Читать книгу Демонхаус - Софи Баунт - Страница 3

Я сижу на подоконнике и исследую взглядом двор; иногда отвлекаюсь, чтобы сделать себе новую чашку капучино – не знаю, какую по счету, возможно, третью или четвертую, после смерти особо не заботишься, сколько кофеина окажется в твоей крови.

Огромные овальные окна свистят от ударов промозглого ветра. Готические рамы скрипят. Двери комнат бесконечно захлопываются и открываются, словно издеваясь над моим бедным рассудком круглые сутки. Детские капризы дома. Из-за них я ночами не могу заснуть и, лежа в кровати, обреченно смотрю на золотые узоры обоев, слушаю, как капли дождя барабанят по карнизам, и размышляю, во что я превратился…

– Знаешь, люди давно придумали такую штуку, как интернет, где можно найти любую информацию и фильмы для взрослых. Попробуй как-нибудь, вместо того чтобы устраивать в своем доме бордель, – произношу я раздраженно, напоминая Саре о моем жалком существовании.

Впрочем, разве это существование? Да, я живу как обычный человек: ем, пью, испытываю боль, могу даже с кем-нибудь переспать, если захочу, но на улицу мне не выйти. Стоит ступить за порог, как является Сара, и меня силой откидывает назад.

Понятия не имею, что я такое!

Кровавое пятно красуется на белом ковре, где меня зарезали. Ведьма не удосужилась его отмыть, хотя с моей смерти прошло три дня, и посмотрите, чем я занимаюсь – стою у окна, созерцая оргию. Да-да, я здесь далеко не один. В этом доме целая коллекция идиотов вроде меня.

– У тебя слишком длинный язык, – отзывается Сара, рассматривая пышноволосую брюнетку, которая изгибается в руках Рона. – Заткнись и не раздражай, раз подарки принимать не намерен.

Подарком она называет гостью. Кем бы та ни была. Она позвала ее, видите ли, для меня (чтобы утешить), и вообще, она много чего для меня делает: терпит в своем доме, например, после того, как сама же меня грохнула, – терпит меня в тюрьме, где сама же и заперла, какое великодушие, блядь. На вопрос, зачем она это сделала, Сара не отвечает, более того, улыбается… Этой твари смешно!

Пока ведьма устраивает эротические шоу с живыми актерами, другой пленник дома по имени Иларий читает книгу за барной стойкой, делая вид, что он слепой. И глухой. Кого обманывает – неясно.

Рон же занят укрощением подарка, который предназначался мне: старается, как Геракл над тринадцатым подвигом, да и таинственная гостья в умениях тоже не отстает. Они испробовали и диван, и ковер с этим гребаным пятном моей крови, и стол (хотя в тот момент я там ел, на минуточку!), обжимаются уже час подряд. У моего помешанного на библейских заповедях отца сердце бы остановилось.

Не знаю, чего ведьма добивается, устраивая подобные порнопредставления, но быть ее кобелем для случек я определенно не намерен. Впрочем, ей наверняка кажется, что раз я остаюсь в гостиной, несмотря на недовольную морду, то происходящее мне нравится. Оторвать взгляд от сношающихся и правда трудно, но я далеко не извращенец, уж поверьте (не верьте). Здесь другое. Мне все еще любопытно… все ли чувства остались после смерти?

И ладно. Я немного преувеличил. Здесь не оргия, развлекаются лишь двое. Но разврат же, ей-богу!

– А если не заткнусь? – со смешком язвлю я ведьме. – Что будет? Прикажете вас ублажать, мадам сутенерша?

– Нельзя заставить делать то, что ты и так хочешь, – смеется Сара.

Я фыркаю.

Сделав новый глоток кофе, понимаю, что меня от этой мерзкой жижи уже тошнит не меньше, чем от всего происходящего вокруг, так что выплескиваю капучино в раковину, а надо бы Саре в лицо.

– Прости, но ты просчиталась, меня не возбуждает, когда девушка вонзает мне в горло нож, – шиплю я в ответ на вопросительный взгляд ведьмы. – Так что ты в пролете.

– М-м-м, – чарующе улыбается она, – дай угадаю, ты сам любишь вонзать что-нибудь в горло девушек?

– Да, – я иронично выгибаю одну бровь, – и у меня даже есть кое-что для тебя… кое-что длинное. – Я скручиваю полотенце и кидаю его в сторону Сары. – Кляп! С великим удовольствием засуну его в твой рот.

Ведьма хмыкает.

Не желая больше наблюдать этот эротический цирк, я отворачиваюсь. С какой целью ведьма его устроила – неизвестно. Вздохи за спиной сгущаются, отголосками проносятся по стенам, и я гашу в себе тягу подсмотреть, укалывая палец о булавку, прикрепленную к черной кофте. Я так делал, сколько себя помню. Боль помогает мне сосредоточиться. Кровь сползает с кончика мизинца, и я упрямо смотрю на багровый след, но глаз непослушно зацепляет Сару. Точнее, ее обнаженные ноги.

Она тоже участвует в подобном веселье? Возможно, спит с Роном? Или с Иларием? Поэтому паренек книги в уголке нервно перечитывает?

Шумно втянув носом воздух, я окидываю взглядом просторы за окном. Высокие раскидистые дубы, можжевельники и липы, которые застали еще правление Екатерины Второй. Беседка, укутанная желтыми, красными и зелеными листьями. Три надгробия недалеко от дома – могилы красуются не где-то за забором, а прямо во дворе: выйди через заднюю дверь и окажешься на личном кладбище. Имен на надгробиях нет. Стерлись со временем. Каждый вечер Сара садится на фигурную лавку и что-то рассказывает усопшим: кажется, просто о том, как прошел ее день (ведь лучший собеседник – мертвый собеседник), порой даже советуется (привет, шизофрения). Словом, под землей лежит кто-то, кого она знала при жизни. Ответа кто – я не добился. Этого не знают и домочадцы.

Когда я поворачиваюсь, Рон одевается, а брюнетка направляется к выходу (еще и подмигивает мне на прощанье). Сара сидит в длинном янтарном халате, заплетая волосы в толстую рыжую косу, но пояс не завязан, лежит под кофейным столом.

Ведьма лениво потягивается и усмехается, замечая, что я вскользь заглядываю в зазор, откуда видна часть ее груди.

Намеренно раздражает?

С рокового дня моей смерти Сара беспрерывно следит за мной и ежечасно пытается чем-нибудь задеть, как-то укусить или даже соблазнить (ага, соблазнился уже, хватит). Я чувствовал ее непрерывный взгляд все время, что смотрел в окно, чувствовал не видя. Поразительное ощущение. Словно ведьма одними глазами обгладывает каждую молекулу моего тела, управляет ощущениями. Когда Сара наблюдает за мной, внутри мерцает необъяснимый огонь, кажется, что меня призывают, как на спиритических сеансах, требуют подчиниться воле.

Не знаю, что происходит в этой чертовой готической психушке и конкретно со мной, но пора бы уже во всем разобраться.

Я вздыхаю, поднимаю шелковую ленту и бросаю Саре.

– Завяжи пояс.

– А что такое, Рекси? – хлопает она ресницами. – Тебя что-то смущает?

Я рычу под нос ругательства. Сара называет меня малышом Рекси, потому что сейчас я самый молодой в ее «гареме». Рона она убила двадцать лет назад, когда ему было двадцать восемь, Илария – пять лет назад. Ему тогда стукнуло двадцать пять. Мне двадцать шесть, но ведьма считает, что я хуже ребенка.

А как я должен себя вести? Вместо того чтобы отправиться на покой, я застрял в этой богадельне. Понятия не имею, как отсюда выбраться. И сколько лет самой ведьме. Выглядит она совсем юной – примерно моя ровесница или помладше, я-то вообще принял ее за студентку.

Сара встает с кожаного бежево-черного дивана и, размахивая рыжей косой, подплывает ко мне вплотную. Аромат лаванды и шалфея проникает в нос: яркий, настойчивый, как и его хозяйка. Я замечаю на животе девушки глубокие шрамы. Уродливые. Изогнутые. Их что, ржавым гвоздем нанесли? И кто, интересно, создал подобный шедевр?

– Ты чем-то недоволен, Рекси?

– Ни в коем случае, – цежу я сквозь зубы, обхватываю талию Сары поясом и завязываю.

Ведьма фыркает.

– Какой джентльмен, – наигранно восхищается она. – И не скажешь, что пару дней назад ты прибежал ко мне, точно песик с высунутым от нетерпения языком.

– У меня зрение плохое, – подмигиваю я. – Иногда как увяжусь за каким-нибудь… рыжим чудищем, так потом кошмары снятся.

– То-то я все время ловлю твой взгляд в зоне моего декольте… прячешь там глаза от страха.

– Детка, я видел богатство, куда притягательнее, не обольщайся.

Ведьма выгибает одну бровь.

Зря сказал. Злить Сару – дело гиблое. Первый день я грубил ей постоянно, а еще кинулся на нее с кинжалом, украшающим стену гостиной. Ха. И на что я надеялся? Она опять схватилась за золотой медальон на шее, и меня парализовало. Не знаю, что за черную магию таит эта побрякушка, но медальон с изображением изумрудных когтей позволяет ведьме управлять призраками в доме. Я – не исключение. На следующий день не смог покинуть комнату: каждый раз натыкался на какой-то барьер и в дверях, и в окнах.

Омерзительный опыт.

Сара невесомо проводит горячими губами по моей щеке, откидывает свою косу и истязает меня взглядом выразительных синих глаз. Движения отточены. В них нечто плавное, кошачье, привязывающее. Она – болезнь, заражающая мужчин. Точно бешенство – не сделай укол вовремя и не излечишься – проникает в организм, и мозги атрофируются до той степени, пока не превратишься в дикое животное.

На ее ключицах поднимается и опускается в такт дыханию золотая цепочка. Я замечаю зеленое свечение медальона. Сара по обычаю усмехается и отступает. Свет гаснет.

– Лари, сделаешь чай с жасмином? – зевая, протягивает ведьма и уходит на второй этаж.

– Не вопрос, – отзывается Иларий, приглаживая свои золотые волосы и сдувая несуществующую пыль с белоснежного пиджака.

С другой стороны огромной гостиной (объединенной с кухней) доносится приглушенный звук телевизора. Там Рон, закончивший развлекаться с моим «подарком», привычно развалился в массивном кресле с банкой пива. Я уже успел привыкнуть к хмельному амбре. Этот человек целыми днями переключает каналы, ругает пульт, пьет, курит, но, самое забавное, остальное время занимается спортом.

Плазменный телевизор, холодильник, микроволновка и прочие радости современного мира выглядят на фоне готического интерьера как деструктивный элемент. Я не представляю, чем призраки занимались здесь раньше, до появления благ цивилизации, и рад, что могу хотя бы посмотреть сериал, когда отвоюю пульт у Рона, который почему-то помешан на популярных женских проектах, вроде «Секса в большом городе» или «Отчаянных домохозяек».

Обилие черно-коричневых оттенков с бордовыми акцентами в декоре угнетает мою психику. Не спорю, что все эти узкие арочные окна, бордовые шторы с драпировкой, витражи на добротном кухонном гарнитуре, стрельчатые потолки, камин из темного мрамора с золотыми узорами, решеткой и фигурами какой-то нечисти из «Божественной комедии» Данте, ажурная мебель с резьбой, люстра, подвешенная на цепях, с коваными фрагментами и светильниками в виде свечей, придают дому особый шарм и загадочность, но подобная атмосфера окончательно вгоняет меня в депрессию.

– Может, хватит упиваться? – рявкаю я на Рона и забираю пульт.

В одной его руке банка с пивом, в другой – кусок курицы в панировке.

– Закончу к обеду, – отмахивается он от меня.

– Уже обед.

– К обеду пятницы. Сегодня четверг.

Рон вырывает пульт обратно и откидывается на диване, отрывая зубами внушительный кусок мяса. Курица выпадает из его рта и приземляется на желтую футболку.

– Мне вот интересно, – не выдерживаю я, – тебе не стремно было сейчас трахаться у всех на глазах?

– А тебе не стремно было стоять и смотреть, вместо того чтобы свалить и не мешать мне отдыхать? – парирует он. – Или ты застыл, первый раз в жизни увидев что-то действительно длинное? Не переживай, мне стесняться нечего. И на вас всех мне глубоко по хер, так что читай свои нравоучения кому-нибудь другому.

Позвякивая ложкой из антикварного громоздкого сервиза, голос подает Иларий:

– Ты рискуешь очутиться за дверью «тайника», Рекс.

– Чего? – переспрашиваю я, отвлеченный банкой, которую Рон в меня запустил. – Тайника?

Иларий поправляет на носу очки в кошачьей оправе без стекол. Зрение после смерти идеальное, но парню явно комфортнее в очках, они для него как маникюр для девушки – поддерживают душевное равновесие.

– Мы не единственные в доме, – продолжает Иларий. – Других призраков Сара заперла в подвале.

Я щурюсь и соображаю, о какой двери идет речь. Да, в подвале имеется одна странная запертая дверь. И кое-что за ней слышно. Голоса…

Во тьме эта дверь светится и выглядит как врата в преисподнюю. Ламп в той части подвала нет, бродишь на ощупь. Близко я не подходил, но даже на расстоянии слышал, как оттуда доносится что-то невнятное. Как ни старался, разобрать и нескольких слов не смог. Только жути нагнал на себя. Хотя… чего я могу бояться? Я мертв!

Не знаю, чем я стал, но факт остается фактом. Мне перерезали горло. Я дорожу этим знанием, боюсь забыть, кто я, что произошло… сойти с ума.

– То есть ведьма прячет за дверью души убитых мужчин, чтобы они не разгуливали по дому? – предполагаю я и тру подбородок. – Но парочку услужливых ребят оставляет.

– Я похож на услужливого идиота вроде Ларика? – возмущается Рон, громко чавкая. – Не мечтайте. Просто каждый из нас Саре чем-то интересен.

– Ага, – бурчит Иларий, натирая поднос до скрипа, – рядом должен быть хоть один урод, в сравнении с которым девушка будет чувствовать себя безумно желанной. Хорошо, что у нас есть Рон.

Рон кидает в Илария банку.

Я посмеиваюсь. Рон действительно выглядит как побитый после матча хоккеист, его части лица будто бы сдвинуты с природного места. У него рожа гиппопотама. Еще и шрам от скулы до лба. В остальном – ничего сверхзапоминающегося: кудлатые каштановые волосы и карие радужки. Я умудрился выпытать, кем он работал при жизни. Оказалось, что Рон был следователем.

А вот Иларий – смазливая кукла для девочек: блондин с салатовыми глазами, высокий, худой, с россыпью веснушек, курносый, у него идеальные ногти, безупречно выглаженные дорогие рубашки и зализанные волосы до плеч.

– Ты здесь двадцать лет, – восклицаю я. – Неужели не пытался выбраться?

– Слушай, просто оставь меня в покое, а? – не отрываясь от просмотра новостей, выпаливает Рон и набивает рот луковыми чипсами. – Скоро ты отправишься в подвал. Не хочу водить с тобой знакомства, парень.

– Никуда я не отправлюсь! Во-первых, меня будут искать. Эту заразу арестуют! Во-вторых, она не сможет удерживать меня вечно.

Рон давится пивом и смеется.

– Ну-ну, видишь ли…

Он замолкает, услышав звонок в дверь, а мое сердце в этот момент делает сальто. Подбежав к окну, я вижу полицейского. Да неужели! Не прошло и века!

Я резко распахиваю дверь в дом. Она лязгает о стену, и ветер торопится ворваться в гостиную, катает по доскам разбросанные Роном банки.

Гость отпрыгивает, окидывает меня взглядом и ошеломленно выдает:

– Рекс Крамской? Нам поступило заявление, что вы пропали без вести, но…

– Да! – кричу я и затаскиваю спасителя в дом. Так крепко вцепляюсь в рубашку полицейского, что голубая ткань трещит и рвется. – Я мертв! Меня убили вот на этом месте!

Стоп…

Что я несу?

– Простите, – мямлит спаситель с ярко выраженным желанием измерить мне температуру. Его черные кустистые брови изгибаются. – Что вы сказали?

– Хотели убить, – исправляюсь я. – Здесь живет самый настоящий маньяк. Маньячка!

Я указываю на кровавое пятно и в мыслях чуть ли не рыдаю: то ли от горя, то ли от счастья. Живой человек меня видит! Он разговаривает со мной. А значит… что? Значит, надо бежать.

– Скорее, – я тяну мужчину обратно на улицу. – Здесь опасно находиться. Поверьте! Я все расскажу в участке.

Полицейский не сопротивляется, ныряет за мной на улицу. Сейчас он, скорее всего, видит угрозу именно во мне, а не в моих сказках про маньячку, и раздумывает, не отправиться ли сразу в психбольницу. Да лучше туда! Главное, отсюда сбежать, пока ведьма не вернулась. Она совершила ошибку, когда потеряла меня из виду, а я шанса не упущу.

Улыбаясь лучам солнца, я бросаюсь к воротам. Сад, жуткий и густой, скрипит ветками и шепчет вслед, но я счастлив и ощущаю лишь пряный запах травы, бодрящий холод и вкус свободы. Я хватаюсь за ручку калитки, выскакиваю со двора и прощаюсь с пыльными стенами мрачного особняка, с воем его стекол и коридоров по ночам, с его чокнутыми обитателями и…

Внезапно – все расплывается.

Я не могу дышать. Не только пространство, но и само время качается из стороны в сторону, будто некто дергает стрелку циферблата. В голове взрывается женский смех, а за ним песня:

«Над головой топор, у горла нож. Шагни за дверь – и там умрешь».

Секунда… и я падаю на белый ковер. Лицом в кровавую лужу.

Нет…

Не может быть!

Я подскакиваю на ноги, отталкиваю испуганного полицейского и вновь несусь во двор. Ботинки хлюпают по лужам. Еще чуть-чуть…

«Над головой топор, у горла нож. Шагни за дверь – и там умрешь».

Снова гостиная. Лужа. Кровь…

Несколько раз я еще пробую выбежать на улицу, но в итоге сдаюсь – скатываюсь спиной по стене, подпирая лицо потными ладонями.

– Что за фокусы? – сердится полицейский. Видимо, решает, что мы устроили розыгрыш. – Немедленно следуйте за мной. Вы все!

Рон безучастно оглядывает гостя и бормочет:

– Беги, пока можешь, имбецил.

– От кого бежать? – звучит женский смешок. – Неужели от меня?

Голос у лестницы. Он же – предсмертная трель. Сара с гордо вздернутым подбородком спускается на первый этаж, цокая по ступеням каблуками. Она задумчиво косится на меня, а затем спрашивает у полицейского:

– Заблудился, малыш?

– Простите, но я вынужден сопроводить всех в участок.

Сара подплывает к парню, накручивая рыжую прядь на палец.

– Неужели я совершила преступление, офицер? – Ведьма обвивает руками шею полицейского. – В таком случае вы должны меня наказать… по всей строгости.

Я вскакиваю так быстро, что сбиваю вазу с тумбочки, однако Рон хватает меня под руки. Вырываюсь я недолго. Изумленный, понимаю, что Сара убивать гостя не собирается, но с ним происходит нечто странное. Пустой взгляд абсолютно белых глаз. Полицейский ничком падает перед ведьмой и по-щенячьи скулит.

– Ты забудешь, что видел, сохранив в памяти одно. Дом пуст. Его хозяйка живет в другом городе, но иногда приезжает проведать семью. Все понял? Проваливай.

Парень жадно целует изящные пальцы девушки, пока она его не останавливает, после чего он скрывается, тихо прикрыв за собой дверь.

Ведьма стоит посреди гостиной, качая головой и растягивая губы в самодовольную улыбочку, но затем переводит взгляд на меня. Она хватается за медальон и что-то шепчет. Мой живот вдруг скручивает острой болью. Кожу жжет. Лопается. Кровоточит. Я не могу сдержать крика и падаю на пол, не зная, как остановить этот кошмар и что вообще происходит.

Сначала Сара молчит, наблюдая за моими страданиями, а затем разжимает кулак, и боль растворяется.

– Ты когда-нибудь задумывался, чего боишься больше всего на свете? – рассматривая алые ногти, интересуется Сара.

Я молчу, стоя перед ней на коленях, меня словно придавило к полу самосвалом.

– Нет? – ухмыляется она. – Что ж, определенно ты не боялся полиции, хотя и решил почему-то, будто ею можно напугать меня. Знаешь, Рон боялся пауков. Смешно, не правда ли? Лари и вовсе от миллиона вещей в обморок падал. А вот ты, Рекси, ты боялся лишь одного, да? Заточения…

– К чему… ты клонишь? – выдавливаю я.

– Отныне ты пленник дома. И единственное, что должно вызывать у тебя ужас… это гнев его хозяина.

Сара вновь берется за медальон, и в мою кожу изнутри будто вонзаются миллионы игл, разрывая тело. Я вновь падаю на пол, не в силах вдохнуть. Мир гаснет.