащили мы евражку на корабль и устроили ему среди флажков живой уголок и зверинец в рубке сигнальщиков, но там ему не понравилось. Ему не понравилось бы нигде. Он даже есть отказывался, хотя Володя Караваев самые вкусные морковки ему пробовал. Нет, он не брал, – у него между глаз, как у бульдога, стояла глубокая и строгая мысль. А когда мы вышли в море, но еще недалеко, в береговой видимости, евражка прыгнул за борт и поплыл домой. В этом его мысль и заключалась. Вечер был, но мы разглядели плавники – то ли акульи, то ли касаток. И комендор Чубуков не дал себя уговаривать, – сам расчехлил пулемет, вставил ленту и открыл огонь по хищным рыбам, прикрывая отход евражки.

Капитан второго ранга Веня Барков был в бешенстве:

– Блядь! Кто команду дал?

А когда узнал, в чем дело, стал маневрировать кораблем так, чтобы Чубукову было стрелять удобнее. Вот такой командир…