Читать книгу Зачем нужны университеты? - Стефан Коллини - Страница 2

В конце 1990-х годов британские университеты вступили в новую полосу своей истории. Обучение в них стало платным. Относительно умеренная на момент ее введения правительством лейбористов в 1998 г. (одна тысяча фунтов стерлингов в год), эта плата продолжала расти и в 2010 г. достигла девяти тысяч фунтов, вызвав бурное возмущение учащейся молодежи, сопровождаемое жаркими публичными дебатами о предназначении современного университета. В этих дебатах кембриджского профессора, известного специалиста по интеллектуальной истории Великобритании XIX–XX вв. Стефана Коллини отличает совершенно особый голос. Как и многие его коллеги по академическому сообществу, он выступает решительно против логики экономической эффективности, в терминах которой правительственные чиновники измеряют сегодня пользу от высшего образования. Его приобретатели могут, конечно, рассчитывать на определенные преимущества на рынке труда, однако в той мере, в какой его основу по-прежнему составляют гуманитарные науки, оно продолжает служить общественному благу, а не интересам бизнеса. Вместе с тем, говоря об общественном благе, Коллини воздерживается от того, чтобы представлять служение ему в виде особой миссии, которую в нагрузку к решению своих непосредственных интеллектуальных задач выполняют ученые и преподаватели университета. «Расширение демократии», «поощрение разнообразия», «взращивание ума», с его точки зрения, такие же плохие кандидаты для определения конечного предназначения их деятельности, как и пресловутый «экономический рост». Как можно защищать своеобразие университетских занятий, не прибегая к высокопарности столь распространенного сегодня дискурсивного жанра, который Коллини называет «декларацией о миссии» (mission statement)? Вот в чем, на мой взгляд, следует видеть главную интригу этой книги.

Возможно, она разочарует тех читателей, которые будут стараться найти прямой ответ на вопрос, вынесенный в ее заглавие. По мнению Коллини, современные университеты находятся в очень странном, если не в двусмысленном положении: «Никогда раньше они не были настолько многочисленны и важны, и в то же время никогда раньше они не страдали от настолько удручающей нехватки доверия и утраты идентичности. Они получают больше государственных денег, чем когда-либо прежде, но им еще никогда не приходилось тратить столько сил на защиту своего общественного статуса. Сегодня, когда студентов, обучающихся в этих институтах по всему миру, в несколько раз больше, чем училось в них еще поколение назад, широкое распространение получил беспрецедентный скепсис относительно преимуществ (как интеллектуальных, так и материальных) университетского образования». Его часто критикуют за бесполезность и элитарность. Несмотря на все это, тем, кто работает сегодня в университете, совершенно не нужно отвечать на подобную критику. Что же тогда нужно делать? Коллини полагает, что гораздо лучше придерживаться оппортунистской тактики: ввязываться в полемику только в особых ситуациях, а не стараться формулировать исчерпывающие ответы на все случаи жизни. Университеты всегда представляли проблему для правительств, заключивших с ними своеобразный фаустовский договор: их просили выполнять определенные инструментальные функции в обмен на интеллектуальную свободу, но, получая интеллектуальную свободу, они тут же стремились выйти за пределы отведенных им задач и изменить их смысл. Правительства учреждают различные комиссии по контролю за деятельностью университетов, но они все равно не могут эффективно руководить работой библиотек и лабораторий.

Едва ли не главной отличительной чертой университетов по сравнению с другими общественными институтами, по мысли Коллини, является воспроизводство своих собственных сотрудников. Школы не обязаны готовить будущих школьных учителей. Компании могут нанимать новый персонал, чтобы обучить его тем навыкам, которые скорее позволят получать коммерческую прибыль. «Напротив, подготовка будущих академических работников и исследователей – не только техническая потребность университетов, но и внутренняя для самого их характера черта. Обучение человека и подготовка его к открытому исследованию, позволяющему достичь более глубокого понимания, – это своего рода подготовка к автономии». Из этого следует, что в спорных вопросах, касающихся организации исследований и образовательного процесса, решающее мнение должно принадлежать университетскому сообществу. Правительства Соединенного Королевства (в основном, кстати, состоящие из бывших студентов, которым еще не приходилось платить за свою учебу) сокращают ассигнования на высшее образование, взвинчивают плату за него и подчиняют отношения студента и профессора логике потребления. Но если власти принимают неосмотрительные решения, то им нужно доходчиво объяснять, что неразумно, например, регламентировать численность специалистов в таких областях, как ассириология, ссылаясь на потребности рынка. И если сегодня в Великобритании гораздо меньше филологов-классиков, чем это было в 1900 г. или даже в 1950 г., то такое сокращение является следствием масштабных социальных изменений, а не снижения запроса на классическую филологию со стороны абитуриентов. Университетская наука живет своей жизнью и должна сама определять свои приоритеты.

Несмотря на все недостатки нынешней образовательной политики, Коллини продолжает верить в то, что британские университетские традиции обладают большим запасом прочности. Мне представляется, что целевая аудитория его книги – это не столько правительственные чиновники и та часть публики, которая (наивно?) полагает, что университеты должны стать двигателями экономического роста. Эта книга прежде всего обращена к коллегам-гуманитариям и, в особенности, к тем из них, кто только начинает свой путь в профессии. Коллини не боится показаться старомодным, признаваясь, что не собирается «снимать с каминной полки» портрет Джона Генри Ньюмена, хотя идеал и программа викторианского «либерального образования» нуждаются сегодня в глубокой ревизии, избавлении от классовых предрассудков и влияния догматической теологии. Гуманитарные исследования, как подчеркивает Коллини, никогда не были ориентированы на достижение конечного практического результата. Главная польза от них состоит в том, что они учат лучше понимать «условность любой частной порции знаний» и выносить взвешенные суждения, причем «те виды понимания и суждения, которые реализуются в гуманитарных науках, родственны пониманию и суждению, необходимым для проживания жизни». Можно ли представить более возвышенное оправдание их предназначения? Насколько оно соответствует злобе нынешнего дня, пусть решает читатель. Однако, думаю, вряд ли можно поспорить с автором, когда он утверждает, что сегодня, не имея достаточной выдержки и самообладания, трудно заниматься гуманитарными науками.

Андрей Олейников

кандидат философских наук,

доцент РГГУ/РАНХиГС