Читать книгу Джейн Эротика - Шарлотта Бронте - Страница 10

Лишения, или, скорее, тяготы, жизни в Ловуде становились все менее ощутимы. Мороз был не таким лютым, снега таяли, пронизывающие ветры дули все тише, и, наконец, пришла весна. В период январских холодов каждый шаг причинял мне нестерпимую боль, но с приходом теплого апреля раны на опухших ногах начали заживать. Кровь больше не стыла в жилах по утрам и вечерам. Сквозь палую листву пробивались первые цветы – подснежники, крокусы, сиреневые примулы и золотистые анютины глазки. По четвергам, когда занятия заканчивались раньше, мы выходили прогуляться за ограду и находили по бокам дороги еще более прелестные цветы, растущие вдоль изгороди.

За апрелем последовал безоблачный май. Ранняя густая зелень купалась в лучах безмятежного солнца и мягких дуновениях западных или южных ветров. Ловуд стряхнул с себя строгие одежды зимы и зацвел яркими красками. Голые черные ветви ясеня, вязов и дубов теперь словно обрели новую жизнь. Лесная растительность стремительно заполняла овраги, а бесчисленные мхи и лишайники покрывали стены расщелин. Всем этим великолепием я наслаждалась в полной мере, пользуясь почти ничем не ограниченной свободой. Никто не следил за мной, я почти всегда была одна. Неужели не соблазнителен описанный мною прелестный уголок на склонах лесистых холмов, на берегах реки? Он приятен глазу, но, вероятно, не слишком полезен для здоровья.

Лесной край, где располагался Ловуд, был колыбелью туманов и гибельных болезней. Весна стремительно вступала в свои права, а вместе с ней в приют бедных сирот проникли ядовитые пары, принесшие с собой эпидемию тифа в многолюдные тесные комнаты школы. Полуголодное существование и холод, с которым никто не помогал нам бороться, привели к тому, что многие девочки оказались неспособны сопротивляться инфекции. Сорок пять из восьмидесяти учениц слегли одновременно. Ход занятий нарушился, за соблюдением правил уже никто не следил. Внимание мисс Темпл было целиком поглощено больными. Она почти не выходила из палаты, за исключением нескольких часов, когда ей удавалось поспать. Учительницы помогали укладывать вещи и делать другие приготовления к отъезду тем девочкам, которым повезло иметь друзей или родственников, имевшим возможность и желание увезти их из школы, этого рассадника заразы. Многие из них были уже больны и ехали домой умирать. Некоторые умерли в школе, и были похоронены быстро и без пышных церемоний, ведь отсрочка грозила гибелью остальным.

Я и те, кого недуг обошел стороной, в полной мере наслаждались красотами пейзажа и прелестями весны. Нам позволялось гулять по лесу, как бродягам, с утра и до поздней ночи, мы делали, что хотели, и шли, куда хотели. Мистер Брокльхерст и его семейство не показывались больше в Ловуде, некому теперь было надзирать за тем, как содержится школа. Суровая экономка уехала, спасаясь от инфекции, а та, что приехала ей на замену (она заведовала раньше лазаретом Лоутона), была значительно щедрее. Когда не хватало времени на то, чтобы приготовить обед, а это случалось довольно часто, она давала нам по куску холодного пирога или щедрому ломтю хлеба с сыром и отпускала в лес, где мы пировали на свободе, выбрав укромный уголок – каждая себе по вкусу.

Но где же была Хелен Бернс в это время? Почему я не проводила эти сладкие часы свободы вместе с ней? Неужели я могла забыть ее? Или настолько очерствела душой, что мне наскучило ее скромное общество? Этого никогда не могло бы случиться! Хелен была одной из многочисленных больных. На несколько недель я была лишена возможности видеть свою подругу, потому что ее переместили в одну из комнат наверху. Она находилась не в той части школы, которая была отведена под госпиталь, потому что была больна не тифом, а чахоткой. Чахотку, в силу собственного невежества, я принимала за какое-то легкое недомогание, которое время и заботливый уход в скором времени должны были излечить.

Мне не хватало Хелен, ведь я нашла в ней преданного друга, о появлении которого в своей жизни не могла и мечтать. Я начинала страдать от одиночества и печально бродила вокруг Ловуда, в мыслях неизменно возвращаясь к своей подруге. И вот наступил час, когда я встретила нового партнера по играм.

Джек работал в конюшне, где держали пони, на которых возили из Лоутона в школу все необходимое. Я бы так и не познакомилась с ним, если бы не эпидемия тифа. Обычно учениц кто-нибудь сопровождал, а к слугам нас тем более не допускали. Но сейчас нам позволяли долгие прогулки. Как раз совершая одну из них, я и наткнулась на Джека, который сидел на низкой каменной ограде. Вокруг не было ни души и, когда он поздоровался, мне не оставалось ничего другого, кроме как ответить на приветствие.

Завязался разговор, в течение которого я вынуждена была поведать Джеку о том, почему у меня такой грустный вид. Он горячо посочувствовал беде, постигшей Ловуд, и сказал, что уехал бы отсюда, если бы была возможность получить работу в другом месте, но поскольку это маловероятно, он вынужден остаться.

Мне нравилась его манера говорить, непринужденная, но в то же время далекая от легкомысленного заигрывания, которое могло бы смутить меня. У него были большие, мягкие ладони и широко расставленные зеленые глаза. Его нельзя было назвать привлекательным – коренастая грубая фигура и грязные светлые волосы, но я тоже не считала себя красавицей, и, кроме того, мы чувствовали, что оба одиноки.

С тех пор я часто встречала Джека на том же самом месте во время своих долгих прогулок и всегда останавливалась поговорить с ним. Я знала, что он наблюдал издали за ученицами школы, но ему никогда не удавалось перемолвиться словом ни с одной из них. Таким образом, в его глазах я была неким высшим существом, и это обстоятельство доставляло мне некоторое удовольствие, словно воздавая мне должное за недостаток женской привлекательности.

Я не могла бы сказать, когда именно он впервые коснулся меня или когда его потрескавшиеся губы прижались к моим в поцелуе, но я хорошо помню, как отчаянно мне хотелось, чтобы это произошло. Год прошел с тех пор, как я в последний раз была с мужчиной, а Джек был старше и значительно симпатичнее Джона. Я не любила его, но он нравился мне, и мы продолжали встречаться два раза в неделю, утешая друг друга горячими поцелуями и страстными объятиями.

Я приходила к низкой каменной ограде, где он обычно сидел, и мы шли через Ловудский лес, в конце концов, укрывшись под сенью раскидистого дерева, и жадно прижимались друг к другу, стягивая с себя одежду.