Читать книгу Под ласковым солнцем. Империя камня и веры - Степан Витальевич Кирнос - Страница 10

Спустя час. Рим.

За окном ступают прекрасные и тихие сумерки, покой которых может опрокинуть лишь только крик нарушителей правопорядка, пойманных комиссарами или полицией, которые тем не менее стараются подальше держаться от аванпостов полк-ордена, так как попасть на территорию юрисдикцию их деятельности, значит посягнуть на проводников воли Канцлера.

В эту ночь Командор оставался работать в кабинете. Он спокойно перебирает бумаги и доклады, говорящие о состоянии аванпоста в его владении. Лицо хозяина кабинета выражает сосредоточение и спокойствие.

На улице спокойная погода, неприсущая периоду Италийского Раздора. Ночная прохлада мягко проникает в кабинет через открытое окно, а дух умиротворённости создаёт необычайную атмосферу душевного покоя, но внезапно мир и безмятежное состояние прервал внезапный стук в дверь.

– Заходите! – громко пригласил Командор.

Тут же со скрипом открылась дверь, и в кабинет прошёл человек. На нём была накидка с капюшоном, чёрные одеяния и невысокие сапоги – всё «по стилю».

– Да, Теневик Антоний, тебе что ни будь нужно? – спокойным, практически мягким голосом проронил вопрос Командор.

– Да, очень важные доклады, – с явной нетерпимостью ответил Антоний. – Касаемо состояния Буле и расстановке властных сил.

– Ох, а это не может подождать?

– Нет, не может.

– Ну ладно, давай.

Антоний выложил из сумки два белоснежных листка, и положил их на стол, а потом, нисколько по уставу, сколько из-за уважения к владельцу помещения и по привычке вытянулся по стойке смирно.

Командор подобрал первый листок и стал бегло рассматривать доклад. На первом листе попался не доклад, а информативный лист, распространявшийся только среди командоров, об операции полк-ордена в Африке. Большим вниманием его мужчина не наградил, всего лишь сухо и быстро пролепетал «хорошо», откинув его в сторону, сразу же перейдя к настоящему докладу уже личного характера, созданного в единичном экземпляре. Он его рассматривал довольно долго и вкрадчиво, изучая каждую строчку или абзац.

– Очень хорошо. Вы вскрывали квартиру Давиана?

– Да, Командор.

– И что же там вы нашли?

– У него довольно много работ и книг по теме Маркса, Энгельса, Чучхе. Есть немало книг связанных с построением равного общества, с равным социальным положением, с…

– Короче, – Резко прервал Командор Теневика.

Антоний стоял, ещё молча пару мгновений, потом вдохнув воздуха, он вывалил:

– Он социалист, коммунист, реваншист, народный демократ и далее-далее-далее. То есть является тем, кем априори нельзя.

– Ага, понятно, – несколько встревожено сказал Командор. – Ладно, пока всё хорошо, не снимайте наблюдения с Габриеля.

– Вы же понимаете, что это против священных законов полк-ордена? – Не скрывая обвинительного тона, спросил Теневик. – Использовать наши ресурсы в своих личных интересах… строго воспрещается.

– Ну, надеюсь, никто не узнает о моём другом долге, пусть и идущем вразрез с догмами. Так ведь, Антоний? – будто извиняясь, твердит хозяин кабинета.

– Несомненно, Командор. Но разрешите задать вопрос?

– Да, Теневик, задавай свой вопрос.

– А почему мы следим за этим гражданским? Это даже не в нашей компетенции и не в интересах самого полк-ордена.

Командор опрокинулся на спинку своего кресла и тяжело выдохнул. Воспоминания, промелькнувшие в его сознании, были довольно тяжелы. Но он все, же решил их кратко высказать:

– Понимаешь, – тяжело и опечаленно начал мужчина с опустошённым взглядом нефритовых очей. – В своё время я был знаком с его родителями. Это всё произошло в самом конце эпохи Междуцарствия, Раздора и ещё как там его не помню. В то время, до того как я ещё вступил в полк-орден, они меня спасли от голодной смерти, когда все мои знакомые и друзья умерли на улице, и дали приют. Когда же мне пришло известие, что их арестовали за участие в митинге, как сейчас говорят «В идейно–подрывных работах против Рейха», я уже вступил в ряды полк–ордена. Немедленно со всех сил я помчался к ним. Они уже тогда знали, что Рейх оправдательных приговоров не выносит, ибо так завещал ещё первый Канцлер. И тогда они попросили меня всего лишь об одной просьбе – приглядывать за их сыном. Мне пришлось взять на себя эту миссию, ибо это есть единственное, чем я смогу оплатить личный долг.

– Понятно.

– Есть новости касаемые Канцлера? – пытаясь сменить на более нейтральную тему спросил Командор.

– В этом и проблема.

– Что случилось?

– Это одна новость про изменения во власти. Канцлер распустил Высший Капитул.

– Хм, это должно быть интересным. Но я уже знаю это, свои информаторы быстрее любого отчёта или Теневика, думаю, ваш скаут добудет чуть больше информации. Вы задержали нашего друга, о котором мы говорили?

Теневик взглянул на часы, которые были у него на руке и сказал:

– Операция начнётся через три минуты. И насчёт скаута – он говорит, что лояльного парламентёра увёл сам Император из залы, а позже он смог заметить повышенную активность среди Гвардии Капитолия. Однако я бы не стал полностью полагаться на его сведения… он юн, да малость туповат.

– Ладно, как только возьмёте Роттмаира, доложите мне и доставьте туда, куда я уже говорил.

– Да, Командор. Тут ещё одна новость: есть сведения, что Канцлер начинает охоту на полк-орден. В доказательствах только перехваченная передача и её половинчатая дешифровка… он передал её по защищённому каналу, который мы ещё не полностью взломали. Перевод высшее командование пока не даёт, но Великий Консул уже дал распоряжение перевести войска в режим сосредоточенности на внутреннем ударе.

– Невесело получается. А что руководство?

– Пока молчит.

Командор немного потупился, в его душе пробежал огонёк противоречий – долг службы или личная обязанность, ибо следуя за полк-орденом, он может упустить из виду объект охраны и провалить обещание.

– Дай подумать.

После этих слов хозяин кабинета встал из-за стола и подошёл к окну. Он около двух минут вглядывался в пустоту. На его лице читалось огромное сосредоточение и задумчивость, но не долго – мужчина резко развернулся к Теневику.

– Ладно, вот приказ: иди к моему заместителю здесь и скажи, что б он занимал мой пост. Потом передай по нашей сети, что я перевожусь северо – миланский аванпост, в Менаггио. Там на посту Командора никого нет. Думаю, наше руководство обрадуется, что там появится такой умелый руководитель как я. – С наигранным самовосхвалением сказал Командор и добавил. – И держи меня в курсе всех событий.

– Но…

– Мне всё равно, просто передай приказ, – холодно кинул Командор, обрывая Теневика.

– Да, Командор.

После этого Антоний быстро вышел из кабинета, с недовольной ухмылкой, а Командор отошёл к столу и склонился к нему. Тут ему на глаза попался информативный лист, связанный с Африкой, говорящий о том, что там произошло, и какую работу совершили бойцы полк–ордена. Мужчина поднял этот лист и стал вчитываться в детали операции, представляя, как это могло быть.

Африка, северное побережье Египта, около часа назад.

Один из трущобных районов. Всюду стоят только здания, сделанные из мусора, который был повсюду, но все, же являлся дефицитом в этом месте. Только в середине трущобного мегаполиса возвышался старый, посыпавшийся и с богатой паутиной трещин, дворец, в котором сегодня и заседает орган управления всем континентом – Совет Синдикатов. Этот дворец не был подобен прекрасному великану, который возвышается посреди уродливых и гнилых трущоб. Скорее старому и полусгнившему дереву посреди трухлявых пней, который постепенно гниет и осыпается, вливаясь в местные трущобы.

Дворец построен в обычном восточном арабско-аравийском стиле из камня и всевозможного мусора. По своему убранству и декору он полностью уступал дворцам в Объединенной Аравии, но то развитее государство, а тут люди крыс едят. Хоть и Аравийский полуостров пережил войну, но из горнила войны он воскрес в новом величии, а здесь этот серый, убогий и рушащийся «дворец» стал самым настоящим произведением искусства, с башнями и небольшим прудом внутри, в котором была вода коричневого цвета от ржавчины и грязи в трубах.

Клановый Советник с опаской пробирается по трущобам к дворцу, временами с боязнью оглядываясь по сторонам. Советник опасался нападений, даже, несмотря на личную охрану. Он и его стража одеты в более приличную одежду, нежели большинство жителей трущоб.

Советник – обычный негр, выходец из юга, худощавого телосложения. Вокруг него шли четыре человека – его охрана. Они в буквальном смысле слова пробиваются сквозь кривые улочки трущобного городка. Им на пути постоянно попадались нищие, голодные дети, проститутки, бомжи и прочие жители трущоб. Порой попрошайки и обездоленные кидались на советника, пытаясь получить от него хоть что-нибудь. Но быстрые штыковые ответы или очереди из стареньких АК–74 проредили ряды несчастных, и эскорт оставлял после себя лишь кровавый шлейф на гниющей земле.

Советник расхаживает уже довольно долго и его взору всегда представлялась одна картина: разбитые, покосившиеся трущобные домики, сделанные из мусора и кучи отходов, как и обычных, так и биологического происхождения возле которых роились тысячи мух, чьё бесконечное жужжание могло свести с ума. В воздухе витает стойкий запах разложения и гнили, человеческих экскрементов и вони от отходов. Запах нищеты и бедствия, уныния и вечного отчаяния просочился всюду. Если бы неподготовленный человек оказался бы в этих трущобах, то ему наверняка бы свернуло лёгкие и желудок от жуткого запаха.

Знатный мужчина завернул за угол и вышел напрямую к дворцу. Он увидел, что дворец окружён сетчатым ржавым забором, а само здание находилось на небольшом возвышении, и советник мог увидеть, что у дворца уже копошатся люди: множественные наёмники и клановые солдаты, охранявшие своих хозяев, вооружённая стража дворца проверяла убогие документы, многие нищие, которых позволяли подпустить, плача вымогали на коленях милостыню. С самого дворца свисало несколько религиозных стягов. Так же у главного здания стоит множество старых, из давно минувших эпох, машин. Неокрашенных, ржавых и еле работающих автомобилей.

Советник уже более уверенным шагом подошёл охране дворец и быстро дошёл до первого поста охраны.

– Стоять! – махнув рукой, сказал бравый солдат, на котором самые обычные лохмотья – майка рваная, изодранные шорты и старые сандалии. Он был довольно невысокого роста с суровым лицом и единственное, что говорило, о том, что он – воин, это старый РПД через плечо.

– Ваши документы! – пренебрежительно потребовал воин.

– Хорошо, вот они.

Советник вытащил старые скомканные пожелтевшие бумаги и подал их воину. Тот некоторое время сверялся с ними, а потом всё же пропустил советника.

Советник вошёл во дворец. Но он даже не успел насладиться его скудными видами, советника тут, же окликнули.

– Вы опаздываете.

Советник быстро развернулся в поисках источника голоса.

– Простите, а вы кто?

– Я представитель западного синдиката, – сказал довольно высокий мужчина арабской внешности.

– Да, простите, трущобы, – извинительно ответил Советник.

– Понимаю, а теперь давайте пройдём в зал совета и займём свои места, а то заседание уже скоро начнётся.

Два человека пошли на второй этаж. Они дошли до огромной залы, где в полукруге на обычных полуразвалившихся разных стульях сидят множество человек. Эти двое, с одобрения остальных, прошли и заняли отведённые им места.

– Мда, здесь собрались представители всех синдикатов. – Послышался слабый, едва слышимый голос, наверное, обращённый к определённому человеку.

Советник своего клана впал в размышления о синдикатах, на которые он работал всю свою жизнь. Синдикаты Африки. Эти образования чем-то сменили государства. Вначале это были объединения людей, которые хотели выжить и приумножить свои ресурсы и богатства посреди того ада, причём их методы были далеки от идеальных. Убийства, массовый террор, подкупы, подсаживание на наркотики и прочие жуткие методы получения власти стали их союзниками. Потом, преступные объединенные синдикаты, начали набирать могущество, сметая врагов и поглощая более слабые преступные банды. И через некоторое время над Африкой установилась власть пяти Гиперсиндикатов. У них не было названия, лишь обозначения сторон света. Западный синдикат на западе, восточный синдикат на востоке, южный синдикат на юге, северный синдикат на севере и центральный синдикат в центральной Африке и нет им противовеса на своих территориях, кроме единственного.

Они не являются единственной властью в своей территории, ибо сильнее их всех таинственная религиозная организация, что безраздельно властвовала над всей Африкой, даже диктуя свою власть синдикатам. Предтечи синдикатов это банды преступников, которых они пускают вперёд, как собак на охоте, а сами они это преступный террор и насилие. После себя эти кланы оставляли только разорение и шлейф из трупов.

Но что было на другой стороне? Эти синдикаты стали чем-то вроде гнилого света в кромешной тьме. Именно они дали работу десяткам тысяч людей и обеспечили кое–какую стабильность на своих территориях. Именно та самая церковь объединила людей, предотвратив многие религиозные войны, уносившие тысячи жизней. Они стали тем самым идеалом, для разодранной земли, последней надеждой. «Если не синдикаты, то никто» – как звучало в одной из африканской проповеди.

В зале полукругом стояли стулья, а ближе к центру на самодельных тронах седели представители глав своих синдикатов со своей свитой, а посередине трон с пожилой женщиной.

Это женщина была главой Совета. Её мудрость, по рассказу с ней общавшихся людей, была безгранична. И сейчас она говорит речь, голос этой пожилой женщины был по–старчески слаб, но в тоже время он был переполнен глубиной и она спешит изложить мудрость, как ей кажется:

– Братья и сёстры. Сегодня мы собрались на этот совет, что б решить, как жить дальше. Решить, каковы же будут наши дальнейшие действия. Богатый север – наша цель. Там народ живёт в достатке и благополучии, пока наши народы пухнут от голода и умирают от жажды. А по этому…

Её слова прервала внезапная очередь из автомата, раздавшаяся вне зала. Несколько охранников бегом встали у двери. Многие члены совета со страху подпрыгнули со своих мест. На их лицах появилась маска недоумения и ужаса.

Послышался звук гранаты, катившейся по полу.

Мгновенная вспышка всех ослепила, и оглушил пронзительный писк в ушах. Все тут же зажмурились и прикрыли уши. Когда все члены совета смогли прийти в себя, то они увидели убитых охранников и двадцать солдат в броне спецназа с нашивками полк–ордена, которые стояли посреди всех как таинственные и молчаливые призраки, окутанные саваном ужаса.

– Что вам нужно? – дрожащим голосом спросил один из советников.

Никто не ответил. Один из солдат активировал устройство у воротника и заговорил:

– Брат–Капитан, отделения «снегирь» и «воробей» заняли дворец, что делать с пленными?

Из бусинки на воротнике послышался статичный шум помех, и слова:

– Взять представителей синдикатов и доставить их в Рим, а остальных оставьте там. Они нам не нужны. И выбирайтесь оттуда как можно быстрей.

– Да, Брат-Капитан, – отчеканил боец, и активно жестикулируя, стал раздавать приказы.

Рим.

Командор медленно оторвался от информативного листа, из которого узнал про операцию, и принялся за сбор личных вещей. На его лице вновь пробежала печаль, так как каждый подобный лист заставляет его впадать в некое подобие меланхолии, ощущение беспомощности перед возможностью впасть в подобное состояние общества Мысль о том, что надо действовать против людей, которые голодают, умирают и захлёбываются от болезней и нищеты, была поистине чёрной и жестокой, отягощающей душу.

Он достал из угла небольшую сумку, необходимую для сбора вещей, необходимых для командоров. Мужчина аккуратно стал складывать документы, одежду, личные и вещи и просто некоторые мелочи, как вдруг засветился старый электронный планшет, мирно лежавший на столе, возвещающий о том, что он кому-то нужен. Хозяин кабинета неохотно обратил на него внимание. Он медленным шагом направился к мигающему устройству, небрежно его взял и просмотрел пришедшее сообщение, вызвавшее отягощённую ухмылку и, отбросив сборы, подойдя к дивану, на котором брошена чёрная кожаная куртка, накинув её, покинул аванпост как можно быстрее, стараясь не попадаться на глаза кому-либо из полк-ордена.

Тишина ласковой дланью накрыла Вечный Город, создавая в нём свою, мистическую атмосферу величественного покоя. Как только Командор покинул пределы аванпоста, оказавшись посреди бала из бетонных коробчатых зданий и стареньких эпохальных домиков, его накрыла ночная, особенная прохлада, которая только усиливает ощущения от странного шарма сумерек. Город почти целиком спит, так как это обязанность простых граждан, описанных в законах, и призывающая к отдыху в ночное время, а если какой человек, независимо от возраста появится на улицах города в сонную пору, не обременённый службой отечеству, то его задерживали и принуждали к штрафу, за «нарушение ночного порядка, оберегающего от мерзопакостных посягательств на жизнь и честь».

И ступая по улицам города, сжимаемые джунглями из бетона, Командор старается быть максимально осторожным. Несмотря на принадлежность к полк-ордену, защищающей от действий таких законов, он не особо хочет ввязываться в разборки с служивым людом, которого на дорогах Рима тьма.

Всюду в городе висят плакаты и стяги, посвященные Рейху, так и бьющиеся своим однообразным разнообразием в глаза. Все они такие разные – алые, чёрные, серые, зелёные, с разными надписями, но смысл всего сводится к единственному – гражданин до смерти обязан служить Империи.

Мужчина ощущает, как в воздухе витают приятные, но стойкие запахи благовоний, напоминающие о таком акте Круга Кардиналов – «Санкта Кардиналь» «О становлении храмовой атмосферы за пределами храмов, что принесёт в уличный быт чувство морального долга и праведности».

С некоторых колонок тихо, стараясь не нарушать сна граждан, пелись молитвы церкви и Культа Государства, что кажется весьма милым и успокоительным. Командор мельком заметил пару служителей министерства Ночного Покоя, которые следит за тем, что в тёмное время суток было не слишком громко и спокойно. Их главной целью является, чтобы граждане не нарушали своего сна и безмятежно отдыхали перед тяжёлым трудовым днём.

Командор прошёл несколько улиц, которые вывели его к небольшой, даже миниатюрной, часовенке, в окнах которой плавно горит свечной свет. Строение довольно простого оформления – квадратной формы с белоснежными стенами, на которых мозаика с изображением ангелов. В небо устремлялся всего один острый, готический купол.

Командор покорно совершил крестное знамение и вошёл в часовню с чувством благоговения. Он аккуратно отворил скрипучие деревянные двери и прошёл за пределы стен. Внутри спокойно, горят маленькие свечки, от которых мягкий свет слабо заливает помещение, позволяя теням плясать на иконах святых, которые сурово, но милосердно взирают на Командора. В часовне приятно пахнет ладаном, но это были не те резкие и приторные благовония, что разжигали на праздниках сторонники Культа Государства. Командор с омерзением вспомнил, что по специальному указу министерства Радости и Ликования Культ Государства и Имперор Магистратос были обязаны на праздник разжигать благовония, подмешивая в них специальные травы, чтобы народ сильнее веселился и радовался празднику. Империал Экклесиас же такой участи избежала, надавив на то, что при общении с Богом нужен чистый разум и не отравленная воля, с чем согласились остальные.

Насладившись запахом в часовне, Командор стал молиться у икон. Он тихо пришёптывал слова молитв, как через несколько мгновений за его спиной появилась довольно рослая фигура, в чёрном монашеском балахоне.

– Ми ждали тебя, – тяжёлым голосом, как бас пропитого капитана, человек с французским акцентом обратил внимание молящегося.

– Я знаю, спускаемся?

– Да.

Два человека подошли к углу часовни и, громко кряхтя, оттащили небольшую гранитовую плиту и едва только она откинута в сторону, по носу сразу ударил запах погребной сырости, а перед мужчинами открылся проход вниз.

Первый полез Командор, он по лестнице спустился в небольшой тоннель, отделанный камнем в мрачном стиле средневековых подземелий. Вторым тут же спустился человек в балахоне, тяжело подтянув за собой плиту, дабы не привлечь ненужных гостей. Электричество сюда не проводится, отчего тоннель освещён многими факелами, которые расставлены на стенах. Но всё равно свет в тоннеле довольно тускл, и по ходу пути Командор то и дело щурит глаза от нагнетающей световой обстановки.

Они прошли по прямому пути, никуда не сходя, потом разом свернули вправо – единственный поворот и попали в небольшое прямоугольное помещение, оказавшееся довольно простым. Стены, выложенные из потрескавшегося красного кирпича, невысокий потолок, большой прямоугольный камень, похожий на огромный строительный блок по пояс рослого человека и несколько факелов на стенах, отчего здесь свет был намного ярче и глаза так сильно не напрягались.

У камня возвышаются два человека: один, пожилой, в кремовом балахоне от которого веяло благовониями и второй, высокий мужчина средних лет, в плотно прилегающих к телу чёрных одеждах, стилизованных под костюм отдающей периодом Нового Времени.

– Послушник, Дюпон, можете вернуться к службе в часовне, – строго выпроводил человек в Кремовом балахоне лишнего.

– Да, ваше святейшество, – последовал ответ, произнесённым вдохновлённым голосом, после чего послушник развернулся и пошёл прочь из помещения.

– Ваше Святейшество, – сказал Командор, преклонил колено и поцеловал ладонь старика, после чего встал и задал вопрос. – Ох, сам глава Империал Экклесиас, к чему такое почтение? Зачем я, недостойный раб Божий, вам понадобился в столь поздний час?

Рядом два человека стоявших у камня, мимолётно переглянулись. Старик кивнул второму и тот перешёл к изложению мыслей, медленной, размеренной речью:

– Ох, сын мой, я здесь для важного дела. У нас есть одна проблема, которую может решить твой полк-орден.

Командор некоторое время стоял, молча, думая какие слова подобрать, дабы не обидеть таких высокопоставленных персон.

– Верховный Инквизитор, Верховный Отец, простите, но у полк-ордена сейчас много забот… и через некоторое время, я уверен, их станет ещё больше. – Неуверенно, но стойко ответил Командор. – Почему бы вам не подать официальное прошение?

– Во–первых, – по-старчески неторопливо начал Отец. – Любое прошение отслеживается министерством Отслеживания Переговоров между Департаментами Власти, а мы хотим, чтобы наша операция была скрыта от ока Рейха. Во–вторых, нам и не понадобится помощь всего полк–ордена, скорее только твоя и связана она с решением твоей проблемы… отчасти, если ты, конечно, захочешь помочь нам в миссии богоугодной, – прервался Верховный Отец, но подняв руку на собеседника и указав на стоящий перед ними валун, сказал. – Поверь, Командор, я могу многое. Карамазов, объясни ему.

Верховный Инквизитор слегка кивнул. Он приблизился к камню и выложил из сумки несколько листков, фотографии и карту.

– У нас появилась проблема, которую нельзя решить обычными методами. В Территории Великая Пустошь возникла группа сектантов, которую надо немедленно ликвидировать.

– А почему туда нельзя направить отряды Трибунала или армии? – удивился Командор.

Верховный Инквизитор слегка усмехнулся и ответил:

– Потому что нам надо поддерживать миф в то, что вера, нисколько в Бога, сколько в Канцлера – непоколебима, а поэтому нельзя прибегать к методам, которые могут вызвать излишнее внимание или привлекать ненужных свидетелей… от которых потом избавляться. Нам нельзя пошатнуть веру в рядах служащих.

– И насколько распространилась эта ересь? – вопросил Командор.

– Эта секта в пределах одного суперзавода… мунуфакториатия, если говорить технически.

– А, что они исповедают? – въелся Командор.

– Они пытаются распространять учение, о каком–то многобожии, – поморщился Карамазов. – Я не особо знаю всю тематику их учения, нам хватает этого, чтобы обвинить их в ереси и сжечь тех еретиков.

Командор стоял с некоторым недоумением, и вот он задал главный вопрос:

– А почему вы считаете, что я вам помогу? Я не вижу пока, как связаны еретики с моей жизнью, чтобы я назвал эту проблему своей

Верховный Отец посмотрел на Командора своими серыми и усталыми глазами, зажав серую длинную бороду, тяжело и устало выдохнув.

– Командор, я ещё помню, как во время Корсиканского Крестового Похода ты взял на себя командование храмовниками, когда убили их капитана и капеллана, я помню, как ты повёл их в бой, я знаю, что ты будешь лучшим в предстающем бою. Пойми, почти все наши войны и умелые командиры готовятся к Крестовому походу на Иберию, на её север. Ты нужен нам по тактическим соображениям.

В глазах Командора не пробежало и искры, он остался таким же железным и непреклонным, безразличным к сказанному Верховным Инквизитором.

– Простите, я просто не обязан вам помогать, пусть даже по молодости и спас парочку новобранцев,– сухо отчеканил мужчина и так же холодно добавил – Я живу почти полвека, как и вы, господин инквизитор, и не горю желанием сложить голову на одном из полей не угасшей войны. Знаю, что должен выполнить сие священный долг, но работа на полк-орден избавляет меня от этого.

– Командор, вы позволите этой ереси расползтись, несмотря на то, что давали клятву служить Рейху?

– Верховный Инквизитор, – заофицальничал Командор. – Я тоже немного знаю о положении дел в Рейхе. Знаю, что силы храмовников растянуты по всем регионам, в целях усиления власти и присутствия Империал Экклесиас, а Инквизиция работает на пределе, пытаясь уничтожать еретиков, которые в последнее время повылезали изо всех нор. Не так ли, господин Верховный Инквизитор? – уже снизошёл до дерзости парень.

– Командор, ты забываешься, – громко, но не без присущей всем инквизиторам угрозы, стал напирать инквизитор. – В какой из наших операций тебя поразила ересь сопротивления духовной власти Империи? Не будь с тобой мы знакомы, тебя казнили как еретика…

– Обожди, Карамазов, – по-старчески тяжело выдохнув, прервал будущий спор Отец. – Прости, ради Бога, нужно было мне начать не со всего этого. Бес попутал. Естественно, твоё право, нам не помочь, но я могу обеспечить амнистию двум заключённым, которых ты оттуда выведешь. Карамазов, давай.

Мужчина недоумевающим взглядом посмотрел на старика, который таинственно примолк и обратил взор на инквизитора.

– У меня есть достоверная информация о том, что там работают, на этом мунуфакториатии, двое заключённых: Сцилла и Марк – твои друзья и насколько я помню, не давшие тебе умереть с голоду во время Римского Престола.

Командор мгновенно поник взглядом, отразивший огонёк мрачной надежды, вгрызшейся острыми устремлений зубьями в душу. Мужчина знает, что готов пойти ради их спасения на всё, лишь бы оплатить моральный долг за кров и еду в то неспокойное время. И единственное, что остаётся Командору – ухватиться за небольшую веточку, соломинку спасения, потянув за которую он способен выручить тех славных людей, поплатившихся за право быть свободными.

Он подошёл к камню и склонился над листами, став их аккуратно рассматривать, тщательно исследуя каждую бумажку, каждый доклад. В его взгляде была неимоверная печаль, перемешанная с искрой надежды.

– Ну, сын мой, твой ответ, – требовательно воззвал иерарх церкви с блеском в глазах. – Поверь, по волей Божий, мне дана власть их отпустить. Я составлю «Свидетельство об искуплении» и им будет дана воля… об этом тебе говорю я – Верховный Отец, а не кто-то из моих помощников. Вот тебе моё слово, сын мой.

– Да, будь вы прокляты, я готов, что нужно делать? – сокрушённо спросил Командор, позволив себе страшное преступление, на которое никто внимания не обратил – проклясть слуг Империал Экклесиас значит навлечь на себя истязания и анафему, но сейчас не до этого Великому Отцу.

На лице Отца пробежала лёгкая улыбка, от удовольствия, вызванного тем, что он добился, однако поняв получше суть ситуации, убрал с лица самодовольную ухмылку. Постояв несколько мгновений в тишине и поглаживая бороду, Верховный Отец заговорил, излагая детали:

– Ты в автомобиле Верховного Инквизитора доберёшься до аэродрома, где тебя будет ждать двухместный реактивный сверхскоростной самолёт. Оттуда ты долетишь до Великой Пустоши. На месте тебя будет ждать Верховный Инквизитор со снаряжением, который доберётся другим самолётом, а оттуда вы доберётесь до объекта. Всё понял.

– Да, ваше святейшество.

Около пяти часов утра. Великая Пустошь.

Это великая пустошь – огромная территория, на которой почти не было городов. В центре Пустоши существует огромная радиоактивная пустыня, в которой жизни нет до сих пор. Но некогда это был цветущий край центральной Европы.

В период войн первого Канцлера, когда ковался Новый Рейх, на этой территории существовал большой союз, на месте Австрии, Венгрии, части Чехии и части Румынии – Конфедерация Свободных Народов, в суматохе и отчаянии собранная из нескольких мелких стран, сплотившихся перед неминуемой гибели от имперского меча. Эти государства сумели объединиться, во время ада и кризиса, но момент истинного наступил, прежде всего, перед лицом угрозы наступления Канцлера. Их пугал новый каменный мир, который несёт с собой новый владыка, одержимый идеей объединить все земли, которые сумеет и возродить древнюю империю золотого орла. Армия Конфедерации была довольно натренирована, обучена, экипирована и сильна, и ни в чём не уступала войскам Рейха. Канцлер терпел большие потери, не продвигаясь порой даже на йоту, и в один момент перед ним стояла реальная угроза потерять армию и проиграть грандиозную войну, но он не мог себе этого позволить, ибо его армия непобедима, а перед силой нового Рейха должен склониться каждый или ум. И тогда правитель решился на отчаянный шаг: он применил атомное оружие. Несколько ядерных боеголовок сокрушили и дух сопротивления, и государство, и армию врага. Но и цена этому была велика. Вся территория превратилась в пустыню с редкой растительностью и разрушенными городами, а так же заражённой землёй, водой и воздухом. Через некоторое время стали рождаться мутанты, люди стали гибнуть от лейкемии или лучевой болезни. Единственным напоминанием о бурной жизни, кипевшей в этих землях, готовы были оказаться чёрные руины разрушенных городов, что становились ещё чернее в кислотных дождях, будто предупреждая любого о том, чем может закончиться спор с Рейхом.

И люди стали массово покидать эти земли. Край стал превращаться в безлюдный клок земли и грозил вообще опустеть, но и тут Канцлер нашёл решение, которое было в духе Рейха и всей карательной системы – ссылка.

Великая пустошь стала огромной территорией для ссылки заключённых и осуждённых, но их не просто сюда высылали. По всей Территории было построено множество заводов неимоверных размеров, колоссальных промышленных городков, или фабрик размером с половину квартал и высотой как десятиэтажный дом. Такие постройки называли – мунуфакториатий. На этих огромных заводах производили многие вещи в массовом количестве: от мелкого ширпотреба для граждан до большущих каркасов, предназначенных этим самым заводам..

Главное, что было неестественно для Рейха: там многим заключённым даруют некоторую степень свободы, и поэтому складывалось впечатление, что на заводах работают люди, похожие на обычных работников, нежели на заключённых, на сон спускавшиеся в огромные подвалы монументальных фабрик. Провиант, инструмент и одежду этим людям привозили время от времени из других областей Империи. Единственным напоминанием о заключении являются охранники, в старой военной форме и автоматами из давно ушедших времён. Но тут и некая свобода окупалась по–своему. Здесь труд и экологическая обстановка полностью забирали здоровье человека, превращая его в иссохший и болезненный, но в тоже время до некоторой степени ещё живой труп. Каждый человек, попадавший в эту тюрьму, редко проживал тридцать лет. Средний срок жизни в мунуфакториатиях исчислялся десятком годов.

И даже несмотря на беспросветную и мрачную обстановку вкупе с огромной концентрацией ненависти к Рейху здесь продолжают вести проповеди Империал Экклесиас и Культ Государства. Везде и всюду каждый человек, несмотря на своё наказание и вечное проклятье со стороны Рейха, должен был свято чтить Канцлера, ибо как было сказано в Фолианте Гражданина: «Даже отвергнутый сын или дочь Рейха, поправшие ласковый свет Солнца, должны свято чтить его и любить как Бога Канцлера своего. Если же они отвергают и эту любовь, то пускай жизни лишатся». И каждый, будь то обычный заключённый или начальник мунуфакториатия должны безгрешно следовать постулатам и моральным догматам Рейха. И если человек отказывался их чтить, то его подвергали «Очищению Трудом». Осуждённому вкалывали специальные наркотики и стимуляторы и заставляли работать до такой степени, пока его мышцы не отделятся от костей. Таков был суровый закон Рейха, основанный на идеальном почитании морали и преклонении перед отечеством.

Однако, помимо огромных мунуфакториатиев на Великой Пустоши сохранялось ещё несколько малонаселённых городов, ставших символом стойкости Рейха и знака того, что государство отсюда никуда и не думает уходить и его всевидящее око не оставит в темноте ни одну пядь земли. Но эти городки скорее смахивали на большие деревеньки разросшиеся сёла нежели города, построенные для персонала Имперор Магистратос и инфраструктуры. Но далеко не каждый жаждет попасть в это место. Для чиновника или служащего Рейха быть назначенным сюда, значит потерять жизнь впустую и без перспектив под постоянным серым небом и бесконечными кислотными дождями.

Служащие Департаментов Власти – частые гости тут, а вот полк-ордену редко удаётся побывать в таком славном месте, как Пустошь, но кто-то удостаивается такой чести по настоянию высших чинов Рейха, и не всегда это было официально, однако даже Командор, летящий спасти друзей, не рад, что попал в радиоактивный ад. Пока он пролетал над Великой Пустошью, успел насладиться её бесконечными радиоактивными пейзажами и чёрным песком вдоволь, помянув в памяти царство чёрта. На месте его встретила тактическая группа во главе с Карамазовым, и они начали своё продвижение к огромному заводу–тюрьме. По пути разразился напористый кислотный дождь, превращавший почву под ногами в тугую жижу, но всё же через двадцать минут группа дошла до места назначения.

Этот мунуфакториатий располагался в абсолютной пустоши. Четыре километра в длину, один километр в ширину – объёмы и размеры постройки внушают трепет перед размахом архитекторов Империи. Гигантские чёрные трубы уходили высоко в небеса, выбрасывая в небеса тонны смольного смога. Железная, серая обшивка блестит на кислотном дожде, противопоставляя ему специальное покрытие, чтобы отрава с небес со временем не размыла стены завода.

К заводу ведёт всего одна дорога, идущая от городка. Завод располагался в котловане из насыпи из радиоактивного серого и безжизненного песка. Сетчатый забор полностью обступал завод по периметру, имея «Т – образную» форму. Перед гигантскими главными воротами завода устроился огромный двор, на котором и выгружались грузовые машины, привозя нужный провиант и инструменты, и в тоже время забиралась продукция, произведённая рабским трудом на заводе. Так же на этой площадке, в углу, практически у забора, располагалась и двухэтажная башня связи, блестевшая под дождем, как и весь завод. Периметр усеивали множественные фонари, полностью освещавшие местность. Вся асфальтовая площадка перед заводом так же блестит от дождевой влаги, а сама обшивка звенит барабанной дробью под плотными ударами дождевых капель.

Однако тех, кто сюда пришёл карать, не интересуют пейзажи мрака и технологического превосходства Рейха над соседями. Командор лежит, спрятавшись за насыпью, буквально слившись с чёрным песком, благодарю вороному цвету доспеха. Некоторые движения даются несколько тяжело, ведь на нём было стандартное обмундирование полк–ордена: боевые сапоги до колен, усиленный боевой комбинезон, укреплённый бронежилет, бронированные наручи и перчатки, шлем – маска с противогазом и модифицированный АК – 899, боевой пистолет, удлинённый боевой нож.

С ним присутствует ещё одиннадцать человек: три тактических звена храмовников Корпуса Веры, Верховный Инквизитор, который добрался на другом самолёте, и Теневик Антоний, которого Командор прихватил с собой.

Отделения были размещены по разным сторонам к заводу, для улучшенного наступления на двор.

– Теневик Антоний, доложите обстановку, – потребовал Командор.

– Да, Командор. Помимо основного входа в завод есть ещё три запасных. Открыть бесшумно их я не смог, замки электронные. Сейчас скину координаты входов вам на дисплей. Так же вокруг завода я не обнаружил охраны.

Сию секунду сквозь статические и шумовые помехи, производимые дождём, послышался ответ.

– Спасибо, Теневик. Можешь возвращаться к своему отделению.

Воин от полк-ордена сверил время на дисплее, посмотрел на координаты. Вдруг заработала рация и мужчина активировал её, нажав на бусинку у шеи.

– Командор, докладывает Верховный Инквизитор, отделение Теневика «Сумрак», моё отделение «Благочестие» готово к наступлению. Как ваше отделение?

– Инквизитор, докладываю: моё отделение «Молот» готово к наступлению.

– Да, Командор. Что ж, пора совершить молитву нашему Канцлеру, – послышался в эфире голос старшего храмовника.

Под маской лицо Командора исказилась в некотором отвращении, но он все, же спокойно спросил:

– Это нужно?

Ярый последователь Империал Экклесиас тут же импульсивно ответил:

– Это непременно необходимо!

После чего наступило мгновение молчания, но храмовник тут, же начал зачитывать молитву и все стали повторять за ним в унисон:

– Dei nos, сохрани и спаси наши души. О, Великий Канцлер, отец народов могучего Рейха и повелитель миллионов жизней, направь нашу руку в предстающем бою. Великий Канцлер, император наш, сохрани жизни наши в бою предст…

Командор неожиданно прервал молитву Инквизитора.

– Тише, что–то случается у завода.

Боец Корпуса Веры с огромной долей ярости возмутился:

– Какое богохульство, как ты смеешь.

Командор резко и грубо ответил:

– Да, посмотри ты во двор!

У завода начиналась нечестивая месса. Огромные ворота завода распахнулись уподобившись пасти страшного зверя, губящего сотни жизней, и из здания стали извергаться толпы людей, опьянённых низменно возвышенным ощущением сопричастности к чему-то великому. Вся процессия проходила под дождём, отчего одежды идущих постепенно становились мокрым тряпьём. Во главе неё расхаживает фигура в чёрном монашеском балахоне, размахивая перед собой неким подобием кадила. Следом плетётся начальник мунуфакториатия, держа в руках бурый штандарт, на котором размеренно колышется четыре вертикальных полоски. За ними пробираются люди толпою, одетые в обычную оранжевую униформу рабочих–заключённых, распевая при этом странные гимны и молитвы, так же рядом с ними шли охранники, ведя с собою пятерых пленных. Выйдя на площадку перед заводом, нечестивая толпа поставила впереди себя «жертвенных баранов» Несколько человек несут с собою переносные столбы – пять штук по одному на каждого пленника, которых вот-вот прикуют цепями к холодному металлу.

Командор стукнул по визорам, крепившимся на том месте, где выемки для глаз и на маске и изображение быстро увеличилось в четыре раза, позволив тщательно пробежать глазами по площадке, что вызвало активные комментарии в эфир:

– Вижу охрану, начальник завода,… похоже, теперь все пять тысяч рабочих на стороне культа… стоп…

Мужчина мгновенно заметил их лица. Глаза зацепили разбитые, иссушенные и обескровленные лики Сциллы и Марка. Их лица бледны и изнеможенны, а тела, которые еле прикрывают трепещущиеся на ветру рваные балахоны, украшены множественными ссадинами и синяками. И никто не увидел, как ярость охватила дух Командора, исказив его лицо в гримасе отвращения и неукротимой злобы, полившейся за пределы маски брони.

– Отделение «Молот» приготовиться в атаку! – в порыве гнева яростно воззвал Командор.

– Стоять. Всем сидеть на месте! – строго, чуть ли не рыча, отдаёт контрприказ Карамазов.

– Ты что!? Эти проклятые еретики их казнят их сейчас! – возмущённо орёт в рацию парень. – Нужно ударить сейчас!

– Командор, не следует идти слепо в бой. Наша защита и оружие, что дарованы Канцлером, безупречны, но не всемогущи. У них численный перевес и где гарантии, что при моём появлении они тут же не казнят пленников? – Спокойно сказал Инквизитор.

– Что ты предлагаешь? – голос Командора из яростного покрылся дрожью и хрустальным ропотом, что вызвало у инквизитора опасения насчёт успеха операции.

– Ты, я и твой Теневик тихо пройдём в завод, а старший храмовник Дециан с остальными отвлечёт и оттеснит еретиков к мунуфакториатию… главное, чтобы они не увидели инквизиторской печати…

– Почему?

– Все знают, что Корпус Веры убивает сразу и быстро, а инквизиция за каждое преступление пытает… и увидев они меня, избавятся от пленников, как от сведителей более глубокой ереси… так что осторожнее.

Командору нечего было противопоставить здравому плану Карамазова, лишь безумную и сумасшедшую атаку в лоб, которая будет, скорее всего, встречена ураганным огнём. Рация снова зашипела, и оттуда донеслись команды Верховного Инквизитора:

– Командор и Теневик, скрытно продвигайтесь точке «А», я отметил её у вас на дисплее. Старший храмовник Дециан, берите командование тремя звеньями храмовников и продвигайтесь к станции связи. Огонь только по моей команде.

– Так точно, господин Верховный Инквизитор, – послушался храмовник.

Теневик и Командор стали спокойно, но, не выдавая своего присутствия стали продвигаться к тому месту, на которое им указал Карамазов. У входа на территорию, на пропускном пункте никого нею, все были на нечестивой процессии, забыв оставить охрану запамятовав в наркотическом угаре о запасных проходах, а поэтому три наступавших бойца с лёгкостью проникли во двор мунуфакториатия.

Командор и Теневик пришли первыми к необходимому месту. Это оказался один из запасных выходов из завода, представленный массивной чугунной дверью с электронным замком. На самой двери был отчеканен герб Рейха, который был буквально исполосован и залит краской. «С какой же жестокостью, яростью и фанатизмом надо было его пытаться его выводить?» – Подумал про себя Командор.

Буквально через минуту к ним подбежал Карамазов. С его блестящей и мерцающей от бликов немногочисленных работающих фонарей, брони плавно стекала вода, от чего он становился похож на высокого мистического воина, стоящего на фоне рассветного горизонта, укутанного в толстенный слой синюшно-свинцовых туч. Но это был не более чем эффект, рождённый в холодном свете фонарей, каплях кислотного дождя и особенностях восхода солнца во время бури. В отличие от двух своих спутников он предпочёл сражаться более традиционным способом, ссылаясь на архаичность и плохую оснащённость еретиков. В правой руке он несёт длинный полуторный меч с блестящим лезвием, а правой сжат полуавтоматический пистолет, стилизованный под оружие семнадцатого века.

Эта архаичность была присуща только Командору, и порой даже в разговорах Великий Отец называл сына полк-ордена и Карамазова братьями по духу. И действительно, они были во многом схожи. Оба так же мрачны, умны и яростно преданны своему делу. Только Великий Инквизитор всегда предпочитал оставаться спокойным и следовать рассудку, а Командор зачастую отдавался во власть эмоций, превращаясь в пламенную машину фанатизма.

– Ну, вы готовы? – хладно спросил Карамазов.

– Мы здесь не пройдём, – неспокойно начал Антоний. – Нам нужны электронные ключи.

– Вы готовы? – снова уже требовательно вопросил инквизитор.

– Да, – с нетерпением ответил Командор. – Скорее.

– Старший храмовник, – обратился инквизитор по рации. – Приступайте к захвату башни связи и оттесните этих еретиков обратно к мунуфакториатию. После того как захватите башню, передайте ближайшему расположению армии Рейха, что нам нужна поддержка.

Сквозь статику и треск помех послышалось:

– Так точно, господин.

Инквизитор выключил рацию и тут же мгновенно достал пластиковую карту, приложив её сразу к замку, и мгновенно отворил дверь. Где–то вдали послышался отчётливый звук беспорядочной пальбы и крики агонии. Видимо отступники были не готовы к встрече с натренированными храмовниками. Но прислушиваться к бою было некогда, каждая секунда была на счету. Командор тяжело отворил массивную и скрипучую дверь, позволив проникнуть всей команде внутрь.

То, что они увидели дальше, шокировало бывалого Теневика, бравого Командора, но не инквизитора. Пройдя по небольшому коридорчику, они вышли на пространство производственного этажа. Всюду оказались бесчисленные конвейеры, число которых не поддавалось исчислению. Во взгляд постоянно попадались рабочие места, явно брошенные в спешке. Там, где должны были висеть флаги Рейха, на тех местах свисали уродливые и грязные полотнища ткани, на которых черным цветом, нарисованы четыре вертикальных полоски, а над ними круг. Всюду на стенах попадались надписи, накарябанные гвоздями или нарисованные краской. Надписи больше напоминали несуразицу из опусов сумасшедшего: «Четверо с тобой, они залог нашей свободы», «Око мудрейшего учителя, что дал нам свободу, следит за тобой», «Не согреши против догм, ибо осквернишь свободу» Всюду, куда не смотрел Командор, он видел лозунги, в которых была слово «свобода», похоже, люди настолько помешались на этом понятии, что были отдаться ему в рабство, а так же полностью отдаться в собственность тому, кто пообещает дать «свободу».

Но не это самое страшное. Средь конвейеров и рабочих мест виднеются отрубленные изуродованные головы, насаженные на пики.

– Вот посмотрите! – завёл Карамазов. – Так поступают с теми, кто не принимает гнилых посулов «свободолюбцев». И эти люди ещё нас обвиняют в немилосердии.

Весь пол запятнан липкой кровью, которая, как затем сказал Карамазов, пролилась во время бесчисленных жертвоприношений. Но во имя кого или чего? Неужто люди пытались спародировать те далёкие жестокие обычаи дикарей, которые во имя своих богов лили кровь невинных и при этом считали себя свободными? А может это банальная месть людей, чьи рассудки объяты жарким пламенем бреда?

Однако помимо отсечённых частей тела повсюду в мунуфакториатии попадались множественные свечи, которые были расставлены в хаотичном порядке, будто попирая порядок. Пламя на удивление плавно горело.

В самом заводе стоит не запах машинного масла или работающих конвейеров, как можно было подумать. Непроницаемой стеной в помещении ходит жуткий запах низкосортных и мерзких благовоний и если бы не респираторы на инквизиторе и Теневике, и шлем–маска на командоре, то все бы давно от этого приторного запаха впали в состояние наркотического транса.

Командор оглядывается по сторонам и глубоко потрясён тем, на что способны безумцы. Его внимание привлекали не тысячи станков, конвейеров, рабочих мест или техника. Всюду и в неимоверном количестве были символы «новой власти» – штандарты, свечи, фразы, благовония и отрубленные главы.

«Они стремились освободиться от гнёта Рейха, и в своём влечении к свободе стали маленьким подобием подражания и фанатизма. Их свобода и стремление к новому миру, превратилось в рабство к этой свободе и выродилось в фантасмагорию фанатичного и непреклонного почитания этой идеи. Они стали миниатюрным Рейхом, худшей его копией. Но они считают это идеальным. Разве жалкая фальшивка свободы является настоящей волей?» – Подумал про себя Командор.

– Нам необходимо забраться выше, – Вымолвил Теневик, прервав размышления своего командира.

– В этих мунуфакториатиях есть лифт, ведущий на наблюдательный пост, – не проявляя ни толики эмоций, отчеканил Карамазов.

Все замолчали и стоя переглядывались друг на друга.

– Нам нужен тот, кто будет следить за передвижениями сверху, – указал глава Инквизиции. И, смотря на Командора понимающим взглядом, добавил. – Теневик Антоний, займите место наверху и направляйте нас во имя Канцлера.

– Так точно, во имя Его, господин Верховный Инквизитор, – лихо и театрально отдал честь Теневик, смотря на рядом стоящего Командора, сгоравшего от жажды возмездия.

Карамазов остался на этаже один, разделив его со старым товарищем, и единственное, что он может сделать, так это осмотреться. Весь этаж представляет собой бесконечно длинный и запутанный лабиринт из конвейеров, хаотично расставленных, и видимо в спешке брошенных станков, которых было просто невообразимое количество. Стены суперзавода окрашены в серый металлик – цвет безысходности судеб тех, кто здесь оказался. Сам мунуфакториатий возвышался на несколько этажей, но только на первом этаже было расположено основное производство, остальные же – вспомогательные. На них могли жить охранники, священники, представители Культа Государства или просто храниться инструмент. Потолком представлена только крыша самого гигантского завода, ибо центральное место остальных этажей было представлено пустотой, благодаря которой и просматривалась охранниками ситуация буквально на всех этажах. Посреди всего первого этажа стояло четыре колонны, которые явно не были изначально здесь. Сделанные из железа, и мистически поблёскивая под тусклым светом ламп, они высоко возвышались над всем этажом, подобно обелискам новой веры.