Читать книгу Воспитание школы - Симон Соловейчик - Страница 7

Несмотря ни на что, наша школа остаётся авторитарной. В чём секрет? Не в системе ли преподавания?

Отовсюду раздаются голоса, что, несмотря на все усилия, на все призывы, несмотря на многолетнюю борьбу передовых педагогов, наша школа остаётся сугубо авторитарной.

Часто говорят, что авторитарный – от слова «авторитет», а учение без авторитета невозможно. Получается, что авторитарность в той или иной степени заложена в самом процессе учения и, таким образом, неизбежна. Противников авторитарности объявляют чуть ли не врагами школы, обвиняют в том, что они хотят разрушить школу. Сегодня может показаться, что эти обвинители правы. Лишь только снижается уровень авторитарности, в школе становится больше беспорядка. Все сердятся – и учителя, и родители, да и сами ученики. Вольная вольница не такая уж сладкая жизнь, как кажется. Полная свобода хороша только на расстоянии.

Так что же, может быть, эта борьба с авторитарностью была ложной? Может быть, и хорошо, что ничего не изменилось в школе? Может быть, неавторитарная школа – это утопия, ещё одна либеральная, социалистическая утопия, которых немало было в образовании?

Утверждают, что с детьми можно обращаться только так – строго, с окриком, зычным голосом, потому что они признают только силу. Их с первого класса приучили подчиняться силе, и теперь всякие попытки обращаться с ними по-доброму приводят к краху дисциплины.

Все эти разговоры и доводы нельзя просто отбросить; время, когда брали криком, когда объявляли друг друга чуть ли не врагами народа, прошло.

И вместе с тем пришло другое время. Может быть, наиболее подходящее во всей истории страны время строить антиавторитарную, демократическую школу – школу, в которой и учителя, и дети чувствовали бы себя людьми, свободными от всех форм угнетения, школу, в которую дети шли бы с радостью.

Ведь есть же такие школы. И у нас они есть. И значит, они в принципе возможны.

Если говорить в целом, то споры об авторитарности сводятся вот к чему: учить детей авторитарно – относительно просто, да и опыт есть. Все мы вышли из авторитарного детства. Учить же детей свободно, на свободе, для свободы – это очень сложно. И опыта нет.

А если сложно, если нет опыта, если не хочется менять и меняться, то конечно же найдутся и удобные доводы.

Причина появления и распространения в мире авторитарных школ очевидна. Маленькие и несознательные дети не хотят учиться, не понимают, зачем им учиться, сколько их ни уговаривай, сколько ни взывай к их сознательности. Учителю приходится принуждать их к учению. А там, где принуждение, там действует простой принцип: чем сильнее оно, чем больше дети боятся учителя, тем лучше результат работы. К тому же собранные в один класс 30–40 детей, а тем более подростков, – взрывоопасная масса. Если они ничего не боятся, то при их почти безграничной энергии они могут разнести класс. Учитель должен вести себя авторитарно хотя бы для того, чтобы осадить расшалившихся детей или расхулиганившихся подростков. Но нежелание детей учиться и недисциплинированность их – это явление, с которым, казалось бы, ничего не сделаешь. Однако есть и другие условия, которые делают авторитарную школу практически неизбежной.

Эти условия кроются в самой организации урока, которая остаётся неизменной на протяжении веков и вынуждает учителя к авторитарному обращению с детьми.

Вошёл учитель. Дети встали за партами. Если они не встанут, учителю никак не утихомирить их, не успокоить после перемены. Урок начинается не с ласкового «здравствуйте», а с известной педагогической сюиты (слова народные): «Иванов, ты разве не видишь, что учитель вошёл? Петров, тебя звонок не касается? Сидоров, долго мы будем тебя ждать?» – и так далее. Эти тексты, увы, почти каждый учитель вынужден учить с самого первого своего урока.

Учитель не может не быть авторитарным при таком порядке, он просто не начнёт урок, ему придётся устанавливать дисциплину от звонка до звонка.

Наконец сели. Провели под насмешливый аккомпанемент классных остроумцев перекличку. Учитель начинает опрос. Опять необходима абсолютная строгость, полная тишина, иначе начнутся шуточки-прибауточки, отказы отвечать, торги с учителем, и всё превратится в комедию. Только учитель с очень сильным характером и с крепкими голосовыми связками, словом, тот, кто умеет держать класс в руках и кто умеет нагнать страх на детей, – только он может вызвать к доске без скандала.

Начали отвечать или решать задачу. Какая сила может удержать учеников за партами, заставить молча слушать? Зачем им слушать весь этот лепет у доски? Зачем тратить на него дорогое время жизни?

Но есть удерживающая сила: окрик учителя, грозный взгляд, ожидание всевозможных неприятностей за нарушение дисциплины.

Учитель объясняет урок иногда целых 20–30 минут. Часть учеников в старших классах его не понимают, особенно если речь идёт о математике или физике. Уследить за ходом мысли ребята не могут, однако должны сидеть тихо, не мешать учителю…

Что их удерживает? Только страх попасть в беду. Иногда этот страх называют уважением к учителю. Действительно, если учитель кроме того, что умеет прикрикнуть, влепить двойку, вызвать родителей, ещё умеет и толково объяснить материал, и справедливо поставить отметку, то, конечно, слушать его легче.

Тут-то и проходит линия между авторитетом и авторитарностью.

Отметим одно обстоятельство, о котором редко упоминают как сторонники, так и противники авторитарной школы: ведь огромная часть детского населения земного шара учится в сугубо авторитарной школе.

Весь Восток!

Всё мусульманское духовное образование основано на том, что дети выучивают наизусть огромный по величине текст. И во многих странах мира, да и в наших среднеазиатских государствах проблемы дисциплины на уроках просто нет. И дети, и подростки молча слушают учителя, каким бы он ни был. Просто потому, что он учитель. Значит, учение может быть авторитарным. Может, если тысячелетиями учителя считали едва ли не за святого, если непослушание или нестарательность, как полагали, влекли за собой ужасное наказание со стороны Всевышнего и если школа находится в естественной восточной культуре, в восточных традициях. В этой культуре слепое и абсолютное поклонение авторитету не унижает человека, а является доблестью. Там авторитарность не разрушает личность, а укрепляет её.

Но мы живём в другой культуре, у нас дети по-другому воспитаны. До пяти лет мы их балуем, и слова «а мой шалун…» мама произносит с восхищением. Школы у нас строже, чем семьи, и поэтому авторитарное воспитание не приносит тех результатов, на которое оно рассчитано. Ученики сидят тихо у грозного учителя, но всё равно не слушают его.

Что же получается? Авторитарная школа бесполезна, она никого не может заставить учиться, тем более после того, как запрещены телесные наказания. Будем говорить прямо – авторитарная школа, как она была задумана, держалась на розгах до конца XIX века и на угрозе исключения из школы – в XX веке.

Когда розги, а затем угроза исключения исчезли, авторитарная школа стала держаться только на личных усилиях учителя.

Авторитарный учитель не получает помощи сегодня ниоткуда. Ему нечем угрожать. Ему приходится быть просто коварным.

Но хороший, увлекающий детей учитель, даже если он строгий, не выглядит для детей авторитарным, потому что дети принимают его. Известно ведь детское определение любимого учителя: строгий, но справедливый. Такой учитель умеет увлечь детей общей целью, так что им и самим интересно быстрее начать урок. То, что называют авторитарной школой, относится к учителям, не умеющим увлечь детей, но добивающимся порядка только за счёт своего характера.

Сейчас стало модным призывать школу к гуманному обращению с детьми. Кто только не произносит слова «гуманный» или «гуманистический».

Но самый простой анализ показывает, что обычный учитель при сложившейся структуре урока не может быть гуманным, сколько его ни призывай.

Если начальство произносит слова о гуманизме и при этом ничего не делает для того, чтобы изменились системы и методы преподавания, то красивые слова становятся обманом.

Может быть, хватит нам призывать к гуманизму?

Очень сильный учитель всегда гуманен. Обычный учитель при нынешнем положении дел гуманным быть не может.

Есть в мире школы, где для того, чтобы маленькие ребята собрались и настроились на урок, учительница сажает их вокруг себя на коврике. Есть школы, где детей не вызывают к доске, где все домашние задания дают в виде тестов. Находят и другие способы проверки домашней работы, чтобы не было – один говорит, испытывая терпение всего класса. Есть школы, где рассказ учителя сведён до минимума, где находят другие способы подачи материала. Есть школы, где сам процесс обучения перестроен так, что детей ни на какой стадии не приходится заставлять хотя бы потому, что вся работа им по силам.

Переделкинский манифест «Педагогика сотрудничества» вызвал интерес у педагогов именно тем, что это не очередной призыв к гуманности, а набор принципов и приёмов, которые позволяют учителю обойтись без принуждения. Учитель получает возможность, которая у него отнята в обычной школе, – возможность быть гуманным, возможность любить детей. Учитель, который владеет методами педагогики сотрудничества, может быть и строгим с детьми, и мягким по отношению к ним. У него дети добиваются успеха, причём сами. А что может быть гуманнее по отношению к ребёнку, чем научить его работать так, чтобы он испытал радость успеха?

За последнее десятилетие многие учителя бывали на уроках Шаталова и его последователей, Лысенковой и её последователей. И все отмечают: учителю не приходится повышать голос, читать нотации и даже делать замечания. Но тем не менее на уроках абсолютная дисциплина, все работают, всем интересно. Полный порядок – и полная свобода.

Наша школа остаётся авторитарной не потому, что у нас такие злые учителя, не потому, что они не умеют учить, а потому, что ни от кого – ни от министерства, ни от других органов народного образования – не слышно даже призыва к переменам в организации уроков и всей системы обучения.

«Первое сентября», № 72, 1993 г.