Читать книгу Змей и голубка - Шелби Махёрин - Страница 12

Лу

Собор Сан-Сесиль де Цезарин зловеще высился передо мной во множестве своих шпилей, башен и полуарок. Витражные окна грозно сверкали в солнечном свете. Резные двери из розового дерева в белом камне распахнулись, когда мы поднялись по ступеням, и наружу выбежали несколько шассеров.

– Веди себя прилично, – буркнул мой новоиспеченный супруг. Я хмыкнула, но промолчала.

Один из шассеров шагнул ко мне.

– Представьтесь.

– Э…

Мой муж чопорно опустил голову.

– Это моя жена Луиза.

Я уставилась на него, изумившись, что он вообще ухитрился сказать хоть что-то, так крепко стиснув зубы. Как обычно, он не обратил на меня внимания.

Шассер передо мной моргнул. Потом моргнул еще разок.

– Ваша… ваша жена, капитан Диггори?

Муженек едва заметно кивнул, и я всерьез обеспокоилась судьбой его зубов. Если он будет и дальше сжимать их как тиски, то точно все пообломает.

– Да.

Шассер осмелился посмотреть на меня.

– Это… весьма неожиданно. Архиепископ знает, что вы?..

– Он нас ожидает.

– Конечно. – Шассер обернулся к пажу, который как раз возник рядом. – Сообщи Архиепископу, что прибыли капитан Диггори и его… жена. – Мальчик-паж убежал, а шассер опять украдкой покосился на меня. Я ему подмигнула. Супруг нетерпеливо рыкнул, схватил меня за локоть и силком повел к двери.

Я вырвала руку.

– Калечить меня совершенно необязательно.

– Я же сказал тебе вести себя прилично.

– Умоляю, я же просто ему подмигнула, а не стала раздеваться и петь «Грудастую Лидди»…

Где-то сзади послышалось волнение, и мы разом обернулись. По улице маршировали шассеры и несли с собой нечто похожее на тело. Для приличия его завернули в ткань, но руку, которая свисала с краю, ни с чем перепутать было нельзя. Равно как и лозы, проросшие меж пальцев бедолаги. И кору, которая покрыла его кожу.

Я наклонилась ближе, хоть муж и потянул меня назад, и вдохнула знакомый сладкий запах, исходивший от тела. Любопытно.

Один из шассеров быстро спрятал руку под ткань.

– Мы нашли его за окраиной города, капитан.

Муженек, ничего не говоря, резко кивнул в сторону аллеи у церкви, и шассеры поспешили уйти.

Он повел меня внутрь, но я, вытянув шею, смотрела им вслед.

– Что все это значит?

– Не твое дело.

– Куда они его несут?

– Я сказал, не твое…

– Довольно. – Архиепископ вошел в фойе и с отвращением оглядел лужу грязи у моих ног. Он, разумеется, уже успел переодеться в чистую рясу и смыть с лица грязь и песок. Я хотела оправить разорванное платье и причесать пятерней спутанные волосы, но сдержалась. Неважно, как я выгляжу, пусть Архиепископ ко всем чертям катится со своим мнением по этому поводу. – В моем кабинете вас ждет свидетельство о браке. Откуда можно забрать твои вещи?

С деланым безразличием я отжала мокрые волосы.

– У меня их нет.

– У тебя… их нет, – повторил он медленно, с неодобрением оглядывая меня.

– Да, именно так я и сказала. Разве что вам с приятелями захочется прошерстить чердак Солей-и-Лун. Я уже пару лет одалживаю там костюмы.

Он нахмурился.

– Иного я и не ждал. Однако более приличный наряд мы определенно тебе подберем. Я не стану бесчестить Рида, позволяя его жене выглядеть дикаркой, пусть даже таковой она и является.

– Да как вы смеете? – Я подхватила подол своей юбки, насмешливо изображая оскорбленный вид. – Я, между прочим, теперь богобоязненная христианка…

Муж утащил меня прочь прежде, чем я успела сказать еще что-нибудь.

Клянусь, я слышала, как у него хрустнул-таки зуб.

Наскоро подписав свидетельство о браке в кабинете, муженек повел меня по узкому пыльному коридору, явно избегая людного фойе. В самом деле, упаси господь, еще кто увидит его новую женушку. По Башне уже наверняка вовсю разгулялись слухи об этом скандале.

Мое внимание привлекла винтовая лестница в конце коридора. В отличие от старых розоводеревянных лестниц, которые ютились тут и там по всему собору, эта оказалась металлической и явно была построена позже всего остального. И что-то было там… витало в воздухе над лестницей… Я потянула мужа за локоть и украдкой принюхалась.

– Куда она ведет?

Он обернулся и проследил за моим взглядом, а затем резко качнул головой.

– Ты туда все равно не пойдешь. Дальше спален тебе ходить не дозволено. Чтобы подниматься на верхние этажи, нужно иметь особое разрешение.

Вот как. Значит, я точно в деле.

Однако больше ничего я не сказала и позволила ему провести меня по нескольким лестничным пролетам к простой деревянной двери. Не оглянувшись на меня, он толкнул ее. Я задержалась снаружи – смотрела на слова, высеченные над дверью:

ВОРОЖЕИ НЕ ОСТАВЛЯЙ В ЖИВЫХ

Меня пробрала дрожь. Значит, вот она – печально известная Башня шассеров. И хотя коридор за дверью внешне ничем не отличался от прочих, в воздухе витал некий дух… аскетизма. Здесь недоставало тепла и дружелюбия. Это место казалось холодным и чопорным – совсем как мужчины, что его населяли.

Мгновение спустя муженек выглянул обратно и перевел взгляд с жуткой надписи на меня.

– Что случилось?

– Ничего. – Я поспешила за ним и переступила порог, стараясь не обращать внимания на холодные мурашки ужаса, которые побежали по спине. Теперь пути назад уже нет. Я оказалась в пасти зверя.

А скоро окажусь и в его постели.

Да черта с два.

Муж провел меня по коридору, намеренно стараясь ко мне не прикасаться.

– Сюда. – Он указал на одну из множества дверей, которые рядом выстроились вдоль стены. Я протолкнулась мимо него в комнату – и застыла как вкопанная.

Это была не комната, а спичечный коробок. До ужаса простой и унылый крохотный спичечный коробок без вообще каких бы то ни было отличительных черт. Белые стены, темный пол. Кровать, стол – и все. Хуже того, личных вещей у моего супруга тоже никаких не оказалось: ни безделушек, ни книг, ни даже корзины для белья. Заметив узкое окно, расположенное слишком высоко, чтобы через него смотреть на закат, я буквально почувствовала, как внутри меня что-то умирает.

Судя по всему, мой муж – самый унылый чурбан на свете.

Дверь со щелчком закрылась за моей спиной. Была в этом звуке какая-то беспросветная безысходность – будто за мной захлопнулась дверь темницы.

Краем глаза я заметила движение и резко обернулась, но мой супруг только медленно поднял руки, будто успокаивал дикую кошку.

– Я просто снимаю мундир. – Он вытряхнулся из промокшего одеяния и набросил его на стол, а затем принялся расстегивать нагрудный ремень.

– На этом можешь остановиться, – сказала я. – Больше… больше одежду снимать не надо.

У него на лице заиграли желваки.

– Я не стану брать тебя силой… – Муженек с неприязнью сморщил нос. – …Луиза.

– Я Лу. – Услышав это, он ощутимо содрогнулся. – Тебе что, неприятно мое имя?

– Мне неприятно все, что связано с тобой. – Он вытащил стул из-за стола и сел, тяжело вздохнув. – Ты преступница.

– Незачем тут лицемерить, шасс. Ты здесь оказался по своей собственной милости, а не по моей.

Он нахмурился.

– Но виновата ты.

Я пожала плечами и уселась на его безупречно заправленную кровать. Он сморщился, увидев, что я платьем намочила лоскутное одеяло.

– Надо было просто отвязаться от меня в театре.

– Я не знал, что ты хотела… что ты решила меня оболгать…

– Я ведь преступница, – напомнила я, не утруждая себя объяснениями о том, что я не нарочно. Теперь это уже все равно было неважно. – Вот и веду себя соответственно. Тебе стоило бы догадаться.

Он сердито указал на мои синяки и сломанные пальцы.

– И куда тебя завела твоя преступная жизнь?

– Я ведь еще жива, верно?

– Точно жива? – Он изогнул медную бровь. – Потому что вид у тебя полумертвый.

Я беспечно отмахнулась и фыркнула.

– Профессиональный риск.

– Теперь он тебе не грозит.

– Что-что?

Его глаза вспыхнули.

– Теперь ты моя жена, пусть даже мы оба от этого не в восторге. Ни один мужчина больше не посмеет тебя коснуться.

После этих слов мы напряженно примолкли.

Я присмотрелась к нему повнимательней, встала и подошла к столу, растягивая губы в улыбке. Муж сурово взглянул на меня, но, когда я наклонилась ближе, дыхание у него сбилось, а взгляд опустился к моим губам. Даже сидя он был почти что выше меня.

– Вот и славно, – сказала я, потянулась к ножу у него на ремне и прижала его к горлу шассера прежде, чем тот успел шевельнуться. Затем вдавила кончик лезвия поглубже, ровно настолько, чтобы слегка царапнуть кожу. Рука шассера крепко вцепилась в мое запястье, но отталкивать меня он не стал. Я наклонилась еще ближе. Теперь наши губы почти соприкасались. – Однако тебе стоит знать, – выдохнула я, – что если любой мужчина коснется меня без моего согласия, я его как рыбину вскрою. – Я помолчала картинности ради, а затем провела ножом от его горла до пупка и еще ниже. Он громко сглотнул. – Даже если этот мужчина – мой муж.

– Мы должны консуммировать брак, – сказал он тихо и резко – со злобой. – Ни я, ни ты не можем допустить, чтобы он был расторгнут.

Я оттолкнула его и задрала рукав. Затем, все так же глядя ему в глаза, полоснула себя по предплечью острием кинжала. Шассер хотел меня остановить, но было поздно – хлынула кровь. Я сорвала с его кровати покрывало и окропила кровью постельное белье.

– Вот, пожалуйста. – Я направилась в уборную, не обращая внимания на его потрясенное лицо. – Консуммировали.

Я смаковала боль в предплечье, наслаждалась ею. Она казалась настоящей в отличие от всего остального, что произошло со мной в этот злосчастный день. Я нарочито медленно отмывала руку, а когда закончила, то замотала ее в ткань, которую взяла из шкафа в углу.

Теперь я замужняя женщина.

Если бы кто сказал мне сегодня утром, что к закату я буду замужем, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Рассмеялась и заодно плюнула бы еще, скорее всего.

Шассер постучался в дверь.

– С тобой все хорошо?

– Господи, да оставь ты меня в покое.

Дверь скрипнула.

– Ты в приличном виде?

– Нет, – солгала я.

– Я вхожу. – Сначала он только заглянул и нахмурился, увидев, сколько натекло крови. – Неужели это было так обязательно?

– Я абы как ничего не делаю.

Муж стянул повязку и оглядел мой порез, а я при этом таращилась прямо ему в грудь. Переодеться он еще не успел, поэтому мокрая рубашка липла к его телу, чем особенно сильно меня отвлекала. Я заставила себя вместо этого посмотреть на ванну, но мыслями снова и снова возвращалась к нему. Как же он все-таки был высок. До странности высок. Уж точно слишком высок для такой крохотной комнатушки. Я даже задумалась, уж не болен ли он чем-нибудь. И снова уставилась ему в грудь. Может, и болен.

– Теперь все подумают, что я тебя тут убил. – Он сменил мне повязку, снова открыл шкафчик и взял оттуда еще одну тряпку, чтобы вытереть пол и раковину. Я закончила обворачивать руку тканью и стала ему помогать.

– А с уликами что будем делать? – Я вытерла окровавленные руки о подол.

– Сожжем. Внизу есть печь.

У меня загорелись глаза.

– Да! Я как-то подожгла целый склад. Всего одна спичка – а полыхало-то как!

Он в ужасе уставился на меня.

– Ты подожгла склад?

У них всех тут определенно какие-то проблемы со слухом.

– Я ведь так и сказала, разве нет?

Он покачал головой и завязал тряпку в узел.

– Твое платье, – сказал он, не глядя на меня. Я опустила взгляд и посмотрела на свой наряд.

– Что?

– Оно все в крови. От него тоже нужно избавиться.

– Вот еще. – Я фыркнула и закатила глаза. – У меня другой одежды нет.

– Это твои проблемы. Давай его сюда.

Я свирепо уставилась на него. Он ответил мне тем же.

– У меня нет другой одежды, – повторила я медленно. Да, совершенно точно проблемы со слухом.

– Стоило подумать об этом прежде, чем вспарывать себе руку. – Он настойчиво протянул ладонь.

Прошла еще секунда.

– Ну что ж, ладно. – С моих губ сорвался безумный смешок. – Ладно! – В эту игру могут играть и двое. Я попыталась стянуть платье через голову, но помешали пальцы – все еще больные и онемевшие. Мокрая ткань сдавила мне шею петлей, чуть не придушив, а я едва не сломала все остальные пальцы, пытаясь ее сдернуть.

И вдруг рядом возникли сильные руки и стали мне помогать. Я резко отскочила, и платье порвалось так же легко и быстро, как в театре.

Я сконфуженно бросила платье ему в лицо.

Голой я не осталась. Все интимные части моего тела скрывало мягкое нижнее белье, но и этого было достаточно. Выбравшись из-под платья, муженек тут же залился румянцем и сразу отвел глаза.

– Там есть рубашка. – Он кивнул на шкаф и покосился на мою рану. – Я велю горничной принести тебе ночнушку. Не дай ей увидеть твою руку.

Когда он ушел, я опять закатила глаза и нацепила одну из его нелепейше огромных рубашек. Она доходила мне до колен и даже ниже.

Убедившись, что муж ушел, я прокралась обратно в спальню. Золотой свет заката сочился в одинокое окно. Я подтащила к нему стол, сверху поставила стул, а затем залезла наверх. Опершись локтями на подоконник, положила на руки подбородок и вздохнула.

Солнце все еще было прекрасно. И, несмотря на все, что случилось сегодня, оно как и прежде заходило за горизонт. Я закрыла глаза, купаясь в его тепле.

Вскоре пришла горничная – проверить окровавленные простыни. Довольная, она молча стянула их с кровати. Глядя ей в спину, я чувствовала, как внутри у меня все сжимается. На меня горничная не смотрела.

– У вас есть ночнушка? – спросила я с надеждой, когда молчание стало совсем уж невыносимым.

Она отвесила мне реверанс, чопорно и четко, но в глаза смотреть все так же избегала.

– Рынок закрыт до завтрашнего утра, мадам.

Не сказав больше ничего, она ушла. Я смотрела ей вслед, предчувствуя дурное. Как наивно с моей стороны было надеяться найти в этой злосчастной Башне союзницу. Даже слугам – и тем промыли мозги. Но если они в самом деле решили, что смогут сломить меня молчанием и одиночеством, их поджидает сюрприз.

Спустившись вниз со своей мебельной башни, я стала бродить по комнате в поисках чего-нибудь, что удастся использовать против моего тюремщика. Средства шантажа. А может быть, оружия. Чего угодно. Я ломала голову, вспоминая все, что применяла против Андре и Грю за прошедшие годы. Открыв ящик стола, я стала копаться в нем со всей церемонностью, которой заслуживал мой супруг. Смотреть там было особо не на что: пара перьев, чернильница, старая истлевшая Библия и… кожаный блокнот. Когда я взяла его и пролистала страницы, несколько листков упали на пол. Письма. Я наклонилась за ними, и на моих губах расцвела улыбка.

Любовные письма.

Той ночью меня разбудил очень растерянный рыжеволосый шассер. Я лежала в ванной, все еще одетая в дурацкую рубашку мужа, когда он ворвался в уборную и ткнул меня пальцем в ребра.

– Что? – Я сердито оттолкнула его, морщась от внезапного света.

– Что ты творишь? – Он отшатнулся, стоя на коленях, и поставил на пол свечу. – Тебя не было в постели, и я подумал… подумал, что ты…

– Сбежала? – договорила я. – Этот пункт все еще у меня в планах.

Его лицо окаменело.

– Это будет ошибкой.

– Все относительно, – зевнула я и снова свернулась калачиком.

– Почему ты лежишь в ванне?

– Ну, в твоей кровати я определенно спать не буду, верно? Ванна показалась мне лучшим выходом.

Мы помолчали.

– Тебе незачем… незачем лежать здесь, – наконец пробормотал он. – Можешь спать в кровати.

– Нет, спасибо. Не то чтобы я тебе не доверяю… хотя погоди, дело именно в этом.

– И ты думаешь, что ванна защитит тебя от меня?

– Хм-м, нет, – ответила я, с трудом держа веки открытыми – так они были тяжелы. – Я могу и запереться…

Минуточку.

Я резко проснулась.

– Но ведь я и так уже заперла дверь. Как ты смог сюда войти?

Он улыбнулся, и я чертыхнулась про себя, чувствуя, как предательски дрогнуло сердце. Улыбка преобразила все его лицо, совсем как… как солнце. Я нахмурилась, скрестила руки на груди и поглубже закуталась в его рубашку. Сравнение с солнцем было непрошеным, но теперь я уже не могла выбросить его из головы. И от его рыжих волос – растрепанных, как будто он тоже уснул в неположенном месте, – стало только хуже.

– Где ты был? – рявкнула я.

Его улыбка дрогнула.

– Заснул в алтарной. Я… хотел побыть один.

Я нахмурилась, и молчание между нами затянулось. Наконец я спросила:

– Так как ты сюда попал?

– Не ты одна умеешь взламывать замки.

– Неужели? – Мне стало интересно, и я села. – И где же праведный шассер мог обучиться подобному трюку?

– У Архиепископа.

– Ну разумеется, этот осел тот еще лицемер.

Хрупкая близость между нами мгновенно разрушилась. Шассер вскочил на ноги.

– Никогда не отзывайся о нем неуважительно. Точно не в моем присутствии. Он лучший человек из всех, кого я знаю. Самый храбрый. Когда мне было три года, он…

Я тут же перестала его слушать и закатила глаза. Похоже, из-за него это уже стало входить в привычку.

– Слушай, шасс, ты мой муж, поэтому я хочу сказать тебе честно – при первой же возможности я с удовольствием прикончу твоего Архиепископа.

– Он сам убьет тебя прежде, чем ты успеешь шевельнуть хоть пальцем. – В глазах шассера сверкнул фанатичный блеск, и я с вежливым сомнением вскинула бровь. – Я серьезно. Архиепископ – самый опытный лидер в истории шассеров. Он казнил больше ведьм, чем кто-либо из живущих. Его умения легендарны. Он сам – легенда…

– Да он же старикан дряхлый.

– Ты его недооцениваешь.

– Здесь, похоже, это обычное дело. – Я зевнула и отвернулась от него, ерзая в ванной поисках местечка помягче. – Слушай, здорово поболтали, но сейчас мне нужно поспать, а не то завтра утром я буду некрасивая. А мне ведь нужно выглядеть шикарно.

– Зачем? Что будет завтра?

– Я вернусь в театр, – пробормотала я, уже закрывая глаза. – Те отрывки сегодняшнего спектакля, что я застала, были очень занятные.

Снова повисло молчание, и на этот раз оно еще больше затянулось. Я украдкой посмотрела на шассера через плечо. Несколько секунд он возился со свечой, а затем глубоко вдохнул.

– Теперь, когда ты моя жена, лучше всего тебе оставаться в Башне шассеров.

Я резко села, мгновенно забыв про сон.

– А вот мне совсем не кажется, что так будет лучше.

– Люди в театре видели твое лицо… – У меня внутри забилась тревога. – И теперь они знают, что ты моя жена. За тобой будут пристально наблюдать. Все, что ты скажешь, отразится на мне и на всех шассерах. Архиепископ тебе не доверяет. Он считает, лучше тебе оставаться здесь, пока ты не научишься прилично себя вести. – Он сурово посмотрел на меня. – И я с ним согласен.