Читать книгу Честь снайпера - Стивен Хантер - Страница 6

Москва

Наши дни

Это был тот самый город, каким Свэггер запомнил его по предыдущему приезду пару лет назад: капитализм, пыль, четкий пульсирующий ритм, повсюду строительство, «Мерседесы» и «БМВ» там, где строительства нет, в небо упираются новые высотные здания, люди куда-то спешат. Он остановился в «Метрополе», потому что знал эту гостиницу и у него там был свой номер рядом с отреставрированным обеденным залом, украшенным позолотой, и ажурной решеткой шахты лифта.

Приняв душ, немного вздремнув и снова приняв душ, Свэггер наконец встретился с Рейли в ресторане, специализирующемся на мясе: там подавали мясные закуски, мясные первые блюда, мясные вторые блюда и – нет, на десерт было не мясо, а вишневый торт, ярко-красный заварной крем на котором напоминал сверкающий протеин.

Рейли тоже не изменилась. Умная, едкая и веселая, она внимательно слушала, что ей говорили, и обдумывала ответ, не испытывая потребности заполнить воздух каким-либо шумом. Когда же она наконец отвечала, это неизменно оказывалось именно то, что надо. У нее были пытливые голубые глаза, которые требовали искреннего признания и находили тайное удовольствие во всех сиюминутных глупостях. Рейли видела насквозь всё и вся.

Зная себя, Свэггер не стал разбавлять ужин выпивкой, и, поболтав ради приличия о детях и будущем, пошутив о политике, газетах и безумии северных корейцев, они перешли к делу.

– Зачем ты сюда приехал?

– Довольно сложно ответить.

– У тебя по-другому и не бывает, ведь так?

– В лице этой Милы Петровой я увидел нечто такое, что мне понравилось.

– Она была красивая, ничего не скажешь.

– Да, точно. Но и кое-что еще. Рейли, я хочу узнать об этой девушке больше. Очень хочу.

– Раньше я думала, что герои – это лишь иллюзия, выдумка рекламщиков. Но ты доказал мне, что я ошибалась, и, возможно, Мила Петрова – тоже не иллюзия. Это было бы здорово! Давай примемся за поиски, выясним, что с нею сталось и почему.

«И кто это сделал?» – мысленно добавил Свэггер, но вслух ничего не произнес.

– Вот самые свежие известия. Я разыскала одну женщину- снайпера, – сказала Рейли. – Очень древняя, как ты сам можешь догадаться. И я, честное слово, не знаю, чем ее заинтересовать. Может быть, если ты поедешь со мной, я представлю тебя как знаменитого снайпера, товарища по оружию, ты поговоришь с ней об особенностях ремесла, и это поможет ее разговорить. Что на это скажешь?

– Пожалуй, лучше и не придумаешь, – согласился Свэггер.

На следующий день в десять часов утра в тени громадного здания, не принадлежащего ни к какому архитектурному стилю – как и многое из сталинского наследия, оно было построено не архитекторами, а инженерами, – Свэггер и Рейли встретились с Екатериной Шумской. Шумская, которой было далеко за девяносто, жила в пансионате для ветеранов войны на окраине Москвы. Старая женщина сидела в кресле-каталке в тени березы, укрываясь от солнца, а американцы устроились напротив, и все трое пили чай.

Шумская держала в руках старую фотографию. Когда ей сказали, что перед ней Великий Свэггер, герой-снайпер из Америки, она с гордостью протянула фотографию ему.

Он всмотрелся. Несомненно, фотография изображала ее же, сияющую от гордости, снятую во время войны. Фотография была черно-белая, так что о цветах оставалось лишь догадываться, но на девушке была гимнастерка со стоячим воротничком, похожая на парадный темно-синий китель морской пехоты, с вытянувшимися в ряд медными пуговицами.

– Ты только взгляни на ее награды! – сказала Рейли. – Она ими очень гордится.

Левую сторону груди девушки с квадратным, сосредоточенным, убийственно-серьезным лицом украшали многочисленные медали.

– У нее есть на то полное право, – сказал Свэггер.

– У этого человека тоже есть награды, – сказала по-русски Рейли.

Догадавшись о смысле ее слов, Свэггер попросил ее добавить:

– Но не так много. Вы были настоящим героем. А мне просто сопутствовала удача. Спроси у нее, что это за награды?

Выслушав ответ, Рейли перевела:

– Золотая звезда Героя Советского Союза, орден Ленина, орден Красного Знамени, орден Красной Звезды, орден Отечественной войны, медаль «За отвагу», медаль «За оборону Кавказа».

– Ей довелось много повоевать, – заметил Свэггер.

– Она говорит, что поступила бы точно так же снова, не ради Сталина, которого она всегда ненавидела, потому что он был чудовищем, но ради России, ради миллионов честных и порядочных людей.

– Я восхищаюсь ею!

Улыбнувшись, старушка прикоснулась к его руке.

– Хорошо, а теперь попробуем перейти к делу. Скажи ей, что во Вьетнаме я в основном работал в паре с наблюдателем. Я хочу узнать, требовался ли наблюдатель во время уличных боев.

Шумская задумалась, прежде чем ответить.

– Она говорит, что подобной необходимости не возникало, это было опасно. Мы, девушки, говорит она, были маленькими и худенькими и могли втиснуться в такие щели, где не поместился бы ни один мужчина. При таких обстоятельствах наблюдатель только мешал бы. Она также считает, что у женщин от природы больше терпения. Она говорит, что однажды ей пришлось ждать три с половиной дня, чтобы выстрелить в немецкого полковника.

– Не сомневаюсь, она его убила?

Шумская прикоснулась пальцем ко лбу, показывая, куда поразила полковника ее пуля.

– Винтовка Мосина – устраивала ли она ее?

– Она обожала свою винтовку. Ближе к концу войны оружие хотели отобрать. Ей выдали автоматическую винтовку СВТ-40, с оптическим прицелом. Она ей не понравилась. Пули уходили в сторону, а разве снайперу такое оружие нужно?

– Согласен, – сказал Свэггер. – Сам я стрелял из неавтоматической.

– Она говорит, что поразила пятьдесят девять врагов. А у тебя на счету сколько?

– Пятьдесят восемь, – ответил Свэггер.

Старушка рассмеялась.

– Она говорит, что это очень хороший ответ, несмотря на то что ты солгал из вежливости.

– Скажи, что я бы ни за что не осмелился солгать такой зоркой даме. И вообще идти против нее. Она возьмет меня с потрохами.

И снова старушка рассмеялась.

– Она говорит, что ты напоминаешь ее первого командира. Он был замечательный человек, очень веселый, очень храбрый. Погиб во время операции «Багратион». Это была большая утрата.

Свэггер знал, что операцией «Багратион» называлось советское наступление против германской группы армий «Центр» в середине 1944 года, в Полесье, севернее Припяти, в ходе которого немцев изгнали из Белоруссии.

– Мне тоже приходилось терять боевых товарищей, – сказал он. – Тем, кто никого не терял, трудно понять, насколько глубоко проникает боль и как долго она длится.

Кивнув, старушка снова тронула его за руку.

– В той войне, – продолжал Свэггер, – женщины сражались очень мужественно.

– Мы воевали, чтобы жить. Воевать приходилось всем. Даже красивым девушкам, которые в мирной жизни вышли бы замуж за учителя или врача.

– Не сомневаюсь, все женщины-снайперы были красивыми.

– Ну, по крайней мере, так утверждают. Я-то всегда была дурнушкой. Я ни на что не надеялась, и мне не пришлось разочаровываться. Я вышла замуж за обыкновенного мужчину и родила обыкновенных детей. Все обернулось хорошо. Красота – она может стать проклятием. Красивые всегда на виду, на них все смотрят. Такая судьба постигла Белую Ведьму.

Старушка начала что-то рассказывать про какую-то Белую Ведьму, и Рейли потеряла нить ее повествования.

– Боб, вернись к Петровой, – сказала она по-английски.

– Мэм, нам хочется вспомнить всех этих доблестных девушек, но особенно одну из них. Моя знакомая хочет написать ее биографию. Мы полагаем, она была убита. Красивая девушка, если судить по фотографии. Людмила Петрова, Мила. Вам это что- нибудь говорит?

Заерзав в кресле, старушка огорченно покачала головой.

– Имена – они приходят и уходят. Нет, я не помню никакой Милы, никакой Петровой. Одну Людмилу я знала…

И дальше последовал пространный рассказ о какой-то другой Людмиле, не Миле Петровой, и Рейли попыталась проследить за ним, но не смогла и вскоре шепнула Бобу по-английски:

– Я совершенно потерялась. Мне казалось, мы были в Белоруссии, но вдруг оказались в Прибалтике.

Так продолжалось еще часа два. Рейли и Свэггер выразительно кивали, пытаясь определить по интонациям Екатерины Шумской, когда смеяться. Постоянно всплывали какие-то имена, истории переплетались и путались, события переносились во времени и в пространстве. Первое время Рейли пыталась следить за рассказом, но быстро сдалась. Однако она снова и снова слышала о Белой Ведьме.

Она окончательно исчезла после того, как ее направили в Москву, но Шумская пересказывала эту историю с чужих слов, поскольку сама никогда не встречалась с Белой Ведьмой.

– Если она была такой красивой, как о ней говорили, – сказала старая женщина, – то такая дурнушка, как я, обязательно запомнила бы ее на всю оставшуюся жизнь. Но нет, она исчезла до того, как я чего-то добилась.

– Вы хоть год можете вспомнить? – спросила Рейли.

– Все смешалось. Моя память – она сейчас такая, словно пулю в голову получила я, а не тот немецкий полковник. Я даже не могу… – Шумская помолчала, задумавшись над каким-то воспоминанием. – Даже не знаю почему. Я от кого-то слышала, что Белую Ведьму послали на Украину, и она оттуда не вернулась.

– Кто послал?

– Начальство. Начальство всем заправляло. Мы бы и без начальства прекрасно одержали победу в войне.

Старушка начала рассказывать о том, как она пряталась на дереве, а тысячи молоденьких солдатиков шли через поле под немецким огнем, косившим их, словно траву. А командиры посылали их снова и снова, волну за волной. К концу дня все поле было усеяно телами этих замечательных молодых ребят, которых послал на смерть их командир, желавший угодить своему начальству.

Наконец Шумская покачала головой:

– Друзья мои, я очень устала. Мне пора спать. Вы тут не виноваты, но я давным-давно забыла всех этих прекрасных ребят, а теперь снова вспомнила. Мне нужно поспать.

Подошедшая санитарка укатила старушку прочь, но только после того, как та поцеловала своих гостей и стиснула им руки своими крепкими старческими руками.

Рейли и Свэггер проводили взглядом, как санитарка вкатила кресло-каталку по пандусу и скрылась за дверями унылого учреждения.

Все произошло не сразу. Такое нельзя рассчитать заранее. Но в какой-то момент туман в сознании Рейли рассеялся и блеснул луч света, яркий, но еще не совсем отчетливый. Они возвращались в редакционном «Шевроле» после беседы со старушкой-снайпером, стараясь не попасть под колеса магнатам на «Феррари», и тут Рейли вдруг осенило:

– Белая Ведьма! Ну конечно! Да-да, какая же я дура! Я начисто забыла, что на русском статей нет, поэтому не было и не могло быть русского варианта «Die weisse Hexe» – помнишь, такое прозвище немцы дали Миле. Белая Ведьма – это же и есть перевод ее прозвища на русский язык! Вот о ком говорила Шумская!

– Неплохо, – заметил Свэггер, что для него было равносильно выражению восхищения.

– Это случилось еще до того, как Шумская прославилась сама, – продолжала Рейли, доводя свою мысль до конца. – Но все сохранилось в коллективной памяти женщин-снайперов. Советский Союз, 1944–1945 годы. Женщины говорят между собой и пересказывают друг другу то, чего нет в официальных архивах, передают от одной к другой. Это настоящая история, которая никогда не попадет в газеты и учебники.

– Ну хорошо, у нас есть указание на то, куда послали Милу Петрову. Хрупкое, основанное на воспоминаниях, ничем не подтвержденное, но тем не менее это точка, с которой можно начать.

– Конечно, и мы обязательно проверим Украину. Но сначала давай задумаемся над тем, у кого была власть, чтобы вырвать Петрову оттуда, где она находилась, поручить ей особое задание и направить на Украину, используя всю мощь аппарата. Кто обладал такой властью?