Читать книгу Зеркальные миры. Хранители Эрохо - Светлана Алексеевна Кузнецова - Страница 8

– Сударь, выпейте, – Карлос протянул кубок. Он мог бы улыбнуться ободряюще или даже посочувствовать, если бы сидевшему перед ним юноше это помогло. В необходимости проявлять эмоции Карлос сильно сомневался. Младший сын Алонцо отчего-то считал чужое участие демонстрацией собственной слабости, потому управляющий решил оставаться спокойным, обходительным и отстраненным.

– Ммм? – простонал принц Рейес, не открывая глаз.

Странно, что он вообще смог произнести хоть слово со столь жуткого похмелья. Почитай, еще с Омеро ехал, едва в седле удерживаясь, а когда спешивался, чуть не свалился. Зыркал на всех как на врагов последних, хотя… Знавал Карлос его папеньку Алонцо. Если сынок в отца пошел, то чужая забота ему уж точно не по сердцу пришлась. Хотя какой уж там пошел… не родит груша гранатов, хоть и цветет, бывает, розовым цветом: внешне на короля принц не походил совсем.

– Настойка, сударь, – Карлос замешкался, но все же добавил: – С перепою помогает.

Рейес состроил высокомерную гримасу, поджал губы и наморщил нос, но питье принял и влил в себя с завидной быстротой.

Карлос забрал кубок, снова наполнил, сокрушенно покачав головой. Он сильно сомневался, что с южного вина – даже если совершенно забыть о чувстве меры – можно так выглядеть. У Хайме плохой выпивки с роду не водилось, а в подвалах родного особняка – тем более. Выходило, опоил принца либо собутыльник, либо кто-то из сидевших рядом завсегдатаев. Отравы в кубок кинуть недолго, а юный выпивоха вряд ли видел дальше собственного носа.

– Еще, сударь, – не принимая возражений, проговорил Карлос.

Принц с трудом приоткрыл веки, взглянул налитыми кровью глазами, но питье снова принял.

– Благодарю, – прохрипел он и повалился обратно в кровать.

Карлос кивнул: проявлять вежливость принц готов был всегда. Кто-то внушил ему, что слуг благодарить не зазорно, вот он и не стеснялся, но только искренности в его словах не чувствовалось. Да и впечатление создавалось, будто скрывался он за общими фразами как за стеной, стараясь спрятать ото всех себя настоящего. А какой он настоящий? Вряд ли даже сам знал. Хотя Карлосу по большому счету было все равно, лишь бы гость герцогу вреда не причинил.

– Вчера…

Карлос всегда считал, что с легкостью краснеют только рыжие, но принцу это удавалось с легкостью.

– Разве что-то произошло? – удивился Карлос и пожал плечами. – Вы, сударь, приехали вместе с Омеро; мне показалось, были чем-то недовольны; затем поднялись к его светлости, а после отправились в свою комнату.

Принц вздохнул с облегчением, Карлос – тоже. Он искренне считал благом попойку младшего Рейеса: на похмелье чего только не спишешь, в том числе алые пятна на шее и синяки по всему телу. Надо лишь упомянуть, что, добираясь до своих покоев, его высочество оступился и пересчитал несколько ступеней.

***

Несмотря на возражения Карлоса, Амари поднялся после обеда и приказал седлать Злата. Конь при виде хозяина счастливо всхрапнул и ткнулся мордой в плечо, мягко, но настойчиво прихватив губами камзол, аккурат там, где было спрятано припасенное угощение. Амари поворошил отросшую гриву:

– Вот ведь хитрюга, учуял, – он потянулся за лакомством, преподнес на раскрытой ладони и почти счастливо улыбнулся, почувствовав мягкие осторожные прикосновения лошадиных губ. Злат с удовольствием хрустел яблоком, нетерпеливо переминался с ноги на ногу и был не прочь прогуляться.

День искрился синью умытого неба; солнечные лучи, отражаясь в окнах особняка, осыпали черные плиты расколотой радугой. Неожиданно один из отблесков упал на лицо, Амари резко вскинул голову, но никого не увидел: видимо, прислуга проветривала комнаты, только и всего.

За воротами суетились горожане – правда, не так, как в день приезда. Рыночная площадь находилась далеко, да и ворота, которыми обычно пользовались торговцы, – тоже. Столпотворения не было, а праздношатающиеся обходили эту часть города стороной, но в движениях всех встречавшихся сквозило какое-то нетерпение, которое привычно для столицы, но странно в провинции. Дорогу пересекла миловидная горничная. Из окна на втором уровне аккуратного серого домишки с розовыми ставнями за ней пристально следил пожилой господин. Две богато одетые горожанки скользнули по тому взглядами и одновременно прыснули со смеху. Амари улыбнулся, и девушки словно почувствовали – оглянулись, одарив его приветливыми взглядами. Амари кивнул им и дал шенкелей Злату. Сначала он хотел отправиться к Валэ, но, поразмыслив, решил оставить капитана в покое и позволить отдохнуть. Инари говорила, что будет рада его видеть, так стоило ли тянуть с визитом?

Достигнуть главной площади не составило труда. Кажется, он начал немного ориентироваться в городе. По крайней мере, уяснил, что самые широкие улицы лучами тянутся от ворот к центру, а более узкие проулки соединяют соседние, закругляются, выводя на ту же улицу, либо оканчиваются тупиком. Где располагался дом Милагринов, Амари не знал, однако выяснить это оказалось несложным. Нервный господин в сером камзоле и в надвинутой на глаза черной широкополой шляпе всего за кастоль не только подробно объяснил, как найти аккуратный особнячок с лепниной на фасаде, увитый диким виноградом, но и проводил до самых ворот.

– Благодарю, – кивнул ему Амари.

– Если господину будет угодно, – нервный горожанин поклонился, – Сеок с улицы Оружейников всегда поможет ему.

Амари удивленно вскинул брови. Оружейник подрабатывает тем, что провожает заезжих господ? Впрочем, он сам попросил, а Сеок решил не отказывать и предложил свои услуги.

– Благодарю.

Особняк Милагринов выгодно отличался от соседних обилием зелени, стены украшали изображения диковинных птиц и прекрасных правиц, крылатые вестницы сжимали в руках старинные мечи и луки, целясь куда-то в небо. Полюбовавшись на фасад, Амари оставил Злата у добротной коновязи по соседству с очаровательной кокетливой кобылкой караковой масти и поднялся по ступеням. Дверь открыл непримечательный мужчина, тучный и болезненно одутловатый. Лицо его было довольно приятным, хоть и лишенным всяких красок, а улыбка – располагающей, пусть и выглядела немного заискивающей. Амари представился и тотчас попал в стальные объятия. Отворивший оказался хозяином дома, бароном Бастианом Милагрином. Его цепкие глаза едва не прожгли в Амари дыру, а руки, стиснувшие плечи, никак не желали разжиматься.

– Вы же наш спаситель! – с придыханием выкрикивал барон. – Да если бы не вы, то не видать мне своего сокровища!..

Амари сдержанно улыбался; столь горячий прием удивлял его и обескураживал. Противоречивые чувства затопляли сердце: он был растроган, но хотел как можно скорее вырваться из цепких объятий, отчего-то казавшихся липкими.

– Отец! – звонкий властный окрик вывел Амари из оцепенения, а барона заставил опустить руки.

По резной винтовой лестнице, поддерживая многочисленные юбки, спускалась Инари. Она казалась много красивее, чем в лесу, хотя Амари было сложно представить подобное. Светлые локоны она забрала в высокую прическу, фиалковое платье оттеняло газа, на губах играла мечтательная улыбка – принцесса, вышедшая из древней легенды о вечной любви, да и только.

– Баронесса! – Амари и не заметил, что его отпустили, присутствие барона Милагрина потеряло всякую значимость.

Инари слегка улыбнулась и опустила взгляд.

– Я не ждала вас так скоро, – произнесла она.

Пойдя на поводу у чувств, Амари совсем забыл об этикете и теперь был готов провалиться сквозь землю.

– Прошу извинить меня, моя рэя, я поторопился, – он вздохнул и прижал ладонь к груди напротив сердца, – и не прислал никого вперед себя, дабы предупредить о визите. Готов понести любую кару, только не прогоняйте.

Сердце мерно отсчитывало удары, но воздуха не хватало. Амари счастливо улыбнулся, когда Инари вновь подняла на него взгляд. Прекрасная баронесса ждала его, в том не могло быть сомнений!

– Что вы, ваше высочество?! – затараторил барон. – Какие предупреждения? Наш дом – ваш дом. Это величайшая честь: особа королевской крови под нашим кровом!.. Принц Рейес, дорогой вы мой, Нозарок не то место, где стоит соблюдать устаревшие правила. Мы счастливы! Очень счастливы принимать вас.

Амари кивнул, опасаясь того, что поток признательностей хозяина дома никогда не иссякнет.

– Я не в силах высказать, сколь признателен за спасение дочери, – барон снова вцепился в его плечи и одновременно попытался рухнуть на колеи. – Вы спасли мою Инари!

Амари вовремя подставил руки, не позволяя тому сверзиться на пол, успел поймать взглядом легкую улыбку Инари и кивнул в ответ. Может, Бастиан Милагрин и вел себя немного странно и слишком импульсивно, но Амари мог понять его.

– Однако вы, видимо, голодны? – сменил тему барон, оставил плечи гостя в покое и тотчас ухватил его под руку.

Амари неожиданно вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не ел, если, конечно, не считать пищей отвар, преподнесенный ему Карлосом. В животе призывно заурчало, а барон, казалось, только и ждал чего-то подобного, принявшись расхваливать своего повара и приготовленные им блюда. Так они миновали холл и поднялись на второй уровень. Когда Бастиан окончил перечислять, Амари с облегчением перевел дух. Отказаться он бы не смог, даже если бы плотно позавтракал, но сначала ему показали дом.

Барон оказался заядлым коллекционером, особенно его радовало искусство Бриколло. К концу жизни всеми признанный мастер решил, что несовершенство людей недостойно быть увековеченным на холсте. Живописца вдохновили мифические существа – правицы – прекрасные женщины с белоснежными крыльями за спиной. Они считались воплощением божественной справедливости, чуть ли не богинями, присутствовали при гибели Творца и сотворении Им мира из собственной крови. Время от времени они возвращались в Эрохо, вдохновляли на подвиги и дарили радость побед. В столичном дворце картины с их изображением тоже любили, но у барона ими оказались увешены все стены. Совершенные, прекрасные, полуобнаженные – однако ни одна из красавиц не могла и близко сравниться с молчаливо сопровождавшей отца и гостя Инари.

Наконец в комнату вошла служанка и пригласила всех в голубую гостиную. Амари с облегчением вздохнул (выдержать восторженный рассказ барона о правицах оказалось нелегко) и нисколько не удивился тому, что тотчас забыл и лицо служанки, и голос, и об ее существовании вообще. Рядом стояла Инари – это казалось самым важным.

***

Обед медленно перетекал в ужин. Амари не заметил, как солнце скатилось за соседние дома, а заполыхавшее небо угасло, став ярко-синим, волшебным и загадочным. Разговор коснулся приезда в Нозарок, и Амари неожиданно выложил барону все, о чем думал. Раньше он плохо сходился с незнакомыми людьми, тем более не страдал болтливостью и откровенностью, однако Бастиан действовал на него как-то странно и словно примирял с происходящим.

– Герцог Керво… – пожевав губами, сказал барон и, чуть причмокнув, отправил в рот ломтик мяса. – Он достоин жалости, а не презрения и злобы. Этот несчастный мальчик терпел придирки властного отца, однако слишком его любил, чтобы сопротивляться. Веласко год за годом ломал себя, изживал слабости, а вместе с ними и привязанности; когда же он сумел добиться самостоятельности, Рикардо погиб.

Амари удивленно вскинул брови.

– В нем попросту не осталось ничего человеческого, – продолжал барон. – Веласко разучился радоваться и горевать, полностью перекроил себя в угоду мертвецу. Душа умерла, а сердце опустело. Однако как герцог он весьма неплох и заботится о людях.

– Как о тех несчастных на площади?! – воскликнула Инари, голос ее дрогнул от скрываемого гнева.

– Мы не знаем истинной подоплеки его поступков, – покачал головой Бастиан. – Возможно, Веласко вновь ранило чувство потери, ведь Маклери служил ему едва ли не с детства и остался с ним после смерти Рикардо.

– О чем вы, барон? – Амари отставил опустевшую тарелку.

– Бастиан, – укоризненно вздохнув, поправил тот. – Для дорогого гостя я не согласен именоваться титулом.

– Тогда и меня зовите просто Амари, – подобное было против этикета и всех правил, но ему это показалось безразличным. И, в конце концов, он уже видел барона будущим родичем, а Инари – принцессой.

– Герцог ведь поселил вас в своем дворце? – спросил Бастиан.

Амари кивнул.

– А свиту вашу отослал подальше. В кабак. Несмотря на то, что в столь огромном доме можно разместить хоть целую армию.

– Что вы хотите этим сказать?

– Немного. Веласко может попытаться сломать вас так же, как когда-то поступил с ним собственный отец. Детей у Керво нет, он не женат, бастардов – тоже. Вы же… юны. Конечно, внешне герцог выглядит намного моложе прожитых аньо, но он вполне мог бы быть вашим отцом.

Амари вздрогнул. Упаси погибший Создатель от подобного родственничка! Тем более близкого…

– Мой отец – Алонцо Первый Рейес! И я не понимаю, зачем Керво это?

– Герцог превосходный игрок; не помню, чтобы он проигрывал. Вы же, Амари, неосторожно бросили ему вызов, – ответил Бастиан и тяжело вздохнул. – Веласко не терпит, когда ему противоречат. Особенное удовольствие он получает, унижая и ломая тех, кто пытается спорить с ним или ставит под сомнение справедливость принимаемых им решений.

«Нет! Этого не будет!» – Амари скрипнул зубами. Он Рейес, и этим все сказано! При необходимости он захватит Нозарок, как некогда его предок завоевал Рей. Керво же может убираться хоть за сто морей, хоть падать моревийцам в ноги!

– Извините, – Бастиан вновь тяжело вздохнул. – Я вовсе не хотел вас пугать. Вы спасли мою дочь, считайте мои слова предостережением от возможных напастей. Воистину, герцог Керво холоден и жесток, однако никогда не станет мстить безвинному. Именно поэтому заклинаю вас не становиться на пути этого человека.

Амари отпил из своего бокала. Вино было неплохим, но не шло ни в какое сравнение с тем, что пили в особняке Керво.

– Боюсь, вы опоздали с советом. Я нарушил планы герцога, когда вмешался в казнь, а после имел с ним неприятный разговор. Мы уже враги, и этого не исправить.

– Вы спасли жизни несчастных… – вздохнула Инари и поднесла руки к груди, в ее глазах застыли тревога и искреннее участие.

– Перетерпите, – Бастиан говорил очень серьезно. Светлые, почти бесцветные глаза барона смотрели в упор, не мигая, и Амари почувствовал, что не может отвести взгляд или даже моргнуть. – Вы только приехали и не знали, с кем имеете дело. Керво это понимает. Главное теперь – не противиться его воле.

Амари побледнел.

– Но я же дворянин! Принц крови!..

– Герцог, конечно же, станет вас испытывать, говорить предосудительные, даже оскорбительные вещи. Терпите. Вы молоды, ваше время еще придет, а Керво уже через несколько аньо пойдет под гору. Никто в этом мире не вечен, в прошлой месе Веласко исполнилось тридцать семь. Довольно скоро из красавца и первого дуэлянта он превратится в старую развалину, вот тогда и настанет ваш черед отыграться.

Амари медленно опустил руки под столешницу и стиснул кулаки. Бастиан был отцом Инари, и только это не позволяло наговорить ему лишнего, но он предлагал путь, недостойный дворянина и тем более принца.

– Герцог Керво – мой кровник, – собрав всю свою выдержку, сказал он.

Бастиан охнул, а Инари взглянула с искренним беспокойством и даже страхом.

– Это было очень давно, – пояснил Амари. – Дело в том, что мой предок, Аларо, захватил Сурэю и отнял у Керидо Керво город Рей. Проигравшего врага Аларо заточил в подземельях, но Керидо бежал, соблазнив одну из дочерей своего пленителя. Не думаю, будто герцог Веласко забыл историю собственного рода.

На мгновение над столом повисла напряженная тишина. Бастиан всплеснул руками и неожиданно рассмеялся:

– Но… сколько времени прошло! Принц!.. То есть… вы меня удивляете.

Амари закусил губу и уже приготовился к резкому ответу, когда маленькие прохладные пальчики скользнули по его запястью. Инари смотрела ласково и чуть грустно, она словно извинялась за речи отца. Впрочем, наверное, так и было. Скорее всего, барон вовсе не хотел его оскорблять, просто ему не понять того, что значит быть Рейесом. Наверняка у Милагринов никогда не имелось врагов: они простые люди и далеки от кровной мести.

Разговор вильнул в сторону и понесся легко и непринужденно. Бастиан больше не заговаривал о герцоге, Инари временами поддерживала беседу. Амари удавалось ловить ее взгляды.

– Уже поздно, – произнесла Инари и поднялась к себе, подарив на прощание обворожительную улыбку.

Амари был счастлив. А за окном таилась темнота, и город с наступлением сумерек словно вымер.