Читать книгу Преломление. Витражи нашей памяти - Сергей Воробьев - Страница 11

Итак, оказавшись в Москве, попал я прямиком в оперативный отдел НКВД. Именно он контролировал все работы по установке этих самых звёзд ещё в 35-м. До того на башнях орлы двуглавые восседали, напоминая о кровавом царском режиме. А перед войной собрали новую бригаду верхолазов, распределили всё – кто чего делать должен, и, как сейчас помню, 24 октября, в день моего рождения, полез я на Спасскую башню. Выдали мне из сейфа под расписку два золотых электрода 958-й пробы. Спросили ещё на всякий случай: «Первый раз, наверное, золотом варить приходится?» – «Почему первый? – возразил я. – Патону зубы наплавлял за милую душу, только дым изо рта шёл». Переглянулись энкавэдэшники на это, но ничего не сказали.

Бригадир верхолазов, коренастый такой мужик с красным носом, проинструктировал меня по всем правилам, страховочный пояс на животе затянул и уточнил:

– Звезду на башню мы сами поставим. Тебе останется только ось в гнезде обварить. Оснастка звёзд у нас золочёная. На каждую почти по двадцать килограммов золота ушло. Так что работа там у тебя будет ювелирная.

Посмотрел я на этого «верхолаза» и сразу понял – ихний он человек, с ним ухо нужно держать востро. Говорю:

– Работа для меня привычная, вот только высоковато будет…

– Советскому человеку никакая высота не страшна, – отрикошетил бригадир трезвым голосом.

– Да я в том смысле, что сварочный трансформатор будет внизу стоять. Так мне, ежели ток подрегулировать, спускаться-подниматься – весь день уйдёт. Там работа тонкая, ювелирная, как вы сами говорите.

На «вы» с ним, чтобы политес выдержать. Это с Патоном можно было на «ты» – по-простому, по-домашнему.

Тогда бригадир улыбнулся широкой поддельной улыбкой и предложил:

– Так я могу и подежурить у твоего «срантформатора», порегулировать твои токи. Ты только скажи, что и куда крутить.

На этом мы и сошлись.

Подтянули меня на блоке к самой верхотуре, я сразу башкой об звезду звезданулся, по сторонам огляделся: мать моя родная – всё как на ладони. Людишки-муравьишки, машинки-блошки, внизу подо мной с одной стороны Красная площадь с мавзолеем, а с другой – Царь-колокол с Царь-пушкой. А рядом и трансформатор стоит – гудит железом своим в ожидании привычной для него работы. Моего же помощника добровольного, «верхолаза» из НКВД, нигде не видать. Наверное, уже стучать на меня побежал. Вынул я из голенища один электрод, на зуб попробовал, точно – золото. В НКВД не обманывают, там люди серьёзные. Свою работу знают туго.

Ткнул я два раза этим электродом в нужное место, чувствую, прилипает. Току, значит, недостаёт. Что делать? А здесь, как по заказу, мужичок такой в сером мантеле проходит мимо моего трансформатора, бородой своей козлиной трясёт, ну, я ему сверху как гаркну во всю мощь своих лёгких:

– Дя-дя!!! Покрути на ящике маховик! Току мало!

Мужичок остановился и стал по сторонам оглядываться. Кто кричит, откуда – не доходит.

Я ему опять:

– Вошку свою подними! Я тебе со Спасской башни вещаю!

Он бороду, значит, задрал кверху и рот тут же растопырил.

– Ток надо подкрутить! – кричу и искру электродом высекаю, чтоб понятнее было. – На ящике там маховик! Крути, не стесняйся!

Дошло, видно, до бородатого моё послание, рукой мне махнул, очки на нос напялил и стал ящик изучать. Наконец нашёл маховик, на меня обернулся и крутанул. Я дугу попробовал – лучше, но слабовато.

– Ещё маленько, дядя! – кричу. – На полпальца вправо! Будет в самый раз!

Когда дуга установилась, я на прощанье крикнул ему:

– С меня пол-литра!

А он мне в ответ зачем-то пальцем своим корявым помахал, вроде как погрозил.

Обварил я по всем правилам стержень, на котором звезда держалась. Один электрод на это дело ушёл. А второй куда? Решил, если не спросят, оставлю себе на память.

На следующий день разбудили меня рано, дали одеться, усадили в эмку и прямиком в Наркомат. А там меня Ежов Николай Иванович уже встречает. Плюгавенький такой мужичок, мне по локоть, всё ремень в районе кобуры поправляет и меня пронзительно-изучающим глазом сверлит.

«Ну, – думаю, – всё! Энкавэдэшника на мякине не проведёшь. Наверное, про электрод догадался. Или заложил кто? Да тот же бригадир. В бинокль, может, из-за угла подглядывал и все мои манипуляции отметил. И как же я так лопухнулся! Сейчас этот карлик вынет из кобуры свой револьвер и меня здесь же, в своём кабинете, и уложит».

У меня аж все кишки подтянулись к желудку, а желудок – к горлу.

Однако он вдруг ласково так улыбнулся и сказал неприятным голосом:

– Вашу работу вчера товарищ Сталин видел из окна своего кабинета. Ему понравилось. Хочет с вами встретиться. Не возражаете?

Я растерялся, руками развёл.

– Ну, как же я могу возражать, если сам товарищ Сталин…

– Вот и хорошо, – быстро проговорил Ежов, – товарищ Сталин уже ждёт. Идите. Вас проводят.

И тут, как по вызову, вошёл в кабинет амбал в чине полковника: на петлицах три «шпалы», на рукаве – красный угольник в золотой окантовке.

– Проводите товарища Сидорова к товарищу Сталину, – приказным тоном проскрипел Ежов.

Полковник взял меня под локоток и вывел из кабинета…

Сказав это, рассказчик, закрыв с двух сторон линию домино четвёрочным и шестёрочным дупелем, провозгласил:

– Рыба!

– До Сталина-то дошёл? – снова спросил напарник.

Дормидонтыч сделал паузу, потянулся, оглядел московский дворик, в котором сидели доминошники, и произнёс командирским голосом:

– Мешай!

– Так дошёл или не дошёл?