Читать книгу Взятие. Русь началась с Рюрика, Россия началась со взятия! - Сергей Валерьевич Соколов - Страница 13

Объезд построенного близ Углича нового города, раскинувшегося по обеим сторонам Волги, царь Иоанн решил начать с противоположного берега. Чтобы государь со свитой мог пересечь водную преграду за день до высочайшего приезда был сооружён мост: широкий деревянный настил, уложенный по плавающим в воде бочкам.

Первым на коне ехал дьяк Выродков, за ним царь Иван с Андреем Курбским и английским гостем – бароном Джеймсом Куком, чуть позади Пётр Серебряный и Семён Микулинский, позади, в красиво украшенной закрытой повозке, запряжённой парой лошадей ехали протопоп Сильвестр с сыном Анфимом, замыкали процессию тучный хан Шах-Али с двумя касимовскими всадниками и боярин Ушатов, в вотчине которого стройка и происходила. Позади и по бокам вельможной колонны ехала конная царская охрана. Царь смотрел на построенные по его указу башни и стены, рядом с которыми были выстроены мастера и подмастерья, готовые к монаршей оценке.

– Смотри, великий государь! Стены и башни собраны их дубовых брёвен. Рубка велась зимой. Боевые ходы башен и стен позволяют разместить как лучников, так и пушкарей. Широкие бойницы как раз для новых пушек, которые придут летом с пушечного двора. Далее идут собранные строения для служб: кузница, конюшни, избы для стрельцов, царская изба, наместническая изба – всё готово, только разобрать и отправить… – докладывал Выродков.

– Постой, а это церковь? О, узнаю старого и малого мастеров. Подойди, старик! – окликнул Мологу Иван. – И ты, юнош, иди сюда. Ну так как, готова церковь для самой серёдки горы Круглой?

– Батюшка-государь! – с глубоким поклоном начал Александр Иванович. – Храм сделан с таким расчётом…

– Ну-ка, иди сюда, младший! Ты мне расскажи, сколько простоит церквушка, которую ты с дедом смастерил? – перебил Иван. Сергуля, держа обеими руками шапочку у шеи смотрел во все глаза на царя: Великий государь! Мы очень старались! Мастера у нас хорошие, рубят так, чтобы прикрыть торцы стволов от воды и порчи. И ставить будем так, чтобы воду не сосала. Простоит, батюшка царь, и нас переживёт! Все присутствующие охнули, даже как-то отшатнулись от мальчика. Ведь про царскую жизнь и правление положено отзываться, как о вечности.

– Дельный отрок! Как его зовут, напомните! – обернулся Иван к дьяку Выродкову.

– Мастера зовут Александр Молога, а это внук его Сергий! – с готовностью выпалил дьяк.

– Мологов внук Сергий, значит. Хорошо. Учти, Мологов Сергий, это первый православный храм в Казанском крае будет! А вера наша православная должна на века стоять крепко! – проговорил царь и повернулся к англичанину. – Замысел сей большой, хочу, чтобы с самого начала видел ты, друг мой, какая история тут творится! Видел и передал и живущим ныне, и для потомков. – Батюшка Сильвестр, – обратился Иван уже к протопопу. Ты осмотри храм на предмет удобности для службы, и божьей милостью, благослови. А ты, Анфим, сочти расходы, не забудь милости мои созидателям. Оплату за сделанное тебе поручаю. Едем в Воскресенский монастырь, тут нечего больше смотреть! – указал царь и вся процессия начала разворачиваться в обратный путь.

– Великий государь! Зачем же в монастырь? – подскочил к царю боярин Ушатов. В моих палатах всё уж готово для встречи высочайшего гостя! Прошу, не обидь милостью!

– Бояре взяли за правило поучать, мол царь-отрок, царь-малец! – для всех, хитро улыбаясь громко сказал Иван. – А к тому не смышлёны, что коли слово царское сказано, то ими должно быть исполнено немедля. Ничего, привыкнут и мысли наперёд читать, коли жить захотят. Сказано – в монастырь!

Процессия двинулась за Волгу, а боярин Ушатов кожей спины почувствовал, что над ним сгущаются тучи.

В большой трапезной палате Воскресенского монастыря царь слушал приближённых. Первым говорил князь Серебряный. Вдоль стены под стражей стояли пленные четверо «казанцев» со связанными за спиной руками.

– Город, который зачинить на Круглой горе на Свияге намеревались, готов стоит. По большой воде сплавлять нужно всё по Волге вниз. Печаль одна: теперь в Казани о городе узнают. Тысяча разбойника Епанчи Арского прошла изгоном по Ярославским и Угличским землям. Узнали на Москве поздно, вдогон пошли, да не догнали. И ведь, стервецы, подобрались к самой стройке. Четверых то мы поймали, да сколько тех, кто видел всё, а мы их не поймали? Всё в Казани известно будет, затворятся теперь, насторожатся. Виноваты, в общем, государь.

– Что сказали эти, кого вы поймали? – спросил Иван заинтересованно.

– Молчат! Мы уж их на муравейник садили, всё равно молчат. Или муравьи нынче вялые ещё?! – возмутился Серебряный.

– Молчат они у тебя, у тебя! Ты ж, Петя, на бой способен, а на тонкие дела что дитя. – Царь обернулся к своей службе. – Поставить котёл на дворе, воды налить, чтобы по колено было, не более, когда кипеть будет! А игумен нас пока угостит! На лице Ивана заблуждала сладкая мимика, как будто во рту его была вкусная конфета. Монастырские служки начали подавать на стол, а четверо широкоплечих из царского сопровождения пошли выполнять приказ. За ними следом выволокли и связанных.

После недолгой трапезы царь со спутниками вышел на высокое крыльцо. На дворе всё было приготовлено для дознания. Четверо «казанцев» стояли на коленях. Лица их были опухшими явно от укусов насекомых, видно было что их действительно подвергали пыткам муравьями.

– Возьмите-ка вот того, чёрного! – указал своим подручным Иван. Начинайте! Дюжие парни с засученными рукавами рубах с двух сторон крепко взяли обречённого и по ступеням подняли на помост, оттуда на весу опустили за одежду в котёл. Вода парила. Царь указал одним движением, и на помосте было установлено кресло. Иван уселся на его край нагнувшись к пытаемому так, чтобы только жар от горевших под котлом сучьев не был слишком навязчивым.

– Смотри на меня! Сейчас ты скажешь, кто послал тебя. Под каким началом ты пришёл в Углич? Что хотел, для чего вертелся у новых срубов? Что должен был сделать и кому дать весть? Сейчас будет горячо и больно. Хочешь вылезти – говори! Хочешь купаться – твоя воля!

– Ты вожак собачьей стаи, чего морду вытянул, чего унюхиваешь! Хочешь узнать, как твоя пёсья стая передохнет? – пытаясь улыбаться сказал «казанец». От такой неожиданной дерзости все окружающие дёрнулись и примолкли. Только Иван, казалось, был доволен происходящим и ещё ближе нагнулся к котлу.

– Добавьте дров, нашему гостю банька нравится! – сказал он улыбаясь. – Много ли воинов у Епанчи? Ты ведь с ним пришёл? А куда он отправился теперь?

Вода в котле покрылась мелкими пузырьками и стоящему в ней по колени всё труднее было сохранять самообладание. Он наклонил голову вправо, чтобы пот не заливал глаза.

– На каждую твою бешеную собаку есть стрела! И на тебя хватит, собака с капающими слюнями!

– Князь Пётр! – окликнул Иван князя Серебряного. – Ну где ты? Иди ближе. Я не нравлюсь гостю, он меня собакой ругает. Поговори с ним ты, спроси о делах.

Серебряный нехотя, не глядя на мучающегося, подошёл. Меж тем вода вскипела и боль даже для мужественного бойца стала нестерпимой. С налившимися кровью глазами «казанец» кинулся к краю котла. Стоящий рядом стражник толкнул его в плечо крюком багра. Казнимый упал набок в кипяток, вскочил и дико гортанно закричал. Бросился опять к другому краю, вновь получил тычок. Человека варили заживо, а он как мог инстинктивно сопротивлялся.

– О чём я спрошу этого, батюшка-государь! Дозволь рубану, чтоб уж не мучился! – просяще пробасил Серебряный.

– А дай-ка я, государь, спрошу! – поднялся Курбский. – Эй, связанные! А кто ещё хочет купаться? А может кто поговорить хочет?!

– Я, я! – один из «казанцев» перебирая разбитыми коленями пополз к Курбскому. – Спаси, Бога ради!

– Молчи, приблудная свинья! – донеслось из котла. Среди кипящей пены и запаха обваренной кожи «казанец» смог ещё приподняться на колени и взглянуть одним страшным глазом вокруг. Искажённое кипятком и болью месиво, недавно ещё бывшее лицом, издало невнятный вопль, схожий с арабским ругательством и, дёрнувшись, скрылось за паром. Котёл ещё конвульсивно дергался, когда второго пленного поставили на ноги и подвели к Курбскому.

– Хорошо, …но быстро! – сказал царь, откинувшись на кресле. – Ну что ж, князь Андрей, дознавайся ты!

Пленному поднесли чарку с водой и дали отпить. Сделав несколько жадных глотков, он начал скороговоркой вещать.

– Господине, я всё скажу. Я русский, я Юра из Коприна села. Пять годков тому с дружиной детей боярских Ушатовых под Казань ходил. В войске Московского государя… Крепко оторвались мы тогда от полка, на татар ушли версты на две. Попали, как зайцы в силок, татары взяли, увезли на посад. Держали как скотов, в холоде, в голоде, кое-как живы остались…

– Ты к делу веди, как в отряд Епанчи угодил? А то котёл-то ещё тепленький! – показал Курбский пленному большим пальцем назад.

– У Епанчи никогда в отряде не были. Рашид-бек наш хозяин. В смысле… мой хозяин. Он нас у бая забрал, в крепости в сарае у Ногайских ворот держал, допрашивал. Как узнал, что дети боярские у него в рабстве-то, взял меня с собой на Москву. Он послом тогда у Московского князя был. Там свиделись с князем Ушатовым. О чём шёл торг-беседа не ведаю, только решил Рашид-бек послать меня с этими двумя… с языками резаными – они только мычат потому, с дервишем Сахибом – которого сейчас запытали… в общем, сыновей князя Ушатова Ивана и Данилу доставить на вотчину.

– Доставили? – с усмешкой спросил царь.

– Мы ехали с отрядом Епанчи. У него и правда не меньше тысячи всадников было. Шли после Нижнего по левому берегу, в Костромской земле пожгли деревни. В Угличской тоже.

– Ты значит русский, Юра! Значит своих грабил и насильничал, русский?! – зарычал князь Серебряный.

– Я не трогал никого, батюшка-господин! Мне велено было довести… вот до Угличской земли, да указать, где для нова града лес рубят…

– Ты не спеши, Юра. Попей ещё. Развяжите ему руки! – скомандовал Курбский. – Рассказывай, значит ты всех в Углич привёл, и…

– Я привёл не всех. Отряд Епанчи в лесу за Дивной горой оставался, в одном переходе. Я с сынами княжескими, с Сахибом и этими… За околицей у Золоторучья дом для охоты, изба. Там с князем Ушатовым встретились. Сыновья на коней и уехали, в Углич, видно. А князь с Сахибом без меня говорили, о чём не знаю.

– Ты всё рассказал, Юра? – спросил Курбский.

– Всё.

– Да не всё. Что делать то вам велели у срубов? Чего забыли на постройке то?

Юра молчал, опустив голову.

– Знаешь, Юра. Помыться тебе надо. Вот сейчас будем зачерпывать кипятку из котелочка да на спинку тебе. А потом ледяной водичкой. А потом снова кипяточком. Вот память то просветлеет, если наперёд шкура лоскутьями не сойдёт. Давайте кипятку! – крикнул Курбский.

– Не надо! – отшатнулся пленник. Сахиб велел запалить как можно более срубов на Красной горке да в Алтынове. А как тушить все бросятся, да нас искать на этой стороне, по той стороне Волги по Золоторучью Епанча пройдётся, а если бы повезло, то и по Угличу. Рашид-бек только наказывал палаты боярские не трогать, по уговору.

– И если бы не мальчик, то так бы оно и было!? – не то спросил, не то поведал Андрей Курбский.

– Хорошо поведано, а, боярин Ушатов! – сказал Иван. – Иди-ка поближе, Пётр Иваныч. Отопрись теперь, скажи, что врёт предатель!

– Мне отпираться не пристало! – сказал боярин с достоинством. – Сыновья мои, дети боярские, постарше тебя, великий государь. Нет ведь дороже ничего кроме своих то детей. Спас их как мог, а теперь суди меня.

– Да ты Пётр Иваныч, не только о сынах подумал. Ты хотел двух уток одной стрелочкой убить. Кабы про поджог да про сговор твой никто не прознал, всё свалили бы на Епанчу. А что?! Каждый год Епанча да такие же товарищи-разбойники балуют по Руси, а Русь горит, горит! А тебе, у которого пол-вотчины бы сгорело, государь московский милости бы всякие насыпал, да? Приполз бы, погорелец, жалко бы стало тебя. Так рассчитал?

– Великий государь, не позорь, Христом Богом прошу. Я родовитый боярин, князь, от Рюрика как и ты веду колена. Одного леса моего на постройку сколько ушло, да людей – всё отдал…

– Твоего леса! Кончится твой лес и род твой кончится. В предательстве спасение хотел найти! – царь встал с кресла и скомандовал страже: Увести боярина Ушатова. Три дня подержать в клетке возле палат, чтоб все, кем он тут правил посмотреть на бывшего властелина своего могли. А потом отправить на Москву. Там дознаемся, не сговорился ли наш боярин ещё с кем!

– А тебе всё баловство, великий государь! Для потехи с казанцами воюешь, людей губишь, детей сиротишь! Всё вернётся тебе! – прокричал князь Ушатый, которого уже вели под руки стражники.

– А тебе чего бы хотелось, Юра! – спросил его милостиво Иван.

– Покаяться в грехах! Прощения просить, великий государь!

Игумен поднялся со своего места и обратился к царю:

– Государь наш, опора и надежда православная, прошу, только не в обители это покаяние. И так уж казни устроили в Боговом месте!

– Ну что же, уважим игумена, святого человека! Отведите пленных за стены монастырские и дайте им покаяться! – отдал приказ Иван.

– Благодарствую, государе! Великий государь милостив! Там церковь, да? – заверещал Юра, кланяясь и заглядывая в глаза окружающим. Его и остальных двух пленных вели к воротам. Последнее, что он увидел в своей жизни, это закатная пойма Волги и взмах шестопёра, которым царский стражник ударил его в висок. Остальные двое погибли одновременно от ударов топорами в затылок. Плюхание о воду тел, сброшенных в ров у монастырской стены, подняло на крыло копавшуюся до этого в тине цаплю. Птица с шумом разрезала воздух, описала дугу и полетела в сторону плёсов.