Читать книгу В стране кораллового дерева - София Каспари - Страница 11

Анна стала осторожней. Она избегала ходить по богатым районам города. Она редко гуляла, а вечером больше не стояла возле ресторана, подсматривая за блестящим миром. Девушка чаще сидела с матерью и сестрой, шила и штопала одежду, зарабатывая еще несколько песо. Она старалась не обращать внимания на жалобы матери. Анна разговаривала с отцом, когда тот был трезв. Напрасно она пыталась больше разузнать о Густаве и Эдуарде. Очевидно, братья ушли из дому, крепко разругавшись с родителями, но больше девушка не смогла узнать ни от Ленхен, ни от Элизабет.

Ленхен все чаще уходила из дому. Она говорила о работе, которую хотела найти. Анна тоже пообещала себе вечером проводить свободные часы в поисках нового места. Место у нее было хорошее, но никто не знал, как долго Штефан Брейфогель разрешит ей выполнять мужскую работу, если узнает о ее беременности.

Поэтому Анна решила следить за объявлениями, прислушиваться к разговорам. Одна из проституток, женщина с коричневой кожей и курчавыми волосами, рассмеялась Анне в лицо, когда та на улице обошла ее стороной.

– Я тоже когда-то так делала, думала, что я слишком изящна для этого. Но знаешь что, девочка, я зарабатываю хорошие деньги. Я могу позволить себе все, что захочу, и мне не приходится красться, как воровке.

Анна с трудом поняла смысл этих фраз, произнесенных на испанском. Она не ответила, лишь туже затянула на груди шаль.

За следующим поворотом находилась пульперия, в которой ее отец пропивал почти всю зарплату. Сегодня еще рано, возможно, ей удастся уговорить его пойти домой и предотвратить самое худшее. Анна повернула за угол и замедлила шаг, направляясь к цели. В тот же миг ее сердце словно сковали холодные тиски. Оно замерло, а потом вдруг вновь забарабанило. Девушка словно в один миг лишилась сил и остановилась. Колени подкашивались, ноги дрожали, она вся стала словно из теста. Эту рожу она никогда не забудет. Это злое лицо запомнилось ей навсегда. Чувство страха, которое свинцовым грузом лежало у нее на сердце во время путешествия на корабле, вернулось.

«Пит, – подумала она, – это же Пит. Но где Михель?» Где был один, там неподалеку вертелся и второй. Ей нужно было уходить, и чем скорее, тем лучше, пока Пит не заметил ее.

Анна развернулась, но тут кто-то положил тяжелую руку ей на плечо. Анна едва не вскрикнула от ужаса. Она хотела вырваться и убежать, но ее схватили еще крепче. «Нет, – подумала она, – нет, пожалуйста, нет!»

– Анна?

– Эдуард?

Анна широко раскрыла глаза от удивления. Она так долго не слышала этого голоса и все же сразу узнала его. Со вздохом облегчения она повернулась. Ее колени до сих пор дрожали и подкашивались. Перед ней стоял хорошо одетый высокий мужчина и улыбался ей.

Эдуард…

«Я не видела его полтора года», – подумала Анна, не веря своим глазам. Ласковый взгляд карих глаз, который так нравился девушкам на родине. Большие, немного пухлые губы, свидетельствовавшие о веселом нраве, о которых нельзя было вспоминать не краснея, как говорила подруга Анны, Гуштль. Волосы, густые, темно-каштановые, как у всех Бруннеров, с рыжеватым оттенком, были длиннее, чем она помнила, и спадали на широкие плечи. Возможно, они были слишком длинные и выглядели несколько вызывающе.

Эдуард поправился, но, несмотря на это, Анне казалось, что ее брат изменился меньше, чем остальные члены их семьи. Он не выглядел так, словно страдает от голода или по вечерам беспокоится о завтрашнем дне. Эдуард выглядел хорошо. Анна разглядывала брата. Ей всегда нравился Эдуард. Они были близки, хотя он и был на десять лет старше ее. В Германии считалось, что чем взрослее человек, тем он опытнее. Старший брат всегда оказывался рядом, когда Анне нужна была его помощь. Он утешал ее, обрабатывал ее раны, полученные во время безудержных детских игр. Внезапно Анна почувствовала, что они ближе друг другу, чем когда бы то ни было.

– Рад тебя видеть, малышка, – произнес Эдуард и прижал ее к себе.

Ощущение доверия и близости вернулось, когда они стояли вот так, обнявшись. Анна почувствовала запах табака и алкоголя. Вскоре она заметила, что Эдуард снова ее разглядывает.

– Как у тебя дела?

– А как у меня могут быть дела?

Анна была бледна, под глазами расплылись темные круги. Это было заметно.

– Тяжело дома?

Анна лишь кивнула – она не хотела, чтобы брат услышал, как дрожит ее голос, когда она говорит о доме. Она несколько раз глубоко вздохнула.

– Почему ты оставил их одних? – спросила она, не сводя глаз с Эдуарда.

На его лице отразилась досада. Брат сжал руки в кулаки, потом разжал пальцы и вздохнул.

– Я никого не оставлял. Отец выставил меня и Густава за дверь.

– Почему?

Эдуард взглянул на Анну.

– Ты не поймешь этого, малышка, – ответил он.

– Объясни мне.

– Ему не понравился наш образ жизни.

Она хотела расспросить брата еще о чем-нибудь, но сдержалась. Было очевидно, что Эдуард не хотел говорить ей правду. Анна почувствовала, как в ее душе зарождаются обида и горечь. Может быть, им все еще удастся изменить? «Откуда у него такая одежда, – спрашивала она себя, – и чем он занимается?»

Но, возможно, ей не стоит слышать то, что он может ей сказать. Наверное, тогда бы Анна поняла, почему отец выгнал сыновей из дому. Девушка скрестила руки на груди. Она радовалась неожиданной встрече с братом. Только сейчас она с испугом заметила шелковую рубашку с украшенным серебряными песо пояском и темную куртку из шикарной ткани. По спине девушки пробежала дрожь. Анна подняла голову, словно этим хотела придать себе решимости.

– А где Густав?

– В пути. Он выполняет мое коммерческое поручение.

Только теперь Анна обратила внимание на других людей, которые за время их разговора подошли ближе и обступили Эдуарда.

Девушка нахмурилась. Ей было просто необходимо спросить его, она должна это сделать. Она обязана узнать, чем ее брат зарабатывает себе на жизнь.

– Чем ты занимаешься, Эдуард?

Он помолчал, потом ухмыльнулся.

– Разве мать тебе об этом не рассказала?

Анна покачала головой.

– Этого и следовало ожидать. – Эдуард осклабился. – Она всегда считала, что неприятности просто исчезнут, если долго лгать.

– Лгать?

Брат вдруг показался Анне ужасно усталым, и теперь она заметила новые морщины на его лице. Да, он постарел.

– Густав и я занимаемся делами, малышка.

Анна невольно взглянула на знакомых брата. Один из них был блондином, другой – брюнетом. У блондина на поясе висел нож, предплечье брюнета украшала татуировка. Анна вновь посмотрела на брата.

– Что это за дела?

– Тебе совсем не обязательно знать об этом, малышка. Если тебе нужны деньги, – Эдуард почти с мольбой посмотрел на нее, – я всегда готов помочь.

«Дела, – повторила про себя Анна, – дела. Вряд ли это что-то законное». Она опустила голову, потому что не могла больше смотреть на любимого брата.

– Это какие-то нечестные сделки, да?

– Нет, – медленно ответил Эдуард. – Пойми, я не хочу утонуть в дерьме. Я хочу лучшей жизни. Мне ведь тоже полагается немного счастья.

Немного счастья… Анна старалась не смотреть брату в глаза. Да, она тоже считала, что достойна счастья, но только не таким путем, только не так.

– Скажи мне, когда тебе понадобятся деньги, – повторил Эдуард.

– Нет, – произнесла Анна несколько поспешно и резко. Вдруг ей стало дурно. Она сглотнула слюну. – Нет, я не могу.

– Это моя сестра, – сказал Эдуард через плечо блондину, а черноволосый Джино в это время отошел и встал на углу улицы.

Элиас подошел ближе и смотрел вместе с Эдуардом вслед девушке, которая быстро удалялась.

– Я рад был с ней снова встретиться. Я думал, что хоть она не будет меня ни в чем обвинять. – Эдуард взглянул на Элиаса. Зрелый мужчина поджал губы и почесал за правым ухом.

– Дай ей немного времени.

– Да, я, наверное, так и сделаю.

Эдуард задумался. Его мать продолжала отказываться от денег, потому что боялась отца. Анна была более прагматичной, и он это знал. Эдуард сплюнул.

– Где Густав? Он уже давно должен был вернуться.

Элиас пожал плечами.

– Он в городе уже со вчерашнего дня.

Эдуард поднял брови. «Со вчерашнего дня, – повторил он про себя, – и до сих пор не повидал меня? Стал ли он серьезнее? Может, Джино прав и Густав не может руководить бандой? Гадюку всегда вскармливаешь сам, так недавно сказал неаполитанец». Эдуард старался не выказывать мрачных мыслей. На его лице появилась покровительственная улыбка. Он похлопал по плечу своего самого верного соратника – Элиаса.

– Пойдем выпьем чего-нибудь. В моем горле сухо, как в пустыне.

Мария стояла у большого стола в комнате, которая служила им и столовой, и гостиной, и спальней. Темные волосы она собрала в пучок и надела чистый фартук на хрупкое тело. Она добавила в бульон еще больше воды. Если были деньги, бульон получался наваристым. Тогда в доме были свежие ньокки, тальятелли, полента или фирменное ризотто Марии. Если денег не было, как сегодня (а такое происходило намного чаще), на обед подавался разбавленный бульон и черствый хлеб. И все-таки Мария улыбалась. Она налила бульон в жестяные миски, которые сослужили им хорошую службу во время плавания, и положила рядом с каждой по тонкому кусочку хлеба.

Все-таки они ели. Все-таки у нее была семья, а не так, как у Пелегрини, который во время путешествия потерял жену и троих детей.

Троих детей! Мария замерла. Это, наверное, ужасно – приехать совершенно одиноким в Новый Свет, о котором так много рассказывают. «Тебе никогда не стоит об этом забывать, – подумала она, – ты не одинока. За это ты можешь поблагодарить Бога».

Мария решила в ближайшие дни снова навестить Пелегрини. Вдруг она услышала снаружи тихий свист. Лука сидел на скамейке, прислонившись спиной к теплой стене дома, наслаждался красным заревом заходящего солнца и ждал ужина. Он был в хорошем настроении.

Утром он получил работу в порту. Нужно было закончить с погрузкой корабля, и тогда он принесет домой хорошие деньги. Они пополнят припасы и отложат немного песо на черный день. Потом на эти деньги Мария сможет купить курицу или хороший кусок мяса.

Из кармана фартука Мария достала сушеный перец чили – последний, который у них остался, – и раскрошила немного на почти размокшие кусочки хлеба. Завтра она сможет купить новый чили. Все хорошо. Мария испытала облегчение, и у нее на лице появилась улыбка. Девушка вынесла тарелку Луке на улицу.

– Спасибо, – сказал он, принимая ее, и ослепительно улыбнулся Марии.

По нему было видно, что он тяжело работал. Лицо и руки по-прежнему были грязными, хотя он тщательно вымыл их, громко фыркая. Лука с аппетитом съел несколько ложек бульона, а Мария в это время смотрела на улицу. Пасквилиани, которые жили через два дома от них, еще не садились ужинать. Через открытое окно было видно, как сеньора Пасквилиани нарезает овощи. Сеньор Пелегрини еще не вернулся домой. Дети Винонуэво убежали куда-то играть. Не в первый раз Сюзанна Винонуэво стояла перед домом, уперев руки в бока, и громко звала их.

Мария заметила, что Лука наблюдает за ней. Потом он поставил миску рядом с собой на скамейку и осторожно погладил Марию по левой руке.

– Ты снова думаешь об этом? – тихо спросил он.

Мария не могла отвести взгляд от Джулио и его сестры Джованны, которые бежали по улице к матери.

Она кивнула, поджав губы. Ей не хотелось отвечать, иначе она снова могла бы заплакать. Лука тоже не мог вымолвить ни слова, лишь печально смотрел на жену.

– Это не твоя вина, – сказала наконец Мария.

Она хотела, чтобы ее голос звучал увереннее. Маленькая Чиара, умершая во время плавания, была не первой и не последней. «Пелегрини потерял троих детей, – вспомнила девушка еще раз. – И жену».

Мария обхватила себя руками. Она никак не могла забыть маленькую дочку. Она не могла этого сделать, пусть даже Луке из-за этого было больно.

«Это не его вина, – подумала Мария, – мы тогда вдвоем принимали решение, и я готова была отправиться в путешествие. Я тоже этого хотела. Я хотела, чтобы у Чиары была лучшая жизнь». И вот теперь ее маленькая девочка лежала на дне океана. Мария даже не помнила, как волны поглотили крошечное тело, так тяжело ей было.

– Ешь, – тихо произнесла Мария, – я сейчас возьму тарелку и приду.

Лука кивнул. Мария надеялась, что ее муж не будет беспокоиться из-за того, ела она что-нибудь или нет. Случались дни, когда она часто думала о Чиаре и совершенно не чувствовала голода. Восемь месяцев жизни отвел Господь их малышке. После этого несчастья Мария так и не смогла забеременеть. Она вернулась в полумрак комнаты и взглянула на свою миску. Ее кусок хлеба уже совершенно размок. Когда девушка села за стол, ей на ум пришла старая неаполитанская колыбельная. Она тихо напевала себе под нос и скребла ложкой по краю жестяной миски. Эту песню она часто пела Чиаре, даже на корабле, когда девочка лежала у нее на руках. У нее была горячка. Тогда Мария отказывалась есть, лишь иногда выпивала немного застоявшейся воды, если Лука заставлял ее…

Мария сжала зубы. У двери вдруг послышался шум. Девушка подняла голову и увидела Анну.

– Можно войти? – спросила она.

Ее голос дрожал. Она плакала.

Мария налила Анне немного воды в жестяную кружку, приправив несколькими каплями сиропа. Потом девушки сели за стол друг напротив друга и некоторое время молчали.

Казалось, Анна не знает, с чего начать разговор. Она хмурилась, нервно вертела в руках кружку, потом сделала еще несколько глотков. Анна то смотрела Марии в глаза, то отводила взгляд. На ее щеках виднелись следы слез. Молодая итальянка ждала.

Лука оставил девушек одних. Снаружи доносилось тихое бряцание металла. Наконец все стихло. Сквозь распахнутую дверь можно было видеть, как переулок окрасился в темно-красные тона. В отвратительно пахнущих стоячих водах играли последние лучи заходящего солнца.

Утыканные гвозди´ками лимоны слегка заглушали в комнате запах разложения, который, в зависимости от направления ветра, становился сильнее или слабее.

– Я встретила Эдуарда, – наконец произнесла Анна.

Мария вопросительно взглянула на нее.

– Моего брата, – пояснила Анна.

– Эдуарда? И… – Мария подыскивала подходящие слова. – И теперь ты плачешь?

Слова Марии напомнили Анне о неприятном. Она провела ладонью по щекам и опустила руки.

– Ты знаешь моего брата, знаешь, чем он занимается? – спросила она, стараясь успокоиться.

Мария пожала плечами.

– Каждый это знает. Каждый знает, кто такой дон Эдуардо.

Слова Марии прозвучали для Анны как гром среди ясного неба.

– Но я-то этого не знала, – тихо произнесла она. – Понимаешь? Я не знала этого.

На какое-то время девушка замолчала, уставившись на неструганые доски, из которых был сколочен стол. По ее щекам вновь потекли слезы. Несколько слезинок упало на руку, лежащую на столе, оставив после себя мокрый след.

Мария потянулась через стол и погладила Анну по руке.

– Дон Эдуардо неплохой человек.

Анна покачала головой.

– Мои братья – преступники, – прошептала она, – поэтому отец и не хочет их видеть. Мне неизвестно, чем они занимаются на самом деле, но это что-то незаконное.

Ее голос дрожал. Анна начала всхлипывать. Мария поднялась, обошла стол и положила руку ей на плечо.

– Твои братья – это твои братья, – просто сказала она. – Что бы они ни делали. Ты любишь их, ведь это твоя семья.

Анна прильнула к Марии. Как приятно было ощущать тепло другого человека! Она так давно чувствовала себя одинокой! Анна думала о Калебе, который становился все слабее и уже практически не вставал с постели. Она вспоминала Эдуарда. Когда у него было время, он играл с ней, Густавом и Калебом. Тогда они были еще детьми. Ничто не могло их разлучить…

Анна села прямо, шмыгнула носом и снова вытерла слезы ладонью.

– Эдуард всегда относился ко мне хорошо. Он ведь самый старший из нас, ты же знаешь. Он часто играл со мной, хотя я была тогда еще совсем маленькой. Со мной и с Калебом.

Мария кивнула.

– Он хороший старший брат. Он любит свою младшую сестру.

Анна уставилась на жестяную кружку и отодвинула ее одним пальцем, чтобы потом снова притянуть к себе. «Может, Мария и права, что так говорит об Эдуарде?»

– У меня тоже есть старший брат. Я по нему очень скучаю, Анна, очень, очень, очень. Как бы я хотела, чтобы он был здесь, рядом со мной.

Анна кивнула. Наверное, ей стоило иначе смотреть на вещи: Эдуард был здесь, был рядом с ней… Она вдруг встала. Неожиданно взгляд Марии упал на живот Анны. Итальянка сначала засомневалась, но все же спросила:

– Ты ждешь ребенка?

Щеки Анны порозовели.

– Уже заметно? Моя семья знает об этом, но…

– Теперь и я это вижу. – Мария внимательно посмотрела на подругу. – И когда это случилось?

– В декабре, я думаю.

– И что говорит Брейфогель?

Анна потупила взгляд.

– Он еще не знает. Может, он думает, что я слишком много ем…

Она хотела, чтобы ее слова прозвучали серьезно, но не смогла не рассмеяться.

Мария тоже улыбнулась.

– Я помогу тебе, – сказала она потом. – Я умею обращаться с… bambini…

– С детьми. Спасибо.

Голос Анны стал почти неслышным. Девушки переглянулись, дружно рассмеялись и обнялись.

Что бы ни случилось, они были подругами.

Крепко держа мясо, Пит Штедефройнд отрезал кусок и сунул в рот. Пряный сок жаркóго тек по подбородку на расстегнутый воротник, пока он жевал. Чуть позже тарелка опустела, и Пит провел по губам тыльной стороной ладони, блаженно вздыхая. Дома он не мог позволить себе такой роскоши. Здесь он ел мясо, когда хотел, не только по воскресеньям. Пит достал языком остатки мяса из зубов, потом выудил из кармана жилетки заостренную палочку и продолжил это занятие с ее помощью.

Михель сидел напротив дружка и уплетал уже второй кусок. Дон Эдуардо действительно хорошо заботился о них. Из-под полуопущенных век Пит внимательно следил за противоположным концом стола, где сидел главарь со своими приближенными. Блондина звали Элиас, брюнета – Джино. Мужчины разговаривали. Редко, очень редко они поворачивались и смотрели на простой народ.

Нахмурившись, Пит внимательно изучал ближайших соседей по столу. Здесь сидели пареньки, в основном невысокие, курчавые, они занимались карманными кражами и кражами со взломом. Рядом сидели крепкие мужчины, которые охотно пускали в ход кулаки, а если было нужно, то и ножи. Среди разношерстной публики затесалась парочка женщин, вызывающие платья которых красноречиво говорили об их профессии.

Пит беспокойно заерзал на лавке. У него уже давно не было женщины, и иногда между ногами невыносимо чесалось. Он снова бросил взгляд на дона Эдуардо.

«Когда-нибудь, – подумал Пит уже не в первый раз за этот день, – на этом месте буду сидеть я. Я буду носить красивый костюм, покуривать после еды хороший табак и пить бурбон. Женщины будут глаза выцарапывать друг другу за то, чтобы посидеть у меня на коленях. А я еще буду выбирать, кого отвести в свою комнату. Буду есть вилкой и ножом, это выглядит невероятно роскошно. Остальные, – Пит все еще разглядывал гостей, – предпочитают довольствоваться крошками со стола дона Эдуардо». Но он не такой, он хочет большего. Это точно. Пит сунул зубочистку обратно в карман жилетки. Снова мимо стола пробежала служанка с подносом только что пожаренного мяса. Дон Эдуардо не мелочился: для асадо, как здесь называли мясо, жаренного на вертеле, забили быка; также в честь праздника зажарили двух ягнят и молочного поросенка. Пит взял еще мяса. Когда он отправил в рот кусок, его мысли вновь завертелись вокруг того, как бы пролезть в круг приближенных. Простые люди, такие как он, едва ли могли перекинуться с доном Эдуардо или его братом парой слов. Пит обшарил глазами комнату в поисках дона Густаво, младшего брата дона Эдуардо, с помощью которого надеялся проторить себе путь наверх. В последнее время Пит заметил, что дон Эдуардо был часто недоволен братом.

Несколько часов назад Густаво вернулся из долгой поездки. Вскоре после его прибытия из комнаты донеслась короткая, но ожесточенная словесная перепалка между братьями. Речь шла о новых делах, и разговор закончился ссорой. Пит стал жевать медленнее, пока искал глазами каштановую шевелюру Густаво. И вот он наконец разглядел его на другой стороне стола. Хотя место Густаво было в тесном кругу рядом с Эдуардо, тот сидел сегодня отдельно. У дона Густаво тоже были доверенные люди, которые сидели рядом с ним. Пит с упоением впился в кусок молочного поросенка. Когда слуги вновь проходили мимо, Пит опять схватил что-то и ущипнул свободной рукой маленькую брюнетку за зад.

– Ну что, повеселимся вдвоем?

Девушка рассмеялась, обнажив коричневатые зубы.

– Только в твоих мечтах, дорогой, только в мечтах.

Пит рассмеялся. Он не выказал досады. Чертова баба еще пожалеет о своем отказе: следующую встречу Пит превратит в ее самый страшный кошмар.

Несмотря на то что Эдуард мало выпил, у него болела голова. Он радовался, что после долгого дня оказался в своей комнате, где мог немного расслабиться. Со вздохом он наконец стащил с плеч пиджак и бросил его на спинку стула. Потом расстегнул воротник и пояс. Эдуард съел больше, чем следовало, но его люди должны видеть, что он может пить и есть, как настоящий мужчина.

Эдуард осторожными движениями массировал живот. К сожалению, он плохо переносил такие празднества. Возможно, из-за того, что бóльшую часть жизни голодал. Эдуард подошел к шкафу, взял бокал и бутылку со спиртным и налил себе. Резким движением он опрокинул в рот алкоголь и тут же почувствовал себя лучше.

Взглянув в зеркало, Эдуард на секунду испугался. «Ты стареешь, – мысленно сказал он себе. – Ты выглядишь так, словно жил слишком бурно и чересчур долго». Потом он повернулся к брату. Густав не сводил с него глаз с того момента, когда они вошли в комнату. Впервые Эдуарду было неприятно осознавать, что он старше, чем Густав.

Густав, несмотря на длинный вечер, выглядел все еще свежо. Было незаметно, что совсем недавно он проделал долгое путешествие. Все же он был на восемь лет младше. До его рождения мать потеряла много детей. Когда Густаву исполнилось два года, на свет появилась Анна, а потом и Ленхен.

Эдуард налил себе еще один бокал и залпом осушил его. «Все нити по-прежнему в моих руках, – подумал он. – Все решаю я. И пока что мои решения оказывались верными. Это единственное, что имеет значение». Братья Бруннеры неплохо зарабатывали взломами, кражами, уличными грабежами, сутенерством и небольшой контрабандой, объемы которой хотели увеличить. Эдуард пристально посмотрел в глаза младшему брату.

– Мы не будем расширять наше дело, Густав, не сейчас. Все идет хорошо, и пусть себе идет. Лучше действовать более осмотрительно.

Густав лишь молча взглянул на брата, и все же Эдуард заметил, как при слове «осмотрительно» тот нахмурил брови. Эдуард осуждающе посмотрел на брата, положившего ноги в сапогах прямо на новую кушетку, но ничего не сказал.

«Он хорош собой», – пронеслось в голове у Эдуарда. Раньше это совершенно не приходило ему на ум. Вьющиеся волосы доходили Густаву до плеч, они были чуть темнее, чем у других членов их семьи. А глаза, наоборот, были светлее, янтарно-желтые с золотыми вкраплениями. Черты лица правильные, губы немного полноватые, нос греческий. Так про него сказал когда-то Элиас, а он обладал обширными познаниями, чем всегда удивлял Эдуарда.

Сейчас же красивые, немного вызывающие губы Густава расплылись в презрительной ухмылке. Этим он хотел сказать: «Ты не доверяешь сам себе, ты стареешь. На твоем месте можно быть каким угодно – безрассудно жестоким, непредсказуемым, даже кровожадным, – но не мнительным, как старая баба».