Читать книгу Подземный принц - Софья Прокофьева - Страница 4

Слуги госпожи Морильды были все как на подбор – угрюмые, неулыбчивые.

Тычками в спину они указывали Мален, что надо сделать: принести воды из колодца, выплеснуть помои, наколоть щепы для растопки. Часто забывали накормить девочку. Только поварёнок Милс потихоньку, когда никого не было на кухне, совал ей кусок лепёшки или, усадив в уголок, давал тарелку каши, засохшей по краям.

Однажды Мален с ведром помоев вышла из дверей, да так и застыла на месте, запрокинув голову.

Над городом летел зелёный развесистый дуб. Он летел вверх корнями, вниз развесистыми зелёными ветками. Они хлестали по крышам домов, по деревьям. А корявые корни, словно окаменевшие, почти касались облаков.

И только один светло-золотистый корешок пробивался сквозь листву и тянулся к земле.

– Что, малыш, хочешь добраться до земли? – послышался грубый утробный хохот. – Только меня не проведёшь!

Бесформенная студенистая масса сползла вниз по стволу. Липкие щупальца потянулись к бледному корешку.

Зелёная слизь, чавкая, сжевала молодой, свежий корешок. Могучий дуб взлетел ещё выше и скрылся за крышами домов.

Сердце Мален сжалось. «Бедный, бедный корешок! Такой слабенький, робкий! Это зелёное чудище сожрало его. Вот и нет маленького корешка…»

Но тут девочка получила увесистую оплеуху, вздрогнула, очнулась и заторопилась в хлев – кормить свиней.

Прошло ещё несколько дней. Изогнутый лунный серп, наливаясь серебром, каждый вечер выплывал из-за дальних холмов.

Когда в доме всё затихало и гас зелёный огонь в верхнем окне, старая кухарка, сдвинув две лавки и постелив поверх них перину, укладывалась спать.

Тогда Мален отправлялась к себе в сарай.

Дождавшись, когда наступит ночь, она тихонько выбиралась из сарая, стараясь не скрипнуть дверью.

Мален уходила на озеро, заросшее по берегам плакучими ивами, бросавшими на воду глубокие тёмно-коричневые тени. Свет месяца дрожал на мелких волнах.

Мален пряталась в гибких ветвях, сбрасывала своё убогое платье на остывший песок, заплетала волосы в тугую косу. Сверху надевала венок из жёлтых кувшинок, чтобы коса не намокла в воде. Осторожно трогала босой ножкой плеснувшую волну и, вытянув вперёд руки, плавно погружалась в озеро.

Это были единственные сладостные минуты в её жизни. Мален казалось, что любимая мать где-то совсем рядом и вот-вот мелькнёт под водой её прелестное нежное лицо.

Но однажды, когда она купалась в озере, случилась беда.

Накупавшись вдоволь, девочка поплыла к берегу, где оставила на песке свою заштопанную одежду и грубые башмаки. Вдруг Мален с ужасом увидела, что возле кромки воды стоит Ухти, держа в руках её платье. Он кривлялся, пританцовывал, встряхивая платье, подбрасывая ногой разношенный башмак.

– Девчонка, плыви сюда! Хочу посмотреть, как ты будешь вылезать из воды. Правда ли, что у тебя прозрачные плечи? Один поцелуйчик, и ты получишь назад свои лохмотья!

Глухонемая девочка, конечно, не могла понять его слов, но она повернула и, торопясь изо всех сил, поплыла к другому берегу. Перебежав узкую полоску песка, вломилась в густые тенистые ивы.

«Лучше утоплюсь, чем подойду к нему!» – в отчаянии подумала Мален.

Вдруг быстрая треугольная тень плавно скользнула между луной и серебряной дорожкой на воде.

Большой орёл с широкими крыльями и белоснежной грудью камнем упал вниз. Растопыренные кривые когти выхватили из задрожавших рук Ухти старенькое платье. Острый клюв не промахнулся, и Ухти с визгом ухватился за голову.

Несколько взмахов крыльями, и могучий орёл почтительно опустил к ногам растерявшейся девочки её платье и пару дырявых башмаков.

Ухти в ужасе бросился бегом к дому.

– Матушка, спасите! Это орёл Стилф! – отчаянно вопил на бегу Ухти. – Он хотел убить меня!

– Проклятая птица! – Госпожа Морильда с нежностью прижала к себе сына.

Зарывшись лицом в пышное платье матери, Ухти почувствовал себя в безопасности.

«А у девчонки плечи совсем как серебро, – думал он. – И даже немного прозрачные. Ничего, я ещё их поглажу…»

Тем временем Мален, перебегая из тени в тень, добралась до сарая. Она крепко закрыла дверь и припёрла её изнутри кольями.

Потом, всё ещё тяжело дыша, свернулась комочком на старом плаще, на котором лежала её умирающая мать. И тотчас над ней склонилось еле различимое родное лицо.