Читать книгу Сандаловая палочка. Обгони саму смерть - Соня Гельд - Страница 6

У меня есть лучшая подруга по имени Лиза. Она работает в одном крупном банке и занимается аналитикой. Аналитик она прекрасный, вот только в банке о ее выдающихся способностях даже не догадываются. Всегда собранная, вежливая и неизменно элегантная Лиза утром приходит в свой кабинет тщательно выполняет работу и вечером уходит домой. Руководство даже не подозревает, что на анализ данных ей требуется час, максимум два. Ее коллеги же будут сидеть неделю, сверяя и выверяя, считая и пересчитывая.

С самого раннего детства Лиза выделялась на фоне других детей. Маленькая девочка, которая, даже играя в песочнице во дворе своего дома, строила куличики, четко придерживаясь определенной последовательности, родившейся в темноволосой головке с синим блестящим бантом. Сначала большие цилиндры, затем пирамиды и конусы меньшего размера и, наконец, совсем маленькие песочные куличики в форме куба. Девочка рано начала читать, рано полюбила цифры и логические задачки, при этом она всегда находилась в коллективе, и у нее не возникало проблем в общении со сверстниками. Возможно, именно вследствие отсутствия явных признаков дефицита социального взаимодействия, Лизе никогда не ставили какого-либо диагноза, связанного с нарушением работы головного мозга. Все врачи, которым показывали малышку, в один голос твердили, что речи о патологии нет, такое поведение – всего лишь особенность личности.

Сейчас Лиза с легкостью умещает в своей голове огромное количество цифр, графиков, просто каких-то отвлеченных данных. На первый взгляд обычного человека, вся эта информация разрознена, но Лизин потрясающий мозг найдет связь, выстроит все в четкую и наглядную последовательность, и такая процедура займет чуть больше десяти минут.

Подруга часто говорит, что с цифрами порой проще, чем с людьми, ведь они не умеют лгать и неминуемо покажут просчет – намеренный или случайный, но покажут обязательно.

Долгое время я думала, что Лиза работает только в банке. Однако где-то раз в два месяца она могла пропасть на пару дней – не отвечать на телефонные звонки или сообщения, объясняя свое исчезновение приступом сильнейшей мигрени.

Прошлой зимой мне открылась истинная причина ее головной боли. Четвертого января, в самый разгар зимних праздников, она позвонила и попросила приехать к ней через пару дней. Такая просьба меня не удивила. Дело в том, что на Москву шли сильные снегопады, и я решила, что Лизин организм просто так реагирует на атмосферные колебания и она хочет подстраховаться, чтобы не мучиться в одиночестве от очередного приступа.

В тот день я благоразумно решила воздержаться от поездки на такси и спустилась в метро. Я не люблю его. Я понимаю, что это и удобно, и быстро, и дешевле, чем такси, но, тем не менее, я никак не могу приучить себя пользоваться этим видом транспорта и уж тем более пользоваться им с удовольствием. Прежде всего, мне не нравится чувство «скованности». Меня пугает осознание, что я на десятки метров погружаюсь под землю, а над моей головой тянутся километры коммуникаций – это и водопроводные трубы, и канализационные и различные кабели электроснабжения или связи, это и русла рек, и автодороги, по которым ежесекундно несутся тысячи автомобилей. Мой мозг начинает подсчитывать все то, что находится надо мной, или, если точнее, все то, под чем нахожусь я… Выбор в пользу такси становится настолько очевидным, что я просто перестаю себя мучить и предпочитаю не пользоваться этим «удобным» видом транспорта без крайней необходимости. Хотя в такие вот дни, когда легкий утренний пушистый и белый снежок грозит обернуться транспортным коллапсом для двенадцатимиллионного города, я заставляю себя спускаться под землю и каждый раз убеждаю себя – это крайняя необходимость.

Я вышла на «Чеховской». Забежала в аптеку и супермаркет и, шурша пакетами, направилась в сторону Лизиного дома, то и дело буксуя в сугробах. Обычно дорога от станции метро до Лизиного подъезда занимает у меня минут пять или семь, в этот раз, набрав полные ботинки снега, я ковыляла почти полчаса. Когда, ругаясь и отплевываясь, я наконец-то добралась до спасительной двери подъезда, я была готова сама свалиться с мигренью, лишь бы снова не выходить в этот снежный ад.

Поздоровавшись с консьержем, перекинувшись парой фраз относительно того ужаса, что творится на улице, я поднялась на лифте и, звеня ключами, открыла тяжелую дверь.

Было тихо, темно и немного душно. Я слышала, как работает холодильник на кухне, и больше не слышала ничего. Мне стало не по себе. Я медленно, стараясь не шуршать, поставила пакеты на пол, вытащила мокрые ноги из ботинок, стянула с себя оливковую парку, серую вязаную шапку и направилась в спальню. По мере моего медленного продвижения по притихшей квартире, тревожное ощущение только усиливалось. Я приоткрыла дверь в спальню и уставилась на пустую нетронутую кровать. Это было уже не просто тревожно. Лиза всегда была здесь, лежала и стонала, но была здесь в этой самой белоснежной кровати. Шторы закрыты, идеальный порядок – все как обычно, за исключением отсутствия самой хозяйки.

Я рванулась на кухню. Все тот же идеальный порядок и закрытые шторы. Легкий полумрак создавал ощущение нереальности происходящего. Поочередно открывая двери в гардеробную, туалет и ванную комнату, я натыкалась на одно и то же – пустоту. Лизы не было.

– Лиза! Черт тебя возьми! Где ты?

Голова судорожно соображала, либо ей стало лучше, и она просто забыла предупредить меня, либо случилось что-то плохое. От этой мысли по моей спине пробежали мурашки. Лиза – мой самый родной человек в этом одиноком мире. Я не представляю себе жизнь, в которой не будет нашей дружбы.

Ругаясь и ворча, я пробежала в гостиную. Все та же пустота. Осталось только одна дверь, которая вела в ее домашний кабинет.

Я зашла и обмерла. Моим глазам открылась невероятная картина. Я привыкла видеть небольшую светлую комнату с компьютером и стеллажом для документов и стильным креслом от Патриции Уркиолы12.

Вместо привычной комнаты я попала никак не меньше, чем в Куантико13. Мониторы, мониторы, мониторы, данные, графики, диаграммы, столбики цифр, индексы, черно-белые фотографии каких-то зданий с планами – и все это в свете ламп дневного света. Для полного сходства не хватало лишь одиноко жужжащей мухи. И вот посреди всего это информационного рая на полу лежала моя Лиза. Без сознания.

Я подбежала к ней и опустилась на колени.

– Лизка, ты как? Живая?

Эти обмороки для меня не новы. Такое случалось и раньше. Но не так, не в этом странном и, по сути, незнакомом мне месте. Маленький кабинет с черно-белыми фотографиями в серебристых рамках и зеленым фикусом в белоснежном горшке, тот маленькое кабинет, к которому я привыкла, оказывается, был очень большим помещением с огромным количеством техники, которая беспрестанно выводила на яркие экраны столбики каких-то цифр. Та стена, что была полностью обшита матовым серебряным стеклом, как я думала, по прихоти какого-то модного дизайнера, оказывается, помимо прочих декоративных функций скрывала за собой маленький Пентагон, о существовании которого я даже не подозревала.

Лиза промучилась до утра, а к вечеру пришла в себя и смогла немного поесть. Когда подруга поняла, что я все видела, она сначала испугалась, потом успокоилась и, взяв с меня слово молчать, выложила, что она часто работает на сторонние организации в качестве внештатного аналитика. Лиза выполняет для них различные сопоставления данных, их анализ, прогнозы и прочую финансовую мишуру, которая мне мало понятна. Речи о шпионаже или чем-то подобном не идет. Заказчики в основном финансисты с Уолл-стрит. Лиза просчитывает поглощения, слияния, банкротства.

Она пожала плечами, поправила темные спутанные волосы и с ангельской улыбкой сообщила, что в принципе работа почти всегда одна и та же, меняются лишь наименования юридических лиц. Вот только платят за такую работу очень нескромно.

Я совсем забыла сказать, что у Лизы степень MБA, а училась она в Гарварде. Богатый папа хотел передать дочке бизнес, а еще он очень хотел быть уверенным в том, что она этот бизнес потянет.

Отношения у них плохие. Лиза всегда старалась его любить, но это сложно, ведь дочь всегда была для него второй. На первом месте – бизнес. Плюс он часто подчеркивал, что она девчонка и вряд ли вообще сможет занять приличное место в жизни. Плюс ко всему он постоянно дрейфовал из койки в койку, а Лизина мама тихонько чахла, пока не умерла от рака. В общем, папаша тот еще фрукт.

Однако, когда Лизка начала учиться в МГУ и вся кафедра прикладной математики не могла нарадоваться на девчонку, отец вдруг проникся. Вот тогда-то он и решил отправить дочь, по его мнению, в лучшее учебное заведение мира. Гарвард.

Лиза получила прекрасное образование, умница и красавица. Вот только у всего хорошего часто бывает оборотная сторона – Лизин невероятный мозг начал давать сбои. То и дело возникали мигрени, а будучи очень хорошим аналитиком, подружка быстро вычислила, что возникновение боли напрямую связано с титаническими умственными усилиями.

В Гарварде Лиза завела много полезных связей среди таких же, как она, гениев и теперь периодически проводит те или иные расчеты для той или иной организации в той или иной стране. Светиться не хочет, чтобы куда-нибудь не завербовали. Выполняя подобную аналитическую работу хотя бы четыре раза в год, она обеспечивает себе безбедное существование, поддерживает таким образом связь с университетскими друзьями и просто заставляет свой мозг работать, на самом деле работать. Пусть и расплачивается страшной головной болью.

– Соня, для меня необходимо периодически нагружать свой мозг, но, к сожалению, если я буду злоупотреблять этим, рано или поздно меня закопают на каком-нибудь кладбище. Я просто физически не могу работать на разведку или на что-нибудь подобное – такая работа меня просто убьет.

Я понимаю Лизу, и всячески поддерживаю ее решение. Ведь то, что для многих в ее банке считается работой, – для нее всего лишь детский кроссворд с двумя словами по вертикали и тремя по горизонтали.

Ах да, кстати, к моменту, когда Лиза закончила Гарвард и гордо подбросила шапочку выпускника в пронзительно-голубое бостонское небо, отец потерял весь свой бизнес. Что-то, связанное с отклонением от уплаты налогов. И сел далеко и надолго. Первый раз в жизни девчонка оказалась слишком хороша для папиного бизнеса. Вот такая ирония.

Я совсем забыла сказать, что познакомились мы до банального просто – в университетской библиотеке. Я доделывала проект по культурологии, а Лиза что-то решала за соседним столом. Две девицы немного не от мира сего. Одна пыталась научиться жить вне детского дома, другая пыталась заслужить любовь вечно занятого отца. Даже не помню на чем мы сошлись. Просто начали общаться, гулять вместе, делиться всем, что происходит. Затем был сложный период, когда умерла мама Лизы, тогда она пару месяцев жила у меня.

Позже подруга уехала учиться в Гарвард, а я уже работала и могла позволить себе слетать к ней в гости. Одно лето мы провели вместе в Штатах. Колесили на тачке, ездили в Лос-Анджелес, жарились на пляжах Санта-Барбары, взапой смотрели мюзиклы Бродвея и ныряли с аквалангом у побережья Кауаи. Какое-то время мы даже мечтали остаться в Америке навсегда, купить дома по соседству в тихом пригороде, женить наших детей и вместе перемывать кости каким-нибудь Беркам и Смитам. Но судьба распорядилась иначе.

Гринкарту Лиза получить не успела. Неожиданный арест отца заставил ее вернуться в Москву, разбираться со счетами, долгами, недвижимостью и прочим «наследством». Весь процесс занял год или даже полтора. Лиза начала работать, я писала диплом и занималась переводами, а Штаты плавно выкатились за пределы списка приоритетных дел.

Через год после окончания обучения в университете я лишилась водительских прав. Лизе я ничего не сказала, у нее проблем с остатками отцовского бизнеса было невпроворот, и я не хотела грузить ее своими, как мне тогда казалось, незначительными бедами. Теперь я понимаю, что если бы я доверилась ей, возможно, все бы кончилось, даже не начавшись. А я сделала ставку на своего тогдашнего парня и прогадала.