Читать книгу Тайна Подземья - Светлана Гамаюнова - Страница 9

Путь впереди то лентой стелился, то в болото превращался, то речкой разливался. Но мы упорные. Задание у нас. Идем. Котигорошек песню поет. Песня простая, но громкая: «Там, там, там. Мы идем и поем: там, там, там». И так десять раз, двадцать раз: «Мы идем и поем: там, там, там». Я через полчаса пения не выдержала:

– Котя, ты что-нибудь более осмысленное петь можешь? Неужто не знаешь ничего?

– А зачем? Эти слова так хорошо место в голове занимают. Я не думаю ни о чем, а ты думаешь, чтобы я замолчал и больше ни о чем другом не думаешь, и всем хорошо. Нет, правильно говорил учитель: не-думанье – великая вещь. Я просто чувствую, что просветляюсь, приближаюсь к познанию истины, а ты?

– Хорошо, что истина ничуть не страдает от того, что ее кто-то познает. Так ты это себе заставку для мозгов включил? – удивилась я Котигорошковой «мудрости». – Ты собрался следовать советам учителя и вовсе не думать?

– Да, и ты не поверишь, но в голове у меня что-то появляться стало, не мысли, а ощущение прекрасности бытия. Истина – это слово красиво звучит, правда? Бытие. Сознание. Истина. Настоящая музыка слов, – протяжно произнес Котигорошек.

Я аж опешила. Такие слова из его уст. А выражение лица!!!

– Знаешь, я услышал голос в голове. Он сказал: подойди к краю. Я ответил: но я могу упасть. Он снова: подойди к краю. А я отвечаю: но там слишком высоко! ПОДОЙДИ К КРАЮ! Я подхожу, он толкнул меня – и я полетел.

На лице Котигорошка отразился восторг, и в простодушных глазах промелькнула некая мудрость. Или мне показалось? Я совершенно не понимала этот мир, Котигорошек же чувствовал себя в нем, как рыба в воде. Что это за мир? Безумный для безумцев? Что тогда здесь делаю я?

Шли опять – долго ли, коротко ли, время не существовало. Нет ни ночи, ни дня, ни восхода, ни заката. Марево приглушенного света: вроде бы и светло, но полумрак, как во сне. Может, это и есть сон? Я сплю, и путешествие мне снится. Попросила Котю ущипнуть меня за руку. Он ущипнул. Остался огроменный синяк. Значит, не сплю.

Наконец, впереди появились постройки, окруженные высоченным забором. Когда приблизились к ним, услышали:

– Стойте, стрелять будем.

Мы остановились. Котигорошек перекинул булаву с одного плеча на другое, а я прокричала:

– Уважаемые, мы путешествуем и разыскиваем одного человека. У нас нет никаких дурных намерений. Мы хотим поговорить, и если можно, поесть и переночевать у вас.

– Мы боимся вас. У вас слишком воинственный вид, и парень этот сильно здоровый, он может причинить нам вред. Да, да, да, вред. Например, убить булавой, утопить, растоптать, поджечь, удушить, – послышались голоса из-за забора. – Да много чего еще, а ты можешь отравить, заколоть кинжалом. Кто знает, какую смерть вы несете.

– Вас много, а нас двое, пустите хотя бы меня, поговорить, или пусть кто-то выйдет к нам. Чего вы боитесь?

– Каждый, живущий здесь, хочет жить, и борется со страхом смерти, – прозвучало из-за забора.

– Мы клянемся, что не будем убивать. Какую клятву вам дать?

– Клянитесь самым дорогим, что у вас есть.

Котигорошек наклонился ко мне и прошептал на ухо:

– Мне что, булавой клясться?

– Не знаю. У меня и булавы-то нет. Так, всякая мелочь в котомке.

Наши раздумья были приняты как злокаверзные.

– Клянитесь жизнью, дурачье, – донеслось сверху. – Нет у человека ничего более дорогого, чем жизнь.

Мы, наконец, облегченно вздохнули и поклялись. Ворота со скрипом открылись.

– Заходите, – сказал хмурый, закованный в латы стражник, – учитель сегодня добрый. У него новые мысли вышли наружу и стихи родились. Он их будет вечером зачитывать, и некоторые идеи свои нам излагать. Зачитав, сможет избавиться от бремени в сознании, и значит, сам получит облегчение и нам поможет облегчиться. Поможет очередной раз переступить через страх смерти и подняться для жизни. В предвкушении этого и вас разрешил пустить. Мы, обычно, незнакомцам не открываем. Жизнь, она дороже.

Мы зашли внутрь огорожи. Небольшие домики. Все чисто, аккуратно и почти нормально на вид. Бегали дети, женщины готовили еду, куры клевали зерно. Я-то ожидала какого-нибудь ужаса, но нет, все обычно, по-людски. Нас попотчевали, разместили в небольшом помещении и дали помыться.

Женщина, кормившая нас, с придыханием сказала:

– Вечером учитель будет читать стихи и говорить слова истины. Вам понравится, вот увидите.

Я ждала с нетерпением. И вот мы пришли на место собрания.

На небольшом возвышении стоял мужчина средних лет. Сразу видно – учитель. Лицо отражало крайнее возбуждение, которое, как сказал один из селян, бывает у него при очередном озарении.

– Дети мои, ученики мои. Озарение опять посетило меня и подтвердило правильный ход наших мыслей. Мыслей о том, что жизнь – самая дорогая в мире вещь. Стоит бояться ее потерять. Страх смерти и желание жизни – вот движущая сила всего нашего существования. Страх смерти понуждает нас к действию, и потому так важен. Мы спешим чего-то достичь, пока не умерли. Спешим найти свою любовь и любить, спешим родить детей, построить дом, посадить дерево. Наша страсть – деятельность.

Он сделал паузу и продолжил:

– На нашем уровне, по ту сторону стержня, живут позитивисты. Мы минус – они плюс, как они считают. Они говорят, что не надо думать о смерти, не надо ее бояться, а надо думать о жизни и радоваться ее проявлениям. Они прячут голову в песок. Они тешат себя иллюзиями, их речи – это страх. Страх сказать лишнее, что навлечет беду на их головы. Они трусы, мы храбрецы. Ура нам! Скажем громко: ура живущему в нас страху смерти!

Над толпой разнеслось громогласное ура. Учитель продолжил, углубляя сказанное:

– Страх смерти – единственный первородный страх человека. Мы приобрели этот страх раньше любовного вожделения. Он самый естественный и самый основополагающий. Считаю, что все боятся смерти, просто кто-то отдает этому больше внимании, а кто-то – меньше. Мы не скрываем наших страхов. Те, кто живут здесь, признали это. Мы прямо говорим, что мы боимся смерти, и это помогает нам быть счастливыми каждый миг, который мы живем. Все наши дела определены желанием жить и пониманием, что мы умрем. Многие презирают нас за наши страхи. Но мы знаем, что страх смерти – уникальная возможность для самосовершенствования, позволяющая покончить с ложной позитивностью жизни и приобрести новое подлинное «Я». Мы признаем, что всех нас мучают мысли и тревоги о том, что может случиться и как жить дальше, но осознаем, что вести существование, которое было раньше – нельзя. Ты, богатырь, скажи нам, ты не боишься смерти? – обратился он Котигорошку.

– Ага, – засмущался Котигорошек чрезмерному вниманию к его персоне.

– Вот смотрите. Он молод и глуп, хотя искренен в своих словах. Только мудрые, как мы, живут и движутся вперед, побеждая свои страхи. Один мудрец сказал: «Жизнь – это процесс, посредством которого смерть бросает нам вызов. Смерть является действующей силой, жизнь – это арена действия. И всякий раз на этой арене только двое противников – сам человек и его страх смерти». [5] Дорогие дражайшие, но не дрожащие! У меня родились новые стихи, я выдавил из себя раба смерти и живу. Внимайте, ученики!

И он начал читать монотонным заунывным голосом:

В синих сумерках я подох, вымерз в грязный стоячий пруд,

Отрешённость взрывают вопли, как лопаты могильный грунт.

Не почуяв себя в мире, чуять там лишь, где лишних нет.

Кто заколот в своей постели? Кто злым роком питает обет?

Прорывается в вены желчь – и становится слишком больно…

…на ладони поёт Ничто. Мне тревожно – Она довольна.

Потом прозвучал новый стих.

Всё лучшее странно, все лучшие – странны.

Снимают браслеты судьбы.

Ступнями голыми путь отмеряя прочь от вод Жизни реки,

Ладонью холодною жар принимая

Пульса выжженной чёрной земли.

Стук в дверь поздней ночью.

Из зеркала крик в лицо.

О чём удары сердца моего напомнят мне?

Беснуется в них хищное ничто…

О мёртвых, но способных всё узреть,

И о бессмертных, что не дают простых советов,

О том, что подлинного в мире людском нет

…безумие – на всё один ответ…

О тех, кто сгнил при жизни, но продолжил жить,

О тех, кто мир людской отринул, сквозь пустоту пройдя,

О тех, кто взглядом выжигал слова и по чьей воле

Темнела, кровью набухая, Харонова ладья…

(Приведены стихи Ричи Реллик (Раху Кету))

Люди в удивлении раскрыли рты, и на их лицах отразилось понимание дивного величия учителя.

Когда собрание закончилось, мы робко подошли к такому умному учителю и робко поинтересовались, не видел ли он другого учителя с принцессой, и если видел, то куда они пошли дальше?

– Не хочу даже говорить об этом проходимце. Он считает это истиной, а на самом деле учит заведомой лжи – учит тому, что жизнь есть любовь. Недоумок. Его заблуждения просто смешны и научно несостоятельны. Я пытался ему это объяснить. Я имел с ним беседу. Он внимал мне, но не внял. Что скажешь? Недалёкость – бич многих. «Рожденный ползать, летать не может!». [6]

Учитель обиженно поджал губы и снизошел до ответа на следующий вопрос.

– Куда он ее потащил дальше? Да, думаю, на следующий уровень, то бишь на второй уровень нашего мира – плотский. Может, по пути еще куда заглянут.

– Что? – вырвалось у меня. – Он будет ее совращать?

– Да зачем сразу совращать. Если он потащит ее сначала в минуса, то есть налево, то да, она может увидеть некоторые неполезные для нежной девушки вещи, но он все же учитель, а не совратитель. А любой учитель нашего мира, какими бы заблуждениями ни обладал, имеет главную цель – научить и оставить после себя школу. Учить, учить и еще раз учить – вот смысл жизни. А люди должны учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал им великий гуру.

Вид у учителя был очень поучающий. Я прониклась и решалась задать вопрос:

– А как же вы проповедуете только свою истину, критикуете позитивистов слегка, а не говорите: ищите, думайте, приходите к решению, живите своими мозгами?

Учитель не обиделся, а расхохотался.

– Умная, значит? Так вот, не умничай больно. Иди себе дальше. Вырастешь – поймешь. Большинство не только не умеет, но и не хочет думать, искать, понимать, разбираться. Все, кто пришел ко мне, дрожали от страха за свою ничтожную жизнь. Боялись заболеть, утонуть, сгореть во время пожара, упасть с коня, да мало ли чего боялись. Я уговорил их жить нормально, сказал нужные слова, постоянно ободрял и продолжаю ободрять, читаю необычные стихи. Они чувствуют мое величие и это все, что им надо. А вы поймете когда-нибудь, что я был прав. Страх смерти – главная движущая сила в развитии человечества. «Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, всё прахом будет». [7] Но вы ведь уверены, что лучше летать, чем, образно говоря, ползать. И все знают, что жить вредно для здоровья. Кто живет – тот умирает, но умереть хочется, как можно позже. Правда ведь? Все интересуются, куда деваются души после смерти. Это обсуждать не будем – это долгий разговор. С этими душами так непросто. Поэтому идите себе, дети, дальше, раз не хотите у меня учиться.

Мы и пошли, ветром гонимы. А у меня, как и после посещения первого учителя, в душе царило невероятное смятение. Каждый из них был в чем-то прав, но в то же время не совсем, всё вызывало сомнения, а хотелось от учителя услышать Истину. Истину в последней инстанции. Может быть, свою истину. И постичь ее. Про себя хихикнула: «Индивидуальная истина, это интересно. А может, истина для каждого своя?». Хотелось с кем-то поговорить об этом, поэтому, за неимением другого собеседника, поделилась мыслями с Котигорошком. Он почесал затылок и ответил:

– А зачем тебе истина? Ее в карман не положишь, ею не наешься. Ты еще про мудрость поговори, что она такое. Тоже интересно. Мне вот в голову пришли слова. Откуда, право слово, не знаю, чудные какие-то:

Безумство храбрых – вот мудрость жизни!

Безумству храбрых поём мы песню! [8]

– А мы ведь с тобой храбрые. Я совсем без ума, значит, безумные. Выходит, мы с тобой имеем мудрость жизни. Здорово, правда?

И он запел свою песню: «Мы идем и поем: там, там, там. Мы идем и поем: там, там, там».

Я заткнула уши и побрела за ним следом, но вдруг Котигорошек споткнулся, толкнул меня, странно посмотрел и произнес:

А вы на земле проживете,

Как черви слепые живут:

Ни сказок про вас не расскажут,

Ни песен про вас не споют! [9]

– Ой, что это мне в голову пришло? – удивился он сам себе. – Не иначе откровения сами собой меня посещать начали, когда я не думаю. Прав был учитель, точно прав, думать вредно. Может, это не о нас. Я не хочу, как черви, хочу героически. Хочу, чтобы о нас сказки рассказывали.

– Расскажут, Котя, обязательно расскажут, – успокоила я его.

И почему в этом мире в голову лезут такие странные мысли: то об истине, то о мудрости, то о том, как правильно жить. Почему?