Читать книгу Долина Слез - Соня Мармен - Страница 7

Наверное, я проспала час или два. Когда же я открыла глаза, туман рассеялся и нашему взору предстал величественный пейзаж. Впереди раскинулись зеленые холмы, меж которыми текла бурная речка с многочисленными порогами. Со всех сторон долину окружали темные горы с отвесными скалами и обрывистые склоны.

Мы ехали по спускавшейся в долину извилистой тропинке. Сама не знаю почему, но по спине у меня пробежал холодок.

– Вот мы и в Гленко! – торжественно объявил Лиам.

– В Гленко… – повторила я словно зачарованная.

У меня вдруг стало неспокойно на душе. К горлу подкатил комок, закружилась голова. Появилось ощущение, что еще немного – и эти горы, вздымавшиеся по обе стороны от тропинки, проглотят нас. Здешняя природа поражала своей первозданной, дикой красотой, одновременно величественной и зловещей.

А мы между тем все ехали и ехали. Движения лошади не давали мне забыть о моей ране, и Лиам это понимал. Он снова сказал мне, что мы уже скоро будем на месте, что обо мне позаботятся и очень скоро поставят на ноги. Однако эта последняя попытка приободрить меня возымела, к несчастью, противоположный эффект. На берегу небольшого озера он остановил коня, повернулся к Колину и остальным своим спутникам и жестом попросил их продолжать путь без нас. Предлогом для недолгой остановки служило мое утомление и необходимость немного передохнуть и набраться сил, чтобы одолеть последние километры, отделявшие нас от Карноха.

– Поезжайте вперед и предупредите Сару. Колин, расскажи ей про Кейтлин. И позови Эффи.

Колин нахмурился и без особой охоты подчинился воле старшего брата. Он ударил своего коня пятками, посмотрел на меня и исчез вместе со своими товарищами в облаке пыли.

Серое небо было затянуто тучами, в воздухе пахло дождем. Моя рубашка пристала к разгоряченному и мокрому от пота телу. Жар никак не проходил. Я слегка повернулась, чтобы посмотреть назад через плечо Лиама, и прикоснулась щекой к его щетинистой щеке. Он взглянул на меня.

– Эта долина похожа на крепость, у нее всего два входа-выхода – из долины Раннох-Мур на востоке, мы оттуда пришли, и Лох-Ливен далеко на западе. Через горы рискнет пойти только тот, кто их хорошо знает. Как видите, склоны крутые и обрывистые, поэтому оттуда в долину никто проникнуть не может. А это – Лох-Ахтриохтан. – Он указал на озеро, в котором отражались горные вершины.

«Гленко… Гленко…» – эхом отдавалось в моем затуманенном сознании. Неужели мне уже доводилось слышать название этого места?

Он пустил лошадь шагом. Мы подъехали к окруженному зеленью огромному утесу, расположенному в том месте, где небольшое ущелье поворачивало в сторону.

– Это Сигнал-Рок. Отсюда принято отправлять гонцов. Это своего рода место сбора, от Сигнал-Рока до любой деревни примерно одинаковое расстояние. Еще этот утес служит нам наблюдательным пунктом.

Дорога вела мимо почерневших руин какой-то деревеньки. От некоторых домов остались лишь прямоугольники из камней, поросшие травой и дикими цветами. Здесь наверняка произошло что-то ужасное. Лиам словно прочел мои мысли. Он остановил коня перед одним из сгоревших домов, у которого уцелела лишь одна стена.

– Это был мой дом, – тихо сказал он. – А наша деревня называлась Ахнакон. И это все, что от нее осталось.

Я интуитивно поняла, что история, с ней связанная, не может быть счастливой. Я коротко взглянула на него и уже хотела спросить, что здесь произошло, когда он заговорил снова:

– Как ты себя чувствуешь?

Легким движением Лиам коснулся моего лба и, раздосадованный, покачал головой.

– Слегка болит голова…

– У тебя жар. Но ничего, Сара и старая Эффи о тебе позаботятся.

– Старая Эффи?

– Да, наша целительница. Говорят, что она – настоящая bean-sith![26]

– И ты в такое веришь? – спросила я с любопытством.

– Нет. Эффи – просто безобидная старушка, которая хорошо разбирается в травах. Но людям нравится думать, что на самом деле она – bean-sith.

Та часть долины, в которой мы теперь оказались, была намного просторнее. Растительность здесь была роскошнее, трава – гуще. С западной стороны, откуда-то снизу, поднимались столбики дыма. Мы проехали еще чуть-чуть, и недалеко от реки, которая в этом месте была довольно широкой, увидели небольшую деревню с каменными домиками.

– Это и есть Карнох? – спросила я.

– Да.

Он ударил лошадь пятками, и мы рысью проехали те несколько километров, которые отделяли нас от деревни. На окрестных холмах спокойно паслись овцы. Жители поселения собрались вокруг Колина, обнимавшего белокурую девушку. Наверняка это и была Сара. Увидев нас, она бросилась навстречу. Волосы у нее были светлые, того же медового оттенка, что и у Колина, и глаза такого же цвета – светло-серые.

– Лиам! Лиам, mo bhràthair![27] – воскликнула она, и ее лицо порозовело от волнения.

Лиам спрыгнул с лошади, обнял сестру и закружил девушку так, что ее юбки и плед взметнулись.

– Ciamar a tha thu, Sàra?[28]

– Thag mi gu math, a Liam[29]. Мы вас заждались! Вы ведь должны были вернуться пять дней назад. Я так волновалась! – сердито заявила она.

– Это ты зря, сестренка! Конечно, не все прошло гладко, да и корабль приплыл позже, чем ожидалось, – море сильно штормило. Поэтому нам пришлось несколько лишних дней проторчать в Арброате, – объяснил Лиам.

– Хорошо еще, что в окрестностях города есть с кем развлечься, правда, Лиам? – поддразнил брата Колин и ткнул его локтем в бок.

Лиам покраснел и смущенно улыбнулся.

– Не валяй дурака, Колин! – вступилась за брата Сара.

Она повернулась ко мне и окинула меня взглядом, в котором читалось недоверие. Так же смотрели на меня и остальные обитатели деревни.

– Ты – Кейтлин, как я понимаю?

– Да, – пробормотала я робко.

– Fàilte, Is mise Sàra[30].

Я вежливо кивнула.

– Брат сказал, что тебя ранили.

Она еще пару секунд смотрела на меня с явным сомнением, потом дернула Лиама за рукав.

– Отнесем ее ко мне в дом, я о ней позабочусь. Только мне понадобится еще одна кровать.

Я позволила Лиаму снять себя с седла, и он следом за Сарой вошел в ее коттедж. Лиам положил меня на матрац и потрепал по щеке.

– Все будет хорошо, mo maiseag, – тихо сказал он.

Вместо ответа я слабо улыбнулась ему. Он повернулся к сестре и поцеловал ее в лоб.

– Teich! A-mach à seo! [31]– приказала она, подталкивая его к двери.

Я смежила веки, потому что больше не было сил держать глаза открытыми. От запаха мясного рагу защекотало в носу. Живот свело от голода, и это ощущение напомнило мне, что я еще жива. Наконец-то мне можно уснуть…

В комнате царил полумрак. Из кастрюли с кипятком, водруженной на решетку над очагом, валил пар. Мне стоило больших усилий не закрыть глаза. Сара двигалась по дому, время от времени украдкой поглядывая на меня. Из большого сундука она достала отрез чистой льняной ткани и разорвала его на полоски. Разбудил меня Лиам. Склонившись надо мной, он смотрел на меня своими голубыми глазами. Меня лихорадило. Он взял меня на руки, переложил на другую постель и сунул мне под спину подушку.

– Все будет в порядке, Кейтлин.

– Мне так плохо… – прошептала я.

– Знаю.

Он влил мне в рот немного воды, увлажнив мои растрескавшиеся губы и пересохшее горло, которое, как мне казалось, горело огнем. «Гленко… Резня в Гленко…» Теперь я вспомнила! По спине пробежал холодок. Те опаленные огнем руины… Ходили слухи, что в Гленко было совершено массовое убийство: вырезали целый клан Макдональдов под предводительством Макиайна, издавна промышлявшего кражей чужой скотины. Еще говорили, что эти люди – Божье наказание для Шотландии и Англии… «Проклятые хайлендеры, они без конца убивают друг друга и поддерживают живущего в изгнании короля-католика…» – судачили обыватели. Эта расправа должна была послужить уроком остальным бунтарским кланам и стереть с лица земли клан Макдональдов, представители которого издавна считались гнуснейшими паразитами на британской земле…

Я не знала подробностей случившегося. Мои братья пересказали мне то, что сами услышали в тавернах и на рынках. В свое время в Эдинбурге это событие было у всех на устах. «Это возмутительно!» – восклицали якобиты[32]. «И поделом им!» – вопили ярые сторонники королевского дома Нассау. Эта тема никого не оставляла равнодушным. И по всему выходило, что Лиам с родными уцелели в страшной бойне, случившейся здесь, в долине Гленко – Долине Слез.

Глаза Лиама, такие голубые, пристально смотрели на меня, его взгляд проникал мне в самую душу. Ладонь его легла мне на щеку. Незачем отрицать – меня влекло к этому мужчине, как железо влечет к магниту. Он пробудил во мне чувство, которое я пока не могла определить словами. Было ли это банальное притяжение тел или же я придумала для себя что-то, чего не существовало в реальности? Я не знала. Но тело мое вибрировало всякий раз, стоило ему посмотреть на меня или хотя бы слегка прикоснуться.

Дверь открылась, и против света в дверном проеме вырисовалась невысокая, хрупкая и согбенная фигурка пожилой женщины. Ее испещренное морщинами лицо напоминало высохшее прошлогоднее яблоко. Она подошла ко мне и улыбнулась, показав беззубый рот. Я решила, что это и есть Эффи. Bean-sith приподняла мои юбки, своими узловатыми пальцами сняла с ноги окровавленную повязку, ощупала рану и поморщилась.

– Fuich![33] Крошка моя, надо поскорее убрать гной из раны, пока он не сожрал тебя целиком, – сказала она.

– Убрать гной? – повторила я едва слышно.

Я знала, что испытывает больной, когда ему чистят гнойную рану. Крики моего брата Мэтью, наполнившие наш дом в Белфасте, я не смогла бы забыть, даже если бы захотела. В битве при Огриме солдат-англичанин рассек ему мечом левую руку. Началась гангрена, и руку пришлось ампутировать чуть пониже локтя. Рука, отданная на отсечение за короля Якова II… Мой брат не уехал вместе с остальными «дикими гусями»[34] во Францию вслед за нашим королем, потерпевшим поражение и изгнанным.

Пальцы Эффи между тем ощупывали меня. Она что-то бормотала себе под нос, изучала рану, и я каждый раз слабо вскрикивала от ее прикосновений. Наконец пальцы старухи замерли у меня на животе. Она умолкла и посмотрела мне в глаза. Взгляд этот, казалось, проник мне в самую душу. Меня захлестнула волна паники. Она знала… Она видела… Руки этой колдуньи видели! Мгновение, и она их убрала, словно бы наши души обменялись посланиями на ином, нематериальном уровне.

– Вам плохо, моя крошка?

– Да.

– У нее есть раны куда глубже, чем эта, – произнесла она, указав на мою ногу.

Эффи снова уставилась на меня своими маленькими живыми глазами, поблескивавшими из-под тяжелых век.

– Я знаю.

Она кивнула. Эта женщина читала в моей душе, словно в открытой книге. У меня по рукам забегали мурашки. Да она и вправду bean-sith!

– Подержите-ка ее! Ей наверняка захочется сплясать, но сейчас не время для танцев! – сказала она, обращаясь к Лиаму.

Он зажал мою ногу между своими коленями. Его большие, крепкие и ласковые руки стиснули мои пальцы. Я поняла, что вырвать их мне не удастся. Взгляд его прекрасных глаз цвета озер Шотландии был устремлен на меня. Пальцы bean-sith сжали распухшие края раны, и оттуда потек коричневато-красный липкий гной. От боли я едва не потеряла сознание.

Словно со стороны я услышала свой собственный крик. Рядом с лицом Лиама появилось перепуганное лицо Сары. Не успела я перевести дух, как бедро вспыхнуло огнем, который стал пожирать мое тело. Ощутив горький древесный запах спиртного и последовавшую за ним боль, я снова чуть было не лишилась чувств. Но руки Лиама держали меня крепко. Когда Эффи наконец закончила перевязку, я упала на подушку совершенно обессиленная, дрожа всем телом и хватая ртом воздух.

– Все будет хорошо, mo maiseag.

Я совсем изнемогла. Глаза закрылись сами собой. Боль понемногу утихала. Я погрузилась в беспокойный сон, и мне снились голубоглазые воины-кельты и колдуньи с морщинистыми лицами.

Разбудил меня стук закрывающейся двери. Огонек свечи затанцевал от порыва холодного воздуха, который проник в дом вместе с Сарой. Она поставила ивовую корзину на низкий буфет, вынула из нее аккуратный круглый хлеб и повернулась, чтобы посмотреть на меня.

– Ты, наверное, проголодалась?

– Да, немного, – ответила я охрипшим голосом.

В доме по-прежнему было темно. Беспокойные тени от огня в очаге танцевали на недавно побеленных известкой стенах. Сара принесла мне миску с бараньим рагу и ломоть хлеба, потом придвинула к кровати лавку, вздохнула и присела. Пока я жадно поглощала еду, она не сводила с меня своих серьезных глаз. Личико у нее было круглое и симпатичное, и по нему легко было прочесть все ее мысли по мере того, как менялось его выражение.

– Ты приехала из Арброата? – внезапно спросила она.

– Нет, из Эдинбурга.

– Из Эдинбурга? – Девушка часто-часто заморгала от удивления. – Братья не сказали, что были в Эдинбурге!

– Мы с Лиамом встретились в поместье Даннинга.

– В поместье Даннинга? И как Лиам там оказался?

– Его арестовали вместе с грузом и отвезли в поместье, а там посадили под замок. На следующий день его должны были отправить в Данди.

– Вот оно что!

Она в задумчивости наморщила носик.

– И ты помогла ему бежать?

– Нет. Он сам освободился.

– Как же вы тогда оказались вместе?

Сара нахмурилась и чуть склонила голову набок в ожидании моего ответа.

– Он взял меня с собой. Вот так!

– А зачем?

Наша беседа все больше становилась похожа на настоящий допрос. Я поерзала на матрасе. Ну не могла же я рассказать ей всю правду о том, что произошло той ночью! К тому же я не должна объяснять, почему ее брат сделал то или это!

– Думаю, брат расскажет тебе о своих приключениях лучше меня. Сама я пробуду здесь ровно столько, сколько потребуется для того, чтобы рана успела затянуться. А потом я хочу вернуться в Ирландию.

Девушка смотрела на меня с откровенным недоверием. Ее покрасневшие от тяжелого труда пальцы нервно теребили юбку.

– Так, значит, Лиам привез тебя сюда не для того, чтобы ты согревала его постель?

Мои глаза широко раскрылись от изумления, и на мгновение я лишилась дара речи.

– Что?

– Ну, я думала, что он тебя… что ты была… В общем, сама понимаешь, что я хочу сказать. Колин намекал, что в Арброате они хорошо развлеклись…

Я не сразу поняла, на что она намекает, а когда до меня дошел смысл ее слов, я рассмеялась.

– Ты решила, что он подобрал меня в борделе?

Девушка покраснела.

– Честно говоря, именно так я и подумала.

– Твой брат взял меня с собой, потому что захотел помочь мне, Сара, – сказала я и улыбнулась. – Если у него и была какая-то задняя мысль, то мне об этом ничего не известно.

– Прости, я не хотела тебя обидеть.

Предположение это показалось мне настолько смешным, что я и не думала обижаться.

– Ты попала в переплет, верно?

Судя по всему, эта девушка привыкла говорить открыто, не таясь…

– Можно сказать и так, – вздохнула я.

– У тебя лицо и ноги в кровоподтеках

Я спрятала глаза и оставила это нескромное замечание без ответа.

– Ладно. Если брат что-то сделал, значит, у него были на то причины. Только я знаю, что он мне ничего не расскажет. Он очень… замкнутый.

– Я это заметила.

Сара уставилась на огонь в очаге.

– Лиам не всегда был таким… Он изменился после той резни. Ты наверняка слышала, что случилось в Гленко.

– Да, – тихо отозвалась я.

– Тогда погибли наш отец и сестра Джинни. А еще – жена Лиама Анна и их сын. Он тебе рассказывал?

Новость настолько ошеломила меня, что вместо ответа я смогла только помотать головой.

– С тех пор он замкнулся в себе, словно в могиле, где живут призраки. Что мы только ни делали, чтобы вернуть его оттуда! Думаю, это не очень нормально – так жить. Но время идет, и ничего не меняется. Он совсем перестал улыбаться. Что касается женщин, то…

Сара равнодушно пожала плечами.

– Раз уж ты не его подружка, я могу тебе рассказать. Мне кажется, он не испытывает к ним никаких чувств. Так, мимолетные увлечения, ничего серьезного. Думаю, Анна до сих пор у него в сердце, и это мешает ему полюбить снова. Конечно, может, у них с Меган что-то и выйдет, но, если хочешь знать мое мнение, она ему не подходит.

Чтобы разъяснить свою мысль, Сара приставила палец к виску и сказала:

– У нее все вот тут! – А затем, ткнув им себя в грудь, добавила: – А вот здесь – ничего.

Она выдержала паузу и, наморщив нос, с сомнением посмотрела на меня.

– Так между вами точно ничего нет?

– Хм… Точно. Мы с ним и не разговаривали… почти.

– Странно…

Внимательный взгляд девушки снова скользнул по моему лицу.

– Был момент, когда я решила, что между вами что-то есть. Но раз ты так говоришь, то ладно.

* * *

Лучи солнца с трудом пробивались сквозь джутовую занавеску на окне. В доме было сумрачно. Я повернула голову и окинула комнату взглядом. Больше в ней никого не было. Лихорадка отступила, и этим утром мысли мои наконец-то прояснились. Как долго я тут? Три дня? Четыре? Я не знала. В моем сознании, которое еще недавно стремилось лишь к одному – спрятаться от окружающего мира, запечатлелись лишь обрывочные воспоминания, похожие на фрагменты головоломки, собрать которую мне было не по силам. Сара и Эффи кормили меня, промывали мои раны, меняли повязки. Лиам и Колин каждый день заходили справиться о моем здоровье. Младший из братьев подолгу задерживался у моей постели – разговаривал со мной и не упускал возможности прикоснуться ко мне.

Бо́льшую часть времени я спала. Сон был глубоким, без снов, но иногда в него все равно вторгались ужасные кошмары. Я просыпалась с криком на устах и понимала, что Сара трясет меня за плечи и смотрит испуганными глазами, но не могла вспомнить, что меня так напугало. Может, даже лучше, что я не помнила своих сновидений…

Я привстала на локте, потом мне удалось сесть в постели. От белья пахло сосной и… мужчиной. Я узнала запах Лиама. Тело мое слушалось плохо, и каждое движение занимало больше времени, чем я привыкла. В очаге весело полыхало пламя, однако стоило мне опустить ступни на прохладный пол, и я зябко поежилась. И все же это ощущение показалось мне приятным.

Домик был маленький, но чистенький и уютный. У стены – несколько истертых деревянных лавок, посередине комнаты – стол и стулья. Возле двери – большой шкаф, вероятнее всего, в нем хранили провизию, под окном – разделочный стол для мяса. В небольшом посудном шкафу – хлеб и сыр под льняной салфеткой, а над ним – полки, на которых аккуратно расставлена кухонная утварь и посуда. За ширмой из рогожки пряталась кровать Сары.

В доме было спокойно и тихо. Он совсем не походил на жилище, в котором жила наша семья в Белфасте – отец, братья, я и тетя Нелли. Там жизнь текла в бешеном темпе. Город кишел людьми – богатыми и бедными, господами и нищими. Я выросла в этой какофонии большого портового города, который если и засыпал, то ненадолго. Днем он принадлежал торговцам, ремесленникам и простому люду, а ночью – морякам, докерам и женщинам легкого поведения.

Я закрыла глаза, вспоминая лабиринт улиц и переулков – запутанный мир, куда мы с братом Патриком отправлялись на поиски приключений. В нем был порт со многими десятками кораблей и рынок на городской площади со стройными рядами прилавков, которые ломились от рыбы, мяса и других товаров. Когда ветер дул с побережья, здесь бывало влажно, а запах моря ощущался всегда. Правда, были и другие запахи, куда менее свежие, и приходили они из загаженных отбросами окрестных улочек, где башмаки прохожих вечно увязали в грязи. Если уж ты рискнул туда сунуться, то тебе приходилось хорошо смотреть под ноги, чтобы не угодить в кучу нечистот; да и сверху человека так и норовили облить помоями.

Я улыбнулась, вспомнив один забавный случай. Я вприпрыжку бегу за Патриком по одной из многочисленных улочек города, которые мы знаем как свои пять пальцев. Патрик только что стащил у торговца овощами несколько картофелин. Внезапно он останавливается, и я вижу, что с его волос что-то капает, а плечи испачканы кое-чем… отвратительным. Он не сразу понимает, что произошло, да и я тоже. Потом на его лице появляется такое уморительное выражение, что я начинаю покатываться со смеху и никак не могу остановиться. Брата моя веселость приводит в ярость. Если бы в тот день глаза его могли стрелять, как пистолеты, то он наверняка уложил бы меня наповал. Три дня он со мной не разговаривал и пригрозил, что сделает со мной то же самое, если я кому-то расскажу. Честно говоря, я решила не испытывать судьбу.

Я медленно встала на ноги, схватилась за спинку стула и подождала, пока перестанет кружиться голова. Потом я не спеша оделась. Рана на ноге сильно болела, поэтому я старалась двигаться как можно осторожнее. Сара подарила мне новую нательную рубашку красивого шафранно-желтого цвета с вышитыми у горловины голубыми цветами.

День оказался ясным и солнечным. Я полной грудью вдохнула свежий воздух. Это было очень приятно, потому что очаг топили торфом и от дыма у меня першило в горле и слезились глаза. Я закуталась в шаль и ступила на тропинку. Солнце слегка пригревало, и на душе сразу стало чуть веселее. Я немного постояла, подставив лицо его теплым лучам, а потом направилась к невысокому зеленому холму, поросшему березками. Вдалеке, на берегу реки Ко, жители деревни уже выложили стены нового коттеджа и теперь возводили крышу.

Я улеглась на прохладную землю в тени березы. Пара трясогузок с ярко-желтыми брюшками порхала у меня над головой. Самец, шейка которого была черной, без конца дразнил самочку и летал вокруг нее, потряхивая хвостом. Наверное, это был своего рода танец, благодаря которому он надеялся очаровать свою подружку.

Внезапно мое внимание привлек новый звук – где-то рядом заржала лошадь. Я привстала и прищурилась – до того ярким был солнечный свет. Всадник на красивой лошади каурой масти протягивал руку рыжеволосой женщине… Длинные кудрявые волосы мужчины, отливающие медью, свободно рассыпались у него по плечам. Лиам наклонился к женщине, высокой и тоненькой, так низко, словно хотел что-то сказать ей на ушко, а может, и поцеловать. Златовласка протянула руку и отвела упавшую ему на глаза прядь, попутно погладив по щеке. Кто она? Его возлюбленная? У меня оборвалось сердце.

Женщина достала из своей корзинки яблоко и протянула Лиаму. Он улыбнулся, взял яблоко и впился в него зубами. Мне вдруг стало нехорошо и почему-то захотелось оказаться где угодно, только не тут. Убежать, вернуться в дом Сары… однако я не сдвинулась с места. Лиам ударил лошадь пятками, и та, запрокинув голову, фыркнула. Златовласка отступила назад. Всадник махнул ей рукой на прощание, повернул коня и унесся галопом. Женщина какое-то время смотрела ему вслед, потом повернулась и пошла к холмам.

Лиам объезжал своего коня, который, как мне показалось, отличался весьма строптивым нравом. Я медленно подтянула колени и, опершись о них подбородком, стала наблюдать, как два великолепных создания, всадник и лошадь, приручают друг друга. Лиам был босой, а из одежды на нем был только плед, перетянутый на талии широким кожаным поясом. Загорелое тело блестело от пота. Вдруг каурый красавец на полном скаку изменил направление, и я невольно вскрикнула, чем привлекла внимание всадника. Он посмотрел в мою сторону и не без труда успокоил своего резвого четвероногого друга. Приставив ладонь козырьком к глазам, он пару секунд смотрел на меня, а узнав, широко улыбнулся.

Мое сердце забилось, как пойманная птичка. Лиам спрыгнул с коня и, ведя его за повод, направился ко мне. Ветер бесстыдно играл полами его килта, открывая мускулистые бедра. Я отвела глаза, чтобы он не заметил моего смущения. Он сел рядом, коснувшись моего колена. Меня обдало ароматом его разгоряченного тела.

– Здравствуй! Приятно видеть, что ты поправляешься, – сказал он и провел рукой по моему лбу. – Ты четыре дня проспала, mo maiseag.

Он предложил мне откусить от своего яблока. Я вежливо отказалась, и он продолжил грызть сочный плод.

– Мне лучше, – сообщила я и попыталась улыбнуться. – Думаю, что на этот раз я выберусь.

– Неужели ты в этом сомневалась? Ты всегда так быстро опускаешь руки, женщина?

– Нет, – ответила я, задетая за живое его замечанием. – Я никогда не опускаю рук, Макдональд.

Он насмешливо улыбнулся. В уголках его глаз наметились морщинки-лучики. Вероятно, ему ближе к тридцати, а не двадцать с небольшим, как мне сначала показалось.

– Я бы удивился, если бы ты ответила по-другому. В тебе течет кровь Гаэля, только слепой не заметил бы этого.

– Мне хочется поблагодарить вас с Колином за то, что вы для меня сделали, – сказала я, нервно накручивая на палец травинку.

Лиам не ответил, только кивнул, но в глазах его на мгновение вспыхнул и погас огонек. Он отвернулся, словно не хотел, чтобы я это заметила, и вновь откусил от яблока. Мы совершенно незаметно перешли на «ты». Свидетельство определенной близости, ненавязчивое и ни к чему не обязывающее… Это получилось само собой, однако наши отношения замерли на мертвой точке – дружеские, но сугубо платонические. Теперь я поняла, что по-другому и быть не могло, ведь сердце его было занято. Я даже спросила себя, а не были ли те редкие, но обжигающие страстью взгляды, которые я замечала, пока мы были в пути, плодом моего воображения, в отличие от взглядов Колина? Может быть, я просто обманывала себя?

– Спасибо, что уступил мне свою кровать. Она удобная. Думаю, я скоро верну ее тебе, – рана на ноге заживает быстро.

Услышав это, Лиам вздрогнул.

– Знаешь, иногда мне кажется, что я лучше высыпаюсь на полу, – сказал он с улыбкой. – При такой жизни часто приходится спать там, где тебя застала ночь – в лесу, на вереске или в горах. Тело привыкает ко всему.

– А как ты живешь, если, конечно, не считать перевозки контрабанды? – спросила я с любопытством.

– Думаю, так же, как и большинство хайлендеров. До недавнего времени мы занимались только скотом.

– Вы крали скот?

Он нахмурился, но уже в следующее мгновение одарил меня очаровательной улыбкой. Наверное, точно так же он улыбался и той красивой Златовласке.

– При случае приходится заниматься и этим. Еще мы ловим рыбу, охотимся и учимся обращаться с оружием.

– Ты хороший рыбак?

– Еще бы! Но рыбалка мне не по душе. Вот охота – другое дело! Я люблю тишину, люблю уходить в горы. И мне нравится наблюдать за животным, которое я собираюсь подстрелить. Мне кажется, в такой момент зверь уже знает, что смерть близка. Взгляд оленя, обращенный на охотника за секунду до смерти, переворачивает душу. В этот миг, когда стрела еще не сорвалась с тетивы, между двумя душами устанавливается своего рода связь. Это волнует…

Он пару секунд рассеянно смотрел на огрызок яблока, потом бросил его в густую траву.

– Рыжего оленя заполучить не так-то просто. Нужно охотиться на открытой местности, в долине. Подходить к добыче с подветренной стороны, как это делает хищник, чтобы олень ничего не учуял. Часто все усилия идут насмарку, но если твоя стрела поражает великолепное животное… Вот тогда…

Он ударил себя кулаком в грудь и довольно улыбнулся.

– Тебе доводилось охотиться, Кейтлин?

– Разве что на крыс и других зверьков того же рода, не больше.

Он засмеялся.

– Да, в кастрюлю такую добычу не положишь… Надо будет взять тебя на днях с собой. Конечно, когда ты поправишься.

– Когда я поправлюсь… – повторила я задумчиво. – Лиам, я с радостью, но…

Я смотрела на него, и пауза становилась все более неловкой. Господи, до чего же он красив! Его улыбка погасла.

– Ты так торопишься уехать?

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу остаться.

Лиам направил взгляд на раскинувшуюся перед нами зеленую долину и молча смотрел перед собой, не находя нужных слов. Чтобы хоть чем-то занять руки, он провел ладонями по траве.

– Расскажи мне о своей Ирландии.

– Что именно?

– Ну, не знаю… В твоей стране много гор или она больше похожа на шотландский Лоуленд? Расскажи, как ты жила. И нет ли у тебя там, случайно, жениха?

Я улыбнулась. Он по-прежнему старался не смотреть на меня.

– Трудно ответить сразу на столько вопросов… Ирландию называют Изумрудным островом. У нас есть горы, но особенно много холмов, зеленых, как изумруды, которые искрятся в солнечном свете. Не знаю, но те холмы, что мне доводилось видеть, и правда казались мне изумрудными. На самом деле мы редко выезжали за город. Я не бывала дальше Антрима и Дороги Великана. Ты слышал про Дорогу Великана?

– Нет.

– Это огромные каменные блоки, плотно подогнанные друг к другу. Они все одинаковой формы и размера, но разной высоты. Похоже на ступеньки лестницы. Папа рассказывал мне легенду, связанную с ними.

– И что же это за легенда?

– Говорят, что кельтский воин Фион Маккоол построил эту дорогу между Антримом и Стаффой. Честно говоря, я даже не знаю, где находится эта Стаффа…

– Это остров, один из Гибридских, – сказал Лиам, вытягивая ноги.

– Ну вот. А там, на Стаффе, жил Фин Гал, его заклятый враг. Он тоже был прославленным воином. Когда Гал узнал, что сделал Маккоол, он разбил эту дорогу на сорок тысяч каменных обломков. Дорога Великана – это все, что от нее осталось.

– А тебе доводилось слышать, что Фион Маккоол когда-то жил в моей долине?

Глаза мои широко распахнулись от изумления.

– И мы тут называем его Фион Маккумал, – продолжал Лиам. – А иногда и Фингал.

– Как такое может быть?

– Очень даже просто. Твоя Ирландия и моя Шотландия связаны кровью одного народа. Мы говорим на вашем языке, пусть наши наречия и немного отличаются друг от друга. У нас общие враги, мы почитаем одних и тех же богов. Меня, например, нарекли ирландским именем в честь деда моего отца по материнской линии. Мать моего отца была ирландкой и какое-то время жила в Антриме. Она приплыла в Шотландию в 1664 вместе с армией старого Аласдара Макколла Макдональда, который прибыл на помощь роялистам маркиза Монтроза, сражавшимся с sassannachs в гражданскую войну. Ее муж был в армии Макколла лейтенантом. Он погиб в битве при Инверлохи. Вскоре после этого она познакомилась с моим дедом и приехала жить сюда, в его долину.

Лиам перевернулся на спину и подпер голову локтем, чтобы видеть мое лицо.

– Как ее звали?

– Ровина. Больше я ничего о ней не знаю. Хотя нет, знаю еще, что она была родом из Коннота.

– Из Коннота? Когда начались гонения на католиков, мои дяди переехали жить в Коннот, это на западе Ирландии. У моего отца тогда еще была его лавка в Белфасте, поэтому мы остались там. Отец, конечно, тоже мог бы переехать, но в тех краях одни только рыбацкие деревушки. Мои дяди – рыбаки, а отец… В общем, рыбалка – это не для него. Он предпочитает делать рыбу из золота и серебра, с гравировкой и чернением.

– А ты? Какой жизни ты для себя хочешь?

Он внимательно посмотрел на меня своими бездонными глазами, выражение которых по-прежнему было мне непонятно.

– Я?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Может… Мой дядя Дэниел хотел взять меня к себе. В то время его дочке было всего два годика. Наверное, я могла бы стать выгодной служанкой – мне ничего не надо, кроме крыши над головой и еды. Он предлагал мне переехать к нему, но папа отказался, ему трудно было отпустить меня.

– А тебе самой хотелось тогда уехать?

– Если бы я сказала «да», я бы оскорбила любовь, которую питаю к своему отцу.

– Не думаю, Кейтлин.

– Я очень любила малышку Франсес, у нее такие красивые волнистые волосики – цвета пшеницы в июле.

Лиам осторожно взял прядь моих волос и стал задумчиво накручивать ее на указательный палец.

– А тебе хотелось бы… иметь детей?

У меня перехватило дыхание. Сердце словно перестало биться в груди, и я почувствовала, как кровь отливает от лица.

– Детей?

– Ну да. Это такие маленькие человечки, они плачут и кричат, когда проголодаются. И на ночь, укладывая малышей спать, мать должна целовать их в лоб!

По животу полоснула боль. Пустота, которую невозможно ничем восполнить… Ребенок… Я посмотрела на Лиама, и мне подумалось, что он ощущает нечто подобное. Но может ли мужчина, даже если ему довелось стать отцом, понять это?

– Если Господь позволит мне создать семью…

Я умолкла, не найдя в себе сил закончить фразу. Лиам немного помолчал, погруженный в свои мысли. Когда он отпустил мою прядь, она мягко упала мне на грудь.

– Остается еще один вопрос, на который ты так и не ответила.

– Какой же? О женихе?

Я засмеялась, но смех прозвучал натянуто.

– Если можно обручиться в восьмилетнем возрасте, то да, я оставила в Ирландии тоскующего жениха! Его звали Кристофер Стивенс, и ему было девять. Симпатичный паренек, католик и большой шалун. Думаю, он давно меня забыл.

– Забыл тебя? А это возможно? Нужно быть слепым или придурком!

Лиам протянул руку, смахнул приземлившегося мне на юбку жука и при этом словно бы случайно задел мою руку. Мы оба какое-то время молчали и от этого чувствовали себя неловко. Я поерзала на траве, чтобы размять затекшие ноги, и кашлянула.

– Красивая лошадь. – Я указала на животное, которое паслось в нескольких шагах от нас.

– Она для Джона.

– Для Джона?

– Для Джона Макиайна Макдональда. Он – сын славного Аласдара Макиайна, глава клана и лэрд Гленко.

Внезапно Лиам помрачнел.

– Ты, конечно, знаешь, что произошло в этой долине, Кейтлин?

– Доводилось слышать. Когда мы приехали в Эдинбург – в октябре 1692, – в городе только об этом и говорили.

– В октябре… – пробормотал он, глядя перед собой невидящими глазами. – Как раз в это время Аласдар Ог, младший сын Макиайна, решил вернуться в долину. Прощение короля Джон получил в августе.

– А зачем ему было получать прощение короля? Разве он не был жертвой?

– Он должен был присягнуть на верность Гийому. Как и его отец до него.

– Но если его отец поставил свою подпись под клятвой верности, за что же тогда его наказали?

– Дело в том, что срок действия документа истек, а Кэмпбеллы и еще несколько sassannachs, которые ненавидели Макиайна, этим воспользовались. Кто-то объявил документ недействительным и безнаказанно предал забвению. Но у нас были охранные грамоты, подписанные губернатором Хиллом. Предполагалось, что они будут защищать нас, пока Макиайн не получит возможность объяснить королю, почему вовремя не подписал клятву.

– И вы не показали их солдатам?

– Мы доверяли им, Кейтлин. Мы не сочли нужным показывать им охранные грамоты. Когда два отряда из Аргайлского полка под командованием Роберта Кэмпбелла из Гленлайона и Томаса Драммонда пришли в долину, нам сказали, что им не нашлось места в Форт-Уильяме и волей короля мы обязаны их приютить до получения ими дальнейших распоряжений. Но это был только предлог. Солдат было сто двадцать человек, и мы предоставили им кров и пищу. Мы делились с ними нашим лучшим виски и укладывали их спать возле наших очагов. А они нарушили священную традицию гэльского гостеприимства!

Он замолчал и посмотрел на меня. Лицо его было спокойно и непроницаемо. Потом взгляд его устремился вдаль, и он бесцветным голосом продолжил рассказ:

– Эти мерзавцы нас предали. Они жили у нас две недели, и все это время пользовались нашим гостеприимством, а сами только и думали о том, чтобы истребить нас, как собак. Они хотели вырезать всех до последнего – мужчин, женщин и детей.

Я ужаснулась. В Эдинбурге я не особенно прислушивалась к разговорам о резне в Гленко. Жизнь моя в то время и без того была полна тревог. Я тяжело переживала смерть старшего брата Майкла, погибшего за короля Стюарта. Он пал в битве на реке Бойн в 1690, сражаясь в рядах ирландских якобитов. Потом, через год, Мэтью лишился руки в битве при Огриме. Наша семья внесла большой вклад в дело Стюартов, но Яков II так и не взошел на трон Ирландии, Шотландии и Англии. Католики потерпели поражение и подверглись преследованиям. И мы решили уехать, пока была такая возможность.

Мне о многом хотелось расспросить Лиама – о жене Анне, о сыне… Однако я подумала, что лучше дождаться, когда он сам расскажет об этом. Из родни у него остались только сестра и брат. Забываются ли трагедии, подобные той, что ему довелось пережить, со временем? Я знала, что нет. Мне захотелось прикоснуться к нему, утешить, но я не стала этого делать. Наверняка та, другая женщина искусно врачует его душу…

Он провел рукой по лицу. Она чуть задержалась на лбу, потом снова опустилась на траву. И Лиам заговорил более спокойно:

– Все, кто выжил в этом побоище, лишились дорогих им людей. Кто-то потерял отца, сына или брата, а кто-то – мать, сестру, племянницу… супругу. Они убили тридцать восемь человек из клана, главой которого был и остается Макиайн. Вырезать нас всех до единого им помешала плохая погода. В тот вечер в долине бушевала метель. Те, кто смог, убежали в горы. Солдаты врывались в наши дома с мушкетами в руках. Женщины и дети были в ночной одежде. Многие – босиком. Их поднимали с постелей и выгоняли на улицу почти раздетых. Нам пришлось пройти долгий путь в горах, прежде чем мы нашли пещеру и там остановились. Некоторым мы ничем не смогли помочь, и они умерли в пути…

Лиам замолчал, и я поняла, что он раздумывает, стоит ли продолжать.

– У меня были жена и сын, Кейтлин.

Я ласково погладила его по руке, лежавшей возле моей ноги. Он схватил мою руку и сжал ее, потом провел по ладошке кончиками пальцев. Наши взгляды встретились. В его глазах читались боль и ярость.

– Они умерли от холода. Я не смог их защитить. Моему сыну Коллу тогда было четыре. И он умер у меня на руках.

– Лиам, мне очень жаль…

Он закрыл глаза и вздохнул. Он впустил меня в один из темных уголков своей души, поделился со мной самыми болезненными воспоминаниями. Но я все равно не нашла в себе сил разделить с ним свои печали. Это было бы слишком больно.

– Свое оружие мы спрятали, – сказал он с саркастической усмешкой. – Присягнув на верность королю, мы тем самым лишались права иметь оружие, за исключением того, что нужно для охоты. Поэтому все наши мушкеты, клейморы[35] и лохабераксты[36] мы спрятали в кучах торфа среди холмов и засыпали снегом. Но даже если бы у нас и было оружие, оно бы нам вряд ли помогло. Они просто будили мужчину и тут же всаживали ему пулю в голову.

Он выдержал паузу, и наши пальцы переплелись. Мне вдруг захотелось, чтобы он никогда их не отпускал.

– Мне довелось видеть много насилия. Здесь, в Хайленде, оно стало частью нашей повседневной жизни. Я видел кровавые сражения и бойни, в которых погибло намного больше людей, чем в ту ночь в долине. Но то была война. Не важно, была ли то стычка двух кланов или бой хайлендеров против sassannachs… Но мужчины сражались с мужчинами и защищали высокую цель или просто то, что было им дорого, ценой своей жизни. То, что произошло в Гленко, не имело никакого отношения к войне. Это был акт мести, которому нет оправдания. Кэмпбеллы свели счеты с Макдональдами, прикрывшись именем короля. Они воспользовались тем, что Макиайн опоздал, чтобы удовлетворить свою жажду крови. Кэмпбеллы хотели стереть Гленко с лица Хайленда, с лица Шотландии. Ха! Жалкие подонки! Мы и до сих пор живы!

– Но зачем вас заставили подписывать эту клятву верности? Ведь вы – шотландцы, а значит, подданные короля.

Он горько усмехнулся.

– Но какого короля? Якова или Гийома? Протестант Гийом хотел убедиться, что мы на его стороне. После мучительного поражения sassannachs в битве при Килликранки он попытался объединить якобитские кланы под знаменами дома Нассау. Граф Бредалбэйн…

Лиам поморщился и, снова выругавшись, продолжил:

– Так вот, этот бастард Кэмпбелл собрал возле руин замка Ахалладер глав кланов, которые поддерживали Стюартов. Хитрый лис попытался стравить их друг с другом. Своим змеиным языком он нашептывал обещания, которые все равно не смог бы сдержать, но благодаря которым сумел купить лояльность кланов, те самые «Особые статьи». К несчастью для Бредалбэйна, его слава интригана и махинатора бежала впереди него. Ничего у него не вышло. Никто не захотел довериться этому скользкому типу. И вот Королевский совет издает указ, обязывающий всех глав кланов принести клятву верности короне sassannachs. Таким образом он рассчитывал подавить восстания якобитов в зародыше.

– Макиайн был якобитом?

– Якобиты – это не просто сторонники короля Якова, Кейтлин. По большому счету, мы не хотим подчиняться королю sassannachs, который к тому же еще и голландец по рождению. Хотя жена короля, Мария, – шотландка и любит свою родину, но все равно она заодно с sassannachs и, вдобавок ко всему, протестантка. Мы же хотим вернуть трон Стюартам. Это вопрос чести. Мы – хайлендеры. Наша кровь – кровь Шотландии, и нашим королем должен быть только шотландец.

– Но вы ведь принесли эту присягу?

Лиам издал хриплый смешок.

– Принесли. Но только для того, чтобы спасти наши шкуры.

– Поэтому Макиайн и затягивал сколько мог с этим документом?

Он кивнул.

– Макиайн – человек суровый и упрямый, но он крепко любил свой народ. Для нас всех он был как отец. Когда Макиайн понял, что больше ничего не остается, он отправился в Форт-Уильям. Это было за два дня до 1 января – даты, когда заканчивался срок действия документа. Кэмероны, Макдональды из Кеппоха к тому времени уже подписали новую клятву. Но в Форт-Уильяме полковник Хилл сообщил ему, что по закону он не имеет права заверить его подпись. Он отправил Макиайна в Инверари, в Аргайл. Местный шериф, сэр Колин Кэмпбелл из Ардкингласса, обладал такими полномочиями. Дороги засыпало снегом, а в Бракалдине Макиайна на несколько часов задержал в пути отряд гренадеров Драмонда. В итоге он приехал в Инверари на два дня позже, чем рассчитывал. Потом ему пришлось еще три дня дожидаться, пока вернется шериф, который уехал куда-то на рождественские праздники с семьей. В общем, присягу официально заверили 6 января. Макиайн с легким сердцем вернулся в Гленко. Он отдал Кэмпбеллам оба документа, которые получил от Хилла перед отъездом из Форт-Уильяма. Первым удостоверялось, что он явился в должный срок, чтобы принести присягу, однако по ошибке выбрал место, где сделать это оказалось невозможно. Эдакая «заблудшая овца», которую надлежит направить на путь истинный… Вторым документом была охранная грамота, согласно которой никакие репрессивные меры не должны были быть применены против подателя этого документа и членов его клана. Думаю, что оба документа непостижимым образом «потерялись», – добавил Лиам с ноткой иронии в голосе.

– А что грозит клану, если не подписать присягу вовремя?

– Клан объявляют вне закона и наказывают самым жестоким образом, какой предусматривает все тот же закон: карают огнем и мечом.

– Что они и сделали… – проговорила я шепотом. Мне не хотелось верить, что такое возможно.

Лиам нахмурился и протер глаза, словно прогоняя ужасные видения.

– Просто Кэмпбеллы воспользовались ситуацией, – сказал он и тут же уточнил: – Бредалбэйн воспользовался ситуацией. И Гленлайон, этот гнусный пропойца, тоже. Он давно пропил все свои мозги. Он спустил все свое состояние на выпивку и азартные игры. Он и по сей день – лэрд Гленлайона, но у него больше ничего не осталось, кроме семейного поместья Честхилл. Остальные земли долины Гленлайон перешли в руки маркизу Мюррею из Атолла, его заклятому врагу. Сыновьям Гленлайона теперь приходится платить маркизу арендную плату.

– А за что Кэмпбеллы так на вас разозлились?

Лиам привстал на локтях и пошевелил ногами. Невеселая улыбка едва тронула его губы.

– За то, что мы – Макдональды, – ответил он кратко.

– А еще почему?

– Потому что мы воровали скотину на землях Гленлайона и Бредалбэйна. Потому что мы – католики, а они – протестанты. Потому что мы презираем их сюзерена, а они – нашего. Трудно выбрать одну, главную, причину. Наши кланы ненавидят друг друга уже несколько столетий, из-за этой вражды пролилось много крови. Кэмпбеллы забыли, что они – хайлендеры, что было время, когда и они защищали интересы нашей родины против sassannachs. Сегодня они – «глаза и уши» правительства на наших землях. Они живут и одеваются, как sassannachs. А для нас это неприемлемо.

Я немного подумала, прежде чем сказать:

– Все это очень сложно, надо признать…

– Мы-то как раз люди очень простые, mo maiseag, – произнес Лиам полушутя-полусерьезно. – Но ты права, человеку постороннему наша история действительно должна казаться запутанной. Здесь, в Хайленде, каждый клан занимается своими делами и вмешивается в чужие только тогда, когда задеты его интересы. Но sassannachs никак не желают оставить нас в покое. Они презирают нас и вот уже много веков пытаются подчинить себе. Но мы не рабы и не вьючные животные, мы не «дикари» и «варвары», как им нравится называть нас. Здесь, в Хайленде, жизнь трудна и, с их точки зрения, примитивна, но так жили наши предки, и нам это нравится. Манеры у нас, надо признать, не утонченные, но разве это превращает нас в грубиянов, которые не умеют вести себя в обществе? На самом деле их пугает пыл, с которым мы защищаем то, что для нас дорого. И только благодаря нашему боевому духу мы до сих пор живем на своей земле. Они украли у нас нашего короля, теперь они хотят украсть нашу веру. В итоге, я думаю, sassannachs рассчитывают превратить нас в таких же выродков, как и они сами. Они могут забрать у нас наши пожитки, наши земли и даже нашу самобытность, но никогда не получат нашу душу. Даже в изгнании мы останемся хайлендерами. Ты понимаешь, Кейтлин?

– Да, – прошептала я, вспоминая ту жуткую ночь в поместье Даннинга.

Они могут забрать у нас все, кроме нашей души… Душа – единственное, что у меня осталось, и я не позволила ее отнять.

Тягостное молчание обрушилось на нас, словно свинцовый колпак. Каждый вспоминал о своих горестях, тонул в собственных воспоминаниях. В небе пронзительно закричал сокол. Он кружил над долиной в поисках добычи. Лиам, запустив пальцы в волосы, какое-то время наблюдал за птицей, описывающей круги в голубом небе. Потом заговорил снова:

– Многие решили не возвращаться и остались в кланах, которые их приютили. Джону вернули земли, когда он пообещал, что принесет присягу Георгу и не будет пытаться отомстить за погибших. Его брат Аласдар с женой Сарой, которая приходится лэрду Гленлайона племянницей, до сих пор живут в Лохабере, у Макдональдов из Кеппоха.

– А ты? Почему ты решил вернуться?

Лиам передернул плечами и посмотрел мне в глаза.

– Не знаю. Никогда не задавался этим вопросом, – ответил он неуверенно. – Наверное, потому что здесь – мой дом. Я тут родился, это земля моего отца, моего деда, прадеда… А может, еще и потому, чтобы быть поближе к тем, кого я потерял и кто никогда не вернется – к моему отцу и сестре Джинни. Они умерли тем утром. Отца убили выстрелом в голову, а Джинни… Солдаты изнасиловали ее. Сестре удалось бежать, но ей не хватило сил добраться до пещеры. Она уже шесть месяцев носила ребенка, и по дороге у нее случился выкидыш. Она умерла, истекая кровью…

Он закрыл глаза.

– Она вообще не должна была здесь находиться. Ее муж, Адам Кэмерон, уехал в Эдинбург, а тут как раз случилась оттепель, и Джинни решила проведать нас, несмотря на то что была беременна. Не нужно было ей приезжать… Она была всего на год моложе меня, и мы очень любили друг друга.

Я оборвала все травинки вокруг себя, слушая этот печальный рассказ. Лиам снова лег на спину, заложил руки за голову и закрыл глаза. Взгляд мой скользнул по его лицу и устремился на восток, туда, где находились пустующие земли долины. Я попыталась представить себе, как они выглядели до того побоища. Рассыпанные по долине архаичные каменные дома с крышами, покрытыми сухим вереском, в окружении холмов… Над домами вьются ниточки дыма из растопленных торфом очагов… Сколько семей Макдональдов проживало в долине в то время? И сколько их живет здесь теперь?

Издалека послышались крики. Лицо Лиама моментально побледнело и застыло. Мы поспешно вскочили на ноги. С молниеносной скоростью выхватив из-за пояса свой кинжал, Лиам свободной рукой сжал мое запястье и толкнул меня себе за спину. Я слышала, как бьется его сердце. Только теперь я заметила у него на спине длинный и четкий изогнутый шрам, протянувшийся по правому боку от плеча и до поясницы.

Я провела по белесому выпуклому рубцу пальцем. Лиам вздрогнул и обернулся. На лице его уже не было тревоги. Он снова сунул нож за пояс.

– Килликранки, – сказал он просто. – Но то совсем другая история. Идем, это кричала Сара. Колин засунул рыбину ей за шиворот.

Мы спустились с холма навстречу двум шутникам, которые гонялись друг за другом, размахивая рыбой.

– Если их не остановить, придется нам самим ловить себе рыбу на ужин! – с притворным недовольством произнес Лиам.

Я засмеялась.

Колин налил всем еще по глотку виски. Я смахнула с глаз слезы веселья. Плечи Сары до сих пор вздрагивали – так заливисто она хохотала. Мы уже покончили с ужином, и теперь два ее брата развлекали нас забавными историями, которые приключились с ними в Арброате.

Ужин удался на славу. Поджаренная на вертеле рыба оказалась очень вкусной, и я отдала должное стряпне Сары, которая, приходилось признать, готовила прекрасно. Достаточно было послушать, как братья и сестра разговаривают друг с другом, чтобы понять, насколько крепки связывающие их узы. Я им даже позавидовала. Что случилось с моими родными? Увижу ли я снова отца, братьев? Я постаралась поскорее прогнать грусть, благо Колин начал рассказывать очередную байку. Он не сводил с меня глаз, и они вспыхивали радостью каждый раз, когда я смеялась.

Лиам вел себя сдержанно. Создавалось впечатление, что веселье причиняет ему душевную боль. Временами Лиам подолгу сидел молча, устремив взгляд на свой стакан с виски, которое он, кстати, поглощал в немалом количестве. Сара привычно подтрунивала над братьями, но они совсем не обижались и даже побуждали ее к новым шуткам. А язычок у девушки, надо заметить, был очень острым, и она привыкла, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней. Своенравная, задорная, но при этом совсем не грубая, она была сама живость и очарование, чему в немалой мере способствовала и ее симпатичная мордашка.

Застолье подходило к концу. Как я ни старалась прикрывать рот ладошкой, моя зевота возымела магическое действие на сотрапезников – разговор утратил свою оживленность. Я поставила локти на стол и подперла руками подбородок. Сара развлекалась тем, что катала из хлебного мякиша шарики и щелчком отправляла их Колину в лицо, но он словно бы этого и не замечал. Мыслями он был далеко.

– Ты снова занялся жеребцом Джона, Лиам? – спросил он, томно потягиваясь на стуле. – Я сегодня видел тебя на нем. Неплохо!

– Через несколько дней он будет готов. Хороший конь, немного норовистый, но я видел и похуже.

Колин подмигнул сестре, и та ответила ему лукавой гримаской.

– Сегодня утром я встретил Джона, и он сказал, что Аласдар с Сарой вернутся в долину до наступления зимы. Сара ждет их первого ребенка и хочет, чтобы он рос в Карнохе.

– Давно пора! – воскликнула Сара. – Не может же она всю жизнь упрекать себя за то, что сделал ее мерзавец дядя! Да, она была Кэмпбелл, но теперь она – Макдональд. Ланди, не раздумывая, выстрелил в нее!

– И ее дядя ничего не сделал, чтобы ее защитить? – удивилась я.

– Он-то как раз сделал все, что мог, – вмешался в разговор Колин. – Он хотел забрать ее в Кембюсли, к ее отцу, но Сара отказалась. Аласдар поехал искать Джона. Она последовала за ним и по пути встретилась со знаменщиком Ланди. Он сказал, что ему приказано не оставлять в живых ни одного Макдональда, и выстрелил в нее, гад! Выстрелил в нее прямо на глазах у ее дяди! Она чудом осталась жива – и все потому, что Кэмпбелл успел долбануть прикладом мушкета по ногам этого Ланди.

– Кстати, о Кэмпбеллах, – нехотя начала Сара, – Калум говорит, что видел одного в холмах, недалеко от деревни.

Лиам привстал на стуле и снова сел. Пальцы его, сжимавшие стакан, побелели. Он залпом выпил свое виски.

– Когда?

– Два дня назад.

– Два дня назад! И ты молчала? – упрекнул он сестру.

Ладонь Колина опустилась на мою руку. Этот жест не укрылся от Лиама и, как мне показалось, разозлил его еще сильнее.

– И кто это был? Эвен? – глухо спросил он.

– Калум не рассмотрел его как следует. Он был слишком далеко, чтобы разглядеть лицо чужака, но не настолько, чтобы не увидеть его тартан.

– Наглец, он увязался за нами после того грабежа на дороге! Он был один?

Сара встала и начала собирать со стола тарелки. Было видно, что она раздражена.

– Может, и не один. Кэмпбелл не рискнет в одиночку бродить в наших горах.

– Джону сказали?

– Понятия не имею.

Лиам тоже встал и повернул сестру к себе лицом.

– Послушай меня, Лиам, – сказала она, уперев кулачки в бока. – Я забыла тебе доложить, из-ви-ни! Больше этот чужак тут не показывался. Я очень обрадовалась, что вы вернулись, поэтому все остальное вылетело из головы.

– С некоторых пор ты стала слишком рассеянной, сестренка! И я уверен, что ты забыла рассказать мне еще много чего «невинного». Не только Кэмпбеллы бродят вокруг нашей деревни, пока нас нет дома!

– Кого ты имеешь в виду?

Она вызывающе посмотрела на брата и вздернула подбородок.

– Томас Максорли приходил тебя навестить. Или осмелишься сказать, что нет?

Сара побледнела, глаза ее округлились от изумления.

– Оставь ее в покое, Лиам, – вступился за сестру Колин. – Она давно не ребенок!

– Черт побери, я прекрасно вижу, что она не ребенок, Колин! – вскричал Лиам, с негодованием глянув на брата. – Томас Максорли – бабник, каких свет не видывал. Поверь, я достаточно долго путешествовал с ним, чтобы знать, о чем говорю. Да, он – gillie[37] у Кэмеронов из Глен Невиса, но это еще не значит, что он достойный человек!

– Мы не сделали ничего плохого, Лиам Макдональд! – заявила Сара, к которой неожиданно вернулся дар речи.

– Пока, может, и не сделали, но я знаю Тома и уверен, что он наверняка попытается форсировать события. Он не из тех, кто умеет ждать, и могу еще добавить – совсем не домосед, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– А если я сама захочу, как ты говоришь, «форсировать события»? – с угрозой в голосе спросила девушка. – Мне ведь уже двадцать два! И если я пожелаю переспать с мужчиной, ты мне не запретишь! Разве я вмешиваюсь в твои дела, разве спрашиваю, кто согревает твою постель?

– Попридержи язык, пока не наговорила лишнего, женщина! – прикрикнул на сестру Лиам. – Похоже, ты напрочь забыла, как надо себя вести порядочной девушке!

– А ты об этом помнишь, когда наведываешься к красавице Меган Хэндерсон? Она вьется вокруг тебя, как кошка в течке! И не говори, что она не отдала тебе все, что имела!

– Это не одно и то же, и ты это прекрасно знаешь, Сара. Ты – моя сестра, и я не позволю тебе обесчестить себя, связавшись с Томом Максорли. Он – не для тебя, он разобьет тебе сердце!

Лиам был в бешенстве. У меня вдруг заболел живот. Я тихонько встала и вышла из дома на улицу. Мне не хотелось быть свидетельницей семейной ссоры. А еще меньше – слушать про эту Меган, наверняка ту самую Златовласку, которую я видела сегодня днем. Я присела на скамейке возле входной двери и стала ждать, пока минует гроза.

– Лучше уйти с арены, когда львов выпускают из клетки, верно?

Голос Колина, который неслышно покинул дом следом за мной, испугал меня. Он присел рядом. Отсюда было прекрасно слышно перепалку, разгоревшуюся еще больше.

– Как твоя нога?

– Кажется, лучше.

Он провел ладонью по моей руке.

– У нашей Сары острый язычок! Она знает, чем пронять Лиама!

– Я это заметила.

– После смерти отца он опекает ее сверх меры.

– Лиам – старший в семье и наверняка чувствует себя ответственным за нее.

– Знаю, – со вздохом отозвался Колин. – Но Сара права, прошло то время, когда он мог что-то решать за нее. Обычно в таком возрасте женщина уже давно замужем и имеет трех, а то и четырех ребятишек. Лиам слишком строгий. Хотя, если говорить о Томе, то здесь Лиам прав. Том – парень непутевый. Они с Лиамом старые приятели, раньше вместе совершали набеги на земли Кэмпбеллов. А когда Лиам встретил Анну, Том пытался ее отбить, но Анна сама разрубила этот узел, выбрав моего брата. Думаю, Том так и не смог забыть обиду. Он даже пытался предложить Лиаму свою сестру Майри, лишь бы тот отдал ему Анну. Гнусная сделка, если хочешь знать мое мнение. Но в этом весь Том. Когда мой брат что-то задумал, он просто приходит и берет, ничего и никого не боясь. Поэтому-то он так страшен в атаке. Враги бегут от него, как от чумы. Я согласен с Лиамом, Том не станет для нашей сестры опорой, но Сара упряма, как ослица. Она будет встречаться с этим парнем только затем, чтобы позлить старшего братца. Будет лучше, если она сама убедится, что Том ей не пара, но Лиаму этого не понять.

В небе мерцало несколько робких звездочек. Месяц едва угадывался за плотной завесой темных облаков. Ночь выдалась влажной, и поэтому прохлада ощущалась еще сильнее. Колин украдкой погладил меня по спине. Я смутилась и встала, желая пройтись, размять ноги. С того самого дня, когда мы приехали в долину, Колин не оказывал мне особых знаков внимания. Да, он приходил проведать меня, и мы по-дружески болтали, но не более того. Я испытала явное облегчение, решив, что он отказался от идеи оставить меня здесь, рядом с ним. Конечно, Колин не вызывал у меня отвращения, нет! Он мне даже нравился, но и брат его нравился тоже, даже… В общем, нравился по-другому. И я понимала, что эта история может принять весьма неприятный оборот.

– Ты по-прежнему хочешь вернуться в Ирландию? – спросил он, не сводя с меня взгляда.

Я повернулась, чтобы видеть его лицо. Он смотрел на меня, прищурившись.

– Колин, меня ищут солдаты. Они знают, что Лиам из клана Макдональдов, а потому рано или поздно придут сюда. Я не хочу, чтобы в долину снова нагрянули драгуны.

– Проклятые sassannachs! – выругался он.

Его пальцы коснулись моей руки.

– Тебе нужен кто-то, кто будет тебя защищать, Кейтлин. Я мог бы… – Он сжал мою руку, поднес ее к губам и коснулся губами.

– Колин! Я очень благодарна тебе и твоему брату за все, что вы для меня сделали, но я не хочу впутывать вас в эту скверную историю.

– Не слишком ли поздно ты спохватилась?

Он обнял меня за талию и притянул к себе.

– Колин!

Его губы скользнули по моей шее и задержались на шраме. Вопреки моей воле по спине у меня пробежала дрожь удовольствия. Судя по всему, гроза в доме успокоилась, но в моем теле она только начиналась, приводя в смятение мой разум и мои чувства.

– Твое сердце несвободно? Может, ты любишь другого…

Он ласково провел рукой по моей спине.

– Нет. Дело не в этом, ты и сам все прекрасно знаешь.

– Я не вижу никаких преград, Кейтлин.

Его губы жаждали большего. Он приблизил лицо к моему лицу и крепко поцеловал меня. Я даже не попыталась его оттолкнуть, просто отдалась этому новому пьянящему ощущению, которое дарили мне его прикосновения – бережные, нежные. Раньше я такого не знала… Колин чуть отстранился, взял прядь моих волос и погладил. Взгляд его искал в моих глазах ответ на вопрос, который он успел задать. Голос мужчины стал более хриплым, ласкающим.

– Я готов на что угодно, лишь бы ты осталась здесь, со мной. Мне случалось красть, убивать, и я на собственной шкуре узнал, что такое виселица. Но я готов рискнуть всем снова. Ради тебя, Кейтлин.

Он тряхнул головой и провел пальцем по шее – по тому месту, где в свое время находилась веревочная петля.

– Это странное ощущение – когда тебе накидывают петлю на шею. Особенно в том случае, когда на твоих глазах только что повесили другого.

– Я не хочу, чтобы ты угодил на виселицу из-за меня.

– Ты того стоишь, – шепотом произнес он и провел пальцем по моей щеке.

– Мое место не здесь, в вашей долине и так пролилось много крови…

Входная дверь распахнулась. Рука Колина замерла у меня на щеке, вздрогнула. Лиам застыл на месте, прищурился, узнал нас. Несколько секунд Колин вызывающе смотрел на брата, потом медленно отстранился от меня и через несколько мгновений растворился в темноте. Я осталась стоять на месте с бьющимся сердцем. Взгляд Лиама обжигал меня. Это было неприятно, но я до сих пор находилась во власти чувственного опьянения, которое подарил мне поцелуй Колина. Я смежила веки, чтобы утихомирить полыхавшее во мне пламя. Когда же я открыла глаза, Лиама рядом не было.