Читать книгу Собрание сочинений. Том четвертый. Рассказы - Сергий Чернец - Страница 5

Был уже глубокий вечер, и над садом-огородом светила полная луна. В доме только что закончилась «помолвка» – этот старинный обряд провести решилась бабушка. Был приглашён даже священник из соседнего села. Света, «молодая», вышла в сад на минутку – ей видно было через окно, свет которого едва освещал темень крыльца под крышей, – как в комнате ещё накрывали на стол, как суетилась бабушка, вынося пирог от печки из кухоньки, отделённой перегородкой от комнаты, и говорила весёлым лицом к гостям, рассаживая их.

А в саду было тихо, прохладно, спокойные тени от молодых яблонь в цветах, только в прошлом году начавших плодоносить, лежали на земле. Слышно было, как где-то далеко за деревней у реки кричали лягушки. Чувствовался май, прекрасный радостный май! Дышалось глубоко, и хотелось думать, что скоро начнётся прекрасная разноцветная в лесах и полях, недоступная пониманию слабого, грешного человека своя летняя жизнь. И хотелось почему-то плакать, – наверное так бывает у всех невест – глаза на мокром месте, говорят.

Ей, Светлане, было уже 20 лет, с шестнадцати лет она мечтала о замужестве, и теперь наконец она была невестой Андрея, того самого молодого человека, который в праздничном светлом костюме и в рубашке с галстуком стоял за окном. Он ей нравился, свадьба была уже назначена на выходной после уборочной страды 8-го июля, а между тем радости не было, веселье прошло…

– — – — – — – — – —

Известна традиция предварять свадьбу помолвкой и в Древней Руси. Этот обряд носил название «рукобитье» или «предсвадебье». Во время церемонии жених заявлял о желании обзавестись семьей и заручался на то согласием родителей избранницы. Молодые обменивались кольцами. Следует отметить, что в Древней Руси после помолвки нельзя было отказаться от брака. Это считалось позором.

Помолвка – первый шаг к созданию семьи. Она имеет свои правила. Одна из традиций – кольцо, которое жених преподносит невесте в знак своей любви.

Для верующих людей неотъемлемой частью предсвадебных хлопот является обручение в церкви – торжественное объявление брачных обетов. Обряд в православии проводится непосредственно перед венчанием или за несколько дней до церемонии и состоит из нескольких этапов, которые имеют большое значение для православных: божественная литургия – церемония помогает настроиться на таинство обряда и осознать его важность; церковное благословение – священник дает молодым свечи, обмахивает кадилом, читает молитвы и надевает кольца на будущих супругов; обмен кольцами – жених и невеста трижды обмениваются кольцами в знак любви и уважения друг к другу. В некоторых случаях это делает священник или свидетели; молитва – священник молит Господа о благословении на обручение пары.

День свадьбы назначают, как правило, через 30 дней после подачи заявления. В ряде случаев, например, при беременности невесты возможны исключения.

Как же проходит помолвка? Согласно традиции, существует несколько этапов: Предложение руки и сердца – жених в романтической обстановке спрашивает у возлюбленной, готова ли она стать его женой. Чаще всего именно в этот момент молодой человек преподносит даме сердца кольцо. Если она принимает украшение, это означает готовность к браку.

Сегодня модно устраивать романтичные признания в любви: флешмобы, тематические вечера, вручение кольца во время концерта или в кинотеатре в присутствии большого количества людей. Влюбленным хочется, чтобы этот день запомнился навсегда, а окружающие разделили с ними радость.

Сватовство – жених отправляется в дом невесты, чтобы попросить у отца и матери невесты руки их дочери. В качестве проявления внимания и уважения родственникам невесты дарят небольшие презенты. Жених приходит один или со своими родителями. В этот день обсуждают нюансы организации свадьбы, расходы, назначают дату торжества.

Празднование помолвки – после получения благословения родителей пара устраивает вечеринку, на которой рассказывает друзьям и знакомым о решении пожениться. Это может быть тематический праздник, ужин в ресторане или чаепитие с помолвочным тортом. Сценарий торжества зависит от предпочтений влюбленных, которых теперь называют женихом и невестой. В этот день принято дарить молодым подарки. Необязательно все этапы обряда должны проходить в один день. Это может занять и неделю.

Родительскому благословению особое внимание уделяют верующие люди. С давних времен считают, что без согласия отцов и матерей невозможно построить счастливую семью. Как делается благословение? По традиции сначала родители невесты благословляют дочь на брак иконой Пресвятой Богородицы, а затем обоих влюбленных образом Иисуса Христа. Молодых освещают крестным знамением и произносят молитву. Затем пара отправляется на благословение к родителям жениха. В нерелигиозных семьях родственники просто говорят слова напутствия своим детям.

С древности в помолвке участвовали родители. Только после согласования с ними всех нюансов можно было приступать к планированию свадьбы.

Сейчас тоже принято знакомиться с родственниками и обсуждать детали предстоящего бракосочетания. В отдельных случаях жених, как в давние времена, просит руки девушки у ее родителей. Это очень волнительный и трепетный момент.

Многие путают понятия помолвка и обручение. На самом деле, обе церемонии проводятся незадолго до свадьбы, но имеют отличия. Обручение – религиозный обряд, который свидетельствует о неизбежности брака. После церемонии в церкви влюблённые должны хранить целомудрие, хотя современные люди, как правило, не соблюдают такое обычай…

Сегодня помолвке не уделяют такого значения, как раньше. Большинство молодых людей, решивших создать семью, сразу начинают приготовления к свадьбе. Иногда же будущие жених и невеста объявляют о помолвке и приглашают гостей. Для многих это лишний повод устроить праздник. Иногда помолвку устраивают с таким же размахом, как свадьбу. Среди молодежи особенно популярны тематические вечеринки.

– — – — – — – — – —

Вот кто-то вышел из дома и остановился на ступенях крыльца: это Александр, или попросту Саша, приехавший из города дней 10 назад.

Саша был её сводный брат: когда родители не могли долгое время иметь детей, они взяли тихого мальчика из детского дома. А потом. Буквально через год, вдруг, родилась Света. И Саша ухаживал за ней все своё детство. Но после окончания школы он уехал в город учиться да так и остался там жить, и пятилетняя Света видела его только в летние каникулы. Приезжал он в деревню поправить своё здоровье, он был болезненным мальчиком и продолжал болеть, будучи уже старше. За его здоровьем следила бабушка Настя, к которой Саша проникся любовью более, чем к приёмным родителям, и которой доверял. Бабушка лечила его травами-настоями. А главное откармливала деревенской домашней стряпнёй и молоком со сливками, молоко с фермы носила.

На нём был теперь застегнутый на все пуговицы пиджак, одетый на «праздник» -помолвку, но под ним рубашка была не глаженая и брюки старенькие, стоптанные внизу, и вид он имел какой-то несвежий. Очень худой, с большими глазами, с длинными худыми пальцами, с усами и небритой бородкой-щетиной, и всё-таки красивый, потому что родной. В клети, через сени была устроена комнатка с кроватью, в которой он жил (как пожелал жить отдельно) и которая называлась уже давно Сашиной комнатой.

В его отсутствие Света часто заходила в «Сашину комнату», где по стенам развешены были его картины. Рисовал он не только карандашом, но и красками. Тут были портреты и её Мамы, и Папы в отдельности, а совместный портрет на фоне яблоней в саду подписан был внизу – «Иван да Марья». Свет падал им на голову и они, оба блондинистые похожи были на два цветка. Светлана лежала на Сашиной постели и иногда плакала. Родителей она потеряла, когда уже заканчивала школу, они погибли в дорожной аварии с автобусом на трассе из района в город. Автобус перевернулся и покатился в глубокий кювет, мало кто из двадцати с лишним пассажиров тогда выжил…

Стоя на крыльце, Саша увидел Свету и подошёл к ней.

– Хорошо тут у вас! – вдохнул он весенний воздух полной грудью.

– Конечно, хорошо. Ты бы пожил у нас всё лето до осени. —

– Да быть может так и придётся сделать. Ведь я уволился с работы… —

Он усмехнулся без особой причины и присел на лавочку, что стояла тут же под яблоней. Присела рядом и Света.

– А я вот сижу и смотрю отсюда на бабушку, – сказала она через минуту молчания, – Она кажется отсюда такой молодой и шустрой! У неё, конечно, есть свои недостатки: бывает занудой, – но всё же она необыкновенная женщина. —

– Да, хорошая… – согласился Саша. – Бабушка по-своему, конечно, и очень добрая, и милая, но… как тебе сказать? Вот сегодня утром она рано уже в огороде копалась, опять. И каждый год тоже самое: корова отелилась, молока стало больше, творог делать нужно и сыр; и огородные дела: полоть уже надо, она говорила. Скучно тут жить – всё одно и тоже ежегодно; и телевизора нет у вас. – Продолжал уже гнусавым голосом Саша – Как это вы скучно живёте? Неужели ты не понимаешь. Цивилизация развивается. А вот приехала бы ты в город… И жених Андрей – насквозь деревенщина – тракторист… —

Света слышала это и в прошлом году, и, кажется, в позапрошлом и знала, что Саша по-другому рассуждать не может: начнёт рассказывать, как они с приятелями из общаги на дискотеки ходят и фильмы в кинотеатрах смотрят и прочее про городскую жизнь…

– Всё это старое болтаешь и не надоело тебе – агитировать! —

Он засмеялся и тоже встал вслед за Светой, и оба пошли к дому. Она, – высокая, красивая, стройная, казалась рядом с ним очень здоровой и нарядной (Саша, как больной сутулился) – она чувствовала это и ей было жалко брата и почему-то неловко.

– И говоришь ты много лишнего, – сказала она «восходя» на ступеньку крыльца (плавно вознося ногу, оголяя крупное блестящее от белизны колено, как истинная красотка), – Вот, ты только что про моего Андрея сказал, но ведь ты его не знаешь. —

– Моего Андрея… Бог с ним, с твоим Андреем! Мне вот молодости твоей жалко, – будешь «киснуть» тут в деревенской глуши… —

Когда вошли в дом, там уже все гости сидели за столом. Бабушка, которую так все и звали – «бабушкой», очень высокая и сильная, некрасивая по-мужицки, с густыми бровями и с усиками, сединой над губой, – говорила громко, приглашая вошедших к столу. Уже по её голосу и манере говорить-командовать заметно что она «старшая» в доме. Она усадила новоиспечённую Невесту, Свету, рядом с женихом во главе стола, а Сашу поближе к себе, с краю на другом конце.

– Ты у меня за неделю поправишься, – сказала бабушка Настя, усаживая Сашу и подвигая к нему отрезанный пирог на тарелке, – только кушай побольше. И то, – на кого ты похож (?), похудел в своём городе! – вздохнула она. – страшный стал! Вот уж точно, как есть, «блудный сын уехавши вернулся»! —

– «Отеческого дара расточив богатство, с бессмысленными скоты пасохся окаянный…» – процитировал сидящий рядом с бабушкой достаточно молодой священник отец Сергий. Он относительно недавно закончил семинарию и служил у них в приходе только второй год, но хорошо знал «бабушку Настю», Анастасию Михайловну, которая часто приходила на исповедь, молилась до слез, каялась и плакала всякий раз.

До прихода Невесты, он разговаривал с отцом жениха и с соседкой-подругой бабушки, тоже слезливой и суеверной Викторией об экстрасенсах и гипнотизме.

– Так значит вы верите в гипноз? – спросил отец Сергий у подружки и у Николая, отца жениха, продолжая разговор. Они говорили, что и в медицине при помощи гипноза лечат и гипноз, мол, полезное хотя и редкое явление.

– Я не могу, конечно, утверждать, что я верю, – ответила Виктория, придавая своему лицу очень серьезное, даже строгое выражение, – но в природе есть много таинственного и непонятного… —

– «Неисповедимы пути господни», сказано. Не всё дано понять человеку. Но хочу вам сказать, прибавить от себя, что Вера значительно сокращает нам область таинственного. —

И тут священник (лет ему было около сорока) помня свежие семинарские обучения о миссионерстве достал из своей холщовой сумки, висящей на спинке стула Книгу, и начал свою миссионерскую проповедь: о том, что всё вокруг – козни демонские и бесовские. И тот же гипноз сродни затуманиванию ума христиан бесами. А потом зачитал отрывки из своей книги:

О духах лукавых.

Однажды демоны сказали святому Макарию Александрийскому, что без них не обходится ни одно богослужение монашеское.

– Пойди-ка, посмотри на наши дела…

– Да запретит тебе Господь, демон нечистый! – воскликнул Макарий. И приступив к молитве, стал просить Господа открыть ему, есть ли сколь-нибудь правды в похвальбе бесовской.

И пошел он на торжество всенощного бдения в монастырь. Тут Ангел Божий открыл ему очи видеть. И вот он видит, как по всей церкви прыгают и точно на крыльях перелетают с места на место какие-то небольшие недоростки-эфиопы, безобразные на вид.

В богослужении был такой порядок: один читал псалмы, другие сидели и слушали, и отвечали известными возгласами: «Аминь. Господи помилуй».

Рассеявшиеся эфиопы, подпрыгивали к каждому, точно заигрывали: кому глаза закрывали, и тот начинал дремать; кому палец в рот влагали, и тот уже зевал….

Вот когда кончилось чтение псалмов, и братия встали на колени для молитвы пред Богом, – тут пред одним монахом промелькнул вдруг образ женщины, пред другим – предстал образ какой-то постройки, а еще пред другим образ переноски грузов. Перед всеми почти представало то одно, то другое…. И лишь только злые духи представят что-нибудь, как актеры в театре, и это входит в сердце молящего и порождает помыслы его…. Но бывало и так: подбежав к молящемуся с каким-нибудь обманом, злые духи вдруг стремглав отскакивали, точно гонимые какой-то силой, и не осмеливались более ни останавливаться, ни мимо пройти около такового монаха молящегося. Зато к другим, более слабым братиям, они вскакивали на шею (тот почесывал её) и на спину…. Видно – что те невнимательно молились.

Видя всё это, святой Макарий тяжко вздохнул и заплакал…. Молитвословие окончилось, и святой Макарий пожелал удостовериться в истине видения. Призывал он каждого из братий, над которыми в различных видах и образах издевались злые духи, спрашивал их, не думали ли они во время молитвы о постройках, или о дороге, или о чем-либо другом, соответственно демонским внушениям, – и каждый действительно признавался в том, в чем обличал их Макарий.

Отсюда ясно, что все суетные и посторонние помышления, которые овладевают душой во время чтения псалмов или молитвы, порождаются от внушения демонов. Напротив, кто строго хранит свое сердце, от того бегут все гнусные эфиопы, демоны. Устремленная к Богу и собранная в себе самой душа, особенно внимательная во время молитвы, не воспринимает ничего чуждого, ничего постороннего.

Из «Жизни пустынных отцов».

Едва-едва кто-то начнет приходить в себя (раскаиваться) и задумывает начать новую жизнь по воле Божией, – тотчас же приходит в движение вся область сатанинская: кто с чем спешат они, чтобы рассеять добрые мысли и начинания кающегося человека.

Не успеют отклонить от покаяния – стараются помешать на исповеди в Храме. Здесь не успеют повредить – ухищряются посеять плевелы среди плодов покаяния, трудов в очищении сердца. Не успеют худа внушить – покушаются добро покривить; внутренне бывают отражаемы – внешне нападают: посылают людей, совращающих с пути, говорящих о ненужности жизни по Богу. И так почти до конца жизни борьба не утихает у людей. Даже умереть спокойно не дают и по смерти гоняются за душою, пока не оставит она земные пространства; ибо на земле они витают и держат свои притоны. И всё это безотрадно и страшно кажется нам – вечная борьба со злым миром духов! Но для верующего ничего тут нет страшного, потому что бесы только хлопочут около нас боязливых, а силы никакой они не имеют. Только и ждут нашего испуга и от страха отступления от заповедей Божиих.

Трезвый молитвенник, наоборот, стрелы из себя пускает в демонов злых, обличая в молитвах грехи и соблазны мира, – и они (бесы) далеко держатся от него. Не смеют к молитвенникам истинным и приступить, боясь испытанного поражения. Если же и тут успевают в чем-то, то по нашей оплошности.

Сила падших ангелов, если бы не ограничивалась Богом и Ангелами Его, погубила бы всех и всё. Но без попущения Божия они ничего не могут сделать не только человеку, но и животному. Это видно из прошения бесов, обращенное к Иисусу Христу: перейти из бесноватого в стадо свиней, чего не могли сделать без попущения Божия, как написано в Евангелии от Матфея гл. 8, ст.31.

После ужина, когда гости стали собираться, у бабушки блестели слёзы на глазах, как и у её подружки-старушки Виктории. Они воспринимали «беседы» батюшки близко к сердцу. Потому что отец Сергий говорил с каким-то обаянием: как вроде бы те же слова, что они читали в книгах, но с добавлениями слов простых, житейски-бытовых. Оттого рассказы-проповеди отца Сергия казались близкими и воспринимались… Он пользовался популярностью всех верующих во всех деревнях округи.

– Ах, как вы всё рассказали, – Вас интересно слушать. Согласитесь, что в жизни так много неразрешимых загадок! – сказала Виктория, и они первые с батюшкой подошли к дверям на выход из дома.

– Ни одной загадки, всё Писании раскрыто, смею вас уверить… – сказал батюшка, и, пропустив старушку Викторию вперед вышел вслед за нею продолжая разговор уже в сенях и на улице. За ними вышли другие гости, только один Саша за столом пил чай, он пил всегда по 10 чашек.

Проводив жениха, Света прошла в соседнюю, отделённую перегородкой свою комнату, где жила с бабушкой, тут стояли две кровати. Бабушка убирала со стола посуду, а Саша всё ещё сидел и пил чай. Светлана легла в постель и ещё слышала некоторое время, как бабушка всё пыталась накормить своего Сашеньку. Скоро Саша ушел и в некоторой тишине она быстро заснула, провалилась в сон.

Когда проснулась, было только 3 часа, четвёртый, начинался рассвет, за окном уже светлело. Где-то далеко уже слышны какие-то крики птицы, ещё ночной, спать не хотелось, лежать было очень мягко, даже неловко, – это бабушкины перины. Света, как и все прошлые майские ночи, села в постели и стала думать: она теперь «обручена», она теперь «невеста», и так далее. Мысли были неотвязные, мысли о том, как она познакомилась с Андреем-женихом, как он ухаживал за ней и сделал предложение, как она согласилась и рассказала бабушке и потом мало-помалу она оценила Андрея – доброго, умного человека. Но почему-то теперь, когда до свадьбы осталось чуть больше месяца, она стала испытывать страх, беспокойство, как будто ожидает её что-то неизведанное тяжёлое.

В большое старое окно виден был сад, дальние кусты сирени, цветущей в палисаднике, сонной и вялой от утреннего холода. И туман, белый, густой, тихо подплывающий к сирени и по улице от реки к верху деревни ползущий…

– Боже мой, отчего мне так тяжело! —

Быть может, то же самое испытывают перед свадьбой все невесты? Кто знает! Или тут влияние Саши своей агитацией? Но ведь Саша уже несколько лет подряд говорит всё одно и то же, как по писанному, всё в город приглашает, и всегда казался наивным и странным. Но почему-то всё-таки Саша не выходит из головы? Отчего?..

Смолкла давно ночная птица. Под окном зашумели обычные воробьи и синички, туман уже исчез, всё кругом озарилось весенним светом, точно улыбкой. Скоро весь сад, согретый солнцем, обласканный им, ожил, и капли росы, как алмазы, засверкали на листьях и розоватых с белым цветках яблонь; и не так уж старый сад, одногодок со Светой, казался таким молодым, нарядным.

Уже проснулась бабушка… Вышел Саша к чаю и закашлялся, как будто туберкулёзный. Слышно было Свете за стенкой, что бабушка поставила чайник и он кипел…

Часы идут медленно, но утро пришло. Светлана встала и вышла окунуться в свою обычную деревенскую жизнь: сначала по своему хозяйству – куры, корова с телёнком, а потом и на работу в полеводческую бригаду…

– — – — – — – — – — – — – —

Время за трудами проходит быстрее обычного. И не заметишь, как месяц пролетит. Начало лета выдалось сырое и холодное, деревья в саду были мокрые, всё в саду выглядело неприветливо, уныло, под тёмным с белыми просветами небом из черных тучек.

После ужина, вечерком любила Света посидеть в саду на лавочке со спинкой, которую изготовил Саша (спинку), под яблоней давно уже отцветшей. Она сидела, закрыв глаза, а Саша тихо ходил от яблони к яблоне по протоптанной им же «тропе» среди травы. Он всё говорил свою обычную «агитацию». Он любил свою «сестру» и желал ей хорошего будущего.

– Если бы ты поехала учиться. Поступила бы в институт… – говорил он. – Образование, важно сейчас в наше время. Нельзя же быть совсем «дремучей» деревенщиной… – и всё в том же духе продолжал он агитировать свою сестрёнку.

Он предлагал Свете поехать с ним и обещал помочь устроиться в городе. Сначала пожить в его общежитии, где комендантша и всё начальство были ему знакомы, и они сдавали комнаты приезжим рабочим (и девушкам) за меньшую плату, чем ежели снимать комнату у частников.

Поздно возвращаясь с работы из своего гаража МТС (машинотракторной станции) зашёл к ним во двор жених Андрей. Он нашёл их в саду с Сашей, беседующих. Агитация Сашина, который описывал красоты городской жизни достигла цели, и Свете ужу было жалко себя: «что пропадает молодость», что жизнь с фанатично-верующей «бабкой», даже телевизор считающей за дьявольское порождение – как жизнь «пещерного человека каменного века», (по Сашиным словам) и прочие эпитеты, довели жалость к себе юной и энергичной до слёз. Света уже хотела сказать Саше, что согласна поехать с ним в город, – но слёзы показались у неё в уголках глаз, она, вдруг, притихла, сжалась и вся ушла в себя.

В этом состоянии Андрей, жених и «как вроде» возлюбленный, подошёл и обнял её, вставшую ему навстречу.

– Дорогая, милая моя, прекрасная!.. – бормотал он, жадно целуя её лицо и руки, сжимая их в своих рабочих больших и мозолистых руках. Но от этих рук – грубых, с шершавой кожей, в трещинах на ладонях, родилось отвращение. Ей казалось, что это она уже давно слышала, очень давно, или читала в каком-то романе любовном, бальзаковском, в старом, в оборванном, давно уже заброшенном…, и это всё «прошлый век», – и слёзы потекли быстрыми каплями по её щекам.

Саша сразу же, как только увидел Андрея идущим к ним по двору, поспешил удалиться и давно скрылся в доме. Так что слёзы Светы Андрей мог отнести только к страстной любви её к нему: «соскучилась сильно» – подумал он. А она уже не знала – любит ли она этого «тракториста» с мозолистыми руками, пахнущими соляркой.

Света быстро простилась с женихом, и, чуть не бегом, быстрым шагом, пошла домой. «Женщины! Их не поймёшь! Может стесняется любви своей!» – подумал жених про себя.

– — – — – — – — – — – —

На следующий день, в воскресенье, в выходной, Андрей пригласил Свету посмотреть дом, который он купил на отцовские деньги и ремонтировал втайне от невесты для будущей жизни семьей, он не на шутку готовился к свадьбе – и дом был как подарок.

Дом большой, пятистенок, и состоял из двух комнат в каждой была своя печь. Напротив дверей в «прихожей», была топка голландской печи. Направо дверной проём вёл в импровизированную кухню, где топка большой русской печи с подтопком, для приготовления пищи летом. И тут был умывальник с краном и большим баком, висящим на стене: это самодельный водопровод. Из колодца во дворе при помощи насоса, вода закачивалась в этот бак. Андрей сам придумал и сам сделал водопровод, – в деревне такого не было ни у кого, все таскали воду вёдрами из колодцев.

За русской печью располагалась комната-спальня, в которой кровать, стол у окна и шифоньер для вещей.

Андрей водил Свету по дому и всё время от самых сеней держал её за талию; а она чувствовала себя слабой, виноватой, и поспешила освободиться от рук жениха и села в другой комнате-гостинной на диван напротив стола. Несмотря на то, что дом этот был подарком жениха, «новый» после ремонта, пахнущий ещё краской, – Света ненавидела все эти две комнаты, две печи, большую прихожую и «кухню». Для неё уже ясно было, что она разлюбила жениха-тракториста, или, может быть, не любила его никогда. Но как это сказать, и кому сказать – себе (?), – и для чего (?): она не понимала и не могла понять, хотя думала об этом уже несколько ночей.

Андрей и говорил так ласково, скромно, – он был так счастлив, расхаживая по этому своему «новому» дому, а Света видела невыносимую дряхлость и глупую наивную пошлость: дома деревенские против городских квартир явно проигрывают. Как-то ездили они к знакомым, что жили в трёхкомнатной в городе – и полы паркетные и обои и мебель заграничная, как и посуда… А тут, – шифоньер из фанеры (он обещал покрасить в любой цвет) пристроенный, прибитый к стене и полы из толстых струганных досок и вообще… Каждую минуту она готова была убежать, зарыдать, даже в окно выскочить… – так невыносимо неприятно его хвастовство: сам сделал, сам сколотил…

Прошли по двору. Тут сарайка подправленная им с новой крышей, которую тоже «сам построил» (крышу на старой сарайке).

В углу двора образовался ветряной смерч из пыли, ветер разгулялся и тучи сгустились неожиданно быстро, так, что потемнело, и казалось, вот-вот пойдёт дождь.

– Тебе не холодно? – спросил Андрей, щурясь от пыли, разносимой порывами ветра.

Она промолчала. Света в одном летнем платьице и правда почувствовала прохладу и поспешила домой впереди Андрея. Вообще она всегда быстро ходила и за ней все только догоняли.

– — – — – — – — – — – —

Саша в конце июня, вдруг, засобирался в город.

– Не могу я жить долго в деревне, говорил он мрачно. – Нет тут водопровода ни канализации. Я даже лишний раз руки помыть не могу, в душ хочется… —

– Да, погоди ты, блудный сын, – соскучился он! – убедительно сказала бабушка почему-то шёпотом. – Свадьба 6-го числа! —

– Да ну её, свадьбу, а то я не видел! —

– Хотел же у нас до осени пожить. —

– А теперь вот не хочу. Работу нужно искать, может на старую обратно возьмут, без дела сидеть негоже. А вы тут без меня обходитесь со своим хозяйством. —

Вечером того же дня и Света решила всё про себя. Она решила поговорить с бабушкой. Лето в этот год сплошь одни дожди и ветра, день ото дня. На ночь была гроза. Ветер стучал в окна, в крышу; слышался свист, и в печи домашней, которую не смотря на лето протопили, жалобно и угрюмо напевал свою песню. Была почти полночь, бабушка со Светой лежали в кроватях напротив печи в своей комнате-спальне. Послышался резкий стук за окном, должно быть что-то упало во дворе.

– Что это застучало, Света? – спросила бабушка.

Баба Настя, с седыми волосами, заплетёнными в одну толстую косу, с робкой улыбкой, в эту бурную грозовую ночь казалась старше, некрасивее, и как будто меньше ростом. Светлане вспомнилось, как ещё недавно она считала бабушку необыкновенной женщиной и с гордостью слушала все её слова, а теперь никак не могла вспомнить этих слов доброго наставления; всё, что приходило на память, было слабо и ненужно.

В печке раздался басовитый вой ветра и будто пропелась молитва: «Господи, помилуй!» – Света села в постели и вдруг схватила себя крепко за голову, встряхнув густыми волосами и зарыдала.

– Баба, бабушка, – проговорила она, – родная моя, если б ты знала что со мной происходит! Прошу тебя, позволь мне уехать! —

– Куда? – спросила Анастасия Михайловна, не понимая, и из положения полулёжа села в кровати. – Куда уехать? —

Света долго плакала и не могла выговорить ни слова.

– Дай мне уехать в город! – сказала она наконец. – Свадьбы не должно быть и не будет. Пойми, я не люблю этого деревенщину-тракториста – его руки соляркой пахнут… И говорить про него не могу… —

– Что ты – что ты, родная моя, Светочка, – что ты! – заговорила Анастасия Михайловна быстро. – как можно? Ты обручена. Ты успокойся, – это у тебя от нерасположения духа, и ещё погоды нынче плохие. Это пройдёт, успокойся. Это бывает. Может быть ты повздорила с Андреем, но – «милые бранятся – только тешатся» – по пословице. Всё образуется… —

– Ты ничего не понима-а-е-е-шь! Рыдала Света, завалившись на подушку.

– Да, – сказала Анастасия Михайловна, помолчав. – Давно ли ты была ребёнком, маленькой девочкой, а теперь уже Невеста. Время идёт быстро, всё в природе меняется быстро – то дождь, то гроза… И не заметишь сама, как станешь матерью и состаришься и будет у тебя такая же дочь строптивая. —

Рыдания быстро стихли, также быстро и неожиданно, как и начались.

– Милая, добрая моя бабушка, ты ведь умная, ты несчастная, – вытерев слёзы платком, сказала Света, – ты несчастная, а я не хочу быть такой, – зачем ты банальности говоришь: какая «невеста, обручена» … Не надо! —

И она быстро пошла, накинув платок на плечи.

Бабушка Настя что-то хотела сказать, но не смогла выговорить ни слова, – слёзы навернулись. Она всхлипнула и легла, укрывшись одеялом, думая: что она, внучка, права. А в печке снова загудел ветер густым басом, стало вдруг страшно… «Что-то будет плохое» – подумалось ей.

– — – — – — – — – — —

Поздней ночью (для него) к Саше в комнату вошла Света, и, не сказав ни слова прошла, села в кресло напротив кровати и закрыла лицо руками. Саша встал, натянул трико поверх трусов, взяв их с железной спинки кровати, и прошёлся по комнате, до дверей и обратно, два раза. Не выдержав долгой паузы:

– Что? – спросил Саша, присев на кровать напротив Светы.

– Не могу… – оторвала руки от лица Света. – Как я могла думать, что буду здесь проживать всю свою жизнь, не пойму! Жениха я не люблю, себя презираю за эту юношескую влюблённость, которая случилась со мной со школьницей! —

– Ну-ну… – проговорил Саша, не осознавая ещё, в чём дело. – Это ничего… Это хорошо. —

– Эта жизнь опостылела мне, – продолжала Света, – я не хочу здесь оставаться ни одного дня. Завтра же я уеду отсюда. Возьми меня с собой, ради бога! —

Саша с минуту смотрел на Светлану с удивлением; наконец, он понял и обрадовался, как ребёнок. Он встал, всплеснул руками и начал притаптывать в тряпичных туфлях со стоптанными задками, что служили ему вместо тапочек, как бы танцуя от радости: его «агитация» была не напрасной. Третий год подряд он уговаривал сестрёнку ехать в город…

Не знаешь, как и когда отзовётся наше слово, то не воспринимается совсем. А то оказывает огромный эффект.

– Великолепно! – говорил он, потирая руки, – Боже, как это хорошо! – оглядывался он в маленькой узкой комнатке, словно ища какой-то подсказки у стен. А она глядела на него, не мигая, большими, красными от слёз, влюблёнными глазами, как очарованная, – ожидая, что он сейчас же скажет ей что-нибудь значительное и очень важное. Он ещё ничего не сказал, но ей уже казалось, что перед ней открывается нечто новое и большое, чего она раньше не знала, и она смотрела на брата с полной доверия надеждой, готовая, кажется на всё, даже на смерть…

– Завтра я уезжаю, я уже собрался. Ты свои вещички принеси и положи в мой рюкзак, – всё говорилось заговорщическим тоном: замышлялся «побег невесты», поскольку приготовления к свадьбе начаты были и до самой свадьбы оставались считанные дни. – Клянусь тебе, ты не пожалеешь и не раскаешься. – так всё решил Саша.

– Ты пойдешь провожать меня, – а что такого что сестра провожает брата, когда тронется автобус из райцентра мы и поедем. – Запросто решил он. – поедешь, там поступишь в институт, и пусть твоя судьба изменится. Главное – перевернуть жизнь, вырваться из этой глуши и ежедневной рутины, а всё остальное не важно: вещи дело наживное и женихов у тебя будет ещё, хоть отбавляй и парни хорошие, умные, весёлые и всякие… —

– О! да! Ради Бога! – решительно ответила Света.

Она спала тихо, и уснула не сразу. Свете казалось, что она очень взволнована, что на душе у неё тяжело, как никогда, что теперь до самого отъезда придется страдать сердцем и мучительно думать; но сон так быстро напал, что через пару минут она уснула и спала крепко, с заплаканным лицом, с улыбкой на губах.

Эпилог

Оставляя открытым финал, автор оставляет читателю выбор.

Если человек религиозен и мыслит по строгому, он, вероятно, может решить: что Бабушка и её подруга Виктория уговорят Свету не уезжать, а потом и свадьбу и венчание пройти: «стерпится-слюбится». А обручение – это важно настолько, что «грех великий» нарушить свои обещания во время обряда обручения. Под молитвами священника Света обещала жениху и Богу быть женой и хранить верность будущему мужу: она перед Богом обещала, и за грех разрушения обручения в ад попадёт. – Таким пояснением Бабушка с подругой могут Светлану задержать и заставить выйти замуж за Андрея-тракториста, у которого «руки соляркой пахнут» и которого Света разлюбила совсем… Это один исход.

Но нынешняя молодёжь, не отличающаяся верой в Бога и считающая обряды за некие «театральные постановки церкви» могут «сказать», подумать по-другому: если жених Андрей стал уже нелюб и даже противен для Светы: и руки-то пахнут и хвастается он совсем не тем – старым домом, и что он не умный, а как «древний (считай пещерный) землепашец»… Конечно, Светлана бросит всё и уедет с Сашей в город, где начнёт новую жизнь среди студентов института. И будут у неё все радости цивилизации: и танцы в клубах, на дискотеках… Это другой исход.

И третий вариант, связанный с мужской альтернативой: за своё счастье надо бороться. Когда жених узнает, что Света поехала с Сашей-братом на автобусе в город, – он заведёт свой трактор «Беларус» и догонит автобус и остановит его, перегородив дорогу. Высадит Свету и автобус уедет. А Андрей начнёт уговаривать Светлану в чистом поле рядом с дорогой, трассой: он вспомнит-припомнит все моменты хорошие, которые были между ними за три года влюблённости тайной: и ночёвки на сеновалах, и гуляния у реки в летнюю пору на сенокосных лугах, как он дарил Светлане полевые цветы и они бегали по полю и радовались жизни, потом купались в реке в теплой, как парное молоко, воде на закате… И романтика победит, и Света поедет с женихом Андреем назад, и пойдет с ним на венчание в церковь и будут они жить в доме и будет у них много детей… Это третий вариант исхода-финала рассказа Обручённая.

Немного о писательстве.

Органическим свойством словесного искусства, – подчёркивал В. Короленко, – является неизменная ориентация на читателя, слушателя, на их восприятие художественных ценностей. Короленко настойчиво советовал молодым писателям выработать в себе ощущение тех, к кому обращены произведения. «… Слово дано человеку, – писал он, – не для самоудовлетворения, а для воплощения и передачи той мысли, того чувства, той доли истины и вдохновения, которым он обладает, – другим людям. И это до такой степени органически связано с самой сущностью слова, что замкнутое, непереданное, неразделённое – оно глохнет и умаляется… автор должен постоянно чувствовать других и оглядываться на то, может ли его мысль, чувство, образ – встать перед читателем и сделаться его образом, его мыслью и его чувством. И вырабатывать свое слово так, чтобы оно могло делать эту работу (немедленно или впоследствии – это другой вопрос). Тогда художественные способности растут, оживляются, крепнут. Замкнутые в изолированном самоудовлетворении, они истончаются, теряют силу и жизненность, хиреют или обращаются на односторонние, исключительные настроения, чисто экзотического характера».

Открывая новое в жизни, художник всей системой созданных им образов стремится убедить читателя в истинности своего понимания жизни, своих идей, эстетических принципов. И в той мере, в какой его произведения убеждают читателя, заражают его мыслями и чувствами, выраженными в них, – писатель ведёт за собой читательскую аудиторию, и более того, создаёт её.

Л. Толстой справедливо писал о том, что «искусство есть одно из средств общения людей между собой (Полн. Собр. Соч., т. 30, с. 63—64).

Всякое произведение искусства делает то, что воспринимающий вступает в известного рода общение с производившим или производящим искусство и со всеми теми, которые одновременно с ним прежде или после его воспринимали или воспримут его художественное впечатление».

Связи с читателем для истинного художника слова – это смысл и цель его творчества. «Я не сумел бы разграничить вопросы: „Почему?“ и „Для кого?“ – пишу я, – заявляет Ромен Роллан. – Моя деятельность всегда и во всех случаях была динамической. Я всегда писал для тех, кто идёт вперёд, потому что я сам всегда шёл вперед… Жизнь была бы для меня ничто, если бы она не означала движения, само собой разумеется, прямо вперёд».

Конец.