Читать книгу К счастью, крокодилы съели его мать - Сергей Замков - Страница 2

Пьяный голый бомж c высшим техническим образованием Лущевский, стыдливо прикрывая рукой свое достоинство между ног, с тоской смотрел как дымятся и разлагаются останки его одежды на траве.

Холод городского парка прервал его сладкий сон у подножья огромного дерева. Голова отказывалась понимать происходящее. Мрачная тупость пленила его мозг.

– Ребята, смотрите, какой-то придурок без одежды остался! – сквозь пелену тумана послышался голос.

– Да он не здешний, – ответил ему другой. – Я его первый раз вижу.

– Слышь ты, чудило, – обратился к Лущевскому старший. – Ты кто?

Голое тело целиком повернулось на звук голоса.

– О, какой красавец! – засмеялся кто-то.

– Походу, он пьяный, – сказал тот, кто принюхался.

Еле выговаривая слова, рот Лущевского открылся:

– Где крокодилья ферма?

Ребята хором заржали.

– Я серьезно, – повторил Лущевский.

Смех чутка поутих.

– А он вообще в курсе, что голый? – опять все заржали.

– Он вообще имя свое помнит?

– Чудило, ты себя вообще отражаешь?

– Не очень… – Лущевский виновато улыбнулся. – Ребята, может в курсе кто… что со шмотками моими стало, а?

– Что стало? Да они кусачной пыли наелись, вот и расползлись. Обычно дело. Ты что не местный?

– Не местный…

– Сам откуда?

– Долгая история… Мне бы на ферму, на крокодилью…

– Голышом?

– Ну… не с тебя же шмотки отжимать? – улыбнулся мелкому Лущевский.

– Ты что такой дерзкий, а? – наигранно агрессивно, но по-доброму возмутился мелкий.

Старший поймал взгляд Лущевского. Пьяные, смиренные, но сильные глаза вызывали ощущение спокойствия. Где-то в глубине этих глаз была скрыта еле уловимая просьба о помощи.

– Саша, дай ему запасной костюм.

– Шеф, но они ведь все на учете.

– Да не ссы, ты! Я вечером оформлю как свой расход. Ну, куда он в таком виде? Его же повяжут… а ему ведь на ферму, на крокодилью, – усмехнулся старший.

– Ну, ладно тогда, – сказал Саша. – Сейчас принесу из машины.

* * *

Застегивая пуговицы на костюме, Лущевский поинтересовался:

– А этот костюм тоже косячная пыль разъест?

– Не косячная, а кусачная. Это ты косячный! – уел кто-то.

– Косячная, кусачная, какая, хрен, разница… – улыбнулся Лущевский. – Что вообще за фигня-то с этой пылью, у нас такого отродясь не было.

– Это откуда он взялся, если у него такого не было, да еще и отродясь?…

Старший тоже ухмыльнулся этому замечанию:

– Вообще-то вся страна кусачной пылью покрыта, вот уже года три как… Если шмотки не стирать лазутным порошком, то при взаимодействии с кожей кусачная пыль набирает статический потенциал, происходит вспышка и шмотки разлагаются вон как у тебя.

Разлагающиеся шмотки перестали дымится. Вот-вот испарятся последние остатки.

– А этот костюм постиранный, да? – спросил Лущевский, сосредоточенно вникая, насколько позволял его пьяный мозг.

– Постиранный.

– И надолго этой постиранности хватит?

Горло Лущевского накрыл неведанный ему сушняк, как будто ему в горло засунули какой-то мощный фен. Ребра сжались, губы пересохли. Резкая боль от моргания глаз. Колени подкосились. Руки схватились за горло.

Ребята радостно заржали.

Когда сознание стало к нему возвращаться, сквозь туман обморока слышались смех и стебания. Казалось прошло несколько часов или даже сутки, но реально состояние нормализовалось меньше, чем за минуту.

– О, быстренько он, – сказал кто-то. – Видать здоровье не самое слабое.

– Я отравлен? – спросил Лущевский, трогая свои пересохшие как в пустыне губы. Пальцы зачерпнули мокрой грязи с земли. Губы все равно ощущались полностью сухими, несмотря на толстый слой намазанной грязи.

– Какая же ты макака, чудило! – под общий смех, сказал кто-то. – Ты себе ещё на голову грязи наложи, для полноты картины.

С грязным ртом лицо Лущевского вопросительно повернулось к старшему.

– Да не ссы ты! Нет никакой отравы, – добродушно сказал старший. – У тебя произошло полное обезвоживание тела за счет того, что всю влагу забрал себе костюм. Сколько тело воды попросит, костюм отдаст, но не более того. От жажды не умрешь, но к ощущению сушняка привыкай: если снимешь костюм, то сдохнешь. Пять-шесть, максимум десять минут без костюма, и ты труп. Да и не снять тебе его самому, видишь, он уже в тебя впился, – старший соскоблил кусочек костюма. Полилась кровь и вода. Лущевский зажмурился. Кусочек врос обратно. Дыхание вернулось в норму.

– Сколько с меня? – опустив глаза спросил Лущевский, пытаясь встать.

Все опять заржали.

– Сто тысяч!

– Миллион!

– Давай сразу три!

– Смешной ты, – с улыбкой сказал старший. – Не надо нам ничего с тебя.

Три протяжных низких гудка наполнили всю округу. Ребята стали уходить.

– Крокодилья ферма вон там, – показал рукой старший, уходя последним.

Лущевский махнул двумя пальцами в знак благодарности. Глаза закрылись. Тело машинально прикорнуло к дереву. Мозг Лущевского, исчерпав последние силы, отключился.