Читать книгу Замок тайн - Симона Вилар - Страница 5

Джулиан не стал ничего говорить королю о рассмешившем его происшествии. Когда зазвонил колокол, созывающий верующих в церковь, он разбудил Карла. Джулиан полагал: чтобы не вызвать подозрение, им следует присутствовать на проповеди.

Они слились с толпой пуритан, молчаливых и угрюмых в своей сосредоточенности, и не спеша прошли в церковь. Чтобы оказаться подальше от любопытных, Джулиан увлек короля на хоры. В старой церкви было сыро и душно; сверху прихожане своей темной массой напоминали стаю воронья.

Король поглядывал на это собрание со своей обычной циничной усмешкой.

– Боже, и это наши веселые англичане! – он вздохнул и процитировал, чуть гнусавя, на манер пуританских проповедников: – «И изрек Он: станьте людьми, сыны человеческие».

– Тише, мистер Чарльз Трентон, – сжал его локоть Джулиан. – Ведите себя скромнее, ибо на нас и так обращают внимание.

– Ничего удивительного, ведь наши лица им незнакомы. А пуританам, несмотря на их мрачность, все же свойственно любопытство.

Король с интересом пробегал глазами по лицам женщин, даже указал Джулиану на одну из них.

– Погляди, до чего миленькая пуританочка! – Он кивнул в сторону прелестной девушки, из-под кружевного чепчика которой на шею сбегали две волнистые белокурые пряди – дань женскому кокетству, которое не смогли истребить аскетические проповеди пуритан. – Но, клянусь небом, малютка отчего-то нервничает.

И в самом деле, белокурая девушка выглядела встревоженной, все время оглядывалась и один раз даже встала, словно намереваясь уйти. Сидевшая рядом тучная, важного вида дама в черной мужской шляпе поверх чепца повернулась к ней и, сжав девушке локоть, не позволила этого сделать.

– Видит Бог, это и есть оставленная невеста Стивена Гаррисона, – шепнул Джулиану король. – А соседствующая с ней матрона не иначе как ее матушка. Она-то уверена в себе. А вот ее доченька явно нервничает, опасаясь появления соперницы. И правильно делает. Пусть эта пуританка и мила, но Ева – словно солнце. Хотел бы я ее увидеть, клянусь богом!

Он не успел договорить, когда снизу произошло какое-то движение; прихожане стали оглядываться и вставать, и путники увидели, как по проходу к кафедре движется проповедник.

– Ну, тут и говорить нечего, – только и шепнул Карл, когда проповедник взошел на кафедру и обвел всех присутствующих мрачным взглядом.

Да, говорить было нечего. Перед ними стоял один из истинных представителей того сурового фанатизма, чье влияние и вера приучили англичан к суровым пуританским традициям. Захария Прейзгод был высок и аскетически худ, настолько, что его мантия болталась на нем, как на шесте, а скулы, казалось, вот-вот прорвут желтую, словно пергамент, кожу. Впечатление довершало лицо проповедника – густые, щетинистые, мрачно насупленные брови и темные, глубоко посаженные глаза горели таким мистическим огнем, какой встречается только у патриархов, более общающихся с Богом, нежели с людьми. А голос, когда он раскрыл Библию и воскликнул: «Восславим же Господа, дети мои!», прозвучал неожиданно звучно и сильно.

Он затянул псалом, и все присутствующие в церкви встали и хором подхватили:

Пели они монотонно, безрадостно. И тем не менее это унылое песнопение придавало общую привлекательность протестантскому богослужению. Джулиан с удивлением заметил, что и король вторил словам псалма. Да ведь король тоже был протестантского вероисповедания, хотя по его почти эпикурейскому восприятию жизни это было трудно вообразить.

Наконец пение умолкло, и громогласный голос Захарии Прейзгода загремел с кафедры:

– Я – недостойный работник в винограднике Господа и свидетельствую о его святом завете гласом и мышцею своею. И я не перестану клеймить вероотступничество, измену, ереси и колебания в нашей истиной вере. Ибо вы колеблетесь и сомневаетесь, забывая: «Грядет Господь Иисус на красном коне сразиться с нечестивцами, со змеями, попирающими землю».

Голос преподобного Захарии гремел под каменным сводом, глаза пылали фанатичным огнем. Он говорил цветисто, если подобное определение можно применить к проповеди, сулящей кары и муки за малейшее прегрешение. И все же от оратора исходила такая мощная, почти гипнотическая волна, что даже Джулиан невольно поддался ей, наклонился вперед, онемевший и завороженный настолько, что обычный звук крышки захлопываемых часов подействовал на него так, что он чуть не вскрикнул. Джулиан резко повернулся к Карлу, который спокойно прятал часы в карман. Карл чуть подмигнул ему и пожал плечами; вся магия слов и взоров оратора вызывали у него лишь обычную циничную полуулыбку.

Преподобный Захария закончил очередной гневный пассаж и только обратил свой огненный взор к пастве, чтобы еще раз насладиться видом плачущей и кающейся толпы, как вдруг с грохотом распахнулась дверь, и в проходе меж молящимися появилась группа новых прихожан.

Проповедник застыл с гневно вознесенным над головой кулаком. Присутствующие стали оглядываться, переводя дыхание и обмениваясь репликами. Карл Стюарт невольно подался вперед, и даже невозмутимый Джулиан застыл, открыв рот.

Вошедшие стояли на возвышении у лестницы, и тусклый дневной свет осеннего дня словно заискрился на них. Вернее, сияние исходило от молодой дамы, стоявшей впереди, от ее яркой, вызывающей красоты и роскошного платья алого шелка, расшитого золотом. Она была истинно великолепна, словно луч света среди темной толпы прихожан.

Несмотря на свой невысокий рост, она была безупречно женственна и грациозна. Из-под широкополой шляпы, капризно-небрежно украшавшей ее голову, ей на плечи ложились тугие завитки солнечно-золотых, почти перламутровых локонов. Пышный плюмаж черно-белых перьев опускался на одно плечо. Бархатный плащ, тяжелыми складками ниспадавший до пола, был надет так, чтобы не скрывать роскошного платья с отложным воротником голландских кружев, и само платье было достаточно открыто, чтобы оказался виден низкий вырез лифа и пышные рукава, обшитые позументом, в прорезях которых виднелся нижний рукав из сборчатой кисеи. В руках красавица держала длинноухого спаниеля персикового цвета и, чуть подняв подбородок, окидывала взглядом зал. Когда она повернулась, стало видно ее, на удивление привлекательное, лицо. Овал его по форме напоминал сердечко: широкий выпуклый лоб, высокие скулы и округлые щеки, плавно сужающиеся к маленькому заостренному подбородку. Кожа ее, казалось, излучала лунный свет, очаровательный гордый рот, небольшой нос безупречной формы, и под темными дугами изящных бровей – миндалевидные, словно лисьи, глаза глубокого темно-синего цвета.

– Ева! – почти выдохнул Карл.

А Джулиан подумал, что так же хороша должна была быть и сама праматерь Ева, если ради нее Адам забыл все заповеди Божьи.

В церкви невольно воцарилась тишина. Ева, оглядев собравшихся и поудобнее перехватив спаниеля, грациозно сошла по лестнице и направилась к передним рядам, где для дочери лорда Робсарта были предусмотрительно оставлены места. Двигалась она легко, словно ее нес невидимый ветер, будто она не замечала никого вокруг; лицо ее светилось высокомерием и своенравием. Она откинула голову немного назад, делая вид, что ее не интересует впечатление толпы, собравшейся в церкви. В зале же произошло движение, возник ропот, переходящий в возмущенный гул. Само появление этой красавицы в ее яркой одежде являлось унижением суровых нравов пуритан, и они глухо роптали, не смея громко высказать возмущение; лишь немногие улыбались, а некоторые даже привстали, приподнимая шляпы. Кланялись не только ей, но и ее спутникам.

Джулиан обратил внимание на рослого, широкоплечего мужчину в военном мундире. Так вот каков племянник убийцы короля Гаррисона. Хорош собой, одет элегантно, но без щегольства. Мужественное лицо с аккуратной небольшой бородкой, светлые глаза. Волосы, русые, почти золотые, были острижены не под скобу, как у пуритан, но короче, чем у кавалеров, и лежали красивой естественной волной. Гаррисон двигался мягко, как свойственно сильным крупным мужчинам, но в том, как он шел, опустив плечи и чуть склонив голову, чувствовалось, что ему явно не по себе. И не только потому, что они прервали проповедь или его ожидала встреча с брошенной невестой. Он явно не одобрял того неприкрытого вызова, какой всем своим видом выражала его прекрасная спутница.

Но Джулиан тут же перестал думать о нем, лишь только взглянул на спутницу этой пары, шедшую чуть позади. Он узнал в ней свою утреннюю знакомую. Она и в самом деле была высокая и, как оказалось, совсем молоденькая – ей не было и двадцати. Это угадывалось по хрупкой девичьей фигуре и застенчивой робости, с какой она держалась. Как и Стивен Гаррисон, она явно была смущена тем вниманием, которое они привлекали к себе. Девушка шла, опустив голову, нервно сжимая томик Библии. Красавицей в полном смысле она не была, но большие карие глаза под длинными темными дугами бровей и смуглая кожа придавали особую прелесть этому серьезному сосредоточенному личику. Нос был несколько длинноват, но тонок, а рот, пожалуй, слишком велик и излишне чувственен для столь скромного взгляда. Вот открытая стройная шея была по-настоящему красива: длинная, чуть склоненная вперед – такие называются лебедиными; голова посажена на ней с врожденной естественной грацией, с гордостью, внушающей почтение.

Меж тем новоприбывшие заняли свои места перед кафедрой, и суровый пастор продолжил речь. Но при этом взгляд его так и впился в даму в алом:

– Внемлите же мне, дети мои, и помните: Судный день грядет! И те, кто кичится своими пышными одеждами, будут ввергнуты в бездну отчаяния! А человеческое воображение в силах представить все ужасы ада!..

При этом он почти что указывал на Еву. В зале стоял гул, многие согласно кивали. Но Стивен Гаррисон, видимо, контролировал ситуацию. Он даже встал и что-то сказал проповеднику. Тот смерил помощника шерифа гневным взглядом, но все же несколько успокоился, даже постепенно сменил тему проповеди. Теперь он говорил, что верующим следует настаивать, чтобы Господь Иисус Христос был публично объявлен королем Англии, чтобы законы этого царя небесного, как они записаны в Ветхом Завете, были объявлены единственным и окончательным судом.

Неожиданно поток его красноречия был прерван чистым и звонким голосом Евы Робсарт:

– Если сделать, как вы требуете, преподобный, тогда бы воров в Англии не клеймили, а убивали. Но разве не гласит одна из заповедей Иисуса – не убий.

Кажется, красавица намеревалась сорвать проповедь теологическим диспутом. Захария и в самом деле запнулся и смотрел на нее, открывая и закрывая рот, словно от возмущения и гнева у него перехватило дыхание. И опять под старым каменным сводом церкви пронесся недовольный гул. Были и такие, кто встал и покинул церковь.

Наконец Захария Прейзгод совладал с собой и продолжил речь. Теперь он говорил о зле, с которым должны бороться праведные.

– Вокруг нас сгущается нечто худшее, чем тьма египетская. Но я верю в вас, верующих в Мессию. Недаром в этой мирской суете вы, не жалея ни себя, ни своих близких, боролись за Божье дело. Среди нас есть те, кто понес утраты в этой борьбе. Достойная Сара Холдинг потеряла двоих старших сыновей, которые с оружием в руках стояли за дело славного Оливера Кромвеля, и мы скорбим о ее утрате вместе с ней.

Тут важная пуританка, восседавшая рядом с белокурой Рут, встала.

– Не жалейте о моих сыновьях, святой отец, как не жалею я. Как говорится, Бог дал, Бог взял. А когда подрастет мой меньшой, – и она положила тяжелую ладонь на плечо мальчика-подростка, сидевшего подле нее и Рут, – я сама вложу в его руки меч и буду счастлива, если он прольет кровь за святое дело.

– Вот достойная мать! – воскликнул Захария. – Та, чей пример должен вдохновлять всех нас!

А Ева Робсарт вдруг повернулась к Стивену и сказала достаточно громко:

– Видишь, Стив, от союза с каким змеиным гнездом спасла тебя любовь ко мне.

Рут Холдинг при этом вдруг громко вскрикнула и лишилась чувств. Несколько дам кинулись к ней, подняли, стали обмахивать платочками. Стивен тоже встал, хотел было подойти к ним, но взгляд Евы удержал его. Тогда он схватил шляпу и спешно направился к выходу.

Меж тем в церкви поднялся гул, похожий скорее на грозный рокот. Выходки Евы, ее презрение к богослужению по-настоящему обозлило пуритан. Спутница Евы поняла это и стала что-то негромко объяснять красавице, видимо, уговаривая ее уйти. Но Ева лишь насмешливо улыбалась, глядя, как пришла в себя и плакала ее поверженная соперница. Свирепый взгляд грозной Сары Холдинг явно не предвещал ничего хорошего.

– Гаррисон не должен был оставлять Еву, – услышал Джулиан негромкий голос короля.

Он в ответ только усмехнулся:

– Эта девица сама будет виновата, если спровоцирует прихожан.

В самом деле, теперь, когда Стивен Гаррисон, представляющий реальную власть в округе, вышел, Захария Прейзгод открыто повел свою речь против дерзкой Евы.

– Презренная! – говорил он спокойно, но грозно. – Ты похожа на ту заблудшую овцу, которая и не думает о своем спасении. Ты носишь красные одежды, а красное – это цвет бедствия.

– Далось вам мое платье, – пожала плечами Ева Робсарт. – Я – дочь лорда и буду носить то, что мне заблагорассудится!

Она держалась спокойно, почти иронично, и это окончательно вывело проповедника из себя. Привыкший к своей неограниченной власти над верующими и получив вдруг такой отпор, он прямо-таки рассвирепел.

– Дети мои! – вскинул руки преподобный Захария. – Взгляните на эту дщерь антихриста, пришедшую смущать вас. И выразите ей свое презрение, я же, властью, данной мне от Бога, проклинаю ее!

– Святой отец, – гордо встала Ева. – Напоминаю вам, что у хулы есть свойство возвращаться назад, на тот самый насест, с которого она слетела. Помните это, и не будьте столь щедры на проклятия.

Теперь и она, кажется, готова была уйти, но дорогу ей преградила разъяренная Сара Холдинг.

– Что ты сделала с моей дочерью, блудница вавилонская? Чтоб ты сдохла! Ты являешься сюда, ты отравляешь нашу святую молитву и издеваешься над моей дочерью!

– Ваша дочь слишком уж трепетна для пуританки, – со спокойным равнодушием заметила Ева.

– Она ангел! – проорала разгневанная фурия. – Но я-то иная! И я сама разделаюсь с тобой, ибо вижу на твоем лице печать зверя! – Губы матроны побелели, в уголке рта заблестела слюна. Она стала засучивать рукава и шагнула вперед.

Хрупкая фигурка Евы перед ней казалась особенно беззащитной, но в том, как девушка горделиво вскинула подбородок, чувствовались решимость и достоинство.

– Не унижайте себя манерами дешевой торговки, миссис Холдинг, – произнесла она. – Иначе всем станет ясно, сколько обиды накопилось в вашей душе из-за того, что Стивен предпочел меня Рут.

Эти слова только раззадорили Сару. Она замахнулась, но Ева успела отступить. Тут песик на руках Евы залился лаем, соскочил на землю и, схватив юбку обидчицы его хозяйки, стал ее яростно трясти. Сара Холдинг с силой пнула спаниеля, и тот с визгом откатился к кафедре. Какое-то напряжение нависло под старыми сводами церкви, прихожане подались вперед. На их лицах читались ярость и гнев. Казалось, достаточно малейшей искры, чтобы вся эта толпа взорвалась и сдерживаемая ярость выплеснулась наружу.

Ева Робсарт теперь отступала от взбешенной фурии, когда меж ними выросла высокая тонкая фигура спутницы молодой леди.

– Оставьте в покое мою сестру, миссис Холдинг, – негромко, но властно проговорила девушка. – Оставьте или… или я обещаю, что с вами случится несчастье.

Сара Холдинг на миг опешила, потом медленно повернулась к столпившимся прихожанам.

– Вы слышали? Эта ведьма Робсартов готова наслать на меня свои чары. Вы все сейчас были свидетелями колдовства.

Как ни странно, вмешательство сестры Евы вызвало в толпе куда больше гнева, чем выходки самой леди. Тишина в церкви наполнилась глухим рокотом. Вновь залаял маленький спаниель Евы.

Джулиан склонился к королю.

– Думаю, самое время уйти. Нам не надо вмешиваться, что бы ни произошло.

Но Карл лишь сбросил его руку со своего плеча. Нахмурившись, подавшись вперед, он напряженно следил за происходящим.

А сестра Евы Робсарт повернулась к проповеднику и твердо произнесла:

– Святой отец, не забывайте, что вы представляете Бога, который осуждает насилие. Поэтому, прошу, утихомирьте своих прихожан.

Однако ее спокойные, разумные слова возымели на оскорбленного проповедника совсем обратное воздействие. Он почти взвыл, сжимая кулаки:

– Дети мои, эти подлые мерзавки подобно червям, оскверняющим виноградник Божий, прокрались в наше благочестивое общество. И небеса вопиют о мести! Не бойтесь же свершить правосудие. Все мы находимся на охоте Господа. Убейте же этих филистимлянок[6], ибо Господь уже поразил их!

И случилось что-то страшное. Крики, вой, рев. Благочестивые пуритане, вмиг забыв о своей суровой сдержанности, стали перескакивать через лавки и, толпясь в проходе, рванулись вперед на двух несчастных. Женщины визжали, рвали их за волосы, мужчины опускали на них кулаки. Истошно кричали дети. Кое-кто из более благоразумных прихожан кинулся к выходу, но их теснили те, кто рвался принять участие в «охоте Господней»; произошла давка.

И тут Карл единым махом перескочил через перила вниз, врезался в толпу и, раздавая удары кулаком направо и налево, прорвался к сестрам Робсарт. Выхватив шпагу, он загородил их собой. Кто-то закричал, напоровшись на лезвие шпаги, а Карл, с размаху ударив вцепившуюся в него Сару Холдинг в лицо, умудрился выхватить пистолет и выстрелить в воздух.

От звука выстрела толпа отпрянула. Карл, загораживая собой двух растрепанных, в изорванных платьях, женщин стоял перед глухо рычащей толпой пуритан со шпагой в одной руке и дымящимся пистолетом в другой. Он тяжело дышал, но, несмотря на драматизм ситуации, весело улыбался.

– Итак, возлюбленные собратья мои, вы, я вижу, превратились в охотничьих псов этого кровожадного попа. – Он продолжал улыбаться, но острие шпаги медленно скользило вдоль лиц еще не остывших от религиозного пыла пуритан, а глаза, в отличие от улыбки, были холодными и колючими, под стать шпаге. – Что ж, обещаю – как истинный слуга Божий, я отправлю в геенну огненную любого, кто сделает хоть шаг.

За спиной Карла растрепанная Ева помогала подняться своей сестре. Она заботливо прижала платочек к ее кровоточащей губе и уже не казалась испуганной.

– Псы! – бросила она толпе.

Кто-то из прихожан спросил короля, кто он такой. Карл едва ли не рассмеялся.

– Я тот, кому Бог велел, как Аврааму, оставить Харрон, землю отца его, и идти в землю Ханаанскую. А точнее, я такой же верный христианин, как и вы, может, даже более верный, раз вступился за слабых.

Прихожане стали переглядываться. Этот высокий бородатый юноша был похож на простого пуританина, но в нем чувствовалась сила и властность человека, привыкшего повелевать.

В это время подал голос Захария Прейзгод:

– Чего вы стоите, слуги Божьи? Или вы забыли, что тот, кто не с нами, тот против нас и…

– Заткнитесь, преподобный отец! – неожиданно прозвучал громкий и властный голос Джулиана. – Еще одно слово, и я прострелю вам голову.

Прихожане стали оборачиваться. На хорах стоял молодой красивый человек, и в каждой руке его было по пистолету.

– Это касается каждого. Одно движение – и он сегодня же отправится на праведный суд с простреленной головой. – В наступившей гробовой тишине голос Джулиана звучал раскатами грома.

Карл улыбнулся еще шире.

– Видит Бог – это так. Мой товарищ никогда не промахивается.

Ситуация все равно оставалась критической, но в этот миг дверь распахнулась, и в церковь ворвался Стивен Гаррисон со своими людьми.

«Давно пора, – подумал Джулиан, опуская пистолеты. – Пока этот олух мешкал, его красавицу с сестричкой могли превратить в пару телячьих отбивных».

Внизу солдаты прикладами бесцеремонно разгоняли толпу. А те словно опомнились – многие стали плакать, некоторые молили о прощении, падали на колени перед Стивеном и сестрами Робсарт. Стивен сурово прогонял их. Он подошел к невесте, чтобы утешить ее, но Ева глядела лишь на Карла. Бледная, с широко открытыми глазами и разметавшимися по плечам золотыми кудрями, с расцарапанной щекой, в сползшем с плеча платье, она не сводила глаз со своего спасителя.

Джулиан испытал укол страха. Он сбежал с хоров и едва не налетел на Сару Холдинг, почти тащившую к выходу заходившуюся плачем дочь.

Тут Сару Холдинг нагнала растрепанная Ева и, словно забыв о своей аристократической сдержанности, вцепилась в чепец матроны.

– Змея! Она растоптала моего маленького Персика!

«Какая дура, – подумал Джулиан. – Сама едва избежала подобной участи и опять напрашивается. Интересно, не узнала ли она Карла Стюарта в своем защитнике? Похоже, что нет, раз ее больше волнует Персик».

Он видел, как Стивен Гаррисон оттащил Еву от возмущенной матроны и передал на руки сестре.

– Миссис Холдинг, – громко сказал он. – Жду вас через полчаса в мэрии. Вам следует ответить за то, что вы здесь совершили.

Толстый подбородок дамы задрожал.

– Горько мне видеть, Стивен, что ты переметнулся к врагам и стал презренным иудой.

На строгом лице Стивена ничего не отразилось.

– Идите, миссис Холдинг, после поговорим. Это касается и вас, преподобный Захария, – обратился он к пытавшемуся выскользнуть через дверь проповеднику.

Тот сделал высокомерное лицо и воздел руки к небу.

– Ихабод! – воскликнул он. – Отошла слава от Израиля!.. – с этими словами он величаво удалился.

Джулиан подошел к Карлу. Король лишь слегка улыбнулся и пожал плечами. Джулиан же был напряжен. Сейчас все решится, и, возможно, самым плачевным образом, если эта скандалистка узнала Карла Стюарта. Правда, Карл говорил, что видел ее последний раз еще подростком. Сможет ли она вспомнить в своем заступнике, в этом бородатом мужчине с короткой стрижкой и одежде круглоголового, того юного принца, который с обожанием смотрел на нее?

Ева взяла жениха под руку.

– Это наши спасители, Стив. Если бы не они… О, небо! Я не знаю, что тогда могло бы случиться.

Она быстро отошла от потрясения, в отличие от своей сестры. Та же теперь тихо сидела на скамье, уткнув голову в ладони, и плечи ее чуть подрагивали. Кто-то из солдат Гаррисона принес ей кружку воды.

Стивен Гаррисон внимательно глядел на спасителей своей невесты. Его волосы растрепались, длинная прядь упала на проницательные светло-голубые глаза. Он перевел взгляд с Джулиана на короля, потом опять окинул взглядом более нарядного молодого лорда. У Джулиана сложилось впечатление, что, несмотря на их пуританский вид, этот парень сразу понял – они не те, за кого себя выдают. Да, он знал таких людей, как Гаррисон, и понимал, что их не проведешь. Все же он ощутил облегчение, заметив, что Стивен более внимательно смотрит на него, чем на короля.

– Имею честь представиться, – чуть поклонился Стивен. – Полковник парламентской армии Стивен Гаррисон. К вашим услугам, джентльмены.

– Чарльз Трентон, – приподняв шляпу, представился король с той легкой непринужденностью, какая не оставляла его даже в самые трагические минуты. – А это мой попутчик, комиссар сэр Джулиан Грэнтэм. Мы едем по делам генерала Гаррисона, и у нас есть подорожная, подписанная самим лордом-протектором.

У Джулиана сжалось сердце при мысли, что Стивен попросит предъявить документ. Но тот лишь кивнул.

– Примите мою сердечную благодарность, джентльмены. Отныне я ваш вечный должник.

Он держался несколько сдержанно, как истинный пуританин, но вместе с тем просто и приветливо.

Ева же открыто улыбалась. Улыбка у нее была восхитительная, а на щеках играли прелестные ямочки.

– Что же до меня, господа, то я до конца своих дней стану молить за вас Бога и признательность Евы Робсарт не будет знать границ. Вы спасли нас – заступились, как самоотверженные самаритяне, и… О, Рэйчел, да перестань плакать! Поблагодари джентльменов.

Рэйчел Робсарт подошла. Лицо ее было все еще заплаканным. Но сейчас, в обрамлении черных растрепанных кудрей, оно показалась Джулиану трогательно-привлекательным. Интересно, узнала ли она его? Похоже, что нет.

Девушка присела в глубоком реверансе, погружаясь в пышные юбки. В глазах ее все еще стояли слезы, но она улыбнулась сдержанной полуулыбкой, исполненной скромности и приветливости.

– Как мне выразить свою признательность?.. Наверное, таких слов просто не существует… – тихо произнесла она, и ее голос, исполненный печали, но глубокий и чистый умилил Джулиана.

– Ты не слишком-то красноречива, сестра, – заметила Ева, и опять Джулиану не понравилось, как она смотрит на короля. – Я же, господа, от всего сердца приглашаю вас…

– Ева! – прервал ее Стивен. – Думаю, в сложившейся ситуации это излишне. – Он вновь поклонился. – Не сочтите меня нелюбезным, джентльмены, но в данном случае лучше всего, если вы уедете из этих мест. Я, конечно, не допущу никаких вольностей, но народ в этих краях неспокойный, грубый. Вы же оскорбили их живого мессию, их кумира – Захарию Прейзгода, а люди злопамятны.

– Стив! – всплеснула руками Ева, но молодой Гаррисон мягко ее остановил и сказал, что после того, что она сегодня учинила, ей вообще стоит держаться потише.

Для себя же Джулиан отметил лишь одно – несмотря на все происшедшее, они свободны. А значит, его король в безопасности.

Но он увидел, что Карл не сводит горящих глаз с раскрасневшейся, что-то доказывающей жениху Евы. Джулиан хорошо знал, что предвещает этот взгляд.

– О, сэр… – умоляющим голосом произнес он.

– Но ты ведь сам говорил, что путешествовать в воскресенье у пуритан не принято, – улыбаясь, пресек король слабую попытку спутника вразумить его.

В принципе, это был веский аргумент. Похоже, и Ева Робсарт склонила к тому же своего жениха. Стивен подошел к ним несколько сконфуженный, смущаясь той явной властью, какой обладала над ним леди Ева.

– Видимо, вам лучше задержаться до завтрашнего дня. Я прослежу за вашей безопасностью.

– Не стоит, сэр, – улыбаясь, пожал плечами Карл. – Лучше следите за безопасностью этих очаровательных леди. Хотя… ваши храбрые гвардейцы и так уже навели порядок. А то, что случилось, так это, как гласит пословица: «где женщина и гуси, там не обходится без шума».

Джулиан негромко кашлянул, давая понять Карлу, что тот говорит сейчас как роялист, но Карл уже и сам это понял и, отвесив поклон, направился к выходу.

Уже у дверей он оглянулся. Ева смотрела ему вслед. Глаза короля и Евы Робсарт встретились.