Читать книгу Зеркальные миры. Хранители Эрохо - Светлана Алексеевна Кузнецова - Страница 2

– А вы, как всегда, галантны, молодой рэй, – у Жустианы Ксабри низкий хрипловатый голос и очаровательная улыбка. Ей далеко за сорок, и она мать его лучшего друга, погибшего немногим больше двух аньов назад.

– Благодарю, моя рэя, – Амари склонил голову в поклоне-кивке. – Я счастлив видеть вас.

Он не мог предотвратить смерть Руперта: Амари не было тогда в Кастелле. Младший принц династии Рейес пребывал на побережье и, даже загнав десяток коней, не добрался бы до столицы вовремя. Прощальное письмо друга настигло его через двадцать дней после отправки тела в фамильный склеп в замке Ксарье на юге Фарты. Ничего уже не удалось бы изменить.

Амари всегда считал, тратить ночь перед дуэлью на прощальные письма – глупая традиция, ведь бессонница и хорошее фехтование плохо сочетаются. Жаль, друг придерживался иного мнения. После его послания Амари понял, что эта традиция еще и жестока. На краткий миг Руперт показался живым и даже обещал приехать на побережье, если все хорошо сложится. Не сложилось. Он погиб.

– Уверяю, ваше высочество, это взаимно. Я давно не посещала столицу, – изящная рука, скованная широкими золотыми браслетами, невесомо коснулась виска, убрала за ухо выбившийся из высокой замысловатой прически локон. В перстне на мизинце сверкнул крупный бриллиант.

– Я понимаю, – Амари не хотел этой встречи, боялся не решиться посмотреть графине в глаза, а с ней вдруг оказалось легко и тепло находиться рядом. Память больше не ранила, рождала лишь сожаление и печаль.

– С тех пор как Руперта не стало, я не могла заставить себя приехать. Если бы не обстоятельства, то так и сидела в своей глуши.

В белоснежную беседку, увитую красным плющом, неспешно поднялся Перан. Он наполнил бокалы, поставил на резной круглый столик поднос с фруктами, осведомился, не нужно ли господам еще что-нибудь, и ушел.

– Ты же знаешь, как относился к тебе Руперт и мой муж, – продолжила графиня, стоило слуге скрыться за кустом сирени. – К тому же я не верю в честную дуэль.

Амари отпил вина, оно неожиданно показалось горьким.

– Не представляю, почему он пошел на Часовую. Вспылить мог бы я, но не Руперт.

– В любом случае мы не узнаем, – Жустиана отвела взгляд, сделав вид, будто праздничное убранство парка интересует ее куда больше разговора. – В этом есть нечто символичное, не находишь? Во дворце танцуют и веселятся, а мы с тобой грустим о прошлом.

– Возможно.

– Грусть – удел старух. Слышишь, мой мальчик? – ее веер коснулся руки Амари. – Мне никогда бы и в голову не пришло винить тебя.

«Почему она прибыла столь внезапно? Отчего не предупредила?..» – Амари не знал. Сначала ему казалось, графиня убита горем. Потом он решил, будто Жустиана возненавидела всех, кто не смог отговорить от дуэли на Часовой и тем, возможно, спасти ее сына. Оказалось, она все это время пыталась выяснить причины, приведшие к его смерти.

Раньше она терпеть не могла балы и суету столичной жизни и никогда не одевалась столь вычурно, не носила много украшений. Когда судьба отобрала у нее сначала старшего сына, а потом и мужа, Жустиана сняла траур через два дня, заявив, что у графини Ксабри слишком много дел и мало времени для горя. Однако сейчас она облачилась в серое траурное одеяние – слишком роскошное. Шею обвивали жемчужные и алмазные нити, высокую прическу венчала золотая диадема. Пока графиня не уединилась с Амари в беседке, она напропалую кокетничала и любезничала с придворными.

– В письме, которое доставили мне, Руперт ни о чем не рассказывал. Общие фразы и только.

– Потому и дошло, – Жустиана вздохнула. Голос ее упал до шепота. – Он знал тебя лучше других. Амари… ты же помнишь, как он погиб.

– Вызвал двоих. Одного заколол в шею, второго убил прямым ударом в сердце, получил серьезную, но не смертельную рану в живот и истек кровью на белых камнях Часовой. Будь с ними секунданты, его спасли бы. Погибший Создатель, он никогда не был столь беспечен!

Жустиана кивнула. Ее глаза подозрительно заблестели. Амари не выносил женских слез, как и все мужчины семейства Рейес, – ей это было известно.

– Я нахожу единственное объяснение случившемуся: Руперт хотел скрыть причину дуэли, потому никого с собой не позвал. В том, что убьет обидчиков, он не сомневался, а вот с раной не рассчитал, – ее голос дрогнул. – Создатель! Почему Часовая?! Это же проклятое место! Тот, кто падает на белые камни, уже не встает. Тот, кого выпивают белые камни, теряет не только жизнь, но и душу… Он никогда больше не вернется в мир Эрохо… мой мальчик…

– Графиня, прошу вас! – Амари не был суеверен. Он так долго убеждал себя в этом, что почти поверил. Он не желал думать об умершем Творце, созданном его кровью мире, камнях, выпивающих людей. Но пришлось.

Руперт не желал раскрывать причину дуэли. Он собирался убить своих противников и не сомневался – так и будет. Но он также верил: смерть тела – это еще не конец. На юге знали множество ритуалов, способных призвать души умерших. По крайней мере, тамошние мудрецы утверждали, что им это подвластно. Руперт рисковать не желал. Его противники – третьи сыновья аристократов соседнего государства Намит, служившие при посольстве, не должны были вернуться. А значит, единственный выбранный для них путь – погибель на древних белых камнях Часовой площади в столице или близ горного хребта в Нидосе. Тот, кто терял последнюю каплю крови в этих местах, в Эрохо не возвращался.

– Он хотел защитить тебя, – то ли упрекнула, то ли предупредила графиня. – Его усилий хватило на два аньо. Целых два аньо тебя не трогали, но сейчас что-то затевается. Об этом знаю я, еще Алонцо…

– Отец просил поговорить со мной?

– Нет. Алонцо запретил мне тебя беспокоить. Он боится, как бы ты не поступил с точностью наоборот: от чего предостерегаю, в то и влез.

Амари с трудом подавил неуместный сейчас смешок и прикусил губу – от этой детской привычки он никак не мог избавиться.

– Если Руперт погиб из-за меня, я сделаю все, чтобы найти истинных виновников его смерти.

– А я не хочу потерять того, кто был Руперту важнее жизни, – Жустиана покачала головой и ободряюще улыбнулась. – Думай, Амари. Думай, на чем тебя могут поймать. Что заставит тебя наделать глупостей?..

***

Изящное движение кисти, мимолетная улыбка – и кажущийся невесомым веер со щелканьем закрылся. Амари отвел взгляд, пряча улыбку. Фрейлина ее высочества Эрики, Линэя, маркиза Юрран, обворожительно изображала негодование. Ухоженное, с огромными серыми глазами и аккуратным курносым носиком лицо пылало почти неподдельным возмущением.

– Вы несносны! – произнесла она, чуть приоткрывая веер.

– Возможно, моя рэя. Шутка показалась вам неуместной?

Первая кокетка при дворе и заядлая сплетница раньше не обращала на Амари внимания, а тот не особенно горевал об этом.

– Юмор под стать…

– Сурейскому моряку, а не принцу, – подсказал Амари, следя за веером. Тот говорил намного больше хозяйки. Линэя вновь закрыла его, слегка похлопала по правой щеке, а потом по раскрытой ладони. – Но я же родом с побережья, все Рейесы немного моряки и даже пираты.

– Вы повторите эту шутку позже, – веер раскрылся полностью. – Здесь невыносимо душно.

– Позвольте сопровождать вас?

– Позже, ваше высочество, – Линэя два раза взмахнула пушистыми ресницами, трижды – веером и удалилась.

Амари вздохнул. Неожиданный флирт маркизы его позабавил. Пожалуй, он заинтересовался бы прелестной рэей, не случись недавнего разговора: Жустиана прямо дала понять, что опасности следует ожидать отовсюду.

В истории Кассии дворцовые перевороты были нередки, в результате последнего трон приняли Рейесы. С тех пор старые аристократы спали и видели, как бы изгнать южан-выскочек из столицы раз и навсегда. Прадед Амари не только не подчинялся правилам, установленным предыдущей династией, но и сурейскую родню подтянул ближе к Кастелле. Глупцом он не был, а потому доверял лишь своим.

Заговоры случались постоянно. Старая знать и так старалась, как могла, а ее к тому же снабжали деньгами и подталкивали под руку шпионы из соседних государств. Значительно увеличившаяся в размере и постоянно богатеющая Кассия была им как кость в горле. Намитцы уже триста аньов пытались отхватить северо-западные земли: Нидосские горы славились рудоносными и серебряными жилами. Парису не давали покоя сосновые леса Аллора на востоке. Элалия желала бы присоединить юго-восточные степи Фарты.

На памяти Амари отца пытались убить четырежды, сам же король давно перестал считать, сколько раз подвергался опасностям. Заговорщиков не останавливали даже наследники, а ведь, кроме Амари, у Алонцо Первого Рейеса имелось трое старших сыновей и дочь. В случае его смерти на престол восходил старший сын Рамель. Второй сын, Мигель, носил титул герцога Сурейского, уже три года как осел на юге, но мог прибыть в столицу в любой момент. Третий сын – Дарио, маркиз де Рей, обосновался на побережье, и уж до него никто из врагов не дотянулся бы точно. Амари пока оставался в Кастелле при отце, носил звучный титул принца крови, обязанностей (как и закрепленных за собой земель) не имел, чему не особенно печалился. Его совершенно не тянуло управлять какой-нибудь провинцией в неполные двадцать лет. Он грезил воинскими победами и славой, а года через три видел себя в чине никак не меньшем, чем генерала от кавалерии.

– Ваше высочество, – Перан поклонился. – Просили передать вам.

На резном позолоченном подносе, инкрустированном драгоценными камнями, красовался веер Линэи.

– Что-нибудь еще?

– Госпожа ожидает возвращения пропажи в беседке на третьей дворцовой аллее у пруда.

– Благодарю.

«Снова парк, – подумал Амари. – Он хоть и большой, но вряд ли сумеет вместить всех возжелавших уединения».

Однажды в детстве они с Дарио полночи прятались в кустах сирени, чтобы выследить Рамеля. Брат в то время не пропускал ни одного корсажа. Ждали они его на первой аллее, а тот находился на восьмой, потом еще и посмеивался над незадачливыми соглядатаями. А вот Мигелю как-то раз повезло подслушать разговор намитского вельможи и кассийского канцлера. Возможно, это спасло их если не от смерти, то от кровопролития.

«Вот бы сейчас, – подумал Амари, – услышать чей-нибудь тайный разговор, раскрыть шпиона, разоблачить негодяев и отомстить за Руперта…»

Увлеченный мечтами, он не заметил, как дошел. Эта часть парка была скудно освещена, находилась довольно далеко от дворца, и предполагалось, что забредать сюда не будут, однако с наступлением темноты она становилась донельзя популярной, особенно поздними вечерами во время балов. Темное зеркало старого пруда, редкие звезды, смотрящиеся в него, скульптуры прекрасных полуобнаженных правиц, выглядывающие из обильной зелени сиреневых кустов – все привлекало романтически настроенных придворных. Кто сейчас сидел в белой беседке, увитой синим нидосским плющом, разглядеть не удавалось, но точно двое. Сойдя с тропинки и, стараясь идти как можно тише, Амари приблизился к беседующим. Высокие кусты удачно скрыли его.

Рядом с Линэей сидел высокий статный мужчина в светло-зеленом камзоле. Он смеялся и не стеснялся в выражениях. Маркиза смущенно улыбалась ему и молча выслушивала. Если бы Амари посмел повторить хоть одну из звучавших в беседке шуток, маркиза непременно бы оскорбилась.

Собеседника Линэи, посла Намита при кассийском дворе, Амари знал неплохо и связываться с ним лишний раз не горел желанием: более напыщенного и самоуверенного типа следовало еще поискать. Верить же в то, будто маркиза специально заманила сюда их обоих, не хотелось. Амари уже собрался незаметно отойти, а потом вернуться во дворец, когда услышал такое, что забыл обо всем на свете…

Негодяя хотелось убить немедленно, однако на торжественные приемы, выходы и балы являться с оружием запрещалось. Это правило касалось не только гостей и придворных, но и членов королевской семьи, пришлось ограничиться перчаткой. Полномочный посол Теренс, родной брат кесаря Намита, получил ею по лицу. От негодования он приоткрыл рот, но не проронил ни слова, лишь хищно раздул ноздри, отчего длинный горбатый нос показался не просто большим, а уродливым. Посол был безобразно пьян, но сказанного это не отменяло. Линэя ахнула и покачнулась, готовясь упасть в обморок.

– Произнесенное вами недостойно чести дворянина! – выкрикнул Амари, тщетно стараясь вложить в голос всю холодность и презрение, на какие был способен. – Я требую сатисфакции, – и обернулся к маркизе. – Прошу извинить за испорченный вечер, рэя.

– Вос-хи-ти-тель-но! – по слогам произнес Теренс и улыбнулся. Он был на восемь лет старше Амари и у себя в Намите считался одним из лучших бойцов. Вызывать его считалось смерти подобно. – Шпаги. Место и время?

– Часовая площадь. На рассвете.

– Я так понимаю, обойдемся без секундантов?

– Без.

***

С ночи небо куталось в облачное марево, Амари не ожидал увидеть синеву, но приход рассвета все изменил. Солнце ласкало выгнутые спины крыш, сияло в окнах, стреляя по глазам сотней отблесков. Амари не надел плаща и не стал брать Злата. Верный конь дождется его в конюшне или хотя бы не увидит гибели хозяина, да и по Кастелле иной раз приятно пройтись пешком.

– Задумались? Вчера вы были более многословны. – Теренс прибыл при всем параде: плаще цветов королевского двора Намита, шляпе с пышным плюмажем, в пурпурном, расшитом золотыми нитями камзоле, высоких, до блеска начищенных сапогах с позолоченными шпорами. Его серый в яблоках жеребец бил копытом по камням мостовой, изгибал шею и не желал ступать на площадь, пришлось оставить его у ближайшего дома.

– Радуетесь, что заманили меня в ловушку? – Амари усмехнулся. – Зря.

Часовая площадь – одна из красивейших в столице. Белый камень мостовой, окружающие ее черные здания, вонзающие в небо острые шпили. О ней ходило много слухов и легенд. Считалось, умиравшие здесь теряли посмертие. Упавшие на этой площади сами не поднимались: камни выпивали их жизнь и кровь до последней капли.

– Отличное место для смертельной схватки, знаете ли, – заметил Теренс.

– Сложно не согласиться.

В парках, на старой полуразрушенной арене или за городом у полноводной Мирросы дрались до первой крови, здесь – пока противник в состоянии держать шпагу. Раз за разом белоснежная мостовая принимала кровь, тела, жизни – и все равно оставалась чистой и незапятнанной. Под ногу попался острый камень, Амари оступился, выругался сквозь зубы, лишь чудом сохранив равновесие.

– Осторожней, – пухлые губы намитца растянулись в издевательской усмешке. – Мы с вами не озаботились секундантами – значит, как старший, я вынужден предложить вам перемирие. Хотите, я даже извинюсь? – спросил он и рассмеялся. – Перед вами, вашим отцом или еще кем? Следовало бы, конечно, повиниться и перед вашей матушкой-покойницей, но умирать я пока не собираюсь.

Амари задохнулся от ярости. Намитец специально выводил его из себя. Теренс был опытнее, старше, за его спиной стояли десятки выигранных боев, тогда как Амари пришел на Часовую впервые в жизни, но отступить уже не мог. Сейчас он наконец-то понял, что чувствовал Руперт: требовалось убить, пусть ценой собственной жизни, и тем самым защитить родных и друзей, которые – в том он не сомневался – тоже потребовали бы дуэли. При этом умирать отчаянно не хотелось.

– Я намерен убить вас, – Амари откинул назад непослушные русые пряди. Цвет волос он унаследовал от одного из северных предков; серые глаза – от матери, и не походил ни на братьев, ни на отца. Наверняка, столь кричащая внешняя различность рождала косые взгляды и подозрения, однако никто из бывавших при дворе господ не смел коснуться ее даже самым замысловатым намеком. Теренс оказался первым, преступившим вне гласное правило.

– Как пожелаете, ваше высочество, – Теренс снял плащ и шляпу. Амари скинул колет. – Прошу.

Дойдя до центра площади, они остановились друг против друга.

– Вас преследуют дурные предзнаменования, – заметил Теренс.

Со звоном обнаженные клинки заблестели на солнце, и в тот же миг на камни упала тень. Птица охотилась, и до людей ей не было дела, однако прилетела она точно не вовремя. Вороны никогда не считались в Кассии вестниками смерти, но сердце Амари пропустило удар: чем бы ни окончился этот поединок, его жизнь изменится.

– Я не суеверен. – Королевским родичам положено колоть друг друга меткими фразами и ходить по начищенным до блеска паркетам дворца, словно по тонкому льду, но бывают оскорбления, которые иначе, чем кровью, не смоешь.

Теренс ухмылялся и ждал. Исход поединка казался ему предельно ясным. Амари вдохнул свежий утренний воздух и постарался забыть о сплетнях, намеках и оскорблениях. Сейчас они только помешали бы. Легкий ветерок растрепал его волосы, осторожно коснулся лица. Море лежало далеко на юге, но Амари ощутил на губах вкус морской соли.

– Не заставляйте себя ждать. – Теренсу надоело сверлить противника взглядом, и он уверенно пошел вперед, заставляя того отступить.

Удары сыпались не переставая. Намитец сменил позицию, вынуждая Амари встать против солнца. К счастью, оно отыскало на небе одинокую тучку и не преминуло спрятаться за ней. Некоторое время они фехтовали почти на равных. Потом Теренс неожиданно изменил угол атаки, пригнулся, пропуская шпагу противника над левым плечом, и, изловчившись, пнул Амари под колено. Тот не упал лишь чудом, отпрыгнул назад, затем – вбок и лишь потом ощутил резкую боль.

– Подлец! – он стиснул зубы, но остался стоять, отразил одну атаку, вторую, третью и пошел на Теренса сам. Не осталось мыслей и чувств; лишь злая уверенность, собранность и… интерес стыли в груди – как на уроке фехтования с более сильным партнером. В свое время родичу кесаря достался очень хороший учитель, наверняка лучший в Намите, но с Алонцо Рейесом он бы не сравнился никогда. Его величество лично тренировал сыновей и любил повторять, что хорошая школа и реакция неважны, если дуэлянт не заворожен боем.

Теренс торопился, старался окончить схватку как можно скорее. Амари же начал получать от дуэли истинное удовольствие. Он не отрывал взгляда от грязно-желтых глаз намитца: по ним легко читались намерения. Теренс моргнул, посмотрел на белоснежные камни – Амари решил, что удар придется по ногам, и не ошибся. Сощурился – приготовился к обманному движению.

Поединок был танцем со смертью. Он завораживал, опьянял, для мыслей о мести и воспоминаний не осталось времени. Шпаги пели, звенело отраженное клинками солнце, и голова слегка кружилась. Дуэль на вкус казалась лучшим вином. Очнулся Амари, когда плечо обожгло, – неопасная царапина, и боли он почти не ощутил, а вот от вида собственной крови на камне под ногами содрогнулся. Алое на белом показалось слишком ярким, диким и помпезным. В следующее мгновение кровь впиталась в мостовую.

– Прощайте, – произнес Теренс, но Амари его почти не услышал. Он закусил губу и пошел вперед, практически забыв о защите, надеясь дотянуться до мерзавца, даже если рухнет бездыханным.

Боль. Звон. Ветер. Захватывающий дух танец. Не стало Часовой, столицы, ничего вокруг; рука сама выкинула вперед шпагу. Амари отстраненно наблюдал, как клинок коснулся груди врага, – легонько, но белый лен незамедлительно расцвел красным. Чужая шпага вслепую описала полукружье и безвольно упала на камни…