Читать книгу Выбор. Путь исцеления - Светлана Крутская - Страница 7

С утра врачи решили подождать три дня и наблюдать за моим самочувствием, прежде чем резать. Каждый человек – игрок, быстро повышающий ставки. Не зная статуса новообразования и размышляя о жизни и смерти, я была готова отдать за возможность топтать эту землю и дальше очень многое. И меня ничуть не испугала озвученная докторами возможность провести следующие несколько месяцев с трубкой, выведенной из почки – чтобы снять с неё лишнее давление. Тогда я не понимала, что именно меня ждёт.

Выторговав три дня отдыха до операции, я провела это время дома, с Вадимом. Мы ели, спали, занимались любовью и просто жили только в том дне, который был на календаре. Три чудесных дня. Тему лечения, хирургии и моих перспектив не поднимали, хотя каждый периодически ловил себя в подвисшем, задумчивом состоянии. Это была не грусть, не горечь. Наверное, это был страх перед неизвестностью, которую мы редко воспринимаем всерьёз в череде будней.

Обычно нам кажется, что мы управляем жизнью, но в подобных обстоятельствах осознаёшь, что чаще жизнь управляет тобой. Как-то слишком незаметно рутина и порядок становятся важнее твоих желаний и потребностей. И только когда у тебя отобрали «штурвал», за твою безответственность по отношению к себе, ты начинаешь по-настоящему ценить возможность распоряжаться своей жизнью свободно, согласно своей воле. Человек не ценит этот дар, пока его не отберут.

Спустя три дня операция всё-таки состоялась.

Я проснулась в реанимации. Шевелились только глаза, остальное тело ещё не подчинялось. Больше всего я прикладывала усилий, чтобы пошевелить рукой – хотела проверить, будет торчать из спины трубка или удалось обойтись без неё. Минут через пять пальцы начали совершать мелкие движения, кисть чуть двинулась, пришло ощущение, что трубка лежит как раз под моей рукой. Как позже сказала моя врач: операция прошла «вдвойне удачно». Это означало, что мне не только установили внутреннюю «подпорку» под почку в виде стента, но и вывели дренаж наружу, что полностью её обезопасило.

Я была рада, честно. А кто не обрадуется, оказавшись в безопасности?

Пока я лежала в больнице, валяющийся у моей кровати мочеприёмник не производил на меня особого впечатления. Из-за того ли, что в больнице все такие же болезные и с трудом передвигающиеся, или из-за растянувшегося отходняка после наркоза, от того ли, что организм способен запускать скрытые резервы, лишь бы уберечь нас от стресса – но смысл произошедшего дошёл до меня, только когда я стала собираться домой.

Я вдруг поняла, что даже самая удобная одежда в моём гардеробе не предусматривает карманов для литрового мешка с мочой. Что нести его в руке по улице, как в больнице, не только странно, но при сильном морозе ещё и опасно для здоровья. Что даже самые удобные крепления спадают. Что одна рука постоянно занята. Что окружающие кидают в мою стороны наполовину жалостливые, наполовину брезгливые взгляды. Мысля до известия об опухоли категориями масштабными, я вдруг на полном ходу врезалась в малоприятные бытовые вопросы: что соединения трубок подтекают и пахнут; что принять душ и не замочить вывод дренажа из спины – сложно; что спать можно только в одном положении и на расстоянии от края кровати, которое определяется длиной трубки.

При выписке мне, улыбаясь, сказали: «Живите своей обычной повседневной жизнью». Дома эта фраза начала казаться мне злой шуткой.

И я, как любой другой человек, повысила ставки.

Мне хотелось не только жить, но жить хотя бы в относительном комфорте. Когда говорят, что жизнь – это главное, не врут. Не врут, но недоговаривают. Качество жизни играет решающую роль в том, насколько пламенно вы жаждете этой жизни. В будущее принято смотреть со светлыми чувствами, с мыслями, полными радужных перспектив. Вы уверены, что дальше будет точно лучше, проблемы решатся, зарплата повысится, муж наконец-то перестанет ворчать. А с какими чувствами вы будете смотреть в своё будущее, если вам сказать, что остаток жизни вы проведёте в инвалидном кресле, например? Признайтесь честно: вы чувствуете разницу, и очень, очень большую.

Моё детство прошло в курортном посёлке. Профиль лечения в местном санатории был направлен на решение тяжёлых проблем опорно-двигательного аппарата. И для меня стало нормой встречаться в парке с группами людей, передвигающихся на инвалидных колясках, видеть, как на дискотеке танцуют не только ногами, но и колёсами. Кто-то был прикован к креслу с детства из-за ДЦП, кто-то оказался в нём из-за травмы во взрослом возрасте. Я видела разные степени подвижности и самостоятельности.

Но вот чего я не видела, так это несчастных, удручённых обстоятельствами людей. Крутились бурные романы, организовывалась самодеятельность, с детьми мы гоняли на колясках наперегонки. И всё это в суровых условиях российской реальности, где для людей с инвалидностью не приспособлено ровным счётом ничего. Абсолютно. Если вы не столичный житель, то вы вряд ли найдёте пандусы в подъездах. Их изредка устанавливают в учебных или медицинских учреждениях, где они служат скорее для проформы, ведь на них проще осуществить акт самоубийства, чем комфортный спуск. В общем, я точно знала: счастливая жизнь есть, даже если телесные и бытовые вопросы стали жёстким потрясением, от которого трещат и рушатся все привычные формы, зацементировавшиеся в мозге, а мир при каждом телодвижении поворачивается к тебе не самой приятной стороной. Оставалось самое трудное – применить это теоретическое знание на практике.

Вадим, мой милый Вадим, видя, в каком подавленном состоянии я пребываю, как быстро утекает из меня уверенность в своей привлекательности, в какую паранойю превращается моя любовь к чистоте, как опускаются мои плечи, когда я поправляю мешок, принялся перестраивать быт. Спокойно и деятельно. Появились крепления для контейнера в ванной и у кровати, новое кресло, которое не давит на спину. Он подобрал трубки и соединения, которые не текут. Когда он ухаживал за моей новой системой дренажа, менял мешки, мне хотелось рыдать в голос и разорвать на тысячи клочков эту несправедливую реальность, но я всеми силами старалась сохранять внешнее спокойствие. В моих рядах был только один предатель – своевольный кусочек солёной влаги незаметно срывался с ресниц.

***

Прошла неделя, как я, бессознательно стыдясь новой себя, жила с трубкой и мочеприёмником. Основная операция предстояла через два-три месяца – делать сразу категорически запрещалось, и за это время мне требовалось пройти сложное медикаментозное лечение.

Вынужденная скованность в движениях заставляет больше думать и разбираться в себе. Я прокручивала возможные варианты развития уже прошедших событий, пыталась понять, когда в моей жизни появились симптомы, по которым можно было догадаться о развитии опухоли. Хотела выяснить, могла ли я избежать этой болезни. Долго размышляла и приходила к удручающему выводу, что я формата десятилетней давности, когда эта зараза только зарождалась в моём теле, не могла её избежать. У меня было недостаточно опыта, напрочь отсутствовало умение отстаивать свои границы. Мне не хватало знаний, не было привычки прислушиваться к себе, осознавать самоценность. Признаюсь: нет у меня этого и сейчас. Единственная разница состоит в том, что сейчас я хотя бы это понимаю.

Самый лучший подарок, который может сделать себе человек, столкнувшись лицом к лицу с тяжёлым заболеванием или оказавшись в любой другой сложной ситуации, – стараться максимально сохранять душевное равновесие. Я специально не пишу «спокойствие». Если в подобных обстоятельствах вы сохраняете спокойствие, то с вами явно что-то не так. Волноваться, беспокоиться, страшиться, гневаться, жалеть себя – нормально. Это здоровые эмоции, то, что делает человека живым. А вот душевное равновесие – это качество иного порядка. Под ним я понимаю внутреннюю уверенность в том, что сложившиеся обстоятельства разрешатся наилучшим для вас образом. И не только разрешатся, а раскроют глубину вашей души, подсветят новую грань личности, о которой, быть может, вы и не подозревали.

И даже если итог может быть только один – уход, то душевное равновесие даст вам такую необходимую возможность провести оставшееся время в совершенно новом качестве ощущения жизни. Воистину не так страшно умереть, как не жить.

Живу.

Я – человек-структура, а потому попробую проанализировать, из чего же состоит моё совершенно абстрактное душевное равновесие.

Во-первых, из осознания, что все мои чувства имеют право быть, имеют право проживаться и выражаться. Да, мне плевать, что я плачу на людях, что рассеяна, отвечаю невпопад, нарушаю договорённости, задаю странные вопросы, а иногда забываю кому-то ответить. И это не попытка вызвать жалость, увильнуть от работы или давно искомый «уважительный предлог» нахамить кому-то. Просто сейчас так. Сейчас не может быть по-другому.

В один из дней, когда вроде бы отпала необходимость быстро принимать решения, от которых зависит моё здоровье и даже жизнь, бежать к очередному врачу или на очередную операцию, я провожала Вадима на работу. Всё было хорошо, но мне остро захотелось сесть и поплакать. Пожалеть себя, признать всю ту усталость, которая накопилась, всё напряжение. Он подошёл и спросил: