Читать книгу Девятая могила - Стефан Анхем - Страница 13

Фабиан Риск выключил радио и свернул на улицу Бергсгатан. В утренних новостях ни словом не обмолвились об исчезновении министра юстиции, зато посвятили большую часть эфира горячим дебатам о том, надо ли детям и беременным делать прививку от свиного гриппа, а также похищению Адама Фишера.

Он надеялся, что Нива скоро даст о себе знать. По дороге домой из Радиотехнического центра она обещала узнать тайный мобильный номер министра юстиции, одновременно попытавшись уговорить его пойти с ней куда-нибудь выпить, поскольку ее свидание, в конце концов, отменилось. «Это, пожалуй, самое малое, что ты можешь сделать», – сказала она.

Но страх того, к чему – он в глубине души надеялся – приведет этот поход в бар, заставил его отказаться от ее приглашения и сослаться на детей, которые были одни дома. «Тогда в следующий раз», – прошептала она ему в ухо, и он услышал, как обещает пригласить ее.

Фабиан опустил боковое стекло, прижал маленький пластмассовый ключ к считывающему устройству и поехал вниз, в гараж в здании полиции. Планы прийти первым и успеть изучить некоторые появившиеся зацепки до прихода Малин и всех остальных уже окончились ничем. В целом, это утро можно считать классическим примером того, как не стоит начинать день.

Сони дома не было, она ночевала в мастерской. Матильда и Теодор, похоже, вообще не спали, и он с огромным трудом поднял их с кроватей. Вернее, со своей кровати, если быть точным. Когда он пришел домой около половины первого, оба лежали, свернувшись калачиком, под одеялом.

Фабиан сначала не поверил своим глазам. Матильда и Теодор в принципе никогда не играли друг с другом. У них была слишком большая разница в возрасте, и их единственным общим интересом было стремление действовать друг другу на нервы. Соня считала, что, когда дети вырастут, они будут получать больше удовольствия от общения друг с другом, но Фабиан сомневался. Наоборот, он видел много признаков того, что у них так же не будет никаких отношений, как у него с братом, старшим на пять лет.

Но когда он заметил футляр старого классического фильма «Кошмар на улице Вязов», лежащий на DVD-проигрывателе, он сразу понял причину внезапной любви брата и сестры. На следующее утро они опять взялись за свое и ссорились из-за всего: начиная с того, кто выпьет остатки какао, и кончая тем, сколько можно занимать ванную комнату.

Была уже половина девятого, и на стоянке он увидел машину Малин Ренберг, хотя она прилетела из Копенгагена только утром.

– Андерс… Но Андерс, пожалуйста, выслушай меня, – сказала Малин в телефон, одновременно закатив глаза при виде Фабиана, который снимал верхнюю одежду. – Чтобы иметь хоть малейший шанс закончить в этом столетии, нам надо нанять настоящих ремонтников. И если ты не понял, то я вообще-то на сносях… Нет, теперь говорю я. – Она замолчала и выпила стакан колы. – И ты считаешь, что я в состоянии провести все выходные на четвереньках и класть плитку в ванной? Нет, но тогда… Что? Нет, я не надулась. Я беременна!

Малин так швырнула трубку на рычаг, что Фабиан подивился тому, что трубка в принципе выдержала.

– Иногда, но только иногда, случается, что вы, мужчины, включаете мозги. Типа каждый второй високосный год… – Она покачала головой, налила в стакан еще колы и залпом выпила. Потом она глубоко вдохнула, снова подняла трубку и набрала номер. – Привет, это опять я… Послушай, извини… Я не хотела… Я просто больше не в силах заниматься ремонтом… Я тоже тебя люблю… Целую… – Она положила трубку и перевела взгляд на Фабиана. – Я собиралась позвонить тебе, чтобы узнать о вчерашней встрече.

– Все в порядке? – спросил Фабиан и сел за письменный стол напротив.

У Малин был такой вид, словно она не знала, с чего начать.

– Что бы вы ни делали, ты и Соня. Что бы вы ни делали, никогда не покупайте дом, который требует ремонта. Обещай мне. И говорю «никогда» в том смысле, что даже никогда не думайте об этом. Никогда не заходите на сайт продажи домов Hemnet. Пусть вашей ноги не будет в коттеджном поселке, даже если ваши лучшие друзья только что туда переехали. Ладно? Оставайтесь в городе. Ради бога, не выезжайте за черту города, если хотите выжить.

– Ладно. Обещаю, – сказал Фабиан, включая компьютер.

– Мало того, у меня первое похмелье с тех пор, как появились эти двое, – Малин показала на свой живот и налила себе еще колы. – Но сейчас на это наплевать. Лучше расскажи о встрече.

– Похмелье? – переспросил Фабиан, думая о том, как бы ему элегантно перевести разговор на другую тему. – Получается, я-позволила-себе-хотя-я-на-сносях-и-жду-двойню?

Малин с усталым видом посмотрела Фабиану в глаза.

– Ты же знаешь этих датчан.

– Э, нет, не знаю. Расскажи. Да, кстати, ты нашла контактное лицо?

– Да, очень приятная женщина. Но хочу подчеркнуть, что я выпила максимум полтора, ну два бокала вина.

– А какой величины был бокал?

– Давай не об этом, а о встрече. Я хочу знать все.

– Доброе утро. В Копенгагене все прошло хорошо?

Они повернулись к Херману Эдельману, стоявшему в дверях с дымящейся чашкой кофе в руке и с утренними газетами под мышкой.

– Да, было очень интересно, – ответила Малин. – Я собиралась рассказать о поездке на собрании в девять часов. Кстати, о собрании. Я хотела бы знать все, что…

– Между прочим, – сказал Эдельман и повернулся к Фабиану. – У тебя есть несколько минут?

– Разумеется, – Фабиан встал.

– Пойдем ко мне.

– Я успею налить себе чашку чая? – спросила Малин, также встав.

– Конечно, успеешь. Собрание начнется только через двадцать минут, – сказал Эдельман. – И нам не терпится услышать больше о прекрасном Копенгагене.

Фабиан развел руками в сторону Малин, но чувствовал, как ее вопросительный взгляд жег ему затылок, пока он шел по коридору.

Всегда, когда Фабиан переступал порог доверху забитого кабинета Эдельмана, он словно совершал путешествие во времени и попадал на тридцать лет назад. За все годы на месте начальника Эдельман упрямо отклонял любое предложение о ремонте, и теперь дело зашло так далеко, что начали говорить о том, как важно сохранить кабинет в своем первоначальном виде для будущих поколений.

Фабиан подозревал, что главное для Эдельмана – оставить свой гудящий холодильник, где всегда хранились запасы икры, красного лука и холодного пива. Толстый телевизор с видеомагнитофоном, может быть, включали не так часто, но пока на полке стояла его коллекция классических видеофильмов, он явно не собирался с ними расставаться.

Он даже воспротивился тому, чтобы покрасить желтые от никотина стены, аргументируя это тем, что тогда обнаружат, что он нарушает запрет на курение.

– Садись, – Эдельман сел у окна в кресло для чтения и стал набивать трубку.

Фабиан убрал подушку и несколько папок с потертого кожаного дивана и сел.

– Так, у нас только пара минут. Последнее, что я слышал, – Полиция безопасности нашла мобильный, – сказал Эдельман и зажег трубку.

– В заливе Риддарфьерден рядом с набережной Кансликайен? – спросил Фабиан.

– Да. Как ты об этом узнал?

– Сегодня ночью мы определили местоположение телефона, и там он работал последний раз. К тому же оказалось, что у министра есть еще мобильный, но с тайным номером. Если все пойдет как надо, мы сегодня определим его местоположение.

Эдельман задумался и отхлебнул кофе.

– Ты говоришь мы? Я полагаю, что второй – это не я.

– Это бывшая коллега, которая больше не имеет к нам никакого отношения. Я подумал, что это лучше, чем привлекать Новака.

– Бывшая коллега. – Эдельман выпустил облачка трубочного дыма. – Ты имеешь в виду Ниву. А я думал, что совершенно ясно дал понять, что не надо вмешивать посторонних.

– Тебе из-за нее нечего беспокоиться. Она точно понимает, почему…

– Позволь мне решать, из-за чего мне беспокоиться.

Фабиан собрался было кивнуть, но остановил сам себя. Если сейчас он примет замечание, то рискует в скором времени потерять свободу действий. Обычно он в целом мог вести следствие так, как хотел. Но это был особый случай, и Эдельман явно считал, что может управлять им как марионеткой.

– Ты разговаривал с Гримосом за несколько часов до его исчезновения, – сказал Фабиан, решив, что сейчас либо пан, либо пропал. – О чем вы говорили?

Эдельман был явно не готов к вопросу. Но он быстро нашелся и сделал еще одну затяжку.

– Ничего важного. Иначе бы я упомянул об этом еще вчера.

– Но теперь следствие веду я, так что позволь мне решать, что важно.

Эдельман расплылся в улыбке и рассмеялся.

– Хорошо, Фабиан. Хорошо. Мы говорили о депутатских дебатах, на которые он шел. И если я не ошибаюсь, речь должна была идти о внесении каких-то поправок в законодательство.

– Ты почувствовал в нем беспокойство или что-то еще, что может иметь отношение к его исчезновению?

Эдельман покачал головой и опять рассмеялся.

– Нет, но обещаю, что скажу, если что-то вспомню. Кстати, о телефонном разговоре. – Эдельман встал, подошел к письменному столу и вернулся со старым телефоном Nokia 6310i и зарядным устройством. – С этого момента я хочу, чтобы ты звонил мне с этого телефона. Номер найдешь под названием «Еврейский театр».

Фабиан взглянул на мобильный, и на него буквально пахнуло нафталином, хотя всего лишь год назад у него был подобный.

– O’кей, пока что мы все выяснили. Или, может, хочешь продолжить допрос?

– Только одна вещь. Чтобы избежать возможного непонимания, – сказал Фабиан, сделав вид, что не заметил иронии.

– Да?

– Ты дал мне задание, которое идет вразрез с четко выраженной волей начальника Главного полицейского управления.

– Конечно. Но ты знаешь так же хорошо, как и я, что…

– Херман, тебе не надо переходить к защите. Я не считаю это ошибкой. Наоборот, я считаю нашей обязанностью выяснить, что произошло. Но если что-то пойдет не так, по шапке дадут мне, а не тебе.

– Что правда, то правда. Значит, следи за тем, чтобы все шло как надо.

– Именно это я и делаю. И собираюсь продолжать. Я только хочу, чтобы ты отдавал себе в этом отчет. – Фабиан сделал усилие, чтобы не отводить взгляда от Эдельмана, пока не добьется своего.

Эдельман долго не отвечал, и тишина становилась все более давящей. Но в конце концов последовал ответ в виде едва заметного кивка.

– Уже две минуты десятого, – сказал Эдельман и пошел к двери. – Нет никаких оснований заставлять остальных ждать.

Фабиан кивнул, встал и мысленно с облегчением вздохнул. Он выиграл и теперь мог работать дальше с развязанными руками.