Читать книгу Память льда - Стивен Эриксон - Страница 12

Вихляясь и скрипя, повозка преодолела склон и остановилась на вершине холма. Сзади шли Харло и Каменная, облепленные грязью с головы до пят. Ворчун глядел на них и посмеивался.

– И поделом нам: не надо было биться с тобой об заклад! – пробурчал Харло. – Вечно ты выигрываешь, ублюдок.

Каменная хмуро покосилась на перепачканную одежду:

– Ну я и уделалась. Такое не отстираешь.

Ее синие глаза сердито сверкнули на Ворчуна.

– Лентяй паршивый. А ведь ты сильнее нас всех! Нет чтобы с козел слезть и помочь нам толкать повозку. А ты вместо этого сидишь и радуешься, что зашиб деньгу, объегорил товарищей!

– Таковы суровые уроки жизни, – расплывшись в улыбке, ответил ей Ворчун.

Зеленый с черным наряд стражницы был густо заляпан коричневой жижей. Темные волосы висели сосульками, и с них капала мутная вода, похожая на разбавленное молоко.

– Как бы то ни было, переправа позади, – ободрил товарищей Ворчун. – Осталось съехать с дороги, а потом можете сходить выкупаться.

– Накупались уже, Худ побери! – огрызнулся Харло.

– Судя по звукам, которые я слышал, вы не плавали, а тонули. Нужно подняться выше по течению. Там вода чистая.

Ворчун снова натянул поводья. Обессиленные лошади не желали трогаться с места, и командиру стражников пришлось употребить весь свой запас ласковых слов, чтобы уговорить животных. Отъехав на пару десятков шагов, Ворчун остановил повозку. Невдалеке стояли фургоны других торговцев: одни только что преодолели реку, другие, державшие путь в Даруджистан, готовились к переправе. За последние дни сутолоки и суматохи у брода только прибавилось. Последние булыжники, которыми было когда-то выложено дно реки, отпихнули в сторону или втоптали глубоко в ил.

Переправа длилась целых четыре колокола. В какой-то момент Ворчуну уже показалось, что они так и застрянут на середине реки. К счастью, пронесло. Командир стражников оглянулся назад. Харло и Каменная, вяло переругиваясь, побрели отмываться.

Однако вскоре он увидел знакомый фургон, и улыбки как не бывало. Повозка Эмансипора Риза, обогнавшая их на том берегу, теперь стояла в полусотне шагов. Она-то и была причиной спора стражников. Ворчун чувствовал себя немного виноватым; он с самого начала знал, что Харло и Каменная проиграют пари. Но ничего: пусть в другой раз не поддаются азарту. Его товарищи не сомневались, что сегодня повозке их хозяина Керулия ни за что не переправиться на тот берег. Они уверяли Ворчуна, что «дом на колесах» застрянет и увязнет в иле, перегородив собой реку. Пройдет не один день, пока рассерженные торговцы пригонят своих мулов и вытащат эту неповоротливую громадину.

Однако сам Ворчун так не думал. Бошелен и Корбал Брош не из тех, кто привык терпеть неудобства.

«Маги, Худ их побери!»

Эмансипор Риз даже с козел слезать не стал, только поводья потуже натянул, и волы послушно шагнули в воду. Повозка двигалась так, словно бы ехала по толстому стеклу, а не по редким осклизлым камням.

«Обманул я этих легковерных. Ну и ладно, по крайней мере, сам в тине не извалялся».

Не только Ворчун и его подручные оказались свидетелями столь чудесной переправы через реку. Нашлись и другие любопытные, и один из них сейчас отирался возле «дома на колесах». Ворчуну этот стражник был хорошо знаком: Бьюк из Даруджистана. Он сопровождал повозки мелких торговцев и предпочитал работать в одиночку. Но причина крылась вовсе не в угрюмом характере Бьюка.

Морк, последний хозяин, на которого он работал, переправлялся еще утром. На середине реки, где течение быстрее, старенькая повозка развалилась на части. Негоциант отчаянно вопил, а вода вместе с обломками фургона уносила драгоценные тюки, полные товаров. Самого торговца Бьюку удалось спасти, однако, после того как груз утонул, караулить было уже нечего. Незадачливый купец, еще не успевший оправиться от такого удара судьбы, сухо поблагодарил стражника и отпустил его на все четыре стороны.

Ворчун думал, что теперь Бьюк вернется в Даруджистан: лошадь у того была крепкая, в седельных сумках имелось все необходимое. Три дня – и он дома.

Но что за странная картина? Высокий тощий Бьюк вырядился так, будто собрался поступить в городскую гвардию. Кольчуга на нем блестела от обильной смазки, за спиной висел арбалет, а у пояса – внушительный боевой меч. Сейчас стражник стоял возле повозки и негромко переговаривался с восседающим на козлах Эмансипором Ризом.

Слов Ворчун почти не слышал, но позы и жесты говоривших позволяли догадаться о содержании их беседы. Горделиво развернутые плечи даруджийца вдруг опустились. Стражник повернулся, готовый уйти. Эмансипор Риз равнодушно позевывал. Наверное, Бьюк так и ушел бы несолоно хлебавши, не появись в этот момент Бошелен. Как и в прошлый раз, он был в небрежно застегнутом плаще из черной кожи. Бьюк мгновенно приосанился, четко и кратко ответил на несколько таких же кратких вопросов, а затем почтительно кивнул. Эмансипор Риз слез с козел. Когда Бошелен опустил руку ему на плечо, у слуги едва не подкосились ноги.

Ворчун сочувственно хмыкнул.

«Гляди ты, хозяин чуть до него дотронулся, а бедный старикан уже готов от страха в штаны наложить. Да и я бы, пожалуй, на его месте чувствовал себя не лучше… Клянусь всеми ураганами Беру, этот маг взял Бьюка на службу. Моли богов, дружище, чтобы потом не пришлось горько об этом пожалеть».

Когда в Даруджистане случался пожар, все зависело от того, нет ли поблизости газовых труб. Если были, пожар становился в несколько раз опаснее… Но тот, в котором заживо сгорели жена, мать и четверо детей Бьюка, даже по меркам Даруджистана считался чудовищным. Сам Бьюк спасся только чудом: он валялся мертвецки пьяным в соседнем переулке.

Разом лишившись всех близких, бедняга потерял смысл жизни. Многие его собратья по ремеслу (в том числе и Ворчун) думали, что теперь он окончательно сопьется. Однако Бьюк поступил по-иному. Вместо того чтобы топить горе в бутылке и постепенно терять человеческий облик, он стал наниматься в стражники к небогатым купцам. Все знали, что таких торговцев грабят куда чаще, чем владельцев больших и тщательно охраняемых караванов.

Нетрудно было догадаться, чтó у него на уме: он искал смерти. Но не где-нибудь под забором или в сточной канаве, а смерти достойной и желательно быстрой. Бьюк не смог защитить своих близких; теперь он хотел погибнуть, защищая чужих людей. С той страшной ночи никто больше не видел Бьюка пьяным, а трезвый он славно умел сражаться. Тому имелись как живые свидетели, так и десятка полтора мертвых разбойников, бесчинствам которых положил конец его меч.

От Бошелена и в особенности от Корбала Броша веяло ледяным холодом, способным отпугнуть любого здравомыслящего стражника. Но тот, кто ищет смерти, смотрит на вещи иначе.

«Надеюсь, дружище Бьюк, ты не раскаешься в своем выборе, – мысленно обратился к нему Ворчун. – Зверства и ужасы, чинимые твоими новыми хозяевами, тебя, скорее всего, не коснутся. Но жути повидаешь изрядно. Вот скажи, неужели ты мало настрадался за эти годы?»

Бьюк ушел за лошадью и пожитками. Ворчун развел костер, взгромоздил на него закопченный котелок с водой и сел рядом. К тому времени, когда вода стала пузыриться и закипать, одинокий стражник вернулся, ведя под уздцы коня. Эмансипор Риз тоже развел костер и принялся готовить ужин. Бьюк что-то ему сказал, потом обернулся и увидел Ворчуна. Их глаза встретились. Ворчун кивнул, приглашая давнего знакомца подойти.

– У тебя нынче день перемен, приятель, – сказал он Бьюку. – Я жду Харло и Каменную. Должны вот-вот вернуться с реки. Не хочешь хлебнуть горяченького?

– Спасибо, Ворчун. Не откажусь.

– Не повезло бедняге Морку, – продолжил разговор командир стражников.

– А ведь я предостерегал его. Говорил: прежде чем соваться в реку, нужно разгрузить повозку хотя бы наполовину. Увы, не послушался он моего совета. Считает, будто это я во всем виноват.

– Даже после того, как ты буквально выволок его со дна, да еще и в чувство привел? Я слышал, Морк чуть не захлебнулся. Неужто даже не поблагодарил?

– Какое там! Видно, на дне его Худ поцеловал и здорово настроение испортил.

Бьюк усмехнулся своей невеселой шутке, потом взглянул на повозку новых хозяев. В уголках глаз залегли морщинки.

– Ты, кажется, уже встречался с этой парочкой, – произнес он так, что не сразу и разберешь: вопрос это или утверждение.

Ворчун даже сплюнул в огонь:

– Ага, было дело. И напрасно ты со мной не посоветовался, прежде чем к ним наниматься. Я бы тебя вовремя отговорил.

– Я всегда ценил твои советы, дружище, но на попятную не пойду.

– Знаю, а потому больше тебе ничего и не скажу.

Ворчун протянул Бьюку глиняную кружку с терпким, почти коричневым отваром, который он называл чаем. Бьюк зажал ее в руках и принялся дуть на дымящуюся поверхность.

– Между прочим, – произнес он, – я уже видел прежде того второго, лысого здоровяка.

– Его зовут Корбал Брош.

– Брош? Ну-ну. Мне кажется, он убийца.

– По мне, так оба они одного поля ягодки.

Бьюк покачал головой:

– Ты меня не понял. Я говорю про Даруджистан. Помнишь, как две недели подряд у нас в Гадробийском квартале находили обезображенные трупы? Дознаватели тогда еще взяли себе в помощь мага. Он стал докапываться до сути. Вроде бы ничего не нашел, но сам перепугался так, будто влез в осиное гнездо. Внешне все было тихо; даже слухи не слишком-то множились. И все-таки я кое-что узнал. Городской Совет обратился за помощью к гильдии Воркан и предоставил им полную свободу действий, только бы нашли убийцу. И вдруг зверства прекратились.

– Помню какую-то шумиху, но смутно, – признался Ворчун.

– Конечно. Ты же тогда дневал и ночевал в Умниковой корчме и квасил не просыхая. Ничего вокруг не замечал.

Ворчун поморщился, ибо ему напомнили не о самых радостных днях его жизни.

– Я ошивался там не просто так, была причина. Я, видишь ли, положил глаз на Летру, и вроде бы все уже было на мази. А потом одно дельце выгодное подвернулось. Ушел в очередной раз с караваном, а когда вернулся…

– Узнал, что твоя Летра сбежала с другим, – досказал Бьюк.

– Не просто с другим, – нахмурился Ворчун. – Она выбрала этого хлыща Парсемо. Польстилась на его денежки.

– Деньжата у него водились, это точно. Кажется, ты даже служил у Парсемо одно время… Да не важно, я ведь не про то говорил. Так вот, многим тогда не давало покоя, кто же за этим стоял и почему загадочные убийства вдруг разом прекратились? Гильдия Воркан, между прочим, даже не стала браться за это дело. А убийства прекратились только потому, что преступник покинул Даруджистан. – Кивком головы Бьюк указал на громадную повозку. – Корбал Брош и есть тот самый убийца. Круглолицый человек с толстыми губами.

– Откуда вдруг такая уверенность, дружище? – осведомился Ворчун.

К вечеру похолодало. Он поежился и налил себе вторую кружку отвара.

– Я просто это знаю, – ответил Бьюк, поглядывая на пламя. – А раз я знаю, то возникает вопрос: можно ли оставить безнаказанными убийства невинных людей?

«Худ тебя побери, Бьюк. Я ведь вижу тебя насквозь. Ты намерен убить Корбала Броша и, возможно, сам при этом погибнуть».

– Послушай меня, приятель. Мы с тобой уже не настолько молоды, чтобы вести себя сумасбродно. На эти места даруджистанские законы не распространяются. Но если тот маг не на шутку испугался… значит он узнал нечто такое, чего не знаем мы. Да и гильдия Воркан тоже не просто так отказалась: они там ребята не промах. Ни к чему лезть на рожон. Лучше сделай вот что. Если ты уверен, что Брош и есть тот самый злодей, отправь весточку в Даруджистан. А сам пока потихонечку, не вызывая подозрений, будешь следить за Корбалом. Но учти: он – маг, и тебе незачем понапрасну испытывать судьбу и вершить правосудие. Оставь расправу над ним даруджистанским магам и гильдии убийц Воркан.

Тут Бьюк обернулся, услышав у себя за спиной шаги. К костру подошли Харло и Каменная. Оба закутались в одеяла, а в руках держали по узлу с выстиранной одеждой. Настороженное выражение лиц товарищей подсказывало Ворчуну, что они слышали одну или даже несколько последних его фраз.

– А я думал, ты уже на полпути к Даруджистану, – сказал Харло Бьюку.

Тот отхлебнул из кружки.

– Не сразу узнал тебя, дружище. Давно не видел тебя таким чистеньким.

Харло натянуто рассмеялся.

– Мне подвернулась новая служба, вот я и остался, – пояснил Бьюк.

– Как можно быть таким ослом?! – сердито бросила ему Каменная. – И когда только ты уже поумнеешь, Бьюк? Все суешь голову в медвежьи капканы? И долго еще собираешься так развлекаться?

– Пока один из капканов не защелкнется, – ответил Бьюк, спокойно глядя в потемневшие от злости глаза женщины.

Он встал и выплеснул на землю остатки напитка:

– Спасибо тебе за чай… и за совет тоже спасибо, дружище Ворчун.

Кивнув на прощание Харло и Каменной, Бьюк зашагал к повозке Бошелена.

– Ну что, ловко он тебя осадил? – хмыкнул Ворчун, взглянув на Каменную.

– Дурень он непроходимый, – процедила стражница. – Как по мне, так ему не хватает женской руки. Причем очень не хватает.

– Хочешь выставить свою кандидатуру? – спросил Харло.

– Он такой красавчик, но зато характер скверный. У тебя же все обстоит ровно наоборот, обезьяна.

– Никак ты оценила мой характер? – Харло подмигнул Ворчуну. – Вот что, дорогая, может, еще раз сломаешь мне нос? Найдем хорошего целителя, кости заново срастутся, и моя физиономия будет как новенькая. Что скажешь, Каменная? И почему тебя не назвали Железной? Твое сердце представляется мне этаким цветком с железными лепестками. Но вдруг однажды произойдет чудо, – и лепестки раскроются для меня?

Стражница скорчила гримасу:

– Любая собака знает, что твой огромный двуручный меч – всего-навсего жалкая попытка восполнить кое-что другое, чего у тебя нет.

– В жизни не слышал от Харло таких поэтических сравнений, – заметил Ворчун. – «Железные лепестки сердца» – красиво сказано.

– Хватит уже языком трепать. Не бывает никаких железных лепестков. А сердце – не цветок, а просто большая красная мышца у человека в груди. Какой толк в бессмысленных сравнениях? Смотрю, ты ничуть не умнее Бьюка и Харло. Ну и в компанию я попала! Сплошные безмозглые идиоты с крепкими черепами.

– Увы, такой, видать, тебе уж выпал жребий, – ответил ей Ворчун. – На, выпей-ка лучше и согрейся. Горячий чай тебе не помешает.

Каменная взяла протянутую кружку. Харло и Ворчун старательно избегали глядеть друг на друга. Осушив половину содержимого кружки, женщина спросила:

– Ворчун, а о каком правосудии ты тут болтал с Бьюком, когда мы пришли? При чем тут маги и гильдия убийц? Куда еще этот остолоп вляпался?

«Маури милосердная, да она и взаправду тревожится о Бьюке», – подумал Ворчун.

Он подкинул в огонь еще несколько сухих навозных лепешек.

– Ну, в общем… есть у Бьюка… кое-какие подозрения. Мы с ним просто… рассуждали вслух, и не более того.

– Строишь из себя умного волка, а морда бычья. Тоже мне хитрец выискался! Выкладывай, что узнал.

Ворчун начал терять терпение. Каменная могла вывести из себя кого угодно.

– Позволь напомнить, что Бьюк выбрал в собеседники меня, а не тебя, красавица. Хочешь узнать, в чем дело, – иди и расспроси его сама, а ко мне не приставай.

– И пойду, чтоб тебе провалиться к Худу в задницу!

– Все равно вряд ли что узнаешь, – опрометчиво встрял Харло. – Даже если ты распахнешь свои очаровательные глазки и сделаешь бантиком розовые губки…

– Мои глаза и губы – это последнее, что ты увидишь, когда мой кинжал проткнет твою жестяную репу. Так и быть, перед смертью я тебя поцелую.

Густые брови Харло удивленно поднялись.

– Каменная, дорогая моя, я не ослышался? Ты сказала – «жестяную репу»? О, похоже, тебе тоже не чужды поэтические сравнения!

– Заткнись! Я сегодня не в настроении.

– А когда, радость моя, ты бываешь в настроении?

Каменная в ответ так зыркнула на бедного стражника, что он лишился дара речи.

– Мы все поняли, – ответил за товарища Ворчун.

Кособокая лачуга, пьяно привалившаяся к городской стене, представляла собой диковинное переплетение досок, растянутых воловьих шкур и ивовых прутьев, обмазанных глиной. Двор тонул в белой пыли, и из нее, словно скалы посреди пустыни, торчали обломки тыквенных сосудов, щепки и черепки. Над узкой дверью покачивались во влажном воздухе развешанные на бечевке куски деревянных карт, некогда лакированных, а теперь по большей части облупленных.

Быстрый Бен огляделся по сторонам и, убедившись, что в грязном переулке не было ни души, вошел во двор. Из хижины раздался странный звук, больше похожий на воронье карканье. Маг выпучил глаза и, шепотом выругавшись, потянулся к кожаной петле, которая была прибита на двери вместо ручки.

– Не вздумай толкать дверь, пустынная гадюка! – крикнул резкий женский голос. – Тяни на себя!

Быстрый Бен потянул за петлю, открыл дверь и вошел внутрь.

На полу на камышовой подстилке сидела, скрестив ноги, неопрятная старуха.

– Только отъявленные дурни лупят по двери, пытаясь открыть ее вовнутрь. У меня от их глупости аж колени ломит. Волдыри на руках вскакивают. Чума накатывает, когда вижу перед собой очередного идиота… Эге, да я чую, что за тобой след Рараку тянется. Так ли это?

Чародей не ответил, а лишь обвел глазами единственную комнатку лачуги.

– Худ меня побери, и как только ты живешь в этакой дыре? – удивился он.

Комнатка была плотно забита какими-то предметами, предназначения которых Быстрый Бен не знал. Они теснились вдоль стен, свисали с низкого потолка. В углах затаились тени. Хотя снаружи и потеплело, воздух в жилище старухи еще хранил ночную прохладу.

– Как я тут живу? – переспросила она. – Ну, положим, одной мне места хватает.

Ее лицо казалось куском пергамента, натянутым на кости. Голова была почти лысой и щедро усеянной родимыми пятнами.

– Давай, многоглавый змей, показывай, с чем пришел. Я умею снимать проклятия.

Старуха порылась в складках своей одежды, такой же ветхой, как и она сама, и трясущимися руками извлекла деревянную карту:

– Отправь свои слова мне в магический Путь, и все они отобразятся на этой карте.

– Я пришел к тебе вовсе не за этим, – возразил Быстрый Бен, опускаясь перед хозяйкой лачуги на корточки. – Хочу тебя кое о чем спросить.

Карта скользнула обратно. Старуха наморщила лоб:

– Ответы стоят дорого. Куда дороже, чем снятие проклятий. Ответы не так-то просто получить.

– Я не стану с тобой торговаться. Говори, сколько?

– Сначала скажи, какими монетами ты собираешься платить, человек с двенадцатью душами?

– Золотыми.

– Тогда по одной даруджистанской монете за каждый вопрос.

– При условии, что ты дашь вразумительный ответ.

– Договорились. Спрашивай.

– Я хочу знать про сон Огни.

– Что именно тебя интересует?

– Почему она спит?

Старуха разинула беззубый рот.

– Ну же, отвечай, ведьма: почему богиня спит? Ты знаешь? Если нет, то хоть кому-нибудь сие ведомо?

– Ну, положим, ты и сам знаниями не обижен, прохиндей.

– Все, что мне известно, – только предположения, если не сказать досужие вымыслы. Я прочитал достаточно различных трактатов, но не нашел даже намека на истинную причину. А ты – старейшая ведьма магического Пути Тэннеса – можешь знать правду. Так скажи мне, почему Огнь спит?

– Одного вопроса мне мало. Нужно, чтобы рядом плясали и другие. Задай еще вопрос, сын Рараку.

Маг некоторое время молча рассматривал грязный пол.

– Говорят, когда просыпается Огнь, земля содрогается, а кипящая лава льется реками, точно кровь богини.

– Ну, допустим.

– А еще утверждают: если Огнь проснется, ее пробуждение уничтожит все живое.

– Да, и такое тоже болтают.

– И что?

– А ничего. Земля содрогается, горы взрываются, горячие реки разливаются. Обычное дело для мира, чья душа раскалена добела. Разве ты не слыхал про то, что причины и следствия связаны между собой? Есть такой закон, который определяет порядок вещей: книжники вечно про него талдычат. Наш мир подобен шарику, который скатал навозный жук. И болтается этот шарик в ледяной пустоте вокруг солнца. Снаружи он кажется крепким, а на самом деле вся наша суша – просто огромные куски камней, плавающие в море раскаленной лавы. Иногда они сбиваются в кучу, иногда расплываются в разные стороны. Они подчиняются тем же законам, что и морские приливы.

– Это я все прекрасно знаю, ведьма. Ты мне сейчас не сказала ничего нового. А я хочу понять, какое место занимает во всем этом богиня Огнь?

– Она была яйцом внутри навозного шарика. Давным-давно неведомые силы высидели это яйцо. Из него появилась Огнь. Ее разум течет в подземных реках. Она – боль нашего существования. Огнь подобна царице улья, а мы – ее работники и солдаты. Мы все непрестанно летаем туда-сюда, иногда сбиваемся в рой, потом разлетаемся.

– И случается, залетаем в магические Пути.

– Мы летаем везде. И там тоже, – пожала плечами старуха.

– Огнь больна, – сказал Быстрый Бен.

– Да.

Темные глаза ведьмы вдруг блеснули.

– Почему Огнь спит? – вновь спросил Быстрый Бен.

– Я пока не могу ответить. Задай другой вопрос.

Маг нахмурился и отвернулся от хозяйки лачуги:

– Ты сказала… работники и солдаты. Получается, мы ее рабы?

– Огнь ничего от нас не требует. Все, что люди делают, они делают для самих себя. Они вынуждены работать, чтобы добывать средства к существованию. Они вынуждены защищать то, что у них есть, но многие не желают довольствоваться этим и рвутся получить еще больше. У каждого человека есть соперники, и он стремится сдержать их или ослабить. Люди воюют друг с другом из страха, ненависти и злобы; однако зачастую они облекают страх, ненависть и злобу в красивые одежды, которые называют честью, достоинством и кучей других имен. Но чем бы ни занимались люди, все их дела, все их битвы идут Огни во благо. Да, представь себе, Адаэфон Делат. Для нее благотворны не только возвышенные поступки, но и самые гнусные подлости. Ей безразлично, выживем мы или сгинем. Огнь просто-напросто наплодит себе новых «пчел», и все начнет сначала.

– Ты говоришь о мире так, будто он состоит лишь из материи и в нем действуют исключительно законы природы. Разве этим все исчерпывается?

– Нет. Но в конце концов, любой разум, любые чувства отражают только то, что для нас реально, и ничего другого.

– Ты – мастерица плести словесные кружева. Говоришь, словно какой-нибудь ученый червь, который всю жизнь не вылезал из своего кабинета.

– Кстати, дитя Рараку: чтобы знать законы мира, вовсе не обязательно путешествовать на тысячи лиг.

– Скажи, Огнь – это причина всех наших следствий?

– А ты и впрямь пустынный змей! Извиваешься, юлишь, однако упорно ползешь в одну сторону. Ладно, валяй, задавай свой вопрос!

– Так почему спит Огнь?

– Не почему, а зачем! Она спит… чтобы видеть сны.

Быстрый Бен долго молчал, опустив глаза. Когда же он вновь взглянул на старуху, то увидел в ее глазах подтверждение самым худшим своим страхам.

– Огнь больна, – тихо сказал он.

Ведьма кивнула:

– У нее жар.

– Значит, ее сны…

– Да, сын Рараку. Это бред. Лихорадочный бред. Ее сны превратились в кошмары.

– Я должен придумать способ изгнать из тела богини всю заразу. Одного жара тут недостаточно. И потом, жар, который должен был бы очищать, только губит ее.

– Ну так думай, работничек. Ищи выход.

– Мне может понадобиться твоя помощь.

Старуха протянула морщинистую ссохшуюся руку, повернув ее ладонью вверх.

Чародей достал камешек-голыш и опустил ей на ладонь.

– Когда придет время, Адаэфон Делат, позови меня.

– Непременно позову. Спасибо тебе, ведьма.

Быстрый Бен вытащил кожаный мешочек, плотно набитый золотыми монетами, и положил возле ног старухи. Ведьма издала тот же странный звук, какой он слышал, зайдя во двор. Маг встал и собрался уходить.

– Только дверь закрой получше. Я люблю, когда внутри холодно.

Когда Быстрый Бен шел обратно, его мысли бессвязно кружились, сменяя одна другую и бесследно исчезая. Впрочем, одна мысль, поначалу вызванная всего лишь праздным любопытством, не более того, все-таки задержалась в его голове, разрослась и окрепла.

«Ведьма любит холод, – думал чародей. – Надо же, как странно. Обычно старики предпочитают, когда в их жилище тепло и даже жарко. А тут – холод…»

Быстрый Бен стоял, привалившись к щербатой стене у входа в казарму. Вид у мага был не то рассерженный, не то удрученный. Четверо солдат, несших караул, на всякий случай отошли подальше и украдкой косились на него.

Капитан Паран заметил Быстрого Бена еще издали. Странная поза мага насторожила его. Паран спешился. Заметив конюшего, который как нельзя кстати вышел из дверей казармы, капитан отдал ему поводья, а сам поспешил к чародею.

– Что с тобой, Бен? Честно говоря, меня пугает твой вид.

Уроженец Семиградья лишь нахмурился еще сильнее:

– Не спрашивай. Такое лучше не знать, уж поверь мне на слово, капитан.

– Если это касается сжигателей мостов, я просто обязан быть в курсе.

– При чем тут сжигатели мостов? – невесело рассмеялся Быстрый Бен. – Все намного серьезнее и опаснее. Тебе знакомо состояние, когда непременно нужно найти выход, а ты даже толком не понимаешь, где и как его искать? Вот и я сейчас тычусь, словно слепой котенок. Как только придумаю что-нибудь путное, непременно все тебе расскажу. Полагаю, сейчас не время донимать меня расспросами, лучше поищи себе другую лошадь. Дуджек Однорукий и Скворец находятся в лагере Каладана Бруда и ждут нас. Отправляемся немедленно.

– Мне что, весь полк туда вести?

– Нет, конечно. Все там без надобности. Нужны только мы с тобой, Молоток и Штырь. Там что-то произошло… Нет, никто не погиб, но наше присутствие там необходимо. Это все, что мне известно. – (Паран нахмурился.) – Молоток со Штырем уже знают. Я послал за ними.

– Тогда пойду за лошадью.

Капитан повернулся и направился в сторону конюшни, стараясь не обращать внимания на обжигающую боль в животе. Он думал о том, что армия слишком уж задержалась в Крепи и горожанам это не по нраву. Поскольку Дуджека объявили вне закона, на помощь государства рассчитывать не приходилось, а без регулярного снабжения малазанцы продолжали исполнять неприглядную роль оккупантов.

Что касается завоеваний новых территорий, то в этом отношении Малазанская империя представляла собой хорошо отлаженный механизм, который не давал сбоев, ибо строился на простых, последовательных и действенных принципах. Захватив очередной город, имперская армия не задерживалась там дольше, чем того требовал переходный период, пока усмиряли последних недовольных и передавали бразды правления новым местным властям – послушным и скроенным на малазанский манер. Армию никогда не готовили к тому, чтобы брать на себя тяготы гражданского правления; для этого существовали местные и присланные империей чиновники. «Держите все нити в своих руках, и население будет вынуждено плясать под вашу дудку» – так говорил покойный император. Он свято верил в это правило. Что ж, Келланвед не ошибся; жизнь многократно подтвердила справедливость его слов. Даже Ласин, готовая заменить едва ли не все краеугольные камни, на которых стояла Малазанская империя, не посягнула на этот. Чтобы успешно дергать за ниточки, надо было, с одной стороны, твердо соблюдать установленные малазанцами законы, а с другой – взять под контроль так называемый черный рынок, который непременно существовал в любом городе. «Поскольку уничтожить черный рынок все равно невозможно, вы с первых же дней должны начать им управлять». Осуществление этой миссии Келланвед всегда возлагал на когтей.

«Но ведь в Крепи нет ни одного когтя, – думал Паран. – Нет ни одного малазанского чиновника. Да здесь весь рынок – черный, и мы не властны над ним. Это вообще чудо, что город еще как-то продолжает жить. А мы ведем себя так, будто не сегодня завтра в Крепь прибудет имперская поддержка. Хотя, разумеется, ничего такого мы не дождемся. Ох, если бы я хоть что-нибудь понимал в этой неразберихе!»

Не будь у них даруджистанского золота, армия Однорукого сейчас явно голодала бы. А там недалеко и до дезертирства. Кто-то попытался бы вернуться под крылышко Малазанской империи, скрыв, что служил у Дуджека, другие подались бы в наемники или в стражники торговых караванов. И боеспособная армия развалилась бы на глазах. Парану вспомнились слова, которые он в детстве слышал от наставника: «Ничто так не поддерживает преданность, как сытый желудок, и ничто так не способствует предательству, как урчание голодного живота».

На конюшне удивились, что усталый капитан вновь куда-то собрался, однако свежую лошадь нашли. Паран сел в седло и выехал за пределы казармы. Послеполуденный зной начал ослабевать. На улицах стали появляться местные жители. Правда, немногие отваживались проходить вблизи малазанских казарм. Стоило хоть немного замедлить шаг или задержаться глазами на этих строениях, и караульные были готовы вскинуть свои тяжелые боевые арбалеты, пружины которых они постоянно держали на взводе.

Малазанцы опасались не только людей. Они хорошо помнили, как несколько месяцев назад внезапное появление Пса Тени унесло жизнь двух десятков их товарищей. В памяти Парана сохранились лишь обрывки того страшного события. Гончую тогда удалось прогнать объединенными усилиями: в ход пошли магия Рваной Снасти и его собственный меч. Однако для солдат, несших в ту ночь караул, скука ночной вахты превратилась в кромешный ад. Теперь малазанцы начеку и уже не проявят подобной беспечности. Правда, Псы Тени в любом случае неуязвимы для простых мечей и арбалетных стрел, но солдат утешала мысль, что в таком случае они хотя бы погибнут в бою, а не как овцы на бойне.

Быстрый Бен, Молоток и Штырь – все трое верхом – поджидали капитана в тени, напротив ворот. Штыря Паран разглядывал с интересом, поскольку прежде видел его лишь мельком и толком еще не знал. Этот лысый коротышка, если верить тому, что о нем говорили, был мастером на все руки: и магом, и сапером одновременно. Штырь постоянно ходил с кисло-мрачным выражением лица, что не больно-то располагало к дружеским беседам, а исходившее от его одежды зловоние просто отпугивало. Штырь носил длинную, до колен, черно-серую власяницу, якобы сплетенную из волос его покойной матери. Паран искоса взглянул на странный наряд.

«Боги милосердные, похоже, его мать умерла от старости и сыночек срезал волосы с ее головы!» От этой мысли боль в животе вспыхнула снова.

– Значит, так, Штырь. Ты поедешь впереди.

– Слушаюсь, капитан. Ох, боюсь, что на площади на Северном рынке такое столпотворение, что нам будет и не протолкнуться.

– А что, нельзя объехать этот улей? Разве вокруг него мало закоулков?

– Сами знаете, капитан: в тамошних закоулках небезопасно.

– Ну так задействуй силу своего магического Пути – чтобы у всех волосы встали дыбом. Мне говорили, ты умеешь проделывать такие штуки.

Штырь вопросительно посмотрел на Быстрого Бена. Тот молчал.

– Видите ли, капитан… мой магический Путь… словом, разное случается, когда я его открываю.

– Что-то опасное? – поинтересовался Паран.

– Не то чтобы опасное… но страху нагоняет.

– Ничего, как-нибудь переживем. Действуй.

– Есть, капитан.

За все это время Быстрый Бен не произнес ни слова. Он предпочел держаться сзади, замыкая процессию. Молоток поехал рядом с Параном.

– Может, хоть ты знаешь, что стряслось в лагере Каладана Бруда? – спросил капитан у целителя. – Есть мысли на этот счет?

– Мысли? Пожалуй, нет, – ответил Молоток. – Так… кое-какие ощущения. – Целитель спокойно выдержал вопрошающий взгляд Парана и продолжал: – Там, капитан, столкнулись разные силы. Большинство из них я знаю: Каладана Бруда, тисте анди. Каллор мне тоже более или менее известен. Но я ощущаю и кое-что еще. Присутствие какой-то магической силы, древней и в то же время – совсем новой. Похоже на т’лан имассов.

– Неужели т’лан имассы?

– Ну, наверняка утверждать не стану. Я сказал, похоже. Но эта непонятная сила могуществом своим превосходит все остальные.

Сердце Парана екнуло. Он хотел задать очередной вопрос, но где-то рядом вдруг раздалось отчаянное мяуканье. Вдоль забора серой молнией пронесся кот и скрылся из виду. Вскоре его вопли слышались уже с другой стороны улицы.

Капитан встряхнулся и вспомнил, что хотел сказать, прежде чем его сбил с мысли котяра.

– Нам еще только не хватало новых неизвестных игроков. И без них сложностей выше крыши.

Из переулка, выходившего на улицу, по которой ехали малазанцы, выскочили два рычащих пса. Они дрались прямо на бегу, и, судя по угрожающим звукам, сражение было нешуточным. Неожиданно один из псов учуял притаившегося кота. Забыв о поединке, собаки дружно понеслись за петляющим серым комочком. В следующее мгновение все лошади прижали уши и громко заржали. Повернув голову, Паран не поверил своим глазам: по дну сточной канавы бежали крысы, не меньше двух десятков.

– Проклятье! Это еще что такое?..

– Эй, Штырь! – крикнул Быстрый Бен.

Чародей слегка обернулся. На лице его застыла брезгливая гримаса.

– Сбавь прыть, – попросил Бен.

Паран отмахивался от мух, норовивших облепить ему лицо.

– Что за странный магический Путь открыл Штырь? – спросил он у Молотка.

– Это не Путь странный, а Штырь странно туда влезает, – пояснил целитель. – А без него там вполне тихо и спокойно.

– Представляю, что бы произошло, окажись на нашем месте кавалерия!

– Мы – пехотинцы, – сухо улыбнувшись, напомнил ему Молоток. – Но я видел, как Штырь в одиночку отражал вражескую атаку. Очень полезный талант.

Никогда прежде Паран не видел, чтобы кошка с разбегу врезалась головой в стену. Но сейчас именно так и произошло. Несчастный зверь даже не успел заорать, как его отшвырнуло от стены, и он едва не угодил в пасть к разъяренным собакам. Те тоже опешили, а еще через мгновение вновь погнались за улепетывающим котом и пропали из виду.

Парана мутило. Ему казалось, что он сейчас сорвется и выплеснет на соратников все накопившееся за эти месяцы отчаяние.

«Может, попросить Быстрого Бена поехать впереди и прекратить этот хаос? Нет, нельзя. Его магическую силу сразу учуют, а ему сейчас очень не хочется оказаться на виду. Ни к чему рисковать. Придется потерпеть».

Там, где они ехали, начинало твориться нечто невообразимое: отчаянно мяукали кошки, заливались лаем собаки, мычали мулы. Под копытами лошадей сновали десятки крыс.

Наконец Паран решил, что они уже миновали Северный рынок. Капитан поравнялся со Штырем и велел тому закрыть магический Путь. Чародей безропотно подчинился.

Вскоре кавалькада подъехала к Северным городским воротам. За ними лежала равнина – недавнее место сражения. Его следы еще сохранялись среди выжженной солнцем пустоши, стоило лишь приглядеться повнимательнее. Глаз замечал остатки сгнившей одежды, белые осколки костей. Каменные надгробия окружали какие-то голубые цветы, что расцветали во второй половине лета. В предвечернем свете они казались почти синими.

Паран обрадовался тишине, царившей на равнине, но душный воздух доносил до него не только ароматы травы и цветов. Запах смерти еще не выветрился из этих мест, будоража и леденя душу капитана.

«Похоже, мне на роду написано постоянно ездить по местам былых сражений. И началось это с того памятного дня в Итко-Кане… Тогда было так же жарко и оводы вились надо мною, злобно жаля за то, что отрываю их от кровавого пиршества. Я как будто следую за Худом по пятам. Неужели всю свою жизнь я воюю? Умом понимаю, что в армии всего несколько лет, но как же долго они длятся. Королева Грез, я ощущаю себя таким безнадежно старым…»

Паран нахмурился. Жалость к самому себе, если дать ей волю, не подавив в зародыше, способна завести очень далеко.

«Увы, это семейная черта, которую я унаследовал от родителей. Должно быть, я получил ее в полной мере, да еще и долю средней сестрицы прихватил. Не помню, чтобы Тавора когда-нибудь жалела себя. Она с детства была замкнутой и никому не открывала свою душу. А когда выросла, то ничуть не изменилась. Если кто и может спасти нашу семью от расправ, учиненных Ласин, то лишь она. Каким способом? Любым (хотя, наверное, я бы содрогнулся, узнав все подробности). Но Тавора не привыкла сдаваться; уж пусть она оберегает Дом Паранов, у нее это получится лучше, чем у меня».

Как он ни пытался себя успокоить, какие доводы себе ни приводил, тягостные мысли продолжали грызть душу. После того как малазанская императрица объявила армию Дуджека Однорукого вне закона, никто толком не знал, что делается в родных краях. Генабакис был полон слухов о грядущем восстании в Семиградье. Правда, прежде его уже неоднократно предсказывали, но такие пророчества еще ни разу не сбывались. В успехе восстания Паран сомневался. Хотя, кто знает…

«Что бы ни случилось, Тавора обязательно позаботится о Фелисин. Вот насчет этого я точно могу быть спокоен».

Его размышления прервал Молоток:

– Послушайте, капитан. Полагаю, нам надо ехать прямо в лагерь тисте анди. Скорее всего, штабной шатер Бруда стоит там.

– Штырь тоже так думает, – ответил Паран. – Мы туда и направляемся.

Маг, в смердящей власянице, уверенно двигался к лагерю тисте анди, который даже издали выглядел довольно жутко. Сумерки окрасили в серый цвет и странные островерхие шатры, и ленты, привязанные к опорным шестам. Сами тисте анди казались ожившими призраками и на проезжавших мимо людей обратили не больше внимания, чем на облака над головой.

– Здесь прямо душа стынет, – едва слышно произнес Молоток.

Капитан кивнул. Лагерь тисте анди смахивал на кошмарные картины из его сновидений.

Возле штабного шатра стояли двое, поджидая Парана и его спутников. Даже в темноте капитан без труда узнал Дуджека и Скворца. Тот, как всегда, сразу заговорил по существу:

– Капитан, мне нужно потолковать с твоими подчиненными, а тебя ждет Дуджек. Потом, если не возражаешь, можем собраться все вместе.

Сам не зная почему, Паран весь внутренне напрягся от этих слов. Он ответил утвердительным кивком и подошел к Однорукому.

– Есть вести из Малазанской империи, капитан, – сказал старик.

– Как это, интересно, вы сумели их получить?

Дуджек пожал плечами:

– Обходным путем, разумеется. Но источникам доверять можно… Ласин довольно успешно расправилась со знатью. – Он помолчал. – Теперь у императрицы новая адъюнктесса.

Паран кивал, слушая собеседника. Ничего удивительного. Лорн мертва, и ее место не могло долго пустовать.

– Есть новости о моей семье?

– Твоя сестра Тавора сумела отстоять… не все, конечно. Она спасла владения Паранов в Унте, пригородные имения… большинство долгосрочных торговых контрактов. Но для твоих родителей… потрясения оказались чрезмерными. Первым скончался твой отец. Затем и мать последовала за ним по ту сторону врат Худа. Так что прими, Ганос, мои запоздалые соболезнования.

«Другого я от Таворы и не ждал. Скорблю ли я по родителям? Если честно, то не очень, так, постольку-поскольку».

– Благодарю вас за известия, господин главнокомандующий. По правде говоря, я потрясен ими меньше, чем вы предполагали.

– Не торопись, Ганос. Это еще не все новости. Как и всех нас, тебя объявили мятежником и преступником. Естественно, угроза для вашей семьи возросла. Выбор у Таворы был невелик: либо помогать уничтожать других, либо самой пополнить число жертв. Великая чистка – так это называлось на официальном языке. Тавора тщательно все продумала. Такой беспощадной жестокости Унта еще не видела. Девушек из знатных семей насиловали, а потом убивали. Ликвидировали всех детей и подростков, чтобы старинные фамилии уже никогда не возродились. Опять-таки официального приказа правительства на этот счет не было. Возможно, Ласин даже не знала о том, что вытворяет ее адъюнктесса.

– Фелисин жива? Если нет, так прямо и скажите. Подробности мне знать ни к чему.

– Фелисин жива, капитан. А узнать подробности тебе будет нелишне.

– И какую же цену Таворе пришлось заплатить за это?

– Тавора далеко не всемогуща, хотя и стала адъюнктессой. И потом, судя по ее действиям, не скажешь, что она была склонна кому-либо покровительствовать. Даже собственной сестре.

Паран закрыл глаза.

«Адъюнктесса Тавора, – мысленно произнес он. – Ты всегда была честолюбивой, сестричка. А теперь тебе есть где развернуться».

– Так что с Фелисин? Ее бросили в тюрьму?

– Ее сослали на отатараловые рудники, капитан. Не пожизненно, в этом можешь не сомневаться. Как только страсти в Унте поулягутся, твою младшую сестру потихоньку, без лишнего шума, вернут назад.

– Ее вернут лишь в том случае, если это не повредит репутации Таворы.

У старика округлились глаза.

– Как ты сказал? Репутации?

– Не среди знати, нет. Там ее, вероятно, считают чудовищем и проклинают. Но Тавору это не волнует. Ее вообще никогда не заботили подобные вещи. Я имею в виду репутацию Таворы в глазах Ласин и ее окружения. Все остальное для моей сестры не имеет ровным счетом никакого значения. Императрица нашла достойную замену Лорн. – Паран говорил спокойно и взвешенно, как будто речь шла не о его родных сестрах, а о каких-то совершенно посторонних людях. – Вы же сами сказали, что выбор у Таворы был невелик. И вообще, по большому счету все это произошло из-за меня. Великая чистка – изнасилования, убийства, смерть моих родителей, все, что выносит теперь Фелисин, – это моя вина.

– Постой, капитан… Что ты такое говоришь?

– Не беспокойтесь, я не рехнулся, – улыбнулся Паран. – Отпрыски Дома Паранов способны выдержать буквально все. Мы можем выжить в любых условиях. Наверное, мы трое – настоящие звери, лишенные совести. Позвольте еще раз, господин главнокомандующий, поблагодарить вас за известия. А теперь лучше расскажите, как прошла ваша встреча с Каладаном Брудом.

Паран изо всех сил старался не замечать сочувствия, сквозившего во взгляде Дуджека Однорукого.

– Переговоры прошли успешно, капитан, – ответил старик. – Твой полк выступает через два дня. Быстрый Бен останется здесь. Потом он вас догонит. Уверен, твои солдаты готовы к…

– Так точно, вполне готовы.

– Вот и прекрасно. Тогда я больше тебя не задерживаю.

Вместе с темнотой на мир опустилась тишина. Паран стоял на вершине большого кургана. Ласковый, едва ощутимый ветерок касался его лица. Ему удалось покинуть лагерь тисте анди, не столкнувшись ни со Скворцом, ни с остальными сжигателями мостов. Ночь располагала к одиночеству, и капитан был доволен, что никто не тревожит его здесь, на этом скорбном месте, полном воспоминаний о боли и страданиях.

«Сколько их тут, лежащих внутри кургана? И сколько воинов, расставаясь с жизнью, в отчаянии звали своих матерей? Когда человек умирает, он снова превращается в маленького испуганного ребенка.

Многие философы склонны считать, что мы навсегда остаемся детьми, а так называемая взрослость – не более чем одежда или доспехи. И приближающаяся смерть рвет их в клочья.

Пока мы живы, мы покорно носим этот панцирь, хотя он сжимает нам тело и душу. Но панцирь дает защиту, притупляет удары. Чувства теряют свою остроту, они не разрывают человека, а оставляют всего лишь царапины и ссадины. Впрочем, и те скоро заживают».

Паран запрокинул голову. Затекшие плечи и шея отозвались тупой болью. Он глядел в небо; мышцы саднило так, что на глаза наворачивались слезы, заставляя его моргать. Собственное тело казалось сейчас Парану смирительной рубашкой.

«Но разве можно убежать от воспоминаний? Нет, ни от них, ни от озарений никуда не скроешься. – Паран жадно глотнул прохладного воздуха, словно бы вместе с ним хотел вдохнуть холодное равнодушие далеких звезд. – Страдания – вовсе не дар, они не окупаются и ничего не дают человеку. Достаточно взглянуть на тисте анди… Хорошо хоть боль в животе улеглась. Или это лишь затишье перед новым приступом?»

Над головой проносились летучие мыши, хватая и тут же пожирая добычу. К югу от кургана, будто горстка догорающих углей, светились огоньки Крепи. Далеко на западе проступали угрюмые очертания Морантских гор. Паран не сразу сообразил, что он стоит, плотно обхватив себя руками, будто пытаясь удержать все свои переживания внутри. Он не привык проливать слезы и сетовать на судьбу. Холодность и отчужденность были знакомы ему с детства (возможно, он таким родился), а обучение в офицерской школе лишь усугубило эти качества.

«Что ж, Тавора, ты рассчиталась с нами обоими. Ты сполна отплатила и мне, и младшей сестре за все насмешки… Ох, моя дорогая маленькая Фелисин, как-то тебе сейчас живется? Отатараловые рудники – неподходящая почва для такого нежного цветка, как ты».

Сзади послышались шаги. Паран закрыл глаза.

«Хватит с меня новостей. Больше ничего не хочу знать».

– Вот ты где, капитан, – произнес Скворец, кладя руку ему на плечо.

– Захотелось послушать тишину, – пояснил Паран.

– А мы тебя искали, но никак найти не могли. После разговора с Дуджеком ты как сквозь землю провалился. Спасибо Серебряной Лисе – это она сказала, где ты.

– Кто такая Серебряная Лиса?

– А это уж ты сам для себя должен решить, – ответил бородатый командор.

– Прошу прощения, но я сейчас не в том настроении, чтобы разгадывать загадки, – хмуро взглянув на Скворца, промолвил Паран.

Командор понимающе кивнул:

– Придется потерпеть, капитан. В общем, расклад следующий. Я могу понемногу подталкивать тебя к разгадке, вести вперед шажок за шажком. Или же хорошенько подтолкнуть и отправить в полет. Я предпочитаю второй вариант. Возможно, когда-нибудь, оглянувшись назад, ты вспомнишь этот наш разговор и поймешь, почему я сделал такой выбор.

Паран хотел было сказать, чтобы Скворец оставил его в покое, но промолчал.

– Они ждут нас у подножия кургана, – продолжал командор. – Там только Молоток, Быстрый Бен, Мхиби и Серебряная Лиса. Я позвал целителя и мага на тот случай, если у тебя появятся… сомнения. Оба потратили немало сил, чтобы убедиться в… истинности случившегося.

– Вы можете выражаться яснее? – не выдержал Паран. – Хватит уже ходить вокруг да около!

– Серебряная Лиса – девочка из клана рхиви. И одновременно она – возродившаяся колдунья Рваная Снасть.

Капитан медленно перевел взгляд к подножию кургана, где виднелись четыре силуэта. Над девочкой разливалось красноватое сияние – свидетельство магической силы, унаследованной этим ребенком и пробудившей горячую дикую кровь в ее жилах.

«Да, это она. Та девочка, которую я уже однажды видел, стала старше. Глядя на нее, можно предугадать, как она будет выглядеть, когда повзрослеет. Худ тебя побери, Рваная Снасть! Ты никогда не искала легких путей».

Капитан вдруг ощутил слабость и дрожь во всем теле, как будто то, что он тщательно удерживал внутри, теперь стремительно вырвалось наружу.

– Она ведь еще совсем ребенок, – пробормотал Паран.

«Но я же знал, что Рваная Снасть не погибла. Мне просто не хотелось думать об этом… А теперь мне придется еще и говорить с ней».

– Серебряная Лиса быстро растет, – усмехнулся Скворец. – Ей и самой непросто быть ребенком. В ней собрано столько сил, которым не терпится проявить себя, когда она станет взрослой. Тебе не придется долго ждать…

– И тогда я смогу, не нарушая приличий, уложить ее в постель, – сухо докончил за него Паран. Он не заметил, что командора покоробило от этих слов. – Прекрасное будущее. А в настоящем? Стоит нам просто взяться за руки, как меня тут же назовут растлителем малолетних. – Он повернулся к Скворцу. – При всех своих удивительных способностях, она еще ребенок.

– Но внутри этого ребенка живет Рваная Снасть. И Ночная Стужа.

– Ночная Стужа? Худ меня побери! Как такое возможно?

– Я вряд ли сумею ответить на столь заковыристые вопросы, капитан. Спроси у Быстрого Бена или у Молотка. А еще лучше – у Серебряной Лисы.

Паран невольно попятился назад:

– Поговорить с нею? Нет, я не могу.

– Но она сама хочет этого. Ждет тебя.

– Нет. – Паран опять взглянул вниз. – Да, я чувствую… это действительно Рваная Снасть. Но это еще не все – и дело тут не только в Ночной Стуже, – она теперь одиночница, командор. Создание, которому девочка обязана своим рхивийским именем и силой превращения…

– Откуда ты это знаешь, капитан? – изумился Скворец. – Ты же не маг.

– Просто знаю, и все тут.

– Очень странно. Быстрому Бену стоило немалых сил выяснить это. А ты вдруг… Как тебе удалось?

Капитан наморщил лоб:

– Я чувствовал, что Быстрый Бен меня проверяет. Стоило мне немного отвлечься, как он сразу же закидывал удочку. Видно было, он чем-то встревожен. Что он узнал?

– Опонны потеряли к тебе интерес и убрались восвояси, но их место занял кто-то другой. И этот кто-то пострашнее Близнецов Удачи. Когда ты рядом, у Бена аж волосы дыбом встают на загривке.

– Волосы? – улыбнулся Паран. – Вернее сказать, шерсть. Аномандер Рейк убил двух Псов Тени. Это случилось на моих глазах. Кровь умирающей Гончей брызнула на меня и проникла внутрь. Теперь я чувствую в своих жилах примесь чужой крови.

– И это все? – невозмутимо поинтересовался Скворец.

– А разве должно быть что-то еще?

– Да. Быстрый Бен поймал, скажем так, отблески. Поэтому в тебе сейчас есть кровь не только одного из Взошедших. – Командор немного помедлил и добавил: – Между прочим, Серебряная Лиса придумала для тебя рхивийское имя: Джен’исанд Рул.

– Джен’исанд Рул? Что оно значит?

– Это переводится как Странник-внутри-Меча.

– Странник? – удивился Паран. – Кстати, одиночников иногда тоже называют странниками.

– Нет, дело тут совсем в другом. По словам Серебряной Лисы, ты совершил нечто такое, чего прежде никогда не удавалось ни смертным, ни Взошедшим. И этим обратил на себя внимание высших сил. Ты получил отметину, Ганос Паран, однако от кого и какую именно – этого не знает даже Серебряная Лиса. Расскажи мне, что там случилось.

Капитан равнодушно пожал плечами:

– Рейк тогда сражался своим черным мечом. Когда он убил Псов Тьмы, я последовал за ними… внутрь этого меча. Души Гончих оказались плененными и закованными в кандалы… как и все остальные узники. Мне показалось, что я их освободил. Сказать с уверенностью не могу, но Псы Тьмы куда-то скрылись. Они вырвались оттуда.

– Гончие возвратились в наш мир?

– Не знаю… Джен’исанд Рул, стало быть… А с чего вдруг вообще столько внимания моим приключениям внутри меча?

– Вопрос не ко мне, капитан. Я лишь повторяю слова Серебряной Лисы. Но вот о чем я сейчас подумал. – Скворец подошел к нему почти вплотную. – Тисте анди об этом знать не должны. Смотри не проболтайся Корлат или Аномандеру Рейку. Сын Тьмы – бестия непредсказуемая, в чем мы уже не раз убеждались. Если только легенда о Драгнипуре не выдумка, тогда меч этот и впрямь является страшной темницей, откуда не вырвешься. Души узников обречены на вечные муки… Однако ты как-то сумел обмануть стражей Драгнипура, и Гончие, скорее всего, обрели свободу. Стало быть, ты подал узникам опасный пример.

Паран горько улыбнулся:

– Обмануть? Да. Я много кого успел обмануть. Даже смерть.

«Только не боль, – добавил он про себя. – Это мне не удается, как бы я ни старался».

А вслух спросил:

– Вы думаете, для Рейка очень важно, чтобы его Драгнипур оставался вечной темницей?

– Думаю, да. Он так гордится своим мечом. Или ты со мной не согласен?

– Согласен, командор, – устало вздохнул Паран.

– Давай-ка уже спускаться. Нас заждались, – напомнил Скворец.

– Я никуда не пойду.

– Худ тебя побери, Паран! – рассердился Скворец. – Я же тебя не на свидание зову. Тут на карту поставлено гораздо больше, чем просто ваша с нею любовь-морковь! Серебряная Лиса обладает громадной магической силой. Какой – ни мы, ни она толком не знаем. Каллор ненавидит ее так, что готов убить, и это не преувеличение. Девочке грозит опасность. Так что пора поставить вопрос ребром: встанем ли мы на ее защиту или будем держаться в стороне? Этот древний тиран во всеуслышание называет Серебряную Лису «чудовищем» и «недоразумением». Стоит Каладану Бруду недосмотреть…

– И Каллор убьет ее? Но за что?

– Он боится не самой девчонки из племени рхиви, а ее силы.

– Что за чушь? Серебряная Лиса – всего лишь…

Паран хотел сказать «ребенок», но осекся.

«Ребенок ли? Нет».

– И по-вашему, мы должны оберегать ее от Верховного Короля? Это весьма рискованно, командор. Кто еще на нашей стороне?

– Корлат и остальные тисте анди.

– И Аномандер Рейк тоже?

– Пока неизвестно. Корлат ни на грош не верит Каллору. К тому же она дружна с Мхиби. Корлат обещала обсудить все с владыкой Семени Луны, когда тот прибудет сюда…

– Он появится здесь?

– Да. Скорее всего, рано утром. Постарайся не попадаться ему на глаза.

Паран кивнул.

«Мне с лихвой хватило одной встречи».

– А Воевода?

– Сомневается, как нам кажется. Но Бруду нужны рхиви и их стада бхедеринов. Так что сейчас он – главный защитник Серебряной Лисы.

– А Дуджек?

– Ждет твоего решения.

– Моего решения? Что за ерунда: я не маг и не жрец. Я совершенно не представляю будущее Серебряной Лисы.

– Не забывай, Паран: внутри этой девочки живет Рваная Снасть. Нужно только вытащить колдунью на первый план… поближе к поверхности.

– Теперь понимаю. Рваная Снасть должна занять главенствующее положение, поскольку она никогда нас не предаст.

– Да. Только почему ты говоришь таким похоронным тоном?

«А мне что, смеяться и скакать от радости на одной ножке? Хотел бы я послушать, каким бы тоном заговорил ты на моем месте».

– Ладно, пошли! – прекратил сопротивление капитан. – Вы идите вперед, а я за вами.

– Сдается мне, Паран, – проговорил Скворец, спускаясь с вершины, – что тебя надо повысить в чине. А то прямо и не разберешь, кто кому тут приказы отдает.

Они действовали тихо и незаметно, украдкой проникнув в лагерь тисте анди. Правда, все тисте анди в это время находились в шатрах. Большинство сжигателей мостов, возглавляемых сержантом Мурашом, отправились к загону, чтобы разместить там лошадей. Тем временем капрал Хватка, а также Деторан, Мутная, Ходок и Колотун пробрались к штабному шатру Каладана Бруда, где их уже поджидал Штырь.

Хватка кивнула, и чародей, облаченный в вонючую власяницу с не менее вонючим капюшоном, повернулся к хорошо занавешенному входу в шатер. Он несколько раз взмахнул рукой, немного подождал, а затем плюнул на полог. Слюна мага беззвучно шлепнулась на плотную ткань. Штырь подмигнул Хватке и поклонился, словно лакей, приглашающий гостей в дом.

Колотун ткнул капрала локтем и выпучил глаза.

Хватка знала: внутри шатер разделен на две половины. Дальняя, та, что поменьше, служила Бруду личными покоями и спальней. Капрал оглянулась по сторонам, ища глазами Мутную.

«Ну и куда, спрашивается, подевалась наша красавица? Худ ее, что ли, забрал? Только что ведь рядом стояла…»

Два цепких пальца впились в запястье Хватки, и та чуть не вскрикнула от неожиданности. Рядом довольно скалилась Мутная. Шевеля одними губами, капрал обрушила на подругу поток отборной ругани. Мутная заулыбалась еще шире, а затем подошла к пологу, нагнулась и принялась развязывать кожаные тесемки.

Хватка оглянулась. В нескольких шагах позади высились угрожающие силуэты Ходока и Деторан. Колотун вновь пихнул капрала локтем, давая знать, что вход открыт.

«Ладно, за дело. Пора выполнять, что задумали».

Первой в шатер осторожно проникла Мутная, потом Штырь, а за ним Колотун. Хватка махнула баргасту и напанке, после чего и сама скользнула внутрь.

Ходок взялся за один край стола, Деторан подхватила другой. Колотун и Штырь его держали с боков. Но едва они сделали пару шагов, как пришлось остановиться: уж больно тяжело. Мутная двинулась вперед и попыталась задрать полог как можно выше. Вокруг стояла зловещая магическая тишина, и это невольно действовало всем на нервы. Наконец четверым носильщикам удалось вытащить стол наружу. Хватка следила за шатром, постоянно оглядываясь. Но Каладан Бруд оттуда так и не выскочил.

«Пока все идет как надо».

Хватка и Мутная тоже взялись за столешницу. Но даже вшестером их хватило лишь на полсотни шагов. Ношу пришлось опустить на землю, чтобы хоть немного перевести дух.

– Здесь недалеко, – шепнул Штырь.

– Нас там застукают, – поморщилась Деторан.

– Могу побиться об заклад, что там нас точно не найдут, – моментально оживилась Хватка. – Но сначала давайте его туда дотащим.

– Ты что, не можешь сделать стол полегче? – заскулил Колотун, поглядывая на Штыря. – А еще маг называется.

– Я тебе не Быстрый Бен, – огрызнулся тот. – Вечно ты ноешь. А сам даже не вспотел.

– Тише, вы! – шикнула на них Хватка. – Поднимайте стол, и двигаем дальше.

– Между прочим, когда несешь тяжести, очень важно правильно дышать, – бормотал Колотун, хватаясь за свой край стола. – А от власяницы Штыря так воняет, что я скоро в обморок упаду. Ты вообще когда-нибудь стираешь свой наряд?

– Стирать рубаху? Ты спятил! Да мама за всю свою жизнь вообще ни разу волосы не мыла. С какой стати я вдруг буду это делать? Весь лоск потускнеет.

– Лоск? Ну да, за полсотни лет твоя власяница обросла толстым слоем прогорклого жира и вобрала в себя весь твой пот… Вот мне интересно, неужели при жизни твоя мамаша не воняла?

– Эй ты, придурок, думай, что говоришь!

– Вы оба заткнетесь или нет? – одернула их капрал. – Скажите лучше, куда теперь?

– Направо и прямо, а потом налево. Там в конце будет шатер из шкур.

– Спорим, там кто-нибудь живет, – пробормотала Деторан.

– Ничего, мы их выгоним, – заявила Хватка. – Ладно, подруга, не дрейфь. В этот шатер рхиви складывают перед сожжением трупы тисте анди. А с самого Даруджистана у них не было ни одного нового покойника.

– А как вы вообще нашли этот шатер? – полюбопытствовал Колотун.

– Штырь унюхал.

– Странно, что с такой завесой он способен еще что-то унюхать.

– Хватит болтать. Опускаем. Мутная, отворачивай полог.

Стол занял собой почти все внутреннее пространство шатра, и похитители едва сумели втиснуться туда сами. В углу стояли свернутые подстилки, на которые рхиви укладывали мертвецов. Сжигатели мостов зажгли потайной фонарь, не бросающий света по сторонам, и приладили его на опорный шест. Хватка с удивлением смотрела, как Колотун припал к щербатой поверхности стола и стал водить по ней своими короткими, покрытыми множеством шрамов пальцами.

– Потрясающе, – прошептал сапер, поднимая глаза на капрала. – Зови ребят. Скоро начинаем игру.

– Мутная, сходи-ка за нашими, – велела Хватка.

– Играем на равных, – объявил Колотун, поблескивая глазами. – Мы ведь сейчас – один взвод.

– Хочешь сказать, что наконец-то объяснишь нам свои тайные правила, – недовольно буркнул Штырь. – Если бы мы знали, что раньше ты водил нас за нос…

– Удача готова повернуться к тебе лицом, а ты еще сетуешь. Ну и характер!

– Вы друг друга стоите, – заметила ему Хватка. – Ладно, Колотун, давай выкладывай нам всю правду.

– Принцип зеркального отражения, капрал. Обе колоды – настоящие, понимаешь? Конечно, у Скрипача чутье было поострее, но, думаю, Штырь тоже справится. – Он взглянул на мага. – Ты ведь умеешь гадать на Колоде Драконов? Помнится, ты говорил…

– Чего проще. Не волнуйся, навык есть.

– Но ты только не хвастайся. Карты этого не любят, – предостерег его сапер. Он еще раз погладил шершавые доски стола. – Теперь смотри, как надо играть. Снимаешь карту и, не переворачивая, кладешь ее рядом. Появляется ощущение тяжести. Оно-то и говорит тебе, какая это карта. Ошибок не бывает. Хороший игрок сразу знает, какую карту взял. Вот, например, Скрипач…

– Но его тут нет! – напомнил Ходок.

Баргаст оскалил острые подпиленные зубы и вопросительно поглядел на Штыря:

– Да не тряси ты своим конским хвостом, дикарь! Сам увидишь, что я могу играть не хуже.

– Заткнитесь! – рявкнула на них Хватка. – Наши идут.

Уже почти рассвело, когда бойцы из других взводов начали выходить из шатра. Солдаты радостно смеялись, хлопали друг друга по спине и звенели туго набитыми кошельками. Когда шаги и голоса затихли, Хватка в изнеможении рухнула на стол. Власяница Штыря блестела от пота. Он очумело повертел головой и, убедившись, что все ушли, со стоном уронил ее, ударившись лбом о шершавые доски. Только Колотун, казалось, ничуть не устал. Сапер задумчиво вертел в руках деревянную карту.

– Отставить! – скомандовала ему Хватка. – Ну что, убедился, что этот проклятый стол годится только на дрова? Либо Каладан Бруд здорово подпортил его своей магией, либо вы со Скрипачом сами не знали, что сколотили.

– Неправда, стол сделан на славу.

– С чего ты взял? Его же сперли раньше, чем вы успели проверить!

– Это не важно. Говорю тебе…

– А ну-ка, все цыц! – велел Штырь, поднимая голову.

Грязной пятерней он чесал наморщенный лоб, внимательно разглядывая поверхность стола:

– Как ты сказала, Хватка? Подпортил магией? А ведь, похоже, так оно и есть.

Он принюхался, затем присел на корточки:

– Эй, мне нужна подстилка.

Никто не шевельнулся.

– Колотун, помоги ему, – велела саперу Хватка.

– Помочь ему забраться под стол? Поздно прятаться.

– Это приказ.

Что-то недовольно бурча себе под нос, Колотун принес Штырю подстилку. Чародей развернул ее и лег под столом. Вскоре там появилось тусклое магическое сияние.

– Ага. Вот оно… деревянное брюхо! – донеслось снизу.

– Какой ты наблюдательный, Штырь, – съязвил Колотун. – Обрати внимание: там еще и ножки есть.

– Я же не про само днище, дурень! На нем нарисована… большая карта. Вот только я что-то такой в Колоде Драконов не припомню.

Колотун скорчил гримасу и тоже полез под стол:

– Какая еще карта? Мы снизу ничего не рисовали… Вонючие сапоги Худа! А это еще откуда взялось?

– Вот и я спрашиваю. По-моему, красной охрой намалевано. Обычно так баргасты свои узоры рисуют.

– Или рхиви, – пробормотал Колотун. – А это кто изображен посередине, с собачьей головой?

– Я-то почем знаю? – огрызнулся Штырь. – Но картинка совсем свеженькая. По всему чувствуется, ее нарисовали недавно.

– Ну так сотри ее, – усталым голосом произнесла Хватка.

Штырь выбрался из-под стола:

– Можешь сама попробовать, если такая умная. Картинка крепко припечатана охранительными заклинаниями. – Он выпрямился. – Это новая карта. Независимая, не связанная ни с одним из Домов. Хочу себе копию срисовать, под размер Колоды Драконов, а потом попробовать разгадать ее смысл… Можно, Хватка?

– Да, пожалуйста, ломай голову, если не лень, – вздохнула та.

Колотун высунулся из-под стола. Чувствовалось, что затея мага не только пришлась ему по вкусу, но и взбодрила после бессонной ночи.

– Ты хорошо придумал, Штырь. Это меняет весь расклад. Если новая карта не противоречит остальным, можно будет прощупать, как она с ними связана, вычислить новые связи, новые отношения, а потом…

– Начать новую игру? Почему бы и нет?

– Я и так уже просадила все свои денежки, – простонала Деторан.

– Ну, положим, не только ты одна. Мы тоже здорово поиздержались, – напомнила ей Хватка.

– Ничего, в следующий раз все пойдет как по маслу. Вот увидите, – пообещал Колотун.

Штырь воодушевленно закивал.

– Вы уж простите, что мы тут не хлопаем в ладоши от радости, – процедила Мутная.

– Эй, Ходок, взгляни-ка и ты на картинку под столом, – велела баргасту Хватка.

Тот нехотя опустился на четвереньки и полез вниз.

– Темно. Я ничего не вижу.

– Посвети ему, любитель вонючих волос, – подсказал Штырю Колотун.

Маг хотел было что-то возразить, но затем просто махнул рукой. Сияние вернулось.

Ходок молча разглядывал изображение.

– Ну как? – спросила Хватка. – Ваши рисовали?

Баргаст встал и покачал головой:

– Нет, рхиви.

– Но рхиви не балуются с Колодой Драконов, – заметил Штырь.

– Баргасты тоже, – сверкнув зубами, ответил ему Ходок.

– Мне нужно раздобыть деревяшку, – сказал Штырь, вновь принимаясь скрести жидкую щетину на подбородке. – А еще потребуются стило, – продолжал он, не обращая внимания на остальных, – и кисть с краской.

Закончив перечислять необходимые ему вещи, маг выбрался из шатра. Хватка вздохнула и в который уже раз сердито посмотрела на Колотуна:

– Не удивлюсь, сапер, если ты всех нас рассорил с Седьмым взводом. Бедный Мураш чуть не помер, когда увидел, скольких монет лишился. Сейчас, поди, потрошит какого-нибудь вяхиря. Вырвет у птички печень и пошепчет над ней твое имя. Правда, может, удача тебе улыбнется – говорят, дуракам везет – и демон не захочет помочь сержанту.

– Нашла чем пугать, – засмеялся Колотун.

– Это не пустые слова, – предостерегла его Деторан.

– А на такой случай у меня припасена «ругань», и будь я проклят, если не прихвачу вас с собой полюбоваться на то, что станет с демоном.

– До чего ж ты заботливый, Колотун, – сказал ему Ходок.

Хватка зевнула:

– По-моему, нам пора валить отсюда.

Паран и Серебряная Лиса стояли чуть поодаль от остальных. Оба смотрели на восточный край неба, где недавняя ночная тьма сменялась медными и бронзовыми полосами зари. Гасли последние звезды. Еще немного, и их холодные равнодушные бусинки совсем исчезнут, уступив место теплой голубизне безоблачного утреннего неба.

Минувшие часы были для капитана нескончаемым потоком мучений и боли – не столько телесной, сколько страданий воспаленного разума. Вместе с усталостью наступило и какое-то странное облегчение. Или безразличие, как у больного лихорадкой, когда очередной приступ миновал. Капитан молчал, боясь нарушить внутренний покой. Да и настоящий ли это покой? Вряд ли. Скорее иллюзия затишья в самом сердце бури.

«Нужно вытащить Рваную Снасть поближе к поверхности», – вспомнил Паран слова Скворца. Кажется, это ему удалось. Им было достаточно лишь обменяться взглядами, чтобы врата общих воспоминаний распахнулись и оттуда хлынули мощные потоки, едва не сбившие его с ног.

«Она – ребенок. Я смотрю в лицо собеседнице, и все во мне противится даже мысли о близости с нею, хотя не так давно она была взрослой женщиной. Но той женщины больше нет. Есть десятилетняя девочка».

Если бы его страдания ограничивались только этим. Сквозь сущность, принадлежащую Рваной Снасти, неистово стремилась пробиться другая, похожая на клубок колючей черной проволоки. Ночная Стужа, имперская колдунья, возлюбленная Беллурдана. Их отношения не были союзом равных, и теломенский маг послушно шел туда, куда его вела суровая подруга. Паран чувствовал, что эта женщина и теперь проявляла себя, демонстрируя волю, силу характера, ожесточение.

«Ночная Стужа до сих пор обижена. На кого же она злится? На Тайскренна, на Ласин, на всю Малазанскую империю, и одному только Худу ведомо, на кого еще. Она знает, что стала жертвой предательства… а вскоре случилось и другое предательство, погубившее Беллурдана».

– Не надо бояться т’лан имассов, – сказала Серебряная Лиса.

Паран встрепенулся:

– Ты так говоришь, потому что повелеваешь ими. Но нас всех не перестает терзать вопрос: что ты собираешься делать с этим бессмертным воинством? Для чего понадобилось их Слияние и чем оно обернется для нас?

Девочка вздохнула:

– Вы громоздите вокруг него столько сложностей, а на самом деле все очень просто. Т’лан имассы собираются, чтобы получить благословение. От меня.

– Но почему?

– Да потому, что впервые за сотни тысяч лет у них появилась новая заклинательница костей. Из плоти и крови. – Лицо девочки помрачнело. – Но важно другое: вначале нам понадобится их помощь. Вся сила, которая у них есть. Ты даже не представляешь, какие ужасы ждут нас там… в Паннионском Домине.

– Послушай, Серебряная Лиса, но тогда и другие должны узнать об этом твоем… благословении и уж тем более об угрозах, подстерегающих всех в Паннионском Домине. Бруд, Каллор.

Она покачала головой:

– Мое благословение их не касается. Это только наше дело: мое и самих т’лан имассов. А про Паннионский Домин я пока ничего большего сказать не могу. Я должна еще многое узнать, прежде чем решусь говорить с другими. И с тобой сейчас поделилась по старой памяти, во имя того, кем мы были друг для друга и кем… мы стали.

«И кем же, интересно, мы стали? Нет, сейчас не время задавать этот вопрос».

– Ты дала мне имя – Джен’исанд Рул. Откуда ты его взяла?

– Эту сторону твоей личности я не понимаю, – призналась девочка. – Но тут не все так просто… Скажи, ты много знаешь про Колоду Драконов?

– Почти совсем ничего не знаю, – улыбнулся Паран.

Сейчас он яснее, чем за все время их разговора, ощущал присутствие Рваной Снасти.

Девочка медленно втянула в себя воздух, задержала дыхание, а потом так же медленно выдохнула. Прикрыв глаза, она глядела на восходящее солнце.

– Колода Драконов… это вроде армии, чтобы управлять магическими силами мира. Кто ее создал – неизвестно. Я думаю… вернее, Рваная Снасть так считает… что каждая карта является порталом магического Пути. Раньше карт было гораздо больше, чем сейчас. Вполне вероятно, что известная нам волшебная колода – не единственная. Могли существовать и другие. Не исключено, что где-то они остались и сейчас.

Паран внимательно посмотрел на собеседницу:

– Но это еще не все. У тебя возникло и другое подозрение, верно?

– Да. Как я сказала, неизвестно, кто создал Колоду Драконов… Но есть, как бы это лучше тебе объяснить… иной способ управления теми же магическими силами. Странный, загадочный способ. Может, ты слышал, что Колода состоит из домов: дом Тьмы и дом Света, дом Жизни и дом Смерти… – Серебряная Лиса повернулась к нему. – У т’лан имассов есть слово «Финнэст». Оно тебе что-нибудь говорит?

– Нет. Я никогда его не слышал.

– Т’лан имассы толкуют его как «Обитель Льда». Давным-давно у представителей коренных рас «Обитель» была синонимом нашего «Дома», то есть означала то же, что и «магический Путь». Источник магической силы яггутов заключался… наверное, ты уже догадался. Он был сокрыт в Финнэсте, Обители Льда.

«Финнэст… Дом Финнэста в Даруджистане… Дом Азата».

Она помолчала, заглядывая в глаза Парану, и продолжила:

– А «Треморлор» в переводе с языка треллей означает «дом Жизни».

– О Треморлоре я тоже никогда не слышал.

– Это дом Азата в Семиградье. А в городе Малаз, в вашей империи, стоит Мертвый дом – дом Смерти…

– Ты думаешь, что дома Азата и дома в Колоде Драконов – это одно и то же?

– Да. Либо они каким-то образом связаны. Подумай сам.

Паран призадумался. Он мало знал о тех и других и не очень представлял нити, которые могли бы их связывать. В душе опять зашевелилась тревога, отозвавшаяся резкой болью в животе. Капитан закусил губу. Он слишком устал, чтобы напряженно размышлять, но Серебряная Лиса внимательно глядела на него. Паран понимал: весь этот разговор она затеяла не ради праздной болтовни.

– Говорят, что император Келланвед и его первый советник Танцор не погибли, а укрылись в Мертвом доме.

– Да, так и есть. Келланвед и Танцор стали Взошедшими и теперь правят Высоким домом Тени. Келланвед – это не кто иной, как Престол Тени, а Танцор – это Котильон по прозвищу Узел, Покровитель Убийц.

– Что?! – изумился Паран, во все глаза глядя на девочку.

Серебряная Лиса улыбнулась:

– Об этом нетрудно догадаться. Вспомни, кто из Взошедших охотился за Ласин, пытаясь уничтожить императрицу? Престол Тени и Котильон. С чего бы вдруг Взошедшим проявлять такое внимание к смертной женщине? Обычно они равнодушны к делам смертных, если только… если только не жаждут кому-то отомстить.

Память перенесла капитана на прибрежную дорогу в Итко-Кане… Злодейски убитые люди… чудовищные раны, нанесенные челюстями громадных зверей.

«Гончие. Псы Тени, щеночки Престола…»

Тот день стал переломным в судьбе лейтенанта Парана, его жизненный путь совершил крутой поворот… Он вспомнил девочку-подростка, чьим сознанием завладел Котильон, превратив ее в хладнокровного убийцу…

– Подожди-ка! – спохватился Паран. – Но если Келланвед и Танцор нашли пристанище в Мертвом доме, то почему же они не стали служителями Высокого дома Смерти?

– Я сама много над этим думала. Видишь ли, Ганос, владение Смерти уже было занято. Король Высокого дома Смерти – сам Худ. Подозреваю, что каждый Азат заключает в себе нечто вроде общего портала, откуда можно попасть на любой магический Путь. Стоит только проникнуть внутрь Азата, и ты можешь… выбирать. Келланвед с Танцором нашли пустующий дом со свободным троном и стали его правителями. Так появился Высокий дом Тени, который сразу же сделался частью Колоды Драконов. Понимаешь?

Капитан растерянно кивнул, пытаясь хоть как-то осмыслить и уложить в голове столь невероятные, просто ошеломляющие сведения. Живот свело судорогой. Усилием воли он подавил боль.

«Но какое отношение все это имеет ко мне?»

Этот вопрос не давал ему покоя и требовал ответа.

– Некогда дом Тени был Обителью, – продолжала девочка. – Он и сейчас сильно отличается от других домов. Это место дикой, звериной силы, которое долгое время не знало иных правителей, кроме Псов Тени.

– А чем же тогда являются независимые карты Колоды Драконов?

Серебряная Лиса неопределенно пожала плечами:

– Упущенными возможностями. Игрой сил. Азат и Колода Драконов упорядочивают мир. Но любой порядок, даже самый строгий, нуждается в определенной свободе, иначе он закоснеет и станет хрупким.

– И где же, по-твоему, в этом порядке мое место? Я ведь не маг, Серебряная Лиса, а самый обыкновенный смертный.

«Боги, молю вас, избавьте меня от миссии, которую вы мне готовите. Прошу вас, найдите для этого более подходящего человека».

– Ох, Паран, об этом я тоже очень много думала. Смотри, что получается: Аномандера Рейка называют Рыцарем Высокого дома Тьмы. Но где сам этот дом? Прежде всех прочих была Тьма, Мать-прародительница, породившая все и вся. Значит, должно существовать такое древнее место… может, Обитель… или то, что было до того, как появились Обители. Должно быть место для портала, вход в Куральд Галейн… скрытый, потому что первая душа, попавшая туда, запечатала собой этот вход.

– Душа, – повторил Паран, чувствуя противный холодок, ползущий по спине. – Или целый сонм душ.

Дыхание Серебряной Лисы почему-то стало шумным и натужным.

– До появления домов существовали Обители, – с безжалостной логикой продолжал Паран. – И те и другие отличались неподвижностью, как дома в поселениях. Но ведь прежде, чем возникли поселения… люди кочевали, перемещались туда-сюда. Дома образовались из Обителей, Обители из… порталов, врат, пребывающих в постоянном, непрестанном движении… Быть может, существовали… блуждающие порталы. – Он сощурился. – Повозка, под завязку нагруженная бесчисленными душами… она закрывает собой портал во Тьму…

«Но я сумел найти брешь и отправил туда двух Гончих Тени. Только вот куда они попали? Неужели на один из Путей Хаоса?»

– Паран, в Колоде Драконов появилась новая карта. Независимая, не связанная ни с одним из домов. Но она может встать над всеми остальными. У Колоды еще никогда не было… хозяина, господина. – Серебряная Лиса посмотрела на него в упор и заключила: – А теперь, как мне кажется, хозяин появился. Это ты.

Услышав подобное заявление, капитан поначалу лишился дара речи и так вытаращил глаза, что они у него едва не вылезли из орбит. Но вскоре изумление прошло.

– Что за чушь?! Быть такого не может, Рваная Снасть… то есть Серебряная Лиса. А я-то тут при чем? Ты ошиблась. Или, может, решила подшутить?

– Никакой ошибки нет. Я сама нарисовала ту карту: это ты.

– Какую еще карту?

Будто не слыша его вопроса, Серебряная Лиса продолжала:

– Кто вдохновлял меня? Может быть, моею рукою водил Азат? Или другая неведомая сила? Я этого не знаю, Джен’исанд Рул, Странник-внутри-Меча… Да, Ганос Паран, ты стал новой независимой картой в Колоде Драконов. Возможно, это произошло по чистой случайности, а может, ты изначально появился на свет ради цели, которая известна только Азату. Ответ ты должен найти внутри себя. Понять, во имя чего твоя жизнь столь резко переменилась.

Капитан насмешливо вскинул брови:

– Значит, сие было предназначено свыше? Мне надлежит достичь некоей цели? Нет уж, уволь, Серебряная Лиса, исполнять предначертания – удел героев из баллад и легенд. Лично я больше не верю ни в какие высокие цели. Все это просто самообман. Ты возлагаешь на мои плечи непосильную задачу. Однако будешь сильно разочарована. И Азат – тоже.

– Паран, я говорю тебе лишь то, что знаю. Идет невидимая война. И нападению подвергаются не города и континенты, а магические Пути. Даже не притрагиваясь к картам, я ощущаю, как внутри Колоды Драконов все бурлит. Возможно, собирается армия и ты – один из ее солдат.

«Теперь я отчетливо слышу слова Рваной Снасти».

– Пойми, Серебряная Лиса, я уже достаточно повоевал на своем веку. Побывал во многих сражениях.

Глаза девочки блеснули.

– Кто знает, Ганос Паран, возможно, все твои сражения были частями одной великой войны.

– Но я не стратег вроде Дуджека Однорукого или Каладана Бруда, я не умею выстраивать планы кампаний. Меня… меня просто разрывает на части.

– Можешь не прятать от меня свою боль. Я вижу ее на твоем лице, и у меня сжимается сердце.

Паран отвернулся:

– Меня мучают кошмарные сны… Я постоянно вижу какого-то ребенка. Он где-то заблудился и громко кричит. А место, откуда доносятся его крики, похоже на громадную рану.

– И ты торопишься убежать прочь от ребенка.

– Да, – неохотно сознался Паран. – Я не могу слушать его душераздирающие крики.

– Любовь моя, но ты должен бежать не от ребенка, а к нему. Бегство ожесточит твое сердце.

«„Любовь моя“? Ну и ну! Неужели с помощью этих слов она пытается манипулировать мною?» – подумал капитан. А вслух спросил:

– А кто этот ребенок?

Серебряная Лиса пожала плечами:

– Понятия не имею. Может, жертва той незримой войны. – Она заставила себя улыбнуться. – Ты ведь уже прошел испытание на храбрость и не дрогнул.

– Испытание испытанию рознь, – возразил Паран.

– Но ты теперь – Странник-внутри-Меча. Твоя карта уже существует в Колоде.

– Мне плевать на Колоду Драконов.

– Ей на тебя тоже, – парировала Серебряная Лиса. – У тебя просто-напросто нет выбора…

– Сколько раз я уже это слышал! – раздраженно воскликнул Паран. – Спроси-ка у Опоннов, оправдались ли ожидания, которые они на меня возлагали. – Он вдруг дико расхохотался. – Да уж, небось братец с сестрицей горько пожалели, что вообще решили со мной связаться. Никудышный выбор – вот кто я. Словом, Рваная Снасть, тут явно какая-то ошибка!

Серебряная Лиса спокойно глядела на него, будто она была рассудительной взрослой женщиной, а капитан – капризным своевольным мальчишкой.

Внезапно гнев оставил Парана. Он взглянул туда, где стояли Мхиби, Скворец, Молоток и Быстрый Бен. Все четверо казались застывшими статуями.

При виде такого терпения и непоколебимой веры в него капитану захотелось крикнуть: «Да поймите же вы, наконец, что поставили не на того! Я – никудышный выбор, вы все ошибаетесь!»

– Я ничего не смыслю в Колоде Драконов, – буркнул он, стараясь не смотреть на девочку.

– Если у нас будет время, я тебя обучу. А если нет – сам научишься.

Паран прикрыл глаза. В животе вновь стали подниматься волны боли, но сдерживать их уже не хватало сил.

«Рваная Снасть сделала все, что смогла. Большего от нее и требовать нельзя. Ты получил желаемое, Скворец. Теперь она главенствует, а остальные подчиняются. Капитан Ганос Паран – дисциплинированный воин. Он выполнил приказ командора…»

Паран мысленно вернулся в кошмарный мир внутри Драгнипура, где сонмы плененных душ безостановочно тащили свой невообразимый груз. Он вспомнил дыру в днище повозки, откуда тянуло холодом пустоты и куда уходили цепи.

«Теперь я понял: повозка и есть тот самый портал, вход в Куральд Галейн – магический Путь Тьмы. Меч собирает души, чтобы залатать дыру, заделать брешь… А брешь настолько велика, что ей без конца требуются все новые и новые жертвы…»

Очередной приступ боли вынудил его застонать. Серебряная Лиса протянула руку и сочувственно коснулась его плеча.

Паран едва не отпрянул.

«Ох, ребята, зря вы на меня надеетесь. Боюсь, я здорово вас всех подведу…»