Читать книгу Возле Чистых прудов - Сергей Владимирович Киреев - Страница 25

Я в кафе после смены считала рубли,

Он на «газике» ехал по трассе.

И свистел соловей, и сирени цвели

В день, когда я ему отдалася!

И рябило в глазах от тюльпанов и роз.

Он меня, продавщицу простую,

Полюбил всей душой и в Москву перевез

На Вторую Тверскую-Ямскую.

Он там жил, как умел, с неба звезд не хватал

И с судьбой не вступал в перепалку,

Он тянул свою лямку – металл продавал

Худо-бедно, ни шатко ни валко.

Он однажды лежал на перинах без сил,

По спине меня лапою гладя,

Когда в черных очках в нашу дверь позвонил

Его родич, двоюродный дядя —

Тот, что с ходу врага разнесет в пух и прах, —

Он большая и важная шишка,

Он резервы страны на секретных складах

Сторожит с автоматом под мышкой!

Он бумаги нам дал: «Все нормально, братан, —

Роспись-подпись, лицензия, квота.

Сделай дело, Санек, и себе на карман

Полпроцента возьми с оборота!»

Сашка рожу расправил, расцвел, просиял,

Невзирая на нервные тики,

Он сурьму и свинец на комиссию взял,

И люминий, и кобаль, и никель!

Словно счастье само к нам пришло пировать:

Мы на марше, на светлой дороге!

Сашка в Лондон поехал – металл продавать,

И меня прихватил для подмоги.

Мы от трапа до биржи пешком добрались,

Чтобы денег заначить на кашу.

Он все продал «на раз», и деньжищ – завались,

И в отеле три номера – наши!

Сашка мозг подключил: «Ты послушай, Марусь,

Все за нас. Мы придержим добычу —

Я на ценных бумагах волчком крутанусь

И навар в двести раз увеличу».

Он ушанку свою заломил набекрень

И при помощи тонкого нюха

В курсы акций, в какую-то хрень-дребедень

Миллионы казенные вбухал!

Вот неделя прошла, и вторая идет,

Я не верю глазам – Сашка в плюсе!

Он мне утром наливку в постель подает:

«Ну чего? Гутен морген, Маруся!»

Мы сидим у камина, стучим в домино.

Мне достался шестерочный дупель.

Все шикарное здесь – и хрусталь, и вино,

И моллюски, и устрицы в супе!

У меня от фужера на пальце мозоль,

Сашка бровь мне щекочет губою:

«Ты моя королева, а я твой король,

Мы начальники жизни с тобою!»

Вон лакей в панталонах, изящный, как граф,

Перед нами на цирлах елозит,

Он нам русскую кухню с букетом приправ

На колесиках в номер привозит.

И «Зубровка» в стаканы рекою лилась,

И с намазанным хреном на рыле

На серебряном блюде лежал, развалясь,

Поросенок, зажаренный в гриле!

Но уже за окошком злодейка-судьба

Нож точила всерьез, не для виду,

И вдали водосточная выла труба,

Словно пела по нам панихиду!

И в то самое утро, когда мы в лапту,

В волейбол в наших «люксах» играли,

Он газету прочел и глядит в пустоту —

В трансе, в «штопоре», в полном провале.

И сквозняк, как стервятник, носился спьяна,

Лез за шиворот, зол и задирист,

И очнулся Санек: «Все, Маруся, хана,

Наши акции в пыль превратились!

Ох, мне тыкву с резьбы снимет родина-мать,

То бишь маковку на хрен открутит:

Сорок восемь «лимонов» (откуда их взять?)

Я ей должен в зеленой валюте!»

Зайчик солнечный в рюмках крутился, подлец,

И веселые бегали блики,

Будто все там светилось – и медь, и свинец,

И люминий, и кобаль, и никель!

И трамвай за окном одинокий визжал,

И к заутрене в колокол били,

И, казалось, смеялся, взахлеб хохотал

Поросенок, зажаренный в гриле!

«Резко вздрогнули, Маня, полундра, аврал!» —

Мне Санек прохрипел в перепонку,

Он манатки мои в чемодан покидал

И свистит, вон, тревожно и звонко.

Я вцепилась в диван изо всех своих сил,

Он мне руки скрутил: «Я – хозяин!»

И меня, как бревно, по коврам покатил:

«Шутки в сторону, Маня, линяем!»

Мы по «черным» ходам наугад, по прямой

Рвали когти, зверея от пыли,

Мы средь громов и молний под мутной луной

На моторке Ла-Манш переплыли!

Мы, как воры, в бегах, мы до ручки уже

С ним дошли, до последнего края!

Я в Багдаде хожу втихаря в парандже,

Он метлою мечеть убирает.

В расшибалку, в пристенок, в «очко» и в «буру»

Сашка режется с местной шпаною.

Он от радости скачет, как зверь кенгуру,

Я в подушку по-тихому вою!

У меня от жары, от хлопот и забот

«Крыша» едет конкретно, вчистую!

Я тайком по ночам шью ковер-самолет, —

Пусть он в город родной нас двоих унесет

На Вторую Тверскую-Ямскую…