Читать книгу Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи - Станислав Вторушин - Страница 7

После того как Государь наотрез отказался уезжать из Тобольска, Яковлев пришел в свою комнату, сел на кровать и обхватил голову руками. Направляясь сюда, он не думал, что придется столкнуться с такими трудностями. Телеграфный разговор со Свердловым вызвал много вопросов. Под главной частью «груза», которую требовалось немедленно доставить в Москву, конечно же, подразумевался царь. Но почему же тогда Свердлов не пошлет телеграммы в Екатеринбург и Омск и не потребует от местных Совдепов всемерной помощи ему, Яковлеву? Ведь их представителей, прибывших в Тобольск, приходится принуждать к подчинению фактически с помощью угрозы применить силу. Такая ситуация в любой момент может привести к конфликту, и Свердлов, конечно же, понимает это. Неужели он хочет, чтобы возник конфликт? Для чего? Для того, чтобы расправиться с семьей и всю вину за это возложить на Яковлева?

От этой догадки ему стало нехорошо. Он знал, что всякая власть цинична, но никогда не думал, что она может быть циничной до такой степени. Ему вдруг вспомнилось, как переглядывались между собой Урицкий и Троцкий, и теперь это тоже вызывало подозрения. Неужели они заранее сговорились и так блестяще разыграли перед ним спектакль? Что же делать теперь ему? Отказаться от выполнения задания и возвращаться в Москву? Но там его сразу же обвинят в измене революции. А что станет с царской семьей? Он только теперь понял, что ее ждет неминуемая смерть. И Николай, очевидно, интуитивно почувствовал это. Поэтому так категорично отказался уезжать из Тобольска.

Яковлев вспомнил бледного, страдающего от постоянных болей Наследника, издерганную непрекращающейся болезнью сына и унижениями заточения Александру Федоровну, прекрасные, но печальные лица великих княжон, и ему стало не по себе. «За что страдают они, – подумал он. – Только за то, что в их жилах течет царская кровь?»

Гузаков, лежавший в одежде на соседней кровати, повернул взлохмаченную голову и спросил:

– Что-то случилось, Василий Васильевич?

– Душа страдает, – положив руку на грудь, сказал Яковлев.

– А ты о ней забудь, – посоветовал Гузаков. – Сразу легче станет.

– Душа – самое ценное, что есть у человека, Петя. Нет ничего страшнее, чем стать бездуховным существом. Тогда становится дозволенным все. В том числе и власть над другими душами.

– А мне казалось, что мы с тобой уже давно души дьяволу отдали, – сказал рассмеявшись Гузаков.

– Мне тоже иногда это казалось, – вполне серьезно ответил Яковлев. – А выходит, что Господь просто так к дьяволу никого не отпускает.

– Я думал, что Заславский с Дуцманом передерутся, – сказал Гузаков. – А они, оказывается, одни и те же инструкции имеют.

– Чьи инструкции? О чем ты? – Яковлев вскинул голову и резко повернулся к Гузакову.

– Не знаю чьи, – ответил Гузаков. – Но мы с тобой им поперек горла. Недавно они тут сидели и говорили, что надо звать подкрепление. Иначе царскую семью перевести в тюрьму не удастся. Заславский тут же побежал на телеграф связываться с Екатеринбургом.

– А Дуцман? – спросил Яковлев.

– И Дуцман с ним.

Яковлева словно обожгло. То, что он только предполагал, оказалось правдой. И телеграммы, по всей видимости, уже давно ушли и в Омск, и в Екатеринбург. Только говорилось в них не о помощи комиссару советского правительства, а совсем о другом.

Яковлев вдруг понял, что с самого начала было задумано две операции. Одна, отвлекающая, поручалась ему. Другая, главная, – уральским и омским чекистам. Одновременно с этим намечались и две жертвы – Яковлев и царь. Никакого суда над бывшим царем не будет, он никогда не доберется до Москвы, как и его семья. Никого из них не пропустят дальше Екатеринбурга. Иначе бы не суетились так екатеринбургские чекисты. Надо искать решение. Но какое? Яковлев встал и нервно заходил по комнате.

– Да не принимай ты все так близко к сердцу, – сочувственно сказал Гузаков. – С Дуцманом и Заславским справимся без проблем.

– Если бы дело было только в них, – тяжело вздохнув, сказал Яковлев. – Все намного серьезнее. Настолько серьезнее, что и представить нельзя. Ты на всякий случай предупреди наших людей. А я пойду в губернаторский дом. Мне надо еще раз поговорить с царем.

– Он что, отказывается ехать?

– Дело не в этом.

– А в чем?

– Ты знаешь, куда его везти?

– В Москву, куда же еще?

– Ты уверен, что мы его довезем? – спросил Яковлев.

– Вчера верил, а сейчас не знаю, – пожал плечами Гузаков. – Думаешь, отобьют?

– Нам с тобой, Петя, ни в какие сражения вступать нельзя. У нас с тобой сил для этого нет. Но думать о победе надо. Без этого жизнь не интересна.

Яковлев улыбнулся и обнял Гузакова за плечо. И тот увидел в его глазах дерзкие огоньки, так хорошо знакомые ему по многим нападениям на банки и почтовые поезда во имя революции. «Неужели он опять что-то задумал? – с восхищением подумал Гузаков. – Если задумал, то это должно быть чем-то совершенно особенным».

– Проверь наших людей, – сказал Яковлев. – А я пока нанесу визит помазаннику Божьему.

На этот раз Яковлев явился в губернаторский дом без предупреждения. Государь был в гостиной вместе с Императрицей. Он стоял у окна и задумчиво смотрел во двор, окруженный забором, за которым виднелись крыши домов и простирающаяся за Иртышом пойма. Снег уже сошел с нее, обнажив смятую, рыжую прошлогоднюю траву с синими зеркалами лужиц в низинках. Александра Федоровна сидела в кресле и что-то вязала. Увидев на пороге Яковлева, она настороженно подняла голову, а Государь повернулся от окна и остановился взглядом на комиссаре.

– Мне надо поговорить один на один с Его Величеством, – сказал Яковлев, глядя на Императрицу.

– Что это значит? – вспыхнула Александра Федоровна. – Почему я не могу присутствовать?

Яковлев растерялся и несколько мгновений молча смотрел на Государя. Тот шагнул от окна и произнес:

– Говорите.

– Ваше Величество, – сказал Яковлев. – Я еще раз заявляю, что мне поручено доставить вас в Москву.

– Я же сказал, что никуда не поеду, – сухо ответил Николай.

– Прошу вас этого не делать, – спокойно произнес Яковлев. – Вместо меня могут прислать другого, менее гуманного человека. Мы должны выехать завтра, в четыре утра. У нас совершенно нет времени. Если вы не хотите ехать один, можете взять с собой кого угодно. За вашу жизнь я отвечаю своей головой.

– Я тоже поеду, – встав с кресла, неожиданно сказала Государыня. – Я не оставлю его одного.

– Хорошо, – сказал Яковлев. – Но я очень прошу вас брать с собой как можно меньше сопровождающих и багажа. У нас мало транспорта.

Он сдержанно поклонился и вышел. В большой комнате солдатского комитета отряда особого назначения, куда он пришел, Матвеев, Дуцман и Заславский играли в карты. Увидев Яковлева, они отложили их в стороны и, не сговариваясь, повернулись к нему. Он понял, что его ждали.

– Снова ходили к бывшему царю? – сверля острыми черными глазами Яковлева, спросил Заславский.

– Да, – ответил Яковлев. – Ходил.

– Нам надо со всем этим делом кончать, товарищ Яковлев, – вальяжно откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу, сказал Заславский.

– С каким делом? – не понял Яковлев.

– С Романовыми, с каким же еще!

– У меня, товарищ Заславский, в отличие от вас, в отношении Романовых имеются строгие инструкции товарищей Ленина и Свердлова, – напрягая скулы, сказал Яковлев. – И я обязан в точности выполнить их. Чего бы это ни стоило. Иначе грош цена всей нашей революционной власти и революционной дисциплине.

– Вы хотите увезти их?

– Не только хочу, но и увезу.

– Когда? – спросил Заславский, вскочив со стула.

– Завтра утром. И вас, товарищ Заславский, а также всех остальных прошу беспрекословно подчиняться мне. Вы уже получили инструкции из Екатеринбурга?

– Да, я должен вам подчиниться, – опустив голову, сказал Заславский. – Я дам своим людям соответствующее распоряжение.

Дуцман встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Матвеев некоторое время растерянно смотрел то на Яковлева, то на Заславского, потом сказал:

– Вы не имеете права забрать царскую семью без нашей охраны.

– Именно об этом я и хотел поговорить с вами, – сказал Яковлев. – Для сопровождения мне нужно двадцать человек из вашего отряда. Я уже предупредил об этом Кобылинского. Подготовьте их, и чтобы завтра в четыре утра они были у губернаторского дома.

– Почему только двадцать? – спросил Матвеев.

– Я увожу лишь царя и царицу. Остальные остаются с больным Алексеем. Через две недели я вернусь за ними. Вашему отряду надлежит охранять их с той же тщательностью, с какой вы делали это до сих пор. Больше нет вопросов?

Матвеев пожал плечами. Яковлев уже намеревался подняться к себе на второй этаж, как в комнату влетел запыхавшийся Авдеев. Не заметив Яковлева, он, почти крича, обратился к Заславскому:

– Вы знаете, что Яковлев завтра увозит царя?

Заславский сверкнул глазами, а Яковлев громко рассмеялся.

– Однако конспирация у вас в Тобольске налажена самым отменным образом, – сказал он, не скрывая ехидства. – Не успели в этом доме чихнуть, а уже всему городу известно, кто это сделал.

Авдеев испуганно заморгал, а Яковлев не торопясь поднялся в свою комнату собирать вещи. Перед тем как лечь спать, еще раз перебрал в памяти все свои распоряжения и ту информацию, которая касалась завтрашней поездки. Повозки были наняты, с каждым кучером переговорил он сам, охранять кавалькаду будут Гузаков со своими двадцатью кавалеристами и солдаты отряда особого назначения, которых определили Кобылинский с Матвеевым.

Кобылинский целый день не отходил от Яковлева, пытаясь узнать, зачем везут в Москву Николая II. Яковлев и сам точно не знал этого. В вероятность суда он уже не верил. Да и в чем обвинять бывшего царя? В том, что отказался от власти? Или в том, что принял ее на себя после смерти отца? Но, видя, как переживает Кобылинский, сказал ему, стараясь придать голосу как можно больше искренности:

– Вы думаете, здесь ему будет лучше? Вы же видите, что происходит в Тобольске. Город наводнен дезертирами и многими другими подозрительными личностями. Сюда постоянно прибывают представители то одного, то другого Совдепа. Охранять семью становится все труднее. Ваш отряд тоже начал разлагаться.

– Вы заметили это? – перебив его, спросил Кобылинский.

– Кто же этого не заметит, – сказал Яковлев. – Чем дольше будет оставаться семья в Тобольске, тем меньше гарантий ее безопасности. В Москве таких гарантий значительно больше. Правда, я слышал, что Ленин хочет устроить общественный суд над Николаем II. Обвинителем на нем собирается выступить Троцкий. О других членах семьи ни Ленин, ни Свердлов не говорили ни слова. Судить их не за что. Уверен, что им ничто не угрожает.

– Вы можете дать честное слово, что все обстоит так, как вы говорите? – спросил слегка побледневший Кобылинский.

– Даю, если вас это устроит, – произнес Яковлев.

– Спасибо, – сказал Кобылинский. – Других гарантий я все равно не получу. Господи, как все изменилось! – Он нервно вздохнул и посмотрел вдоль улицы, в конце которой показалась повозка с пьяными дезертирами. Один из них играл на гармошке, остальные горланили революционные песни. – Теперь это видишь каждый день. – Кобылинский отвернулся и опустил голову. – Но так хочется надеяться на лучшее.

– Мне тоже, – сказал Яковлев.

Проснулся он рано. В темные окна комнаты, переливаясь, смотрели крупные весенние звезды. За стенами дома слышалось громыхание повозок, раздавались громкие мужские голоса. Яковлев вскочил с постели, быстро оделся и только после этого посмотрел на часы. Было всего лишь три. До отъезда оставался целый час. Надо было привести себя в порядок и выпить стакан чаю. Яковлев отодвинул штору и посмотрел через дорогу. Все окна губернаторского дома были освещены. Там, по-видимому, давно не спали, а может быть, не ложились в эту ночь вообще. У него защемило сердце. Он впервые подумал о том, что вся жизнь императорской семьи висит на волоске. От Заславского с Дуцманом можно ожидать любой провокации. Еще большую провокацию может устроить Голощекин, полновластный хозяин Екатеринбурга. Надеяться можно только на своих людей. На Гузакова и его команду, и на тех, кого оставил в селах по дороге из Тюмени в Тобольск. Без них и царская семья, и сам Яковлев полностью находились бы в руках Заславского и Дуцмана.

Гузакова в комнате не было. Он ушел к своим боевикам и сейчас уже инструктировал их. Нужно было, чтобы они следили не только за царской четой, но и за людьми Матвеева. Ни на одного из них нельзя было положиться, никого из них, ни Яковлев, ни Гузаков не знали.

Ночью подморозило, но воздух уже был наполнен весенними ароматами. Вчера вечером Яковлев видел, как над Иртышом, сердито гогоча, пролетели на север несколько табунов гусей. Весна наступала неотвратимо, и надо было использовать последнюю возможность перебраться на лошадях через реку. Ледоход мог начаться в любую минуту.