Читать книгу В стране кораллового дерева - София Каспари - Страница 7

– Ах, Анна, его дела совсем плохи.

Уже не в первый раз мать Анны, Элизабет, воздела руки к небу. Младшая сестра, Ленхен, сидела, сгорбившись, на единственном табурете в комнате, в которой, очевидно, ютилась вся семья, и, кроме приветствия, больше не вымолвила ни слова.

Анна краем глаза наблюдала за отцом. Лицо Генриха Бруннера было очень бледным. Под глазами залегли глубокие тени. Жалкие остатки волос прилипли к грязной голове. Он отощал с тех пор, как Анна видела его в последний раз. Изношенная одежда висела на нем, как на пугале. Несмотря на то что вечер еще не наступил, отец Анны был уже заметно пьян и еле держался на ногах. От него несло пóтом и алкоголем. Казалось, что отец задремал, но вдруг он высоко вскинул голову, оглядел всех и заплетающимся языком пробормотал:

– Анна, Анна, как замечательно, что ты наконец приехала. Теперь все будет хорошо. Все будет хорошо. Моя прелестница приехала…

Анна не могла на него больше смотреть и отвернулась. Она еще раз оглядела комнату. Снаружи дом выглядел намного лучше, чем внутри. Очевидно, тут было сыро, потому что одна стена и углы покрылись плесенью. У занавешенного окна стоял грубо отесанный деревянный стол, покрытый грязной скатертью. Второе окно просто заколотили досками. У стены – сбитая из досок лавка, возле двери – ведро с водой. На плите булькал суп, такой жидкий, что почти не издавал запаха.

Анна снова взглянула на отца. Что же произошло? Мать словно отгадала ее мысли и опять заговорила:

– Земля, которую нам хотели дать, совершенно нам не подошла, Анна… А потом стало очень жарко, появились вредители… И отец не выдержал. Он сказал, что мы должны попробовать поселиться в городе, и мы переехали сюда, к Калебу. Но отец так и не нашел работу. – Мать как-то странно, с мольбой, взглянула на Анну. – Он долго искал место, но так ничего и не нашел…

«Земля нам не подошла», – звучали слова матери в ушах у Анны. Что бы это значило? Конечно, здесь не так, как дома, но это было им известно с самого начала, не правда ли? Они ведь знали, что тут придется тяжело работать.

– Ты не можешь себе даже представить, как здесь на самом деле, – продолжала мать. – Зной, пыль, животные, столько вредителей на полях… И дикари… Анна, тут все еще есть дикари, которые перерезают горло крестьянам. Там, за городом, в пампасах, вовсе не мирная жизнь. – Элизабет понизила голос: – А когда мы приехали, стояла такая жара, просто ужас. Ты не можешь себе представить. Я…

Она собиралась сказать что-то еще, но осеклась. Анна отвернулась. Хотела ли Элизабет объяснить, что отец сдался не просто так, что он все же пытался обеспечить своей семье новую жизнь? Но ведь он сдался, не так ли? Анна почувствовала гнев и страх одновременно. Что же теперь делать, куда заведет ее новая жизнь в Аргентине, если у ее семьи ничего нет? И где же Калеб? Ну конечно, он работает за всех и придет домой поздно вечером. Он хороший человек. Хотя бы он не разочарует Анну. Девушка почувствовала, как в ее душе вновь растет уверенность.

– Что с Эдуардом и Густавом? – спросила она наконец о своих братьях. – У них есть работа?

Элизабет тотчас же разрыдалась.

Вместо матери ответила сестра Ленхен:

– Они ушли. Отец часто с ними ссорился, и однажды они просто ушли. Эдуард иногда приходит, но я уже давно его не видела. Они каждый раз ссорятся… Отец больше не хочет, чтобы они возвращались.

– Почему? – Анна подошла к столу, провела рукой по грубой столешнице. – Почему они ссорятся?

Девушка взглянула сначала на мать, потом на сестру. Элизабет и Ленхен уклонились от ответа и лишь пожали плечами. Тут отец словно услышал колокольный звон: он поднял голову и угрожающе рассмеялся.

– Потому что они воры! Мои сыновья – грязные воры и обманщики.

В следующую же секунду он снова осел и умолк. Элизабет вздохнула. Анна молчала. Внутренний голос, который так долго мучил ее во время плавания и который она заставляла замолчать, оказался прав. Здесь все было совершенно иначе, чем они ожидали. Анна почувствовала дрожь во всем теле. Сестра заметила, что ей стало нехорошо, и, улыбнувшись, протянула ей кружку. Вода оказалась теплой, затхлой, но лучшего питья все равно не было.

«Очевидно, только Калеб и работает», – подумалось Анне. Она собралась с духом.

– А когда Калеб вернется домой? – спросила девушка у всех сразу.

Анна заметила, как у матери сжались кулаки и помрачнело лицо. Ленхен положила руку сестре на плечо.

– Он здесь, Анна, – сказала она. – Нам нужно было сразу все тебе рассказать. Твой муж в соседней комнате. На этой неделе Калеб не вышел на работу.

– Как? Почему?

Анна поставила кружку на стол, словно боялась ее уронить. Девушка совсем не заметила, что в доме есть еще одна комната, но теперь ее взгляд упал на узкую дверь.

Мать вздохнула.

– Калеб болен, Анна, – прошептала Элизабет, – он не может работать. Это… Анна, будь мужественной. У него чахотка.

Эдуард Бруннер, которого в Новом Свете звали дон Эдуардо, присел на скамью во главе стола в комнате для собраний. Его окружали его лучшие люди. Дон Эдуардо обвел взглядом присутствующих. Мужчин, с которыми он не был знаком, он разглядывал чуть дольше, прежде чем очередь дошла до Джино – его правой руки. Эдуард обратился к нему и велел говорить. Неаполитанец получал сведения о каждом из присутствующих и прежде всего о прибывших сегодня днем.

Дон Эдуардо откинулся на спинку кресла, оперся правой рукой на подлокотник, а левой сжал пистолет, торчавший из-за обшитого серебром пояса. Старик Элиас, с которым Эдуард познакомился во время плавания и которому он всецело доверял, перекинул новый сюртук дона через руку и тоже не спускал глаз с присутствующих. Если бы молодой Джино что-то пропустил, это наверняка бы заметил Элиас.

В какой-то момент Эдуард наклонился вперед и одернул рукава шикарной белой рубашки, потом запустил растопыренную пятерню в густые темные волосы. Джульетта, делившая с ним ложе последние несколько месяцев, улыбнулась. Джульеттой девушку назвали в честь одной из шекспировских героинь. Эдуардо никогда не слышал, чтобы Элиас что-то говорил о Шекспире. Это осталось в прошлой жизни, это он хотел забыть, потому что вспоминать было слишком больно.

Эдуард снова откинулся на спинку кресла. Не хотят ли все они забыть прежнюю жизнь? Одни стараются забыть, потому что скучают по ней, другие – потому что и вспомнить нечего. Никчемные люди, о которых никто ничего не сохранит в памяти. Но Эдуард больше не был никчемным человеком. Он – король преступного мира, хозяин кварталов, повелитель воров, которых здесь называли lunfardos.

В тот день пришел и Густав, его младший брат, которого Эдуард не видел несколько недель. Некоторое время назад между ними разгорелась ссора из-за того, кто должен контролировать земли. Хоть они и были братьями, Эдуард не видел смысла делиться. Предводитель должен быть один, а люди должны следовать за ним. Все прочее – бессмыслица. Должен быть тот, кто скажет остальным, что делать дальше.

В глубине зала послышался беспокойный шум. Один из подручных Джино собирал все, что удалось стащить сегодня карманным воришкам. Сюда же пожаловала и парочка разбойников. Эдуард заметил, как Джино поклонился ему.

– Двое новеньких, – произнес он на арго, которое здесь было в ходу, и кивнул в сторону двери. – Пит и Михель. Прибыли сегодня с кораблем из Бремерхафена, – добавил Джино.

Эдуард смерил взглядом парочку: неуклюжего мужлана и его дружка с прыщавым, побитым оспинами лицом. Уже один их вид вызывал у него отвращение.

Но это и не важно. Любить эту парочку ему необязательно. Им предоставлялась защита и даже то, что в этих кругах называлось «работой». Одним движением Эдуард показал своим людям, что желает встать. Джино и Элиас тут же подхватили его под руки. Когда он подошел к новичкам, на него упал взгляд прыщавого, и в какой-то момент новичок не смог скрыть зависти. Эдуарду в одно мгновение открылись все желания и чаяния Михеля.

«С этих нельзя спускать глаз», – подумал дон Эдуардо.

Когда в комнату вошла Анна, Калеб спал, но его руки беспокойно дергались на свернутом в несколько раз покрывале. Сначала она боялась смотреть на лицо мужа, до того обезобразила его болезнь. Анна еще немного молча посидела рядом с матерью и сестрой. Пьяный отец вскоре захрапел. Наконец Анна медленно подошла к кровати мужа и оцепенела. Лицо Калеба стало очень узким, щеки – впалыми. Под глазами залегли темные круги. На щеках теплился румянец. На высоком лбу виднелись капли пота. При мысли о том, как редко она думала о муже во время плавания, Анна испытала угрызения совести. При этом девушка вспомнила, как они с Калебом мечтали о жизни в Новом Свете, без оглядки на прошлое. Они хотели смотреть только вперед, что бы ни случилось.

Анна вытянула руку, но не решилась дотронуться до мужа.

Некоторое время девушка так и стояла, не шевелясь.

– Калеб, – прошептала она наконец.

Он не двигался. В тот миг Анна с трудом сдерживала слезы. Она вспоминала, как они вместе мечтали о крестьянском подворье, о маленькой плотницкой мастерской, которую хотели открыть в Буэнос-Айресе или в другом городе. Ведь им говорили, что здесь нужны ремесленники. Они мечтали о маленькой семье: как обзаведутся детьми и будут неразлучны. Анна и Калеб верили, что в Аргентине им будет лучше, чем в Старом Свете. Калеб был молод и хотел сначала помочь построить дом ее отцу, а потом…

Анна опустилась на колени перед кроватью. И когда она наклонилась вперед, чтобы положить голову на покрывало и почувствовать знакомый запах, то не смогла сдержать слез. Этот запах был ей незнаком. Пахло кем-то совершенно чужим, а еще болезнью… и нищетой…

Лишь немногое было знакомо здесь Анне – запах водянистого супа и затхлый воздух. Девушка закрыла глаза и почувствовала, как катятся слезы, подрагивают веки, как капельки стекают по щекам, и в носу у нее стало мокро. Она осторожно дышала ртом. Может быть, в Калебе осталось хоть что-то знакомое, что ей удастся узнать. Может, если она постарается, то найдет в нем что-то близкое и родное, хоть и оплетенное теперь болезнью.

Анна глотала слезы и вздыхала, но испугалась, когда внезапно услышала голос Калеба:

– Анна?

Он звучал тихо, удивленно и одновременно радостно, и в этом голосе сохранились бархатные нотки и теплота. На какое-то время Анне показалось, что глаза ее обманывают, потому что голос был полон жизни и не мог принадлежать смертельно больному человеку.

Она почувствовала, как ее муж приподнялся, но так и не смогла взглянуть на него, у нее просто не было на это сил. Анна хотела слушать его голос, его ласковый, сильный голос.

– Ты наконец приехала, Анна? – Широкие ладони Калеба коснулись ее тела. – Я так по тебе скучал, Анна, так сильно скучал…

Девушка зарылась лицом в покрывало. Ее плечи дрожали от рыданий. Щеки давно стали мокрыми от слез, но она не хотела, чтобы муж видел, как она плачет. Он не заслужил этого. Она услышала, как он вздохнул.

– Ты плачешь, Анна?

– Нет, – выдавила она из себя, тут же раскаиваясь во лжи.

– Посмотри на меня, – попросил Калеб.

Анна отрицательно покачала головой, но он настаивал. И ей пришлось провести рукавом блузы по лицу, чтобы вытереть слезы, и лишь потом взглянуть на мужа.

«Как он отощал! – подумала Анна. – Он слишком худой. Он умрет».

Они не долго оставались серьезными. Калеб улыбнулся. Он все-таки смог улыбнуться – и Анна впервые почувствовала, что с ее души свалился пудовый камень. Эта усмешка, хорошо знакомая усмешка Калеба… Анна снова вытерла глаза и щеки рукавом блузы и улыбнулась в ответ. Она боялась, что Калеб больше не будет ей доверять, но все оказалось иначе. В тот момент ей казалось, что они никогда не расставались. Когда ее муж решил встать с постели, она хотела его поддержать, но он отказался от помощи.

– Мне уже лучше. На этой неделе я чувствую слабость, но на следующей снова выйду на работу. Вот увидишь.

Чуть позже Калеб встал с кровати, с трудом переводя дыхание. Куда подевались его мускулы, которыми он из озорства так часто раньше играл перед Анной, отчего она все время краснела? Где широкие плечи, к которым она припадала? Где задор, с которым он обнимал и кружил ее, словно перышко?

Этот задор был частью характера Калеба, но ничего подобного больше не было, будто его вытеснила болезнь. Анна вновь хотела уложить мужа в постель.

– Пожалуйста, Анна, – вымолвил он, – я не хочу чувствовать себя больным. Заставь меня поверить в то, что наши мечты еще могут осуществиться.

Анна молчала. Что она могла ответить на это? Ей на ум ничего не приходило.

Калеб снова ей улыбнулся.

– А сейчас пойдем, я хочу показать тебе окрестности, – сказал он. – Потом я познакомлю тебя с Лукой и Марией. Они будут рады тебе.

– Он так тебя ждал, – медленно произнесла Мария, словно подбирая слова. – Калеб очень часто говорил о тебе, Анна.

Анна взглянула на мужа, который сидел на лавке перед маленьким домом Марии и ее мужа Луки и грелся в лучах заходящего солнца. Она была знакома с Марией только час, но уже полностью доверяла молодой итальянке. Собственно говоря, это произошло в тот момент, когда Калеб познакомил ее с Марией и Лукой. С первого дня знакомства Анне нравилось навещать эту пару. Лука говорил почти исключительно на итальянском, немного на испанском и к тому же выучил пару фраз на немецком. Мария, изящная брюнетка, владела немецким так же хорошо, как и итальянским, но неплохо знала и испанский.

Анна отпила апельсинового напитка, который Мария приготовила из воды, долек апельсина и цедры.

– Откуда ты так хорошо знаешь немецкий? – спросила она у молодой итальянки, не сводя глаз с Калеба: тот что-то обсуждал с Лукой, и на его лице сияла улыбка.

– Моя мать – немка, – ответила Мария.

Анна с любопытством взглянула на нее, но по выражению лица Марии было видно, что та не желает отвечать на многочисленные вопросы.

Некоторое время обе девушки сидели молча на двух маленьких табуретах, которые Мария вынесла на улицу. Калеб помог их смастерить.

«Он всегда был на все руки мастер, если дело касалось мебели», – с гордостью подумала Анна.

– Как Калеб с вами познакомился? – спросила она позже.

– Он вместе с Лукой работал на сеньора Брейфогеля.

Штефан Брейфогель, немец, уже более двадцати лет жил в Буэнос-Айресе. Об этом Калеб рассказал Анне по дороге к Марии и Луке. Штефан занимался доставкой и арендой пролеток. Калеб как работник ему очень нравился, потому что умел хорошо управляться с лошадьми. Но когда он стал слабее и начал часто кашлять, потерял место.

– Что подумают клиенты, – говорил с важной миной Брейфогель, – если мой конюх постоянно будет кашлять?

Сначала работу потерял Калеб, а потом и Лука, потому что вступился за друга.

– Ему вдруг разонравился мой нос, – сказал Анне итальянец на ломаном немецком и рассмеялся.

Анна снова взглянула на мужа.

– У вас он отлично себя чувствует, – пробормотала она. – Здесь ему намного лучше, чем у нас.

Действительно, Калеб расслабился, когда заговорил с Лукой на смеси испанского, итальянского и немецкого. Слова сливались в единый, новый, непонятный язык.

– Он может прийти сюда в любую минуту, – сказала Мария. – Мы всегда ему рады.

– Приходите и вы к нам, – ответила Анна.

Лицо Марии помрачнело, и Анна вспомнила, как ее отец сочно сплюнул, когда Калеб сказал, куда они собираются. Генрих проворчал что-то невнятное, чего они сначала не поняли, и сплюнул во второй раз.

– Что тебе понадобилось от этого вонючего сброда, Калеб? – спросил потом отец.

У Анны по спине побежали мурашки. Было еще столько всего, чего она не знала… Мария задумчиво прикусила губу и отрицательно покачала головой.

– Ваш отец, – произнесла итальянка, – не очень нас любит.