Читать книгу Джейн Эротика - Шарлотта Бронте - Страница 6

Утром девятнадцатого января, едва пробило пять часов утра, Бесси вошла со свечой в мой чулан и застала меня почти одетой. Я встала за полчаса до ее прихода и тщательно умылась. Мне предстояло покинуть Гейтсхед с дилижансом, который должен был проезжать ворота в шесть часов. Все, кроме Бесси, еще спали. Она уже разожгла камин в детской и отправилась готовить мне завтрак. Мало кто способен есть перед предстоящим увлекательным путешествием, вот и я не могла проглотить ни кусочка. Бесси приложила все усилия к тому, чтобы я сделала пару глотков горячего молока и съела кусочек хлеба, но, ничего толком не добившись, завернула пару бисквитов и положила в мою сумку. Затем она помогла мне надеть пальто и шляпку, и мы вышли из детской. Когда мы проходили спальню миссис Рид, Бесси спросила меня: «Вы не зайдете попрощаться?»

– Нет, – ответила я. – Она заходила вчера перед сном и сказала, что нет надобности беспокоить ее с утра. Она наказала мне помнить, что всегда была моим добрым другом и мне следует быть благодарной и отзываться о ней соответствующе.

– И что вы ответили, мисс?

– Ничего. Я накрылась одеялом и отвернулась к стене.

– Это нехорошо, мисс Джейн.

– Хорошо, Бесси. Твоя миссис была мне не другом, а врагом.

– О, мисс Джейн, не говорите так!

– Прощай, Гейтсхед! – воскликнула я, когда мы прошли через зал и вышли в парадную дверь.

Луна зашла, кругом стояла тьма. Зимнее утро было сырым и холодным, и у меня стучали зубы, когда я торопливо шла по дорожке. В сторожке горел свет, жена привратника растапливала печь. Мой чемодан, который принесли еще вчера вечером, стоял, перевязанный веревками, у двери. Послышалось шуршание колес, извещавшее о приближении дилижанса. Пятна фонарей быстро увеличивались, прорезая предрассветный сумрак.

– Она едет одна? – спросила жена привратника.

– Да.

– И далеко это?

– Пятьдесят миль.

– Долгий путь! Неужели миссис Рид не боится отправлять ее в такую даль одну?

Дилижанс подъехал. Кучер и кондуктор велели побыстрее садиться. Мой чемодан погрузили. Я не могла распрощаться с Бесси, лицо которой покрывала поцелуями.

– Поезжайте осторожно и берегите ее, – сказала она кондуктору, который поднимал меня наверх.

– Ладно, ладно, – последовал ответ.

Дверь захлопнулась и раздался голос: «Поехали».

Так я рассталась с Бесси и Гейтсхедом и устремилась навстречу неведомому. Я очень смутно помню эту поездку. День казался нескончаемым, мы словно проехали сотни и сотни долгих миль. Мимо пронеслось несколько городов, в самом крупном из них кучер остановился, лошадей распрягли, а пассажиры вышли пообедать. Меня отвели на постоялый двор, кондуктор хотел, чтобы я что-нибудь съела, но у меня не было аппетита, и он оставил меня одну в огромной комнате с двумя каминами в противоположных концах. Прошло много времени, прежде чем кондуктор вернулся, водворил меня на место, и мы поехали дальше.

День был промозглый и туманный. С приходом сумерек я начала размышлять о том, что мы, вероятно, уже очень далеко от Гейтсхеда, потому что больше не проезжали городов. Пейзаж изменился, горизонт теперь заслоняли высокие серые холмы. Сумерки сгущались, мы въехали в долину, поросшую лесом, и, когда совсем стемнело, я услышала, как сильный ветер яростно шумит кронами деревьев.

Убаюканная этими звуками, я начала клевать носом. Я задремала, но тут почувствовала, что дилижанс внезапно остановился, дверь отворилась. Я увидела женщину, одетую как служанка. Ее лицо и платье были освещены светом фонарей.

– Есть ли здесь девочка по имени Джейн Эйр? – спросила она.

– Да, – ответила я.

Меня вынесли наружу, спустили чемодан, и дилижанс мгновенно скрылся.

Способность ясно мыслить вернулась ко мне через некоторое время, и я осмотрелась. Темнота была наполнена дождевыми каплями и шумом ветра, но мне удалось разглядеть вытянутое строение – или множество строений с многочисленными окнами, в некоторых из них горели огоньки. Я проследовала за своей проводницей ко входу по дорожке, усыпанной галькой, мокрой от дождя. Она проводила меня по коридору в комнату, где пылал камин, и оставила одну.

Я стояла у огня, отогревая онемевшие пальцы, когда в комнату вошли две женщины. Одной из них была высокая дама с темными волосами, темными глазами, широким лбом и печальным выражением лица. В руке у нее была свеча.

– Ее нужно поскорее отвести в постель, – сказала она. – Девочка выглядит усталой. Ты устала? – обратилась она ко мне, положив руку на мое плечо.

– Немного, мэм, – ответила я.

– И, без сомнения, хочешь есть. Накормите ее ужином, мисс Миллер. Ты первый раз покидаешь своих родителей, дитя мое?

Я рассказала, что у меня нет родителей. Она спросила о том, как давно они умерли, сколько мне лет, как мое имя, умею ли я читать, писать и шить, затем слегка коснулась пальцем моей щеки и произнесла: «Я надеюсь, ты будешь хорошей девочкой» и вышла, оставив меня наедине с мисс Миллер.

Мы долго шли через бесконечные комнаты и коридоры огромного, беспорядочно построенного здания. В конце концов, мы оказались в широкой зале, где стояли два длинных сосновых стола с зажженными свечами. На скамьях вокруг столов сидели девочки разных возрастов, от девяти или десяти до двадцати лет. Они были одеты в одинаковые коричневые шерстяные платья старомодного покроя и холщовые передники. Был час самостоятельных занятий, и они все заучивали уроки на завтра.

Мисс Миллер показала мне на скамью возле двери, куда мне следовало сесть, и, повернувшись лицом к девочкам, громко приказала: «Старшие, соберите учебники и поставьте их на полки». Четыре высокие девушки поднялись со своих мест в разных концах стола и, обойдя всех, собрали учебники. Снова раздался приказ: «Старшие, принесите подносы с едой».

Девушки вышли и быстро вернулись с подносами, уставленными тарелками. На каждом из подносов стоял кувшин с водой и кружка. Девочки передавали друг другу тарелки, но, когда очередь дошла до меня, я только отпила из кружки, но не притронулась к еде, чувствуя нервное возбуждение и усталость.

Ужин был окончен, мисс Миллер прочитала молитвы, и девочки парами направились наверх. Охваченная непреодолимой слабостью, я едва замечала, что происходит вокруг меня, и отметила только про себя, что спальня, как и классная комната, была очень длинной. Этой ночью я должна была спать с мисс Миллер. Она помогла мне раздеться, и когда через десять минут потух единственный огонек, комната погрузилась в молчание. Помню только, что успела поздравить себя с тем, что мне теперь нечего опасаться ночных посещений Джона Рида, я была избавлена хотя бы от этого искушения. С этой мыслью я уснула.

Ночь показалась мне очень короткой, у меня не было сил даже на то, чтобы видеть сны. Я только раз проснулась от шума порывистого ветра, налетавшего со злобным удовольствием, и дождя, который обрушивался потоками на крышу, и почувствовала, что мисс Миллер уже лежит рядом. Когда я открыла глаза в следующий раз, звонили в колокол, девочки уже встали и одевались. Я поднялась с неохотой, потому что было невыносимо холодно, оделась, дрожа всем телом, и умылась, когда освободился таз. Снова начал звонить колокол. Девочки выстроились в шеренгу попарно и прошли в холодную, тускло освещенную классную комнату. Мисс Миллер прочитала молитвы и скомандовала: «Встать по классам».

Начались занятия. Сначала произнесли молитву, затем несколько текстов Писания, после последовало длительное чтение глав из Библии. Все это заняло час. Рассвело. Прозвенел звонок, девочки опять построились и прошли в другую комнату на завтрак. Как я радовалась возможности поесть! Я чуть не падала от истощения, потому что днем раньше почти ничего не ела.

Столовая представляла собой мрачную комнату с низкими потолками. На длинных столах дымились котелки, распространявшие, к моему ужасу, совсем не аппетитный аромат. Я услышала, как вздох разочарования вырвался из груди тех, кому предстояло вкусить этой непривлекательной пищи. Высокие девушки из старшего класса произнесли громким шепотом: «Какая гадость! Овсянка снова подгорела!»

– Тишина! – раздался окрик.

Чуть не падая в обморок, я жадно набросилась на еду, но, проглотив пару ложек и утолив немного голод, я почувствовала омерзительный вкус этого варева: горелая овсянка – это такое же несъедобное блюдо, как гнилая картошка. Девочки работали ложками с неохотой, каждая пыталась глотать то, что оказывалось во рту, но сразу же отказываясь от своих попыток. Завтрак был окончен, а никто толком и не позавтракал.

До начала занятий оставалось еще пятнадцать минут, и классная комната наполнилась шумом голосов, потому что, очевидно, в это время разрешалось переговариваться вслух и с большей свободой. Разговор вертелся вокруг завтрака, которым были недовольны решительно все. Мисс Миллер находилась в комнате, и вокруг нее собралась группа старших учениц с серьезным и решительным выражением на лицах. Я услышала, как кто-то произнес имя мистера Брокльхерста, на что мисс Миллер неодобрительно покачала головой, но смирить всеобщее негодование она не спешила, так как, судя по всему, разделяла его.

Часы пробили девять, и мисс Миллер покинула маленький кружок и провозгласила: «Тишина! По местам!»

Привычка к дисциплине восторжествовала, и через пять минут разрозненная толпа несколько упорядочилась и затихла. Все преподаватели уже заняли свои места, но, казалось, все чего-то ждали. Я в недоумении стала оглядываться, но внезапно все одновременно поднялись с мест в едином порыве.

Что было тому причиной? Я не слышала никакого приказа и не понимала, в чем дело. Я размышляла над этим, а все уже опять сели на скамьи. Взгляды были устремлены в одну и ту же сторону, и, обратившись в том же направлении, я увидела даму, которая встретила меня вчера. Она стояла на пороге, печально и безмолвно рассматривая два ряда девочек.

– Старшая из первого класса, принеси глобусы, – сказала она.

Девушка отправилась выполнять команду, а дама медленно двинулась между рядами. Сейчас, при дневном свете, она показалась мне высокой, стройной и прекрасной. Это, как я позже выяснила, была мисс Темпл, Мария Темпл (я однажды увидела ее имя на молитвеннике, который мне было поручено отнести в церковь). Директриса Ловуда (а дама была не кем иным, как директрисой) собрала учениц старшего класса вокруг стола, на котором стояла пара глобусов, и начала вести урок географии. Затем последовали уроки чистописания и арифметики, а позже мисс Темпл учила музыке некоторых из старших учениц. Длительность каждого занятия отмерялась по часам. Наконец, они пробили двенадцать. Директриса поднялась с места.

– А теперь мне нужно кое-что сказать ученицам.

Нарастающий гул голосов, обычный для конца занятий, словно потонул в ее голосе. Она продолжила:

– Сегодня вам подали завтрак, который невозможно было есть, и вы, вероятно, голодны. Я распорядилась, чтобы вам принесли ланч, состоящий из хлеба и сыра.

Преподаватели взглянули на нее с легким удивлением.

– Под мою ответственность, – обратилась она к ним и незамедлительно вышла из комнаты.

Хлеб и сыр действительно вскоре принесли, что вызвало всеобщее удовольствие и оживление. Затем последовал приказ: «В сад». Ученицы надели соломенные шляпки и серые фризовые плащи. Меня одели так же, и толпа девочек вынесла меня на воздух.

Сад был обнесен такими высокими стенами, как будто их создатель хотел исключить любую возможность узнать, что находилось по другую их сторону. Пространство в середине сада было поделено на маленькие клумбы, где работали ученицы. У каждой из учениц была своя собственная клумба. Летом, усыпанные цветами, они должны были радовать глаз, но сейчас, в конце января, пятна коричневой мерзлой земли придавали саду унылый вид. Все девочки бросились играть и бегать, а я стояла, дрожа от холода, как вдруг услышала, как кто-то слабо кашлянул позади меня.

Я обернулась и увидела девочку, сидевшую на каменной скамье. Она склонилась над книгой, и, видимо, была погружена в чтение. Я смогла разглядеть название – «Расселас». Переворачивая страницу, она подняла взгляд, и я прямо спросила: «Интересная книга?» Я уже решилась попросить дать мне ее почитать.

– Мне нравится, – произнесла она, потратив две или три секунды на то, чтобы внимательно изучить меня.

– О чем она? – продолжала я. Не знаю, откуда нашлась во мне храбрость, ведь я первая начала разговор с совершенно незнакомым человеком. Вероятно, доверие к ней во мне пробудило то, что в руках она держала книгу – я тоже любила читать. Я еще ни с кем не говорила здесь и искала дружеского участия.

– Можешь посмотреть, – ответила девочка, протягивая мне книгу.

На мой неискушенный вкус она показалась совсем скучной. Я вернула книгу, и девочка, не произнося ни слова, снова открыла ее. Она уже была готова обратиться к своему занятию, когда я опять отважилась побеспокоить ее.

– Не могла бы ты сказать мне, что означает надпись, вырезанная над входом, – «Ловудский приют»?

– Это то место, где ты сейчас живешь.

– Но почему оно называется приютом? Разве это не школа?

– Это благотворительная школа. И ты, и я, и остальные живут здесь на пожертвования. Ты, наверное, сирота. У тебя умерла мама или папа?

– Мои родители умерли, и я их уже не помню.

– Вот так и все здесь, это приют для обучения детей-сирот.

– Этот дом принадлежит той даме, которая накормила нас хлебом и сыром?

– Мисс Темпл? О, нет! Если бы это было так! Она должна отчитываться перед мистером Брокльхерстом во всем, что делает. Мистер Брокльхерст покупает нам еду и одежду.

– Он живет здесь?

– Нет, он живет в двух милях отсюда, в большой усадьбе.

– Он хороший человек?

– Он духовное лицо, и, говорят, известен своими добрыми делами.

– Ты сказала, что эту высокую даму зовут мисс Темпл?

– Да.

– А тебе нравятся другие преподаватели?

– Более или менее.

– Но мисс Темпл лучше их всех, правда?

– Мисс Темпл очень добрая и умная. Она стоит надо всеми здесь, потому что знает гораздо больше, чем они.

– Ты давно в Ловуде?

– Уже два года.

– Ты сирота?

– У меня умерла мама.

– Ты счастлива в школе?

– Ты задаешь слишком много вопросов, я уже достаточно отвечала, теперь я хочу почитать.