Читать книгу Сандаловая палочка. Обгони саму смерть - Соня Гельд - Страница 8
Прозрение
ОглавлениеКовыляя домой после той доставки до военного госпиталя, я поняла, что дошла до «точки возврата»15. Тогда я осознала, что еще один шаг в неверном направлении, и шанса вернуться к своей жизни или даже хотя бы смотреть на себя в зеркало без отвращения к самой себе у меня не будет.
Было два варианта. Первый – бежать. Денег бы мне хватило, чтобы затеряться где-нибудь в Бразилии, или в окрестностях Мачу-Пикчу, или еще где на берегах могучей Урубамбы. За каждую доставку на протяжении двух лет мне платили. Сначала я отказывалась от этих денег, но мне быстро дали понять, что выбора у меня нет – либо я работаю и получаю за это деньги, либо меня закопают где-нибудь в лесопарке в Одинцовском районе.
Деньги я брала, но тратить не тратила. Я всегда их стыдилась, да и до сих пор стыжусь. Я плохо представляю, как например, пошла бы в магазин покупать на них колготки или шампунь. Так что деньги просто лежали на моем счету совершенно нетронутыми. Более того, сам банк начислял мне какие-то проценты, которые я тоже складывала на тот же счет. Таким образом, средства на то, чтобы убежать, у меня были.
Но, как я и сказала, был еще и второй вариант – дать сдачи. Думаю, несложно догадаться, что выбрала я второе. Отчасти потому, что в детском доме я очень хорошо усвоила, что за себя могу постоять только я сама. А может, потому, что с детства верила в то, что обидчика нужно наказывать, чтобы больше неповадно было обижать тех, кто не может защитить себя сам. Пока я возила безликие конверты в моторюкзаке, ситуация такой критической мне не казалась, но эта последняя доставка застала меня врасплох. Меня постоянно преследовала мысль, что, может, я привезла еще бьющееся сердце какого-нибудь милого мальчика, сердце, которое было отобрано, варварски вырвано из тоненькой, хрупкой детской груди.
Надеждой на то, что орган был «легальным», тешить себя было бы еще глупее, чем верить в то, что в каждом пакете, привезенном мной, были подарки сироткам.
Система доставки донорских органов отлажена и отработана. В такой операции участвует бригада скорой, МЧС, ГАИ, а не одинокий байкер, получивший сумку-холодильник на подземной парковке жилого дома. Так что сомнений у меня не было. Дело дрянь, одним словом. Я не просто соучастница этой мерзости. Мои способности, мои навыки сделали эту доставку возможной. И эта мысль угнетала меня еще больше. В тот момент я осознала всю свою вину и низость того, что делала.
Все так глупо началось из-за какого-то кусочка ламинированного картона, позволяющего мне быть участником движения. И ладно если бы это движение было за независимость. А закончилось чем? Тем, что я наемник, который трясется над своей жалкой жизнью, боясь вырваться из этой липкой, мерзкой паутины, которой меня опутали подобно мухе. Два года я предпочитала не думать. Плыла по течению. Получала сообщение, выполняла доставку и забывала обо всей этой грязи до следующего раза. Прятала голову в песок, как одна известная и очень глупая птица. На тот момент мне было проще отвезти злосчастный пакет, выполнить все требования и сохранить себе жизнь, чем пойти против них. Для меня эти дни стали обычными днями с чуть необычной работой.
Все мои доставки, кроме этой последней, очень обезличены. Я не встречаюсь с моим нанимателем, когда получаю груз – моторюкзак просто пристегнут к байку. В финальной точке чаще всего я вижу только руку, высовывающуюся из наполовину открытого затонированного окна автомобиля. Пару раз было такое, что, приехав на место назначения, я видела человека, которому передавала пакет, но в обоих случаях это были совершенно разные люди. Хорошо одеты, дорогое пальто или костюм, массивные часы на левой руке, холодный взгляд либо вообще темные очки. Вот, пожалуй, все, что я могу о них сказать. В момент доставки снимать шлем или поднимать стекло мне запрещается, так что обо мне им тоже ничего не известно. По какой-то причине наниматель не хочет, чтобы его курьера знали в лицо. Во всяком случае, я думаю именно так, иначе к чему этот запрет.
Моя последняя доставка настолько отличалась от всех тех, к которым я привыкла, что стала для меня неким откровением. Я осознала, что не просто вожу какой-то груз в черном рюкзаке за спиной. Я на самом деле участвую в чем-то очень низком, в чем-то очень мерзком. В этот момент зависимость моя перестала быть зависимостью. Я решила действовать. Ударить так больно, как только могла.
Я прекрасно понимала, на что иду и с кем связываюсь, и точно знала, что в одиночку не справлюсь. Мне нужна была помощь. Я решила рассказать обо всем Лизе. Однажды я уже пренебрегла ею, не посоветовавшись, прежде чем решилась на предложение Марка. В этот раз я отдавала себе отчет, что без ее совета мне никак не обойтись. Также теперь мне было известно, чем занимается Лиза, и я была уверена, что если проберусь к ней так, чтобы меня не заметили, она не пострадает.
Первым делом, придя домой, я достала черную спортивную сумку и сложила в нее сменную одежду, паспорт, элементарный набор лекарств, ту наличку, что была рассована по всяким баночкам и книжкам. Последней оказалось не так много, и я решила потихоньку снимать деньги со счетов, но так, чтобы эти действия не вызывали подозрения. Дело в том, что я была уверена, что за каждым моим шагом следят, и мне совсем не улыбалось оповестить нанимателя о своих намерениях так глупо и так заблаговременно. Кто знает, чем закончится вся эта история? Я хотела быть готова к любому развитию событий, в том числе к бегству.
Вторым делом мне нужно было найти человека в органах. Такого, кому можно было бы довериться. И вот этот момент меня очень смущал, даже очень-очень смущал. Отчасти из-за той репутации, которая, увы, сложилась вокруг ведомств, отчасти из-за моей собственной боязни довериться. Это как если ты сам по своей воле вручаешь человеку оружие против себя самого.
Я заказала еду в японском ресторане и дожидалась курьера, когда поняла, что если я тихонько проберусь к Лизе и поговорю с ней так, чтобы меня никто не видел и не слышал, у меня будет шанс получить помощь. Лиза сможет найти нужного мне человека, сама же она будет вне опасности. Искать она будет аккуратно, а вся ее техника проверена на закладки, подруга сама мне об этом сказала. Когда курьер привез мой заказ, вместе с оплатой он незаметно получил в сумку-холодильник и мой телефон. Учитывая, что это был вечер пятницы, пожалуй, самое горячее время у развозчиков еды, я очень надеялась, что он покатает мой телефон по городу пару часов, а, учитывая вечерние пробки, может, и больше, если мне повезет. Я быстро накинула на себя черный гольф, черные джеггинсы, парку с капюшоном и любимую пару кроссовок. Спустилась по лестнице в паркинг и прошмыгнула мимо шлагбаума и сонного охранника.
На улице уже чувствовалось приближение осени. Стемнело очень рано, воздух был свежим и холодным, под ногами шуршали листья. Я без труда поймала первую попутку, затем на станции «Бауманская» спустилась в метро, вышла на «Смоленской», поймала вторую попутку и доехала до «Киевской», а затем опять спустилась в метро. По коричневой ветке, в огромной давке, что оказалось очень кстати, добралась до «Краснопресненской», вышла и поймала третью попутку, еще квартал до Лизиного дома прошла пешком, попутно заходя в магазины и останавливаясь возле лотков с едой.
В общем, я плутала, как могла, и на дорогу потратила почти час вместо двадцати минут на байке.
Так как я редко пользуюсь метро, я очень надеялась затеряться среди всего этого хаоса столь свойственного общественному транспорту в часы-пик. Меня вряд ли бы стали искать здесь – слишком нетипично для меня. Я очень надеялась на свою правоту.
В окнах Лизы свет не горел, но я все равно решила войти. На часах было почти восемь вечера. Мне было это на руку – консьержка уходит в это время на обход дома. Я натянула капюшон и вошла в ярко-освещенный холл вместе с какой-то шумной компанией, стараясь держаться к ним как можно ближе, иногда кивая, пытаясь создать обманчивое впечатление общения. Звук эти камеры наблюдения все равно не пишут. Ребята, правда, странно смотрела на меня в лифте, но я притворилась, что не замечаю их внимания. На этажах камер не было, чему я была очень рада. Я вышла вместе с ними на десятом этаже, а остальной путь пробежала по пожарной лестнице. Тихо вошла в квартиру. Лиза появилась где-то минут через сорок. Сначала я услышала звон ключей и щелчок замка, а когда Лиза вошла и повернулась к двери лицом, чтобы закрыть замки и включить свет, я уже стояла за ее спиной. Зажав ее рот рукой, я зашептала на ухо.
– Это я. Соня. Не бойся.
Она жутко напугалась. Такого количества брани я от Лизы никогда не слышала. Мне вообще казалось, что она не умеет ругаться, а тут такое, я даже покраснела, что случается со мной крайне редко. Когда она пришла в себя и приглушила свет в комнате, я ей все рассказала. С самого начала, все, что вспомнила, даже моменты, которые казались незначительными. Я знаю, как работает Лизина система, она складывает цельную картинку из разного рода информации, как пазл из тысячи деталей. Я рассказывала и рассказывала, а она молча слушала, никакого осуждения, никаких нотаций, только хмыкнула в конце и сказала, что надо с этим завязывать. Вот это настоящий друг.
– Спасибо, Лиза, честное слово, спасибо.
Я очень просила ее не лезть глубже, чем надо. Я не хотела, чтобы она попала в поле зрения моих нанимателей. Сейчас она была для них просто «средненьким» аналитиком, этакой недотепой. Я хотела, чтобы так и оставалось.
Лиза улыбнулась и пообещала, что все будет как надо. Тем более у нее есть один знакомый, который частенько ей помогает найти то, что не должно быть найдено. Она свяжется с ним и попросит помочь. Его точно не найдут. Он – гений, причем очень осторожный гений.
Мы проговорили детали, и я начала собираться домой. Уже у двери я крепко обняла Лизу, а она сказала, что я сделала бы для нее тоже самое. Это и есть дружба – не парней вместе в клубе цеплять или роллами закидываться в промежутках между салонами и магазинами, а прийти с любой проблемой и знать, что друг тебя точно не бросит. Я потихоньку вернулась к одиннадцати вечера домой и с телефона консьержа начала названивать на свой номер и истерическим голосом просить вернуть мне телефон, который, видимо, случайно упал в сумку-холодильник курьера. Через час он привез мой телефон и порцию роллов «от заведения» с извинениями. Мне было стыдно, и я дала ему приличные чаевые. Мне, правда, было стыдно.
15
Точка возврата в теории катастроф и теории управления – максимальное временное или дистанционное удаление объекта от места отправления для гарантированной возможности вернуться.