Читать книгу Бог жесток - Сергей Владимиров - Страница 6

Деревушка, небольшая и вымирающая, располагалась в низине. Летом – утопающая в зелени яблочных садов, осенью – в непролазной грязи, зимой – в похоронном саване снегов, весной – затопляемая потоками талой воды и глинистой жижи. Сейчас середина октября, самое мерзопакостное время, когда деревья стоят во всей своей тощей неприглядной наготе, а под ногами чавкает сочно и противно. Я не позаботился о резиновых сапогах и теперь, чертыхаясь, скользил в сверкающем месиве по направлению к нужному мне дому.

И вот упираюсь в бревенчатую избу, обветшалую и словно забытую всем миром. На чудом сохранившейся табличке вижу изъеденную ржавчиной семерку. Я никогда не считал себя суеверным, но сейчас грустно усмехаюсь, думая о том, что подобная магическая цифра вряд ли приносила счастье этой семье…

Лицо женщины было матовое и серое, как изжеванная бумага, взгляд – бесцветный и пустой. Льняные, с желтоватым отливом волосы, убранные назад и прихваченные стальными заколками, не расчесывались уже давно. Женщина равнодушно посмотрела на удостоверение частного детектива в моей руке, пожала плечами, произнесла с мертвым спокойствием:

– И что вы пришли? Зачем? Мне уже сообщили, что он сбежал…

Честно говоря, я несколько растерялся, столкнувшись со столь неожиданной реакцией. Слезы, истерики, оскорбления, приказания немедленно уйти, даже рукоприкладство я воспринимал вполне привычно и мог просчитывать свои последующие шаги. Здесь же…

– Кто сбежал? – переспросил я. – Я говорю о вашем внуке.

– И я о нем. Вроде бы его звали Саша.

– Да, Саша, Саша Стрелков, – закивал я. – Вы ведь Зоя Алексеевна Стрелкова?

– Зоя Алексеевна? – Она словно на вкус пробовала свое имя. – Да, так меня зовут…

– Следствие интересуют подробности этого дела. Может быть, вы?..

– Я?.. Почему я? Меня не интересуют никакие подробности.

– Кажется, я что-то недопонимаю, – затряс головой я. – Саша Стрелков действительно ваш внук?

Она жевала свои сухие губы. Страшная отрешенность читалась на ее землистом измученном лице. На меня начинала давить ирреальность происходящего.

– Зоя Алексеевна, он на самом деле ваш внук? – повторил вопрос я.

– Внук?.. Почему внук?.. Он сын моей дочери… – отвечала она.

– Разумеется.

– Но это еще ничего не значит…

– Почему?

– Потому… Потому, что я не хочу говорить о своей дочери. Потому, что я живу лишь для того, чтобы забыть ее.

– Забыть Лену Стрелкову? – Я уже едва сдерживался. Передо мной стояла сумасшедшая.

– Да, забыть Лену Стрелкову. Забыть все, что с ней связано.

– Лена – ваша родная дочь?

– Лена – моя родная дочь. Самая родная. И мне стыдно, что в ней текла моя кровь.

Земля качнулась у меня под ногами, глаза застлал серый туман, и из него вновь выплыло лицо Зои Алексеевны Стрелковой, но теперь это было лицо уродливой жестокой старухи.

– Поймите, я задаю эти вопросы не из праздного любопытства, – сказал я, что есть сил отгоняя жуткое видение. – Сведения нужны для поиска мальчика.

– Да, поиска мальчика… Ищите… Только чем могу помочь я?..

– Давайте для начала пройдем в дом. – Я предпринял робкую попытку к сближению.

– В дом?! – испуганно воскликнула Зоя Алексеевна. – Зачем вам нужен мой дом? Там не осталось ничего ни от Лены, ни тем более… Она убежала отсюда пятнадцать лет назад, едва закончив школу. И с тех пор ни разу не навестила меня. Я узнала, что у нее есть ребенок, вместе с известием о ее смерти.

– Вы не знаете, кто отец мальчика?

– Отец мальчика?

Я уже свыкся с ее манерой переспрашивать и повторять мои слова.

– Я не знаю этого. И не стремлюсь узнать.

– Но ведь что-то толкнуло вашу дочь сбежать из дома?

– Вы говорите о моей дочери? О моей дочери Лене?.. Она была просто неблагодарной… Неблагодарной и глупой, как все подростки ее возраста…

– А не было ли другой причины? – отважился я.

– Другой причины? – Зоя Алексеевна смотрела куда-то вдаль, мимо меня. – А какая может быть еще причина? – шелестели ее безжизненные губы. – Они все неблагодарны и глупы… И еще жестоки к людям, их растившим…

– Нет, причина гораздо проще, – перешел я в наступление, уже не думая о последствиях. – Если я не ошибаюсь, Лене в момент побега было шестнадцать или семнадцать лет. А девушки в этом возрасте уже активно интересуются противоположным полом.

Она не закричала. И не захлопнула дверь перед моим носом. Но ее слова, произнесенные так же тихо и ровно, обожгли мой слух.

– Хотите сказать, что все они шлюхи?

– Это неправильное слово, – осторожно ввернул я. – Если молоденькая девушка и идет по рукам, то делает это не вполне сознательно. И очень сильно страдает от каждой такой связи. А в глубине души все равно мечтает о принце и о том, что называется «большим и светлым».

Зоя Алексеевна недоверчиво выслушала меня.

– Я вам не верю, – ответила она. – Вы судите обо всех по себе. И защищаете разврат, потому что сами не упустите такой возможности. В шестнадцать лет они уже могут отвечать за свои поступки, и те сучки, которые прыгают из койки в койку, поступают так вполне осознанно.

– Ну, раз так, то в них течет испорченная кровь, – сдался я. Общение с Зоей Алексеевной стало совершенно невыносимым.

– Испорченная кровь?.. – Женщина задумалась с приоткрытым ртом. – Нет, в ней не было испорченной крови. И она никогда не была шлюхой. Всего лишь неразумным ребенком. И слишком доверчивой к людям…

И я заговорил. Мне не нравился мой голос. В нем не было сочувствия, лишь холодный расчет и торжество охотника, загнавшего жертву в угол.

– Лена убежала отсюда не одна. Не отрицайте, Зоя Алексеевна, это пустое. Всегда рядом с юной девушкой найдется какой-нибудь парень. И все начинается вполне безобидно: с прогулок под луной и первых поцелуев. Так было раньше, так будет впредь. Вспомните себя и постарайтесь понять свою дочь хотя бы… хотя бы после ее смерти…

Я больше не видел перед собой чудовищного монстра. Я видел вполне обыденную картину. По рыхлым, измятым щекам женщины, оставляя влажные бороздки, текли слезы. Голос ее звучал по-прежнему тихо, но безутешно горько.

– Она… Леночка… всегда росла глупой девчонкой… И никогда не слушала меня… Считала себя слишком взрослой и умной… А в результате… Ее соблазнил и увез отсюда парень, старше ее на десять лет… Влюбилась, и ей ничто… А какой позор мне… матери…

– Кто он такой? – ухватился я.

– Он?.. Не знаю… Откуда мне знать?.. Она всегда мнила себя слишком самостоятельной… И ничего мне не рассказывала…

– Этот парень мог быть отцом Саши?

– Отцом Саши?.. Отцом Саши мог быть кто угодно… Прошу, не мучьте меня больше… – И она, ухватившись за скобу двери, потянула ее на себя.

Какое-то время я все же удерживал дверь, что-то оживленно говоря. И будто вознагражденный за свое упорство, вновь услышал голос женщины, напомнивший мне шелест отживших осенних листьев.

– Я всю жизнь проработала в школе, воспитывала детей. У меня много почетных грамот и даже медаль… Но что они мне?.. Меня не навестил ни один мой ученик… Никто из тех, кого я выпустила в большую жизнь… И пусть. Зачем обижаться? Кто они мне? Чужие. Все чужие. Все, кого я помню наперечет, по именам и фамилиям. Бессовестные и неблагодарные…

Сама она имела такой вид, точно прожила всю жизнь и только в конце ее, обернувшись назад, не смогла объяснить себе, зачем и ради чего все это было нужно. И немым упреком стояла перед ней судьба родной дочери, которую она тоже не смогла воспитать человеком.

Дойдя до калитки, я бросил короткий прощальный взгляд на дом. Нет, она не наблюдала за мной, притаившись за занавеской, и вряд ли, вновь оставшись одна, задумалась о визите незнакомца. Зато краем глаза я уловил нечто, заставившее сердце биться сильнее. Навалившись двумя некогда сильными руками на покосившийся плетень, от соседнего дома в мою сторону смотрел кряжистый кривоногий человек. Мрачные и тяжелые черты его лица скрывала белая спутанная борода, а в запавших глазах таилась робкая надежда на исцеление.