Читать книгу Змей и голубка - Шелби Махёрин - Страница 10

Лу

Когда я проснулась на следующее утро, пыльный чердак уже заливали лучи солнца. Я медленно поморгала, затерявшись в приятном беспамятстве между сном и пробуждением, но подсознание не давало мне покоя. Снизу из театра доносился шум и крики актеров, а из окна слышались радостные голоса. Я нахмурилась, все еще цепляясь за последние крупицы сна.

Нынче утром в театре было шумнее обычного.

Я резко села. Каждую субботу в Солей-и-Лун проводили дневной спектакль. Ну как я могла забыть?

Когда я поднималась с кровати, все мое лицо прошило особенно сильной болью. Ах да, вот почему я забыла. Мой нос ведь раскрошили на части, и вчера мне пришлось бегом спасаться от верной смерти.

Снизу зашумели еще громче – началась увертюра.

Я застонала.

Ну вот, теперь до самого конца спектакля с чердака мне не выйти, а я очень хотела в туалет. Обычно было нетрудно тайком пробраться вниз, в уборную, до прибытия актеров и работников, но теперь уже поздно, я все проспала. Я встала, поморщилась от тупой боли в спине и быстро оценила масштаб увечий. Нос точно сломали, а пальцы за ночь распухли вдвое. В целом платье у меня было достаточно нарядное, чтобы получилось незаметно пройти мимо зрителей… вот только пятна крови портили картину. Я облизала здоровые пальцы и стала яростно оттирать кровь, но без толку.

Раздраженно вздохнув, я оглядела стойки с пыльными костюмами и сундук у постели, которую мы делили с Коко. Он был набит шерстяными штанами, шарфами, варежками и шалями, а еще там нашлась пара заплесневелых одеял, которые мы на прошлой неделе откопали среди мусора. Я робко коснулась той стороны кровати, на которой раньше спала Коко.

Надеюсь, она добралась до тетки целой и невредимой.

Качая головой, я повернулась обратно к костюмной стойке и наобум выбрала себе наряд. Коко сможет сама о себе позаботиться. А вот я…

После третьей тщетной попытки снять платье я сдалась. Сломанные пальцы отказывались сгибаться как положено, а выгнуться так, чтобы дотянуться до пуговиц между плеч, ну никак не выходило. В конце концов я просто взяла из ближайшего ларя шапо-бержер[9] и очки в проволочной оправе и нацепила все это. Вчерашняя бархотка все еще скрывала мой шрам на шее, а плащ прятал почти все пятна. Придется идти так, делать нечего.

Мой мочевой пузырь требовал немедленного облегчения, а пи́сать в углу, как собака, я не желала точно.

К тому же, если вдруг придется быстро убегать, я всегда смогу сунуть в рот кольцо Анжелики. Я подозревала, что в фойе будет слишком людно и там не получится быть невидимой: столкнись с кем-нибудь – и прощай моя маскировка. Нет на свете ничего подозрительней привидения, которое наступает людям на ноги.

Надвинув шляпу пониже, я прокралась вниз по лестнице, которая вела за кулисы. Большинство актеров не обратили на меня внимания. Кроме…

– Эй, вам сюда нельзя, – сказала надменная девчонка с крючковатым носом. У нее было круглое лицо, а волосы цветом и видом очень напоминали кукурузный шелк. Когда я обернулась к ней, девушка ахнула. – Господи, что у вас с лицом?

– Ничего. – Я быстро опустила голову, но было поздно.

Девушка подошла ближе, и надменность на ее лице сменилась тревогой.

– Вас кто-то обидел? Может быть, стоит вызвать констеблей?

– Нет, нет. – Я смущенно ей улыбнулась. – Я просто искала туалет и заблудилась, вот и все!

– Туалет в фойе. – Она сощурилась. – Это что у вас на платье, кровь? С вами точно все хорошо?

– Просто прекрасно. – Я закивала как ненормальная. – Спасибо!

Ушла я слишком поспешно и этим явно вызвала еще больше подозрений. Головы я не поднимала, но чувствовала чужие взгляды. Видимо, лицо у меня и правда выглядит кошмарно. Наверное, все же стоило сразу воспользоваться кольцом.

В фойе все стало только хуже. Там толпились богатые аристократы и купцы, еще не занявшие свои места. Я жалась по стенам и углам комнаты, чтобы избежать ненужного внимания. К счастью, посетители были слишком увлечены друг другом и меня не замечали. В конце концов, театр Солей-и-лун куда больше любили посещать ради свежих сплетен, а не представлений.

Одна парочка шепталась, что на этот раз дневной спектакль посетит сам Архиепископ. Ну что ж, очередная прекрасная причина поскорей вернуться назад на чердак.

Как патриарх шассеров, Архиепископ возглавлял их духовную борьбу с бельтеррским злом и утверждал, будто сам Господь наказал ему истреблять нечистую силу. Он сжег десятки ведьм, больше, чем кто-либо другой, но все так же не знал покоя и отдыха. Я видела его только раз, издалека, но этого хватило, чтобы увидеть в его глазах блеск подлинной одержимости.

Я заскочила в уборную прежде, чем кто-нибудь еще успел меня заметить. Справив нужду, я сдернула дурацкую шляпу и встала перед зеркалом. Тут же стало ясно, чем я так потрясла актеров. На моем лице живого места не осталось. Большие фингалы расплылись под глазами, щеки были забрызганы высохшей кровью.

Я смыла кровь холодной водой и долго терла кожу до красноты. В целом сильно краше от этого я не стала.

В дверь вежливо постучали.

– Простите! – смущенно крикнула я. – С желудком беда!

Стук мгновенно прекратился, и женщина за дверью ушла, изумленно и возмущенно ворча. Вот и славно. Мне нужно где-то переждать толпу, и запертый туалет для этого вполне подойдет. Снова бросив хмурый взгляд на свое отражение, я стала отмывать кровь с платья.

Голоса снаружи постепенно стихли, музыка стала громче – представление началось. Осторожно приоткрыв дверь, я выглянула в фойе. Там остались только три швейцара, и, когда я проходила мимо, они кивнули мне, не заметив синяков в темноте.

Почти подойдя к двери за кулисы, я ощутила, как в груди становится не так тесно. Но тут у меня за спиной открылась дверь зала.

– Я могу вам чем-нибудь помочь, господин? – спросил швейцар.

Незнакомец пробормотал что-то в ответ, и волосы у меня на шее встали дыбом. Я должна была вернуться на чердак. Должна была бежать – все инстинкты подсказывали мне: надо бежать, удирать, уносить ноги, – но нет, вместо этого я обернулась и посмотрела на мужчину, который стоял на пороге. На очень высокого медноволосого мужчину в синем мундире.

– Ты, – прорычал он.

Я и сдвинуться с места не успела, а он уже набросился на меня. Схватил за руки, будто в тиски, и дернул в сторону, отрезая путь к выходу. Я сразу поняла, что вырываться бесполезно и освободиться не выйдет. Он просто был слишком силен. Слишком крупен. Путь был только один.

Я двинула ему коленом между ног.

Он со стоном согнулся пополам, и его хватка ослабла.

Вырвавшись – и заодно швырнув ему в лицо шляпу, – я кинулась в недра театра. Там, за кулисами, был еще один выход. Сотрудники театра разинув рты смотрели, как я несусь мимо, сшибая ящики и реквизит.

Когда шассер ухватил меня за край плаща, я молниеносно рванула застежку на горле, расстегнув ее и не замедлившись ни на миг. Но шассер бежал за мной и дальше, и шаг у него был почти втрое шире моего…

Он схватил меня за запястье, и тут я заметила крючконосую девушку, которую уже видела сегодня. Я рванулась к ней, уронив очки с носа, но шассер только усилил хватку. По моему избитому лицу покатились слезы.

– Помогите мне, пожалуйста!

Крючконосая девица потрясенно уставилась на нас.

– А ну, отпусти ее!

Голоса на сцене тут же резко стихли, и все мы застыли.

Твою мать. Нет, нет, только не это.

Воспользовавшись замешательством шассера, я извернулась, пытаясь освободиться, а он случайно коснулся моей груди. Явно ужаснувшись этому, на миг он отпустил меня, но тут же снова ринулся следом и схватил меня за воротник. Я ошарашенно смотрела, как рвется хрупкая ткань моего платья. Шассер наступил мне на юбку и споткнулся. Мы вцепились друг в друга, безуспешно пытаясь сохранить равновесие.

А потом упали за занавес прямо на сцену.

Зрители дружно ахнули – и замолкли. Никто не смел сделать и вдоха. Даже я.

Шассер, на котором я в этот миг почти лежала, уставился на меня, вытаращив глаза. Я, онемев, наблюдала, как у него на лице бушует целая гамма эмоций. Потрясение. Паника. Унижение. Гнев.

Крючконосая девушка выскочила следом за нами, и тишина нарушилась.

– Ах ты мерзкая свинья!

Шассер отшвырнул меня прочь, будто я его укусила, и я рухнула на мягкое место. Больно. Мое платье распахнулось, и из зала послышались гневные крики. Люди увидели мое лицо в синяках, порванный лиф платья и пришли к собственным выводам. Но мне это было неважно. Я смотрела в зал и чувствовала, как меня захлестывает ужас от мысли о том, кто может сейчас находиться в зале и видеть меня. Я ощутила, как от лица отливает кровь.

Крючконосая девушка обняла меня, бережно помогла встать и повела за кулисы. Два крепких работника театра возникли рядом, схватили шассера и поволокли его следом. Толпа при виде этого разразилась одобрительными криками. Я оглянулась, удивляясь, что шассер не сопротивляется, но лицо его было так же бледно, как и у меня.

Девушка взяла с ящика простыню и завернула меня в нее.

– С вами все хорошо?

Я проигнорировала этот нелепейший вопрос. Разумеется, все со мной плохо. Что вообще сейчас произошло?

– Надеюсь, его бросят в тюрьму. – Она смерила свирепым взглядом шассера, который, остолбенев, так и стоял среди работников театра. Зрители все еще бесновались в зале.

– Не бросят, – сказала я мрачно. – Он ведь шассер.

– Мы расскажем, что случилось. – Девушка вздернула подбородок и указала на других актеров и работников. Они смущенно толпились вокруг, явно не зная, что делать. – Мы всё видели своими глазами. Хорошо, что ты была здесь, а не где-нибудь еще. – Она, сверкая глазами, посмотрела на мое порванное платье. – Кто знает, что могло произойти?

Я не стала ни в чем ее разубеждать. Мне просто нужно было поскорее уйти. Я всего лишь пыталась сбежать, и у меня оставался последний шанс это сделать. Теперь шассер меня уже не остановит, но скоро должны приехать констебли. И им будет неважно, что там видели зрители. Они заберут меня в тюрьму, и шассеры очень быстро предадут меня суду, как только разберутся в случившемся. И я знала, чем это закончится. Костром.

Я уже решилась отбросить все предосторожности и просто кинуться бежать – может быть, сунуть в рот кольцо Анжелики, как доберусь до лестницы, – но тут дверь сцены скрипнула и открылась.

Мое сердце остановилось. В комнату вошел Архиепископ.

Ростом он был меньше, чем мне казалось, но все равно выше меня. Волосы с проседью, глаза – холодно-синие. Они слегка расширились, когда Архиепископ оглядел меня – избитое лицо, растрепанные волосы, простыня на плечах, – а затем сощурились, когда он оценил беспорядок вокруг. Архиепископ с отвращением скривил губы.

Затем кивнул на дверь.

– Оставьте нас.

Работников театра дважды просить не пришлось. Равно как и меня. Я чуть на ровном месте не споткнулась, спеша покинуть комнату, но рука шассера змеей взвилась и схватила меня за локоть.

– Не ты, – отчеканил Архиепископ.

Крючконосая девушка замешкалась, с сомнением оглядывая нас. Но одного взгляда Архиепископа хватило, чтобы она быстро выскочила за дверь.

В тот же миг шассер отпустил меня и поклонился Архиепископу, приложив к груди кулак.

– Это женщина из дома Трамбле, Ваше Высокопреосвященство.

Архиепископ кивнул и снова посмотрел мне в глаза. Снова оглядел мое лицо, снова посуровел – будто взвесил меня на весах и нашел очень легкой. Он заложил руки за спину.

– Так, значит, ты и есть наша беглая воровка.

Я кивнула, не смея вздохнуть. Он сказал «воровка». Не ведьма.

– Из-за тебя, дорогая, мы все оказались в весьма любопытном положении.

– Я…

– Молчать.

Я захлопнула рот. Чтобы не спорить с Архиепископом, ума мне еще хватало. Если кто и был превыше закона, так это он.

Он медленно подошел ко мне, все так же держа руки за спиной.

– Но воровка ты хитрая, верно? Весьма одаренная в искусстве побега. Как тебе удалось скрыться с той крыши прошлой ночью? Капитан Диггори уверял меня, что дом был окружен со всех сторон.

Снова это слово. Воровка – не ведьма. Внутри затрепетала надежда. Я посмотрела на медноволосого шассера, но по его лицу невозможно было ничего прочесть.

– Мне… мне помогла подруга, – солгала я.

Он вскинул бровь.

– Твоя подруга-ведьма.

Вдоль моего позвоночника змеей пополз ужас. Но Коко была уже в милях отсюда, в безопасности под сенью Ля-Форе-Де-Ю – Леса Очей. Там шассерам ее ни за что не найти. А даже если бы им это удалось, ковен Коко защитил бы ее.

Я не отвела взгляда, стараясь не дрогнуть, не шевельнуться и ничем не выдать себя.

– Да, она ведьма.

– Каким образом?

– Каким образом она ведьма? – Я знала, что дразнить Архиепископа не стоит, но просто не могла удержаться. – Ну, полагаю, когда ведьма и мужчина сильно-сильно любят друг друга…

Он ударил меня по лицу. Звук пощечины эхом прокатился по пустому залу. Зрители успели разбежаться так же быстро, как и работники. Схватившись за щеку, я уставилась на Архиепископа с немой яростью. Шассер нервно шевельнулся рядом со мной.

– Омерзительная девчонка. – Глаза Архиепископа зловеще расширились. – Каким образом она помогла тебе сбежать?

– Я не стану выдавать ее тайн.

– Ты смеешь скрывать от меня сведения?

С правой стороны сцены послышался стук, и в комнату вошел констебль.

– Ваше святейшество, снаружи собралась толпа. Некоторые посетители и работники театра… отказываются уходить, пока не узнают о судьбе девушки и капитана Диггори. Они начинают привлекать… внимание.

– Мы скоро выйдем. – Архиепископ расправил плечи и поправил рясу, глубоко вздохнув. Констебль поклонился и снова исчез.

Архиепископ вновь повернулся ко мне. Несколько секунд мы просто молча сверлили друг друга взглядами.

– Что же мне с тобой делать?

Я не смела отвечать. На моем лице достаточно уже побоев.

– Ты преступница и якшаешься с демонами. Ты прилюдно оболгала шассера, обвинив его в нападении и… не только. – Он снова скривил губы и оглядел меня с осязаемым отвращением.

Я тщетно пыталась не думать о стыде, который закопошился внутри. Все ведь вышло случайно. Я не намеренно подставила этого шассера. И все же… если ошибка зрителей поможет мне избежать костра…

Человеком чести я никогда и не звалась.

– Репутация капитана Диггори висит на волоске, – продолжил Архиепископ. – Я буду вынужден отстранить его от службы, дабы праведность шассеров не оказалась под сомнением. Дабы моя собственная праведность не оказалась под сомнением. – Он впился в меня взглядом. Я постаралась изобразить крайнее огорчение, дабы он опять кулаками не размахался. Слегка успокоившись при виде моего покаяния, Архиепископ стал расхаживать туда-сюда. – Что мне с тобой делать? Что мне делать?

Ему явно было неприятно смотреть на меня, и все же его холодный взгляд снова и снова ко мне возвращался. Как мотылек к огню. Казалось, он что-то во мне искал, пристально изучая мои глаза, нос, рот. И горло.

К своему ужасу, я поняла, что во время драки с шассером бархотка сползла с моей шеи. Я быстро ее затянула. Архиепископ поджал губы и продолжил меня разглядывать.

Я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза при виде бессмысленной борьбы, которая происходила у него внутри. В тюрьму сегодня я не собиралась, равно как и на костер. По некой причине Архиепископ и его питомец решили, что я не ведьма. И разубеждать их в этом я определенно была не намерена.

Но оставался открытым вопрос – чего от меня хотел Архиепископ? Чего-то хотел, это точно. Голод в его глазах ни с чем нельзя было спутать, и чем быстрее я пойму его суть, тем скорее смогу использовать это в своих целях. До меня не сразу дошло, что Архиепископ продолжает свою речь.

– …благодаря твоей уловке. – Он развернулся ко мне, и в лице его вспыхнуло странное торжество. – Вероятно, нам удастся прийти к взаимовыгодному соглашению.

Он умолк, выжидательно глядя на нас.

– Я слушаю, – пробормотала я.

Шассер натянуто кивнул.

– Чудесно. По сути, все очень просто. Я предлагаю вам заключить брак.

Я уставилась на него, разинув рот.

Архиепископ фыркнул, но видно было, что ему вовсе не весело.

– В качестве твоей супруги, Рид, это отвратительное создание всецело будет принадлежать тебе. У тебя будет полное право преследовать и воспитывать ее, особенно после опрометчивых поступков, совершенных ею прошлой ночью. Это окажется вполне ожидаемо. И даже необходимо. Таким образом, никакого преступления ты не совершал. И ты останешься шассером.

Я рассмеялась. Смех вышел отчаянным и хриплым.

– Я ни за кого замуж выходить не стану.

Архиепископ вместе со мной смеяться не спешил.

– Станешь, если хочешь избежать публичной порки и тюрьмы. Я, быть может, и не начальник полиции, однако начальник полиции – мой близкий друг.

Я уставилась на него.

– Вы не можете вот так вынудить меня…

Он отмахнулся от меня, будто от назойливой мухи.

– Всех воров ждет один приговор. Я настоятельно советую тебе как следует поразмыслить об этом, дитя.

Я посмотрела на шассера, стараясь держаться спокойно, хотя к горлу уже подступила паника.

– Ты ведь не можешь хотеть этого. Пожалуйста, попроси его найти другой путь.

– Другого пути нет, – отрезал Архиепископ.

Шассер стоял очень смирно. Кажется, даже дышать перестал.

– Ты мне как сын, Рид. – Архиепископ взял его за плечо. Как мышь, которая утешает слона. Мне даже захотелось рассмеяться в этот миг. – Не отказывайся от своей жизни, от будущего, что ждет тебя в служении, и от клятвы, которую ты принес Господу. Не лишай себя всего из-за этой дикарки. Когда она станет твоей женой, ты сможешь посадить ее под замок в каморку и больше никогда о ней не вспоминать. У тебя будет законное право делать с ней все, что тебе вздумается. – Архиепископ многозначительно посмотрел на него. – Это соглашение так же поможет решить… другие трудности.

Наконец кровь прилила к щекам шассера – да что там, затопила их. Его шея и щеки запылали даже ярче глаз. Он стиснул зубы.

– Господин, я…

Но я его уже не слышала. Мой рот наполнился слюной, зрение затуманилось. Замуж. За шассера. Должен быть другой путь, любой другой…

К горлу подкатила желчь, и сдержаться я не успела – меня обильно стошнило прямо Архиепископу на ноги. Он с криком отвращения отпрыгнул прочь.

– Да как ты смеешь! – Он занес кулак, чтобы снова меня ударить, но шассер успел раньше. Молниеносно он поймал Архиепископа за запястье.

– Если эта женщина станет моей женой, – сказал он, тяжело сглотнув, – вы больше к ней не прикоснетесь.

Архиепископ оскалился.

– Значит, ты согласен?

Шассер выпустил его руку и посмотрел на меня, багровея еще больше.

– Только если и она согласна.

Эти его слова напомнили мне о Коко.

Береги себя.

Только если и ты себя побережешь.

Коко говорила, что мне нужно найти себе защиту. Я посмотрела на медноволосого шассера и на Архиепископа, который все еще потирал запястье.

Возможно, защита нашла меня сама.

Андре, Грю, полиция, она… никто из них не сможет меня тронуть, если моим мужем станет шассер. Даже сами шассеры перестанут быть мне угрозой – если я смогу и дальше притворяться обычным человеком. Если смогу не колдовать при них. Они никогда и не узнают, что я ведьма. Я спрячусь на самом видном месте.

Вот только… В придачу к этому у меня будет еще и муж.

Мужа иметь мне не хотелось. Не хотелось связывать себя оковами брака, особенно с таким чопорным ханжой, как этот шассер. Но если брак – мой единственный способ избежать тюрьмы, возможно, это лучший выход. И явно только он поможет мне выйти из этого театра без цепей.

В конце концов, кольцо Анжелики все еще при мне. Я всегда смогу сбежать после того, как подпишу свидетельство о браке.

Что ж. Я расправила плечи и вздернула подбородок.

– Я готова.