Читать книгу Вольные хлеба - Светлана Гершанова - Страница 31

Часть II
Снова Москва
9. Грипп под Новый год

Оглавление

Когда я умудрилась заболеть?

В первый день была небольшая температура, но все остальные прелести гриппа – налицо. Я боролась, пила какие-то таблетки без разбора. Назавтра пришла врач, пожилая женщина.

– Лежи, девочка. Грипп – это серьёзно. Ты почему такая худая? Питаешься-то нормально?

– В войну и после войны была дистрофия, до самого конца института. А сейчас нормально, конечно, смотрите – холодильник у меня, и борщ в холодильнике. Я поправлюсь до Нового года?

– Удивительно. Сколько езжу в это общежитие, холодильник вижу впервые, да ещё с борщом! А до Нового года я не советую выходить. У гриппа самое обычное осложнение – воспаление лёгких. На день выйдешь, потом месяц пролежишь. Так. Молоко с мёдом на ночь, всё время пить тёплое. Я приду через пару дней.

– Спасибо…

Шота принёс и мёд, и молоко. Выпросил термос у кого-то из ребят.

– Не подходи ко мне, ты заболеешь, у меня же грипп!

– А ты будешь ухаживать за мной? Тогда я нарочно заболею!

– Уходи, очень тебя прошу!

И Неля пришла.

– Что тебе поесть принести?

– Есть ничего не могу, температура высокая. Под Новый год, нарочно не придумаешь! Шота термос принёс, вот, пью потихоньку.

– А у тебя ёлка, надо же! Ну, ты даёшь, прямо как дома – холодильник, скатерть крахмальная, и ёлка!

– Так это и есть мой дом на два года.

– Тебе Нина Аверьяновна просила записку передать.

– Положи на стол, не подходи ко мне. Ты что, тоже хочешь заболеть под Новый год?

– Ладно, выздоравливай!

Нина Аверьяновна писала, что звонил директор фильма, просил передать мне телефон, чтобы я позвонила в любое время дня или ночи. И что будет ждать меня в субботу в Архангельском в десять утра.

Первое побуждение – ехать, хотя температура была тридцать девять и шесть. Меня остановила не температура, остановило зеркало.


Закуталась и пошла звонить.

– Я его сосед по комнате, очень приятно. Он уехал в Москву. Конечно, передам, выздоравливайте!

Лежала и думала – только передали бы ему, что я не могу приехать, только бы он не бродил там, у себя в санатории.

Но как нахлынуло всё! Я побежала звонить, как только отошла немного. Автомат работал внизу, в вестибюле. Входная дверь всё время открывалась, и волна холодного воздуха пронизывала меня насквозь. Я звонила, когда не было восьми, я так боялась не застать его! Но он ещё спал, оказывается.

– Здравствуй!

– А, это ты. Привет!

– Тебе передали, что я больна и не могу приехать?

– Передали, в два часа. А до двух я ходил, как болван, вокруг музея с десяти утра.

– Ну, ты подумай! Я же просила…

– Он не виноват, я побежал к музею прямо с поезда, в комнату не заходил. Значит, ты не захотела меня видеть.

– Что за глупости! Я приеду к тебе послезавтра, хочешь?

– Нет, я решил уехать раньше.

– Когда?

– Сегодня, если успею. Иди, ты опоздаешь на занятия.

– Какие занятия, я говорю-говорю тебе, что больна, я вышла только позвонить!

– Ты до сих пор больна? Откуда ты звонишь?

– Из автомата в вестибюле, и здесь очень холодно, между прочим, а ты говоришь, Бог знает что!

– Не стой на холоде, ты с ума сошла! Иди скорей к себе, и выздоравливай. Я уеду на несколько дней, а вернусь, и приду к тебе, слышишь?

– Слышу, слышу… Я буду ждать!


Я почти выздоровела за два дня до Нового года. Температура упала, и я захотела есть. Шота жарил мне на общей кухне картошку с колбасой.

Я написала триптих про этот грипп под Новый год, но в сборники включала только среднюю часть, когда температура была тридцать девять и шесть.

День первый, 38,2

Я Гулливер.

Я связанный колосс!

Какой-то вирус, смех, какая малость,

Но все дела мне отложить пришлось,

Стоит работа, встреча поломалась!


Лежу, и злюсь —

Ну, вот, под Новый год,

Из серии, что не придумать хуже,

Какой-то вирус, крошечный народ,

Связал тебя и ждёт себе на ужин.


Я царь природы!

Громкие слова…

Я не тиран, к тому же я – царица!

Но им плевать на все мои права,

До лампочки им всё, как говорится.


И я сдаюсь.

Резерв из-за дверей

Не приведёшь, привязанный к постели.

Ну, ешьте, ешьте, только поскорей!

Я не могу валяться по неделе.


День второй. 39,6

Я город на семи ветрах

За тридевять земель.

И сердце мне сжимает страх,

Неведомый досель —


Окружены двенадцать врат

Осадою сплошной,

Костры,

костры,

Костры горят

Под каждою стеной.


И лишь, открытый всем ветрам,

Всех приютить спеша,

Горит свечой высокий храм

По имени Душа.


Я нападенья не ждала

Средь мирных дней и дел,

Не заготовлена смола,

Ни ядер и ни стрел.


А враг уже ползёт со стен,

Идёт, неудержим,

По голубым протокам вен,

По перепутьям жил,


Мой город!

Он уже ничей —

В обломках и пыли

Уже от вражеских мечей

Защитники легли,


И рвётся враг по их телам,

Всё на пути круша,

В высокий, беззащитный храм

По имени Душа.


Гони же белого коня,

Забудь свои дела,

Чтоб я тревогу и любовь

В твоих глазах прочла,


Ладонь на лоб мне положи —

Он весь горит в огне!

Чтоб было для чего

За жизнь

Ещё держаться мне.


День восьмой. 36,8

Я человек! Я есть хочу,

И я ходить могу,

Но только моему врачу

Об этом – ни гу-гу!


А с полотенцем навесу,

Под взглядами томясь,

На кухне жарит колбасу

Один грузинский князь,


И я, словно голодный зверь,

Инстинкта не таю,

И этот запах через дверь

Волнует кровь мою!


Ура друзьям!

Привет делам!

Легко мне и смешно,

Лекарств предновогодний хлам

Я выброшу в окно!


Я протанцую до утра,

Не вспомню про постель!

…Я город на семи ветрах

За тридевять земель.


Вольные хлеба

Подняться наверх