Читать книгу Во время, после и сейчас - Стас Видяев - Страница 10

Как хорошо, что мы сидим столько времени дома и выходить никуда нельзя! Нельзя под страхом штрафа, под страхом смерти. Нам привили новое табу. Выход без пропуска – это как в юности потрогать девочку там, где нельзя или чтобы она тебя там потрогала. Этого хочется, этого нельзя и это немного стыдно. Люди соскучились не только по улице, по тактильности, прикосновениям, поцелуям и рукопожатиям. Может, поэтому так часто звучат умилительные речи из уст звезд нашего шоу-бизнеса, политиков и прочих публичных людей, что скоро-скоро мы все выйдем на улицу и сможем обнять друг друга.

И я вот подумал, а с кем бы я хотел из них пообниматься?..

С этими мыслями я отправился в магазин. Улица встретила меня необыкновенными предгрозовыми красками. Яркое солнце, низкие тучи, ветер свободы. Я увидел цветущую сирень и яблоню. У меня было ощущение, что я никогда прежде не видел такой красоты! И, конечно, в этот момент раздался телефонный звонок.

Это была моя давняя знакомая, милая женщина лет 45. Она позвонила мне с призывом тех самых объятий. Говорила, что она очень соскучилась. Говорила, что жаждет встречи. Я думаю, что она звонила с таким призывом не только мне. До 40 лет она была серьезной матерью семейства, замужней женщиной, матроной. Но, вдруг, в ее матронистой голове что-то перещелкнуло, и она стала блядью.

Она стала трахаться везде и со всеми – бегунами по парку – в парке, азиатами-таксистами – в такси, обслуживающим персоналом в отелях – в подсобках, с мужьями своих подруг на их кухнях и в туалетах. Она переспала со всеми коллегами на работе в переговорных комнатах, она не раз бывала бита соперницами, но нового хобби не бросала. Она рассталась со многими подругами, развелась с мужем, разошлась со своими детьми, родителями и всеми, кто мешал ее новой счастливой жизни. И сейчас в наше изоляционное время ее женское нутро требовало новых приключений. Мою знакомую подстегивало то, что выходить нельзя. Табу. А ей нравилось нарушать правила. Это как русская рулетка – столько опасностей, и так мало шансов не быть оштрафованной, избитой, не быть ограбленной, убитой, не подцепить триппер, и, наконец, не подцепить ковид. И, конечно, именно теперь ей страшно хочется встречаться и обниматься…

А я вдыхал запах сирени. Он пробивался сквозь многослойную защитную маску. Он действительно кружил голову и хотелось дебильно улыбаться неизвестно чему.

Уже у магазина мне позвонил знакомый, известный мачо, коварный соблазнитель, противник гондонов и защитник абортов, и растлитель юных, но совершеннолетних дев. Он если чуял, что где-то кому-то из женского пола исполнилось 18 лет, он тут же вострил лыжи и прочие органы и бежал срочно, словно и сам в первый раз, навстречу наивной невинности… В общем, он знал толк во всех этих прелестях, объятиях и легких касаниях.

Сейчас он остался без работы, без денег, в кредитах, с невыплаченной ипотекой. Он тоже хотел встретиться, обняться, крепко пожать руку и взять взаймы тыщ 30.

Но у меня не было денег, желания обниматься и даже выслушивать очередные истории внеплановых совращений. Но в этот раз знакомый не смог похвастаться перечнем новых жертв, а напротив – на чем свет стоит, крыл всех «деревенских девок», которые все как одна отказались одолжить ему хотя бы пять тысяч. А ведь он когда-то старался изо всех сил – водил их в рестораны, снимал номера в отелях, покупал подарки, и вообще – ввел их в удивительный мир разврата и наслаждений. И вот такая черная неблагодарность!

И тут я увидел шмелей. Эти толстожопые создания так уютно располагались в цветах тюльпанов, на клумбе возле поликлиники, что я застыл словно вкопанный среди этих невероятных жужжащих чудес природы.

Пошел дождь, и я поспешил домой.

Возле дома я встретил маму и ее очаровательную гиперактивную дочку, живущих прямо надо мной. Эта девочка прыгает у меня по потолку так, что у меня подскакивает чашка с чаем на моем компьютерном столе. Иногда она скачет практически у меня по голове мелкой сайгачьей дробью, а иногда – словно дикая кобыла – мустанг, который несется себе по прериям, пытаясь сбросить наглого седока.

Этот чудесный ребенок мог бы посоревноваться в топоте и производимом своим бегом грохоте, наверное, с Буцефалом, ну или, на худой конец, с лошадью маршала Рокоссовского. Но те известные кони уже обрели вечность, а наша девочка еще нет.

Сейчас ее мама у подъезда обнимала какую-то другую маму, которую давно не видела, и заставляла своего ребенка обнять сына своей товарки. «Обнимашки!» – кричали взрослые женщины на весь двор. «Мама, а как же вирус? А бабушка что скажет?!» – интересовалась эта уникальная девочка у мамы. «Вируса никакого нет, а бабушка…нас всех переживет!»– ответила родительница.

Уже дома я вспоминал шмелей, тюльпаны, солнце, предгрозовой ветер и запах сирени. И думал, что обниматься-то мне сейчас совсем ни с кем не хочется – ни с политиками, ни со звездами шоу-бизнеса, ни с мамой Буцефала, ни с самим Буцефалом, ни, тем более, с ее бабушкой.

Мне хочется стейка с кровью и спокойно сидеть дома, и еще чтобы, никакие кобылы, будь они даже все увешанные наградами, дипломами, не скакали бы у меня над головой.