Читать книгу Мёртвая зона - Стивен Кинг - Страница 7

Они прошли по центральной аллее, держась за руки и почти не разговаривая, и Сара снова почувствовала себя маленькой девочкой, которую привезли на ярмарку. Она выросла в Саут-Пэрисе, небольшом городке с бумажным комбинатом, и самая крупная ярмарка округа устраивалась во Фрайбурге. Для Джонни, чье детство прошло в Паунале, таким местом, наверное, был Топшем. Но все эти ярмарки походили одна на другую и с годами почти не менялись. Паркуешь машину на грязной стоянке, платишь два доллара при входе и, оказавшись внутри, уже чувствуешь запах горячих сосисок, жареного лука и перца, бекона, «сахарной ваты», опилок и сладковатый аромат конского навоза. Слышишь металлический лязг цепной передачи на детских американских горках, прозванных «Полевая мышь», глухие хлопки выстрелов в тире. Из динамиков, расставленных по кругу в большой палатке, доносится металлический голос ведущего, который выкрикивает номера игрокам в бинго, сидящим за длинными столами на складных стульях, позаимствованных в местном похоронном бюро. Рев рок-н-ролла сливается с органом. Зазывалы уговаривают всех не пожалеть двадцати пяти центов на два выстрела и при попадании выиграть приз – набитую опилками собачку. Все здесь как раньше, в детстве, и ты снова превращаешься в охваченного азартом ребенка, которого так легко завлечь и одурачить.

– Сюда! – Сара остановилась. – Вот этот аттракцион! Хочу на «Хлыст»!

– Как скажешь, – согласился Джонни и протянул кассирше в будке доллар. Та, почти не отрывая глаз от журнала, занимавшего все ее внимание, сунула ему два красных билета и двадцать центов сдачи.

– Что значит «как скажешь»? Что еще за тон?

Он пожал плечами, изображая невинность.

– Дело не в том, что ты сказал, Джон Смит, а как ты это сказал.

Аттракцион остановился, и пассажиры потянулись мимо них. В основном это были подростки в голубых армейских рубашках из тяжелого сукна или в расстегнутых куртках-алясках. Джонни провел ее по деревянному помосту и вручил билеты служителю, похожему на самое скучающее разумное существо во вселенной.

– Просто дело в том, – объяснил он, пока служитель усаживал их в кабинке и застегивал ремни безопасности, – что эти кабинки вращаются. Верно?

– Верно.

– И закреплены на платформе, которая раскручивается, так?

– Так.

– И когда платформа раскрутится, то кабинки своим вращением создают перегрузки, лишь немногим уступающие тем, что испытывают астронавты при взлете с мыса Кеннеди. И у меня был один знакомый…

Джонни наклонился к ней с самым серьезным видом.

– Опять выдумываешь? – неуверенно осведомилась Сара.

– Так вот, в пять лет он упал со ступенек на крыльце, и у него на шейном позвонке образовалась тонюсенькая трещинка. А через десять лет он пошел прокатиться на «Хлысте», на ярмарке в Топшеме, и… – Джонни пожал плечами и сочувственно похлопал ее по руке. – Но может, все и обойдется, Сара.

– Ой! Я хочу вый…

В это время платформа тронулась и начала крутиться все быстрее и быстрее, пока ярмарка и центральная аллея не превратились в наклонное смазанное пятно из огней и лиц. Сара засмеялась, завизжала и начала колотить Джонни.

– Тонюсенькая трещинка! – кричала она. – Я устрою тебе тонюсенькие трещинки, когда выйдем, врун несчастный!

– Чувствуешь что-нибудь в шейном позвонке? – участливо поинтересовался он.

– Врун несчастный!

Они вертелись все быстрее и быстрее, и на десятом или пятнадцатом круге платформы он наклонился и поцеловал ее. Кабинка в этот момент тоже сделала оборот, с силой сливая их губы в волнующе-жарком поцелуе. Потом платформа замедлила ход, кабинка вращалась все медленнее и наконец, покачиваясь, замерла на месте.

Они вышли, и Сара схватила Джонни за шею.

– «Тонюсенькая трещинка»! Как не стыдно! – прошептала она.

Джонни обратился к проходившей мимо полной женщине в синих брюках и дешевых легких туфлях:

– Эта девушка пристает ко мне, мэм. Если встретите полицейского, пожалуйста, пришлите его.

– Все норовите умничать! – Зажав еще крепче сумку под мышкой, женщина ускорила шаг в сторону палатки с бинго.

Сара прыснула:

– Ты невозможен!

– Да, я плохо кончу, – согласился Джонни. – Моя мама всегда так говорила.

Они зашагали рядом по центральной аллее, приходя в себя после головокружительного аттракциона: земля под ногами еще качалась, и перед глазами все плыло.

– Твоя мама очень религиозна, верно? – спросила Сара.

– Законченная баптистка. Но старается держать себя в рамках. Конечно, когда я приезжаю домой, она подсовывает мне всякие брошюрки, но особо не докучает. Мы с отцом уже привыкли. Раньше я затевал с ней всякие беседы на эту тему, типа – с кем сожительствовал Каин, если его родители были единственными людьми на Земле, но потом решил, что это некрасиво, и перестал. Я сам два года назад искренне верил, что Юджин Маккарти может спасти мир. Баптисты по крайней мере не выдвигают Иисуса в президенты.

– А твой отец далек от религии?

Джонни засмеялся:

– Не знаю, но что он не баптист – это точно. – Подумав, Джонни добавил: – Он – плотник.

Сара улыбнулась:

– А что сказала бы твоя мама, узнав, что ты встречаешься с никудышной католичкой?

– Попросила бы позвать тебя в гости и вручила бы несколько брошюр.

Сара остановилась.

– А ты хотел бы пригласить меня в гости к родителям?

– Да, я хотел бы познакомить тебя с ними… а их – с тобой.

– Зачем?

– А разве ты сама не знаешь? – мягко спросил он.

– Джонни, ты мне очень нравишься.

– Ты мне больше чем нравишься.

– Покатай меня на «чертовом колесе»! – вдруг потребовала Сара. Больше никаких разговоров на эту тему, пока она все не осмыслит и не разберется в себе. – Я хочу оказаться на самой верхотуре, откуда все видно.

– А позволишь мне поцеловать тебя там?

– Два раза, если успеешь.

Они вернулись к кассе, где Джонни заплатил еще доллар. Покупая билеты, он сказал Саре:

– Со мной в школе учился парень, который работал на ярмарке. Он рассказывал, что при монтаже этих аттракционов многие рабочие напиваются в стельку и не завинчивают до конца…

– Ну тебя к черту! – беззаботно ответила она. – Никто не живет вечно!

– Но все норовят, заметила? – Джонни влез за ней в качающуюся кабинку.

Наверху ему удалось поцеловать ее несколько раз. Октябрьский ветер трепал их волосы, а расходящиеся веером аллеи ярмарки напоминали светящийся циферблат часов.