Читать книгу Легенда - Следы на Снегу - Страница 3

Иногда меня накрывает. Я перестаю контролировать свои мысли и медленно погружаюсь в знакомую бездну.

Мы вернулись в деревню. Айзек, как и опасался Август, решил в очередной раз исчезнуть, Костя последовал за ним. Но меня это уже не волновало. Все эти месяцы прошли как в тумане, я гнался за призраком и никак не мог его настичь. Не знаю, когда именно случился переломный момент – но меня отпустило. Август, когда я сообщил об этом, тоже успокоился. Жизнь начала налаживаться. Первые недели пролетели незаметно – короткое северное лето заставляет мобилизоваться, нужно многое успеть. Суровая зима требует серьезной подготовки, иначе просто не выжить. Когда с утра до вечера ты занят физическим трудом, голова отдыхает. За это я и уважаю тяжелую работу, она позволяет отвлечься от гнетущих мыслей. И боль в плече тоже отступила, то ли я перестал ее замечать, то ли привык к ее постоянному присутствию.

Но так не могло долго продолжаться. Все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Эйфория сошла на нет, и мои преследователи вновь заявили о себе. Их темные размытые силуэты вначале мелькали на приличном расстоянии, медленно подбираясь все ближе и ближе. День за днем они подкрадывались, пока я не почувствовал их горячее зловонное дыхание.

Впрочем, сам виноват. Забыл о том, что произошло прошлой осенью. Почувствовал себя неуязвимым, встретившись с ними лицом к лицу и одержав верх. Ошибся, когда принял победу в одной-единственной битве за окончательную и безоговорочную.

Поделом мне.

И теперь я сижу в своей комнате, в полутьме летней ночи, пытаясь не утонуть в потоке мыслей.

Охотник, почуяв, что со мной творится неладное, забился в логово. Ему не нравится боль, которую я испытываю. Он не понимает ее, не знает, как с ней справиться, поэтому прячется.

Как и я.

Август уехал на другой конец заказника, Денис вернулся на пару недель в столицу, навестить родных. Я совершенно один.

Оказывается, я отвык быть один. Раньше мне нравилось одиночество, а сейчас оно воспринимается совершенно по-другому.

Тревожно. Слишком тихо.

Тут-то мои преследователи и накинулись. Я оказался без защиты – людей, благодаря которым держался на плаву.

Сижу на полу, прислонившись к стене, напротив – старинное зеркало, совершенно мутное. И кажется, что темных силуэтов за спиной с каждым часом становится больше. Это пугает. Не знаю, как избавиться от наваждения, хотя понимаю, что в реальности ничего подобного не происходит.

Темная бездна под ногами жадно распахивает пасть. А я покорно делаю шаг вперед.

Так нельзя – кричит моя рациональная половина.

Остановись!

Но уже не могу. Доводы рассудка сейчас бессильны. Я переступил эту грань.

Медленно смеркается. Гаснет последний луч. В окна вливаются серые сумерки. Но я ничего этого не замечаю. Завороженно всматриваюсь в темноту, которая и манит, и пугает.

Не стоило настолько сильно привязываться к людям. Я ведь знал, что это ошибка. Рано или поздно они уходят, а ты остаешься – опустошенный и разбитый. Не стоило слишком полагаться на их помощь. Я был один, и справлялся со всем сам. Был вынужден, чтобы выжить. А сейчас меня окружают те, кто готов всегда подставить плечо. Я переложил на них часть своей ноши, и теперь жалею об этом. Я утратил уверенность в своих силах. Стал слабее.

Подтягиваю ноги и обнимаю колени. Становится прохладно. Но я не могу пересесть на кровать. Не могу подняться и взять одеяло. Понимаю, что это звучит и выглядит глупо, но не могу иначе. У меня просто кончились силы.

В голове стучит мысль: что происходит? Вопрос не нуждается в ответе. Всматриваюсь в свое отражение, но его не разглядеть. Поверхность стекла подернута мутной патиной, кое-где амальгама облупилась. Где Август нашел эту рухлядь? И зачем я согласился поставить его в своей комнате? Простая деревянная рама с небольшими резными деталями, окрашенная в черный цвет. В памяти всплывают строгие лики неизвестных, которые глядели со стены в доме старика Захара. Он тоже был любителем старины. Довольно бессмысленное занятие, как по мне. Иногда я вижу тот дом во сне. И каждый раз ловлю осуждающие взгляды со старых фотографий. Они словно говорят: зачем ты предал нас огню? Что мы тебе сделали? Старик что-то видел в них – но он был художником, видеть было его профессией. Ему нравилось придумывать истории про этих людей.

Но я сжег их. И сами портреты, и его истории. Не сгорела только боль утраты.

Почему бесполезные вещи должны продолжать быть, а человек, который собрал их, вдохнул в них жизнь, нет?

Бездна засасывает все глубже.

Мне уже не различить отражения. Я ничего не вижу. Натягиваю капюшон, опускаю голову. Позорно капитулирую. Мне стыдно из-за собственной слабости, но ничего не могу поделать. Это сильнее меня, сильнее всех разумных доводов, которые я вчерашний мог бы привести себе сегодняшнему. Во мне снова что-то сломалось, и все пошло наперекосяк. Хочется кричать, просить о помощи, но что-то заставляет меня молчать; мог бы встать, взять необходимое и уйти в дом на окраине, к брату, но не двигаюсь с места. Я оцепенел. Тишина пугает.

Раньше я бы разнес зеркало на осколки. Подобрал что-то с пола и швырнул в собственное лицо. Или просто бил бы кулаком, вымещая ярость.

Но теперь этого не происходит. Я почти научился принимать себя, смирился с тем парнем, чей взгляд вижу каждый раз, проходя мимо зеркал. Я ему киваю, как старому знакомому, иногда могу осторожно улыбнуться. Кажется, я так долго не улыбался, что почти разучился это делать. Лицо – словно маска. И приходится прилагать усилия, чтобы уголки губ приподнялись. Надеялся, что со временем эта способность вернется. Ведь все-таки в моей жизни произошли перемены к лучшему. Я больше не один. Во всяком случае, так было до сегодняшнего дня.

Наверное, вся наша жизнь – это вереница зеркал. И мы сами – всего лишь отражение в чужих глазах. Сложно не запутаться в этом лабиринте. Сложно не потерять себя настоящего.

Тьма вливается в меня, заполняет изнутри, я уже не тот, кем был утром. Это какое-то другое существо. Не человек. Не зверь. Тень.

Первые дни прошли спокойно. Я наслаждался уединением, слушал музыку, выбирался на пробежки по лесным тропам, читал, в общем, вел праздную, но приятную жизнь.

Что касается ночных кошмаров… Без них не обходится ни одна ночь. Я все еще просыпаюсь от собственного крика и почти никогда не могу вспомнить, что именно снилось.

Позапрошлая ночь не стала исключением. Пришел в себя от грохота выстрела, который долго отдавался в ушах тревожным эхом. Чтобы успокоиться, сходил на кухню, выпил воды. Сидел за столом и смотрел в окно, на косые струи дождя, хлеставшие по стеклу, пытаясь убедить себя, что это был всего лишь гром. Поднялся, сварил кофе и приготовил завтрак. Есть совершенно не хотелось. Кое-как одолел половину порции и вновь уставился в окно. Гроза все не заканчивалась, словно небеса решили взять реванш за двухнедельный зной. Быстро стемнело, хотя в это время занимается рассвет. Молодые деревца гнулись под порывами ветра, дождь остервенело бил по крыше, холодильник внезапно умолк – отключилось электричество. Я медленно и без удовольствия цедил остывший кофе. Плечо вновь заныло – эхо выстрела пробудило дремавшую боль. Что-то происходило, но я не мог сказать, что именно.

И тут, словно кадр из фильма, всплыло воспоминание – луг, проливной дождь, пепел над головой. Я давно не думал об этом дне. Или старался не думать. Холодный взгляд Айзека. Выстрел. Боль. Все эти образы слились воедино. Давняя история, которая невидимой, но крепкой нитью тянулась из прошлого. Я надеялся, что она оборвалась. Видимо, рановато было испытывать радость по этому поводу.

Я уже не различаю, где заканчивается боль физическая, и начинается душевная. Перед глазами проносится вереница прошлогодних событий – я снова и снова проживаю их. Снова испытываю вину, отчаяние, скорбь. Блуждаю среди зарослей, не видя выхода, а за мной медленно, но настойчиво, следует вода, темная и холодная. Она поднимается все выше и выше, и вдруг я понимаю, что оказался в ней по колено.

Сколько прошло времени? Трудно сказать. Бросаю взгляд на часы – но цифры ничего не говорят. В доме светло, вернулись привычные признаки жизни – холодильник, едва слышное гудение счетчика, будильник Августа мигает красными нулями. Стряхиваю оцепенение, выхожу на крыльцо, опускаюсь на ступеньки, бессильно приваливаюсь к перилам. Что происходит? Мой мозг ищет ответ – и не находит. Это пугает.

Вчера я смог заставить себя заняться хоть какими-то делами.

Сегодня – нет.

Ночь была паршивой. Я так и не смог уснуть. Только начинал задремывать, как внезапно вздрагивал, и меня выбрасывало в реальность. К утру я оказался во власти иррационального страха, совершенно необъяснимого. Сполз с кровати и сидел на полу до рассвета, обхватив плечи руками. Сердце гулко стучало в груди, громом отдавалось в ушах, я пытался остановить происходящее усилием воли, но так и не смог. Когда солнце заглянуло в дом, прошел, пошатываясь, на кухню, выпил воды. Наверное, я вырубился прямо за столом – подняв голову, увидел, что пятна света на полу сместились. Машинально взглянул на часы – кажется, был полдень. В голове все смешалось, я уже не понимал, когда это началось, и как долго я пребываю в таком состоянии.

Я не был голоден, но все-таки сделал бутерброд. Откусил дважды, пожевал и отложил, не ощутив вкуса. Выпил воды. Снова посмотрел на часы, но забыл, сколько было времени, когда пришел в себя. Цифры больше ничего не значили.

Я оказался внутри какого-то кокона, в котором ничего не было, кроме боли и страха. Когда второе отступило, осталась только боль. И тут-то под моими ногами и разверзлась та самая бездна. Она манила, обещая спасение, и я послушно шагнул в нее. Боль действительно утихла. Меня охватило безразличие. Стало все равно, что творится там, снаружи. Мир в этот момент просто перестал существовать. Я повис во тьме, никаких ощущений не осталось. И в первые мгновения это было даже приятно, но потом начало пугать. С трудом вынырнув на поверхность, обнаружил себя сидящим на полу в своей комнате. В окно вливались теплые золотые лучи вечернего солнца. Я почувствовал их живительное прикосновение, но это длилось недолго. Свет сменился на тревожный багровый, а потом и вовсе погас. С ним растаяла и надежда выбраться из этого оцепенения.

Не знаю, сколько я так просидел. Часы? Дни? Недели? Вскоре я перестал понимать, где заканчивалось мое существо и начиналась бездна. Границы размылись. Я больше ничего не контролировал. Мне бы позвать кого-то, но это было непосильной задачей – встать, взять телефон, произнести вслух слова «Мне нужна помощь!». Я лишился и воли, и голоса. Оставалось только слушать собственный крик, который раздавался где-то в груди. Так уже было год назад. И я помню, к чему это привело.