Читать книгу Хрустальный шар (сборник) - Станислав Лем - Страница 12

В кабинах связи флагманского линкора горели все лампы. Свет падал сверху, оставляя тени на выпуклых головках заклепок. Одна стена была завешена картой Канала, в синеву которого, как коричневый гриб, вдавался полуостров Шербур. Офицеры сидели за узкими пультами аппаратов Хьюза и с наушниками на голове принимали информацию. Клавиши щелкали, белые стрелки метались по матовому стеклу, вращающиеся барабаны направляли бумажные ленты под латунные дыроколы, которые вырезали на них сложную систему отверстий. Телетайпы заполняли четко разлинованные голубые листы бумаги, которые получал лишь лейтенант Баргей. В коротких перерывах он поднимал голову, бессмысленно хлопая глазами. Миэр резко отодвинул наушники, потер припухшие уши и посмотрел на часы.

– Бал только начинается, сейчас три сорок…

– Сколько штук ведешь?

– Семьдесят, в том числе два монитора[111].

Снова синкопами рваных звуков запели наушники. Молодой сержант, жующий резинку, скривился, расстегнул два крючка на воротнике и в пустой квадратик целлофана, наложенного на огромный лист скоросшивателя, вписал: «167-й полк морской пехоты, 3-я рота».

На востоке рыжели месторождения железных туч. В предрассветном небе, как обрывки белого меха, застыли ледяные облака. Волнение черных вод разрывало клубы тумана на свободно раскиданные завесы, между которыми сновали корабли.

Над муравейником низких десантных лодок возвышались мрачные корпуса морских гигантов, вздымающих носами высокие волны. Плоские беструбные теплоходы, веретенообразные амфибии, стальные скорлупки с малокалиберными орудиями, катера на авиационных двигателях рисовали на воде частую сетку белых пенных следов. В центре всей группы горизонтальный бег пенистых волн разрезал монитор; его покрытые ракушками бронированные борта мягко выныривали из воды.

Сквозь шум и тарахтение турбин прорвались отдельные жужжащие звуки. Из-за туч начали показываться звенья самолетов, сквозь пушистые клубы пара они двигались на юг. Органный вой моторов, подкрепленный ритмичным грохотом «либерейторов»[112], четко рассекали «лайтнинги»[113], большими сияющими стрекозами опускающиеся к воде. Высоко на разных уровнях лазури появлялись белые полосы: это были следы невидимых самолетов, которые обозначали свой путь водяным паром, превращенным морозом в стеклянную дорожку из ледяных иголок. Машины, ведущие на буксире длинные составы планеров, шли в трех ярусах. «Спитфайры»[114] вылетали из-за пузатых туч, словно плоские широкие ножи, брошенные рукой жонглера. Переваливаясь на крыло, они разрезали туман и разлетались во все стороны, разрывая металлическую нить полета. От огней востока до лиловых теней запада небо дрожало от алюминиевых искр. Хоральный грохот взрывов накрывал пространство.

Лейтенант Феирфакс, стоявший на палубе, смотрел вверх. Глубина горизонта, разлинованная строем планеров, вычерчивающих сетки пространственной перспективы, тянулась до самого слияния воды и воздуха. Все новые стальные стаи гудели и уходили в полумрак скрывшегося за туманом побережья.

Вдруг отдельные звуки, перемежаемые моментами тишины, слились в оглушительный грохот. Высокая дробь материковой противовоздушной артиллерии, глухой голос тяжелейших крепостных орудий, пение фугасных бомб, дрожащий ритм ручных и танковых пулеметов слились в бурю стихий. Языки пламени вырывались из дул, оборачиваясь над головами пунктиром трасс и басом артиллерийских взрывов.

Осколки начали бить по воде металлическим дождем. Высоко висящие штурмовики неожиданно становились на крыло и, вертикально падая, высверливали в воздухе желоба, наполненные дьявольским визгом. Феирфакс посмотрел на черный циферблат часов и сбежал по трапу.

В узком коридоре столпились его люди, над головами мигали желтые пузыри ламп, отражающиеся в уменьшенном виде на выпуклостях шлемов. Канонада доходила сюда, словно голос бури, в который сливались один за другим грохотавшие бортовые залпы ближайшего монитора. Были слышны даже стоны бронированных башен, придавливаемых страшной силой отдачи к поддающемуся корпусу.

– Ребята, уже началось, – сказал лейтенант, не узнавая своих людей – в стандартных сферических шлемах все выглядели на одно лицо. – Через четыре минуты они высаживаются. Мы пойдем во второй линии, приготовьтесь.

По двойной шеренге пробежала волна дрожи. Раздался лязг поднимаемого оружия. Глубокие тени от вертикальных огней ложились на лица.

Поднявшись по трапу, лейтенант едва успел высунуть голову на уровень палубы, когда воздушная волна едва не сбила его с ног.

Монитор приблизился к ним, как черная, выросшая из темноты скала. Его вертикальная, нависающая над головой стена застыла в нескольких метрах, а над ней, как трехпалая рука, торчали дула орудий сорокового калибра.

Но их судно уже набирало ход, отдаляясь от опасного соседа. Берег, как гигантский, плашмя брошенный серп, на который накатывались длинные гребни волн, бежал навстречу. Поднимались фонтаны взрывов, по воде расходились круги клочковатой грязной пены.

Феирфакс обернулся, встретился взглядом с Хеджином.

– Пора! – закричал он, бегом двигаясь вперед.

Железо громыхало под тяжелыми шагами моряков. Одновременно корабль споткнулся о волну, зацепился носом за невидимое дно и, оседая, тяжело зарылся в песок, и только корма его, подталкиваемая сзади работающим винтом, отчаянно рыскала вправо и влево. Загрохотали цепи, упала в воду сколоченная из досок аппарель. Люди с разбегу прыгали в воду, которая была тут по пояс, и, поднимая оружие, брели к берегу.

Черные ленты боеприпасов перекрещивались на спинах солдат с белыми полосами спасательных поясов. Фланги прикрывала дымовая завеса, но заградительный огонь прорывался сквозь нее, ослепляющими ядрами вгрызаясь в воду, рассыпаясь низко жужжащими осколками.

Лейтенант подтянул ремешок шлема и побежал. Он еще видел, как намного быстрее его плывет вперед высокий, как дом, нос корабля, пропахивая в песке глубокую колею, которую тотчас же заполняла вода, и открываются двойные ворота. Из нутра корабля выползали один за другим «шерманы»[115], тяжело падали в воду и начинали в ней виться, как зеленые черви. Отбрасывая назад целые груды песка и ила, они цепкими гусеницами мололи гравий и упорно ползли на сушу.

Первая цепь уже была не видна. После нее остались только тающие столбы черного дыма от зигзагом расставленных шашек и резкий запах тротила. Впереди вспыхнули зеленые огни, выпущенные из ракетницы. Феирфакс скрестил руки над головой, крикнул и побежал, подгоняя людей.

Однако тут же упал на песок, который брызнул, будто вспоротый прутом. Сбоку они попали в столь неожиданный фланговый автоматный огонь, что лейтенанту показалось невозможным малейшее продвижение. Тут же над головами пронеслись собственные самолеты, паля изо всех видов оружия. Пикирующие бомбардировщики стальными параболами пронзали небо, визжа и завывая на неимоверно высоких нотах, оставляя за собой вихри песка и бетонного крошева. Но сверху земля, покрытая изогнутыми конусообразными дюнами, казалась безобидной и безлюдной. Только при приближении на расстояние нескольких десятков метров высохшие деревянные сваи показывали свои блестящие железные горловины между ячейками маскировочных сетей. Фланговый огонь оборвался так же неожиданно, как и начался. Не видя никакого противника, лейтенант бежал пригибаясь. Рядом прошмыгивали саперы, сгибаясь под тяжестью огнеметов. Расставили бронебойные орудия. Впереди вновь появились зеленые ракеты, но значительно дальше. Наступление продолжалось.

Когда они шли, увязая во влажном песке, все новые волны танков обгоняли их, оставляя за собой запах отработанного топлива и двойные колеи, выдавленные гусеницами. Как серые гиппопотамы, шли танки, мелькая высоко расположенными ведущими шестернями, и, облепленные пехотой, карабкались на дюны.

Когда Феирфакс обернулся в последний раз, берег, все еще находившийся под обстрелом невидимых пулеметных гнезд, был полон людей. Из доставленных на буксирах машин сбрасывали железные понтоны, подцепляли их к тракторам и затапливали на небольших расстояниях. Сцепленные крюками, они выдвигались далеко в море, образуя помосты, тянущиеся на целые километры. Под ними шипели ацетиленовые горелки и стучали молотки, а сверху гремел марш пехотинцев и тарахтели первые колонны транспортных машин.

Эти квадратные, короткие машины становились за стенками из бронированных плит и мешками песка. А море все еще выбрасывало на берег лодки и суда, откидывались прямоугольные борта, катились орудия, противотанковые заграждения, мотоциклы, полевые радиостанции, разведывательные броневики, и весь этот поток вооружения направлялся по уже проложенным дорогам из профилированных стальных плит к соответствующим пунктам. Регулировщики движения встали на перекрестках, как только свист пуль несколько утих. Громкие, близкие взрывы говорили об отличной работе саперов, ползущих к бетонным цилиндрам немцев со связками специальных зарядов. Однако из глубины материка с певучим свистом прилетали снаряды, вздымая рыжие столбы песка.

Феирфакс, запыхавшийся и облепленный мокрым песком, добрался до первого бункера, уже помеченного их опознавательными знаками. Море еще шумело за спиной, но его уже нельзя было разглядеть. Земля вокруг бетонного купола была вытоптана, ступеньки облеплены кровью, везде валялись раздавленные гильзы, ремни, фляжки, связки длинных гранат… Лейтенант приказал своим людям временно собраться за небольшим обрывом и начал спускаться в бетонный колодец. Нога его неожиданно наступила во что-то мягкое, податливое: это был еще не убранный труп немца.

Пройдя мимо трупа с выпученными глазами, которые, казалось, светились в темноте, он оказался у входа.

В углу врач перевязывал тихо, но сочно ругавшегося матроса. Стол был освещен ручными фонариками, потому что подача тока была прервана. Феирфакс машинально отряхивал песок и гравий с мундира, пока не заметил майора Трейси.

– Вы здесь? Это хорошо, – сказал майор, толстый, розовый и спокойный. Головы офицеров склонились над картой, образуя плотное кольцо.

– Здесь, под Карентаном, засела часть первой американской парашютной дивизии. С двух сторон, – он окружил ее красным полукругом, – их теснит местный гарнизон. С севера им досаждает мобильный танковый полк, а здесь, – он набросал длинную узкую линию, которая соединяла выдвинутую позицию с берегом, – есть перешеек, который мы можем удерживать некоторое время. Оперативные немецкие резервы на марше. До вечера с ними более-менее справится Теддер, но вечером… – Он замолчал, откашлялся, переложил карандаш. – Дорога под многосторонним обстрелом. С моря – со стороны Сен-Маркуфа – и с материка – местные укрепления. В настоящее время мы будем поддерживать главный удар по этой линии, – он начертил голубую стрелу на Изиньи, – а третья рота морской пехоты поддержит американцев. Это будет мнимое перемещение главного удара. – Он поискал глазами Феирфакса. – Я прошу обращать внимание на оставленные в тылу точки сопротивления. Их надо хорошо размечать для четкого взаимодействия с авиацией. Были уже взаимные жалобы, – добавил он через минуту.

Феирфакс лихорадочно думал: «И значит, Сен-Маркуф не взят». Он знал, что это была ключевая позиция на скалистом прибрежном островке. Судьба парашютных войск, сражающихся без поддержки собственной артиллерии, оставляла желать лучшего.

– Эти шоссе под нашим контролем, пока, – продолжил майор. – Все машины, которые находятся в распоряжении, мы сейчас загрузим людьми. Как только удастся, подбросим подкрепление с материка – впрочем, авиация будет постоянно нас поддерживать. – Он замолчал и схватил трубку зазвонившего телефона.

Лейтенант осмотрелся. Тесный бункер был заполнен мундирами разных родов войск. Наружу выглядывали перископы, но часть их была разбита. Один, уцелевший, показал ему в оптическом круге покатые конусы песка, поросшие редкой травой. С фланга заходил на атаку одинокий «шерман», стреляющий на большое расстояние: дуло его было круто задрано вверх.

Неожиданно он почувствовал, что кто-то трогает его за одежду.

– Я еду с вами!

Он посмотрел, но не смог различить лица. Кто-то отступил от стола, и свет яркой полосой упал на темный мундир: на левом плече – круглый знак «War Correspondent»[116].

– Возьмете меня с собой, хорошо? Я еще сегодня должен быть под Карентаном.

– Но у вас должно быть свое подразделение, к которому вы прикомандированы, – отказался Феирфакс, думая: «Этого еще не хватало…»

Журналист вцепился в него.

– Это потерянная позиция, я должен там быть.

– Если потерянная, вы и так ничего не протелеграфируете, – злорадно усмехнулся Феирфакс.

Он был зол; ему казалось, что вокруг царит какой-то невероятный хаос.

Все вышли в коридор.

– Три эскадры на «В-135», на «В-136»! – кричал кто-то в телефон.

У входа восстановили стену из мешков. Территория за ними изредка обстреливалась по крутой траектории минами. Поблизости заревели дизельные двигатели и подъехали длинные грузовики, облепленные солдатами. Феирфакс сел в «виллис»[117] вместе с офицером авиации, который выполнял функции связного. Когда машина двинулась, резко разбрасывая песок, кто-то вскочил в последнюю минуту: это был корреспондент.

Грузовики, следуя за двумя танками сопровождения, миновали полосу необработанной земли и помчались по дороге. Поля ржи чередовались с пышными островками садов. В отдалении ртутью блестела поверхность пруда. По обеим сторонам дороги мелькали сады с яблонями в цвету. Как зеленые пики, торчали из-за слегка наклоненных заборов высокие побеги склонившихся подсолнухов. Промелькнули гряды, засаженные капустой, вертикальный квадрат заросшей плющом стены, далекие пятна красных крыш. И неожиданно, словно отрезанный ножом, пейзаж изменился: ряд придорожных деревьев лежал вповалку, резина колес вминала в пыль хрустящие ветки, вдоль колонны двигавшихся автомобилей лежала искромсанная и поспешно отброшенная во рвы масса тяжелых немецких грузовиков, бесполезно задирающих колеса вверх, груды посеченного пулями металла. Затем тормоза завизжали, и «виллис» осторожно переехал через наспех сколоченный мостик над огромными воронками с острыми краями. Картечь бомб, черные черепки чугуна, сиявшие белой наготой расколотые пни убегали назад, и снова пошел спокойный пейзаж в разных тонах сочной зелени.

Высокий офицер-летчик, который сидел рядом с шофером, перевесив ноги наружу, резко вертел головой, внимательно осматривая живописный городок: плотное ковровое бомбометание раздробило его в кирпичную пыль, невидимый молот разбил башни храма, и только онемелые полуарки готических контрфорсов упирались в небо, как обломанные клыки.

На каком-то километре колонна попала под обстрел. Тяжелые снаряды взрывались, сообщая о своем приближении плаксиво снижающимся тоном.

К счастью, шоссе вело в ложбину, травянистые стены которой защитили от летящих осколков. Ветер ударил в лицо, потому что водители, сжавшись, сильней нажали на акселераторы. Машины, одна за другой, резко визжали на вираже и исчезали за поворотом. Когда очередной, очень продолжительный и давящий на уши свист известил о прилете бомбы, корреспондент, сидевший возле лейтенанта, не выдержал:

– Что это за снаряд? Можно ли сориентироваться, откуда он летит?

– Я думаю, что это семидесятка из Сен-Маркуфа. Это почти граница дальности, поэтому так долго воет.

– Как это, семидесятка? Ведь такого калибра нет?

– Конечно, есть. – Летчик, наклонившись назад, злорадно усмехнулся, не поворачивая головы. – Знаете ли вы, где эти снаряды взрываются? От восьмисот до тысячи метров от нас. Каждый весит более двух тонн.

– Но ведь это бомба.

– Нет, это снаряд из орудия, снятого с «линии Мажино». Это был настоящий феномен. – Он поднял указательный палец. Воздух враждебно зашумел, словно перемолотый железными перьями, и град камешков покатился по откосам ложбины. Изгибы крутых склонов отзывались громыхающим эхом.

– Интересно, – продолжил свою мысль журналист, – интересно, есть ли среди этих тысяч снарядов и гранат, которые сосредоточены в окрестностях, частичка свинца, предназначенная для меня?

Эти рассуждения показались лейтенанту смешными.

– Вы выбрали неудачное время для философствования. Верите в судьбу?

– Сами задумайтесь: скажем, в вас попала пуля. Так? Тогда мы можем проследить ее обратный путь до ствола, из которого она была выпущена, до завода, где ее произвели, затем до литейного производства, большой печи, и, наконец, – до залежей на руднике. И вот два осколка материи: человек и обломок стали. Пути их можно обозначить на бумаге в виде независимых линий, вплоть до точки пересечения: дороги жизни с дорогой пули… Это ли не судьба?

Лейтенанта поразила эта логическая конструкция, и он не сразу сообразил, что это только ex post построенный парадокс, когда шедшая впереди машина свернула, зарылась колесами в песок и остановилась. Когда мотор заглох, послышалась серия выстрелов.

Танкист в кожаном комбинезоне, с лоснящимся от пота лицом подбежал к ним:

– Дорога закрыта. Немцы.

– А далеко еще до Карентана?

– Еще несколько километров, но второй батальон американцев засел там за леском, – махнул он рукой в направлении к шоссе, – каких-то полторы мили отсюда.

– Будем пробиваться, – вздохнул летчик и соскочил с сиденья.

Здесь местность особенно хорошо подходила для партизанской войны, то есть быстрых атак и быстрых ударов. Ложбина тянулась в обе стороны, и по лугам, покрытым буйными травами, к отдаленным лесам бежали высокие волны. Выбрав направление удара и сравнив компасы с компасами младших командиров, лейтенант повернулся и отдал приказ. Цепь рассыпалась, раз и другой среди придорожных зарослей блеснули каски и пропали во ржи.

Вокруг волновалось море колосьев. Переходя на бег, лейтенант топтал податливые стебли и старался поддерживать постоянную связь со своими.

Затрещали выстрелы. Где-то разорвалась граната, раздался протяжный далекий крик. Феирфакс выпрямился. Темная полоса деревьев была уже близко.

Краем глаза он увидел плоский шлем сержанта, который бежал задыхаясь.

– Где немцы?

– Не знаю… во ржи… мы прорвались, – выдохнул тот.

Сзади подбежали солдаты. В этот момент мощный грохот потряс воздух. Черный густой дым поднялся к небу высоким столбом.

– Это наши машины! – крикнул кто-то.

Из кустарника вырвался темный «шерман» и помчался по прямой, подскакивая. В этот момент Феирфакс увидел в первый раз немцев – они бежали через поле ржи, прижимая ладони к груди.

– Огонь! – крикнул он и сорвал с плеча автомат.

Защелкали затворы. «Шерман» свернул, замедлил ход и закрыл высокие фигуры. Кто-то ругался, лихорадочно вставляя магазин. Вновь раздался мощный грохот, пласты дерна взлетели на воздух. Танк слегка приподнялся, и из люка брызнул огонь. Плоская корма танка сдвинулась еще раз, а затем ужасный взрыв разнес броню на куски.

Лейтенант, взбешенный, двинулся прямо в направлении «шермана», который не сумел защитить их от атаки. Но когда они, запыхавшиеся, добежали, уже было тихо. От пылающего мотора ужасно било жаром. Сбоку лежал распластавшийся труп в чужом, более светлом мундире, с оторванной рукой. Он еще прижимал к животу круглую мину.

Солдаты собрались возле шоссе. Неожиданная стычка больше удивила их, чем испугала; они внимательно оглядывались вокруг, но немцы куда-то пропали. Феирфакс ждал, пока подъедут уцелевшие машины. Несколько столбов дыма указывали места, где взорвались дорожные мины.

За шеренгой тополей открылась деревня. Два американца вышли навстречу в своих глубоких шлемах. На бедрах у них болтались пистолеты в кобуре, руками они прикрывали глаза от света. Солдаты спрыгнули на землю, и Феирфакс двинулся к парашютистам.

Те уже были осведомлены об их прибытии. Трусцой направляясь к дому, в котором размещался штаб батальона, лейтенант одновременно оглядывался вокруг: деревня была пуста. Где-то, не очень далеко, монотонно стрекотал пулемет, отдельные выстрелы разрывали тишину, но в коротких интервалах между ними звучала спокойная музыка пчел, поднимающихся золотыми искрами под тенистыми стенами. За группой более крупных строений лежал огромный серый цилиндр планера. Одно его крыло поднималось высоко над фруктовыми деревьями, усыпанными розовыми цветами. У входа в желтый домик стоял пост. Феирфакс по плоским известковым плитам вошел в прохладное помещение.

Оно было покинуто в спешке. На это указывала в беспорядке разбросанная мебель, рассыпанные в углу черепки посуды и явные следы грабежа. Капитан с узким темным лицом повернулся к нему.

– Вы привезли бронебойные снаряды? – спросил он бесцеремонно.

За его головой светилось маленькое многостекольное окошко. По улице шли солдаты.

– Мы попали под огонь за деревней. Сгорели три грузовика и сопровождающий танк… – начал лейтенант и почувствовал, как густой румянец заливает его лицо.

– Сгорели, так, – сказал деловито капитан. – Ориентируетесь ли вы в ситуации? – Только теперь он подал ему руку. – Прошу садиться. – Капитан развернул рулон карты. – С трех сторон нас здорово теснят, но это только заградительные посты. У меня люди в оврагах, сброшены кто как, и мы расположены на пространстве больше того, которым можем овладеть. Ни мы, ни они еще не имеют более тяжелого оружия, но это вопрос времени. Радиостанции у вас, наверное, есть, – наклонился он.

– Да, две переносные…

– Это хорошо, потому что наши разбиты. – Он потер рукой подбородок. – Ну что ж, надо здесь располагаться надолго. Остаток дивизии блуждает где-то в лесах; не нужно было сбрасывать людей по отдельности, – ворчал он себе под нос.

Подбежал американец с донесением. Капитан прочитал, кашлянул и посмотрел через окошко на небо. В нем еще гудели самолеты, но это был уже не ровный звук идущих в одну сторону транспортников, а свист легких бомбардировщиков.

– Вы расквартировали солдат?

– Да, в нескольких пустых домах. Не хотите ли…

Вопрос руководства был еще не ясен, но капитан махнул рукой.

– Ничего из этого не получится. Тут надо защищаться, насколько я знаю. Ваши люди помогут провести несколько фиктивных ударов.

Без стука вбежал журналист, о котором лейтенант уже успел забыть.

– Господин капитан, Гордон из «Морнинг пост», – представился он. – Я слышал, что здесь есть немецкие военнопленные; могу ли я их увидеть?

Капитан слегка поморщился.

– Ну, не до вас, – наконец-то ответил он.

Снова вбежал солдат.

– Капитан, какое-то движение со стороны шоссе. Довольно много машин.

Все вышли. Корреспондент закурил сигарету и угостил лейтенанта.

– Ну хорошо… – начал он, но в этот момент одновременно с нескольких сторон над ними раздался свист снарядов, по стенам застучали осколки.

– Начинается. – Лейтенант надел шлем и прыгнул к двери.

У корреспондента загорелись глаза.

– Гаубицы! – закричал высокий худой американец, перегибаясь через забор.

Лейтенант вывел своих людей из сада перед домом. Мимо них прошли три парашютиста, которые катили маленькое бронебойное орудие. Уже через минуту раздался его голос, как выстрел пробки из бутылки. Ведущий крикнул: «Ложись!» Снаряд срезал сверху ветку и осыпал головы листьями. От травы шел наполненный освежающей влажностью запах. В прозрачной от солнца зелени, в дуновениях мягкого ветра таился странный покой. Грохнули выстрелы.

– Примкнуть штыки! – заорал тут же кто-то рядом. – Немцы в деревне, примкнуть штыки! – Лейтенант поднялся и прыгнул вперед.

Из-за углов стреляли солдаты, пригнувшиеся к земле. На середине дороги они попали под перекрестный огонь автоматов. Неожиданной вылазкой отбросили немецкую цепь. Подбитый противотанковым гранатометом, легкий разведывательный танк поджег собственным огнем ближайший дом. Большие хлопья сажи кружились в воздухе.

– А, вы здесь… – Темнолицый капитан был на месте, устанавливая орудие. – Так это происходит целый день, – вздохнул он. – Постоянно попадаем на немцев или на своих, уже были случаи. – И он повернулся в сторону штаба.

Через широко раскрытые окна были видны установленные радиостанции. Капрал с оливковыми глазами оперировал плоскогубцами возле проводов. Медные спирали расползлись по полу. В саду часовой ковырял в носу, а вспотевший корреспондент заряжал в «лейку»[118] новую пленку.

– Отлично вышло с тем танком, – обратился он к лейтенанту. Лицо его сияло.

Ночью началось концентрическое наступление. Красные и зеленые ракеты постоянно висели над зарослями, освещая черные ветки. В одиннадцать капитан стал вызывать штаб. Бронебойные снаряды закончились, а наступление немцев усиливалось. В свете карбидной лампы врач оперировал постоянно прибывающих раненых. Феирфакс с перевязанной головой (его поранил обломок стены) как раз вернулся с вылазки, во время которой вытеснили неприятельскую пехоту из двух домов.

– Дивизия СС «Гитлерюгенд», – сказал сержант Хеджин, сидевший над картой, и вздохнул громко. – Ну что там?

Телеграфист отдал исписанный карандашом блокнот.

– Подкреплений не будет.

Близко разорвалась граната. Грохот еще дрожал в ушах, капитан стряхнул с рубашки известковую пыль.

– Вы отдаете себе отчет в ситуации? – спросил он. Взял лейтенанта под руку и подвел к окну. – Скоро все закончится. Не могут нам подбросить даже боеприпасов. Немцы не берут пленных.

– Операция развивается успешно, – ответил Феирфакс, несколько удивленный. – Захвачена полоса побережья длиной несколько десятков километров, потерь в тоннаже почти никаких.

– Да, – нетерпеливо оборвал его капитан, – но нам, нам конец. Мы на сто километров удалены от направления главного удара.

– Я не знаю, должен ли слушать то, что вы говорите, – покраснел лейтенант.

– Мы могли бы прорваться… на север, – сказал капитан как бы самому себе, опуская руки.

– Согласно последнему приказу, мы должны атаковать, – глухо ответил Феирфакс и, чувствуя, что дольше говорить не в состоянии, выбежал в сад.

Ночь, проколотая яркими огнями, была душной. Листва тихо шелестела, трава была мокрая. Лейтенант уперся лбом в сухую кору дерева и, ослабевший, задрожал. Осветительная ракета закончила свой высокий полет, как заблудившееся солнце, опустив на крыши свой дымный хвост.

– Вы видели когда-нибудь групповые упражнения гимнастов? – спросил рядом низкий, выразительный голос. – С трибун видны белые звезды, знаки и буквы на траве, сложенные из сотен разбросанных тел. Сами они не могут их увидеть…

– Кто здесь? Что вы говорите?

– Я разговаривал с немецкими военнопленными, – прозвучал тот же голос. – Стройные длинноволосые мальчики… Говорят то же самое, что и мы: о победе. Но они не победят.

– Почему? – Этот вопрос вырвался у лейтенанта машинально.

– Не знаю. Но это было бы против природы, против того, кто смотрит свысока на эти наши групповые упражнения…

– Ах, это вы. – Лейтенант пришел в себя, узнавая в собеседнике корреспондента. – Душевное утешение тоже относится к вашим обязанностям? – спросил он, злой, потому что странные слова зацепили его.

– Много тысяч молодых людей пошли на войну с мыслью, что совершат героические поступки и вернутся… – невозмутимо говорил журналист. – Иногда ведь, особенно в такую минуту, может пригодиться…

Из штаба как ошпаренный выбежал сержант Хеджин.

– Прорвались! – крикнул он.

Одновременно послышался топот бегущих по дороге.

– Давай бронебойные! – раздалось из темноты.

– Кончились.

Из-за низких ветвей полыхнула красным пламенем ракетница. Совсем близко кипел пулемет, пожирая ленты, пока не осекся и не замолчал. В пурпурном блеске из-за сарая вылезла шероховатая, словно обмазанная илом броня «пантеры»[119]. Башенное орудие ударило в находившихся в саду людей. В воздух взлетели обломки балок.

От стены штаба отделилась одинокая тень и двинулась к калитке у забора. Огонь и мрак переплелись между собой. Перед глазами двойной лентой возникли стальные челюсти гусениц. Тень бросилась вперед и согнулась, перерезанная очередью. Она лежала на белеющем песке, как на дне, плоская и черная. Руки конвульсивно сжались так, как будто не были связаны с уже онемевшим телом. Танк дернулся, встав на дыбы, и остановился в полупрыжке, разорванный мощным взрывом.

Лейтенант приподнялся над землей. Капрал наклонился к нему, лицо его было черным от крови.

– Капитан, – всхлипывал он, – капитан… телеграфисты… и все…

Вместо окна в стене чернело огромное пятно, как пустая глазница.

Корреспондент прижимал ко лбу платок. Глаза его странно блестели.

– Вы знаете, кто это был? Это один из санитаров, поляк… Он получил ранение, прежде чем бросил мину, мог уже умереть… Но успел еще снять предохранитель.

Система обороны состояла из отдельных точек сопротивления. Телефонный провод во многих местах был оборван, связь почти прервалась. Лейтенант сидел возле телефониста, который забрался с аппаратом в противовоздушную щель.

– Лейтенант, передают: танки! – кричал он, изо всех сил прижимая трубку к уху. – Танки с севера.

– С севера? Какие танки? Чьи?

– Не видно.

Опять громыхнул взрыв, и все рухнули в траву. Когда пыль осела, санитары начали вытаскивать из разбитого дома нескольких уцелевших раненых. Врач в своем халате маячил в углу как белое пятно.

Над деревьями вспыхнули снопы света. Показались последние носилки.

– Что толку таскать, – бурчал толстый санитар, – он сейчас кончится.

– Неси, а то в лоб получишь! – рявкнул Феирфакс.

Носилки поплыли дальше.

– Лейтенант, передают: много танков на подходе с севера, – кричал телефонист.

– А чьи? – Феирфакс невольно оглянулся на корреспондента, но не увидел его.

– Пока не видно.

Перевод Язневича В.И.